Kitabı oku: «Планетарное человечество: на краю пропасти», sayfa 4

Проблемы и понятия

Проблемы, порождаемые глобализацией или непосредственно связанные с нею, именуются глобальными, если они сохраняют свою актуальность относительно всего человечества. Важнейшие из них упоминались выше, а теперь станут предметом нашего внимания с целью выявления их сущности и влияния на реальную жизнь людей в контексте новейших тенденций мирового развития. Обратимся в этой связи также к важнейшим понятиям, которые наиболее адекватно отражают современные процессы глобального мира.

Войны

В минувшем веке случились две Мировые войны. Для большего понимания их исторического значения и для приближения к нашей теме можно ввести терминологическое добавление, не меняющее сути дела, но важное для нашего анализа, – обе эти войны можно назвать двумя фазами одной войны – первой глобальной войны в истории человечества. Иными словами, с точки зрения развития глобальных процессов, Вторую мировую войну можно и нужно воспринимать как продолжение Первой мировой войны. В годы, их разделившие, имело место жесткое противостояние на фоне отсутствия военных действий. Однако обе эти фазы активных военных действий по сути были направлены на решение одной и той же задачи – на передел мира силовым путем при одних и тех же основных участниках столкновения и использовании принципиально схожих вооружений, за исключением, появления в конце военных действий реактивной авиации, ракет и ядерного оружия.

Как известно, вторая фаза этой глобальной войны завершилась, двумя ядерными взрывами. Историческую роль этих трагических (особенно для двух японских городов) событий, как нам кажется, в полной мере историки еще не оценили. Жертвы и разрушения первой фазы глобальной войны заставили лидеров ведущих стран искать международные механизмы предотвращения подобных ужасов. В итоге была создана Лига наций, которая, однако, в силу объективных причин не оправдала возлагавшихся на нее надежд. До начала второй фазы глобальной войны оставалось всего лишь двадцать лет. Ее жертвы и разрушения были беспрецедентны. Попытка создать новую международную организацию (ООН), блокирующую возможность развязывания новой глобальной войны на этот раз оказалась более успешной. Тем не менее мир провел немало тревожных лет в ожидании еще новой войны на планете – на этот раз уже ядерной.

Разговоров о ее приближении было немало. Более того, было несколько опасных ситуаций, реально грозивших Армагеддоном. Но – обошлось. Прошло уже 70 лет, в течение которых случилось великое множество локальных и региональных войн, но ни одна из них, по счастью, не переросла в глобальную. Можно ли однозначно связывать это с наличием ядерного оружия? На сей счет сказано и написано немало, но существует ли детальный системно-исторический анализ, вскрывающий подлинные причины глобального мира на протяжении семи десятилетий? Продлится ли эта инерция сама собой и далее? Или потребует немалых усилий от руководителей наиболее крупных стран? Вместе с крахом Советского Союза почти пропал и популярный некогда термин «борьба за мир». Но исчезновение этого слогана (при всем понимании его тогдашней фальши) вовсе не означает, что сама борьба за мирное сосуществование человечества ушла в прошлое.

А ведь можно поставить вопрос и шире: нет ли глубинной связи между развитием оружия и процессами объединения человечества? В этом плане имеет смысл заново оценить хотя бы последние полтысячелетия, может быть, чуть больше – от момента изобретения пороха. Как соотносились этапы развития оружия и технологии войн с процессами расширения и падения государств и империй (разумеется, вкупе с социально-политическим, экономическим и этническим анализом)? Современные специалисты по оружию шестого или седьмого поколения достаточно ли ясно связывают технологические успехи оружейников со сложными мотивами глобализации? С достаточным ли вниманием мировая общественность на это смотрит? Умеем ли мы связывать достижения фундаментальных и прикладных наук с изобретательским зудом (если называть вещи своими именами) по созданию все более эффективного смертоносного оружия. Что греха таить, ведь многие политические и военные лидеры еще не освободились от воинственной риторики, связанной с накачкой военной мощи и технологическими прорывами в этой области. В явных и тайных лабораториях мира работа в этом направлении продолжается, а где-то и вовсе кипит (…). Но здесь нарастает очевидное противоречие. Ведь ныне можно постулировать одну, по крайне мере, очевидную истину относительно грядущих столетий – будущему объединенному и процветающему человечеству (воспримем это пока как идеальный образ, почти как мечту) явно не понадобится оружие массового уничтожения своих собратьев на планете (о будущем оружии внешне-космического значения, ярко и изобретательно показываемом в фантастических фильмах, мы, по понятным причинам, говорить не будем).

Рядом с этим стоит далеко еще не проясненный вопрос об исторических уроках развития и падения империй. Ведь последние большие империи развалились совсем недавно, почти на наших глазах – в начале и середине ХХ в. А если империей называть СССР (что логически вполне допустимо), то речь пойдет о конце ХХ в., то есть об очень недавних событиях. Как бы там ни было, но историческая энергия империй, определенные их достижения (особенно в части распространения на обширные пространства культуры, науки и объединяющего языка метрополий) далеко еще не исчезли, они очень ощутимы и в наше время. Мы, жители начала XXI столетия, вправе называть себя детьми империй. Их дух во многом еще движет нами, осознанно и неосознанно. Более того, найдутся такие историки, которые будут утверждать, что не все империи развалились, к тому же на смену многим исчезнувшим империям пришли империи нового качества и стиля, объединяющие большие пространства не только военной силой, но и с помощью так называемой «мягкой силы»: посредством экономических, идеологических и религиозных скреп.

В этом смысле нового критического анализа заслуживает широко распространенный и как будто не теряющий актуальности термин империализм, давно уже, казалось бы, разоблаченный и отринутый. Но нет, его широко используют в политической риторике и публицистике. Вот почему это явление нужно продолжать изучать, но уже по-новому, с детальным учетом финансово-экономических, этно-конфессиональных, этических, культурных и экологических характеристик. Важно подчеркнуть следующее: традиции, несущие явный имперский оттенок, не вправе считаться сугубо отрицательным явлением, поскольку некоторые из них несут в себе в скрытом виде семена будущей глобализации. При этом, разумеется, не следует забывать, что «каинов дух» империи (как эгоистически выстроенного града земного) осуждал в свое время еще Блаженный Августин.

Геополитика

Прежнюю геополитику – с ее упором на динамику государств, на их пространственное расширение и их военную экспансию, на «дыхание» их границ, на «гидравлику» сил на суше и на морях – нередко определяли уже в конце ХХ столетия как науку устаревшую (хотя ей нет и полутора сотен лет). Однако стремительные темпы глобализации способны пробудить геополитику из ее забвения, инициируя в этой области совершенно новые подходы. Если старая геополитика ориентировалась по большей части на экстенсивные процессы и величины, то геополитика в эпоху глобальной взаимозависимости оказывается ориентированной на социоприродные процессы – локальные, региональные и глобальные – в их тесной взаимосвязи.

В этом своем новом качестве геополитика, опираясь на ряд своих прежних наработок и закономерностей, попытается оценить динамику государственных образований в совершенно новых условиях. Ее главной задачей становится сосредоточение внимания на интенсивных общественных процессах. В этой связи онауже в обозримой перспективе очевидным образом соприкоснется с макроэкономикой и сопутствующими дисциплинами в деле изучения динамики мировых рынков, взаимодействия и конкуренции транснациональных корпораций, характеристик мировой финансовой системы и даже особенностей светской и конфессиональной культуры в различных регионах мира.

Антропополитика

Под действительной геополитикой (в описанном выше смысле) можно понимать некую реальность взаимодействия и борьбы политических, военных и культурно-исторических сил, некое подвижное равновесие при столкновении интересов больших масс – государств, цивилизаций, континентов. Взаимодействие это происходит в двух измерениях: первое и основное – в географической горизонтали, буквально на землях и морях, второе – в некоем культурном пространстве, в условной духовной вертикали. Это разделение на самом деле весьма условно, однако оно неожиданно срабатывает, когда мы пытаемся оценивать и сравнивать яркость, влияние и значимость крупных исторических фигур. Фактически мы можем говорить здесь о двух человеческих лагерях, о двух множествах, граница между которыми хорошо ощущается, хотя и не является непроницаемой.

Горизонтальный фронт событий в истории уместно связать с такими лидерами, как Александр Великий, Траян, Аттила, Чингисхан, Тамерлан, Сулейман Великолепный, Наполеон Бонапарт, Бисмарк, Сталин, Гитлер… Вертикаль духа призывает нас вспомнить совершенно других людей. И в этом смысле уже можно говорить об особом векторе в истории и культуре – об антропополитике. Этот неологизм поможет нам задуматься о круге истинно человеческих проблем – о свободе и творческом развитии личности, о бережном отношении к историческим и культурным традициям, о межцерковных контактах, о демократии и открытом обществе, о свободной экономике и необходимости инноваций. Яркие исторические имена из этой сферы по-своему очевидны. Назовем некоторых – Конфуций, Сократ, Аристотель, Святой Августин, Ибн Сина, Данте, Галилей, Эразм, Рабле, Шекспир, Спиноза, Франклин, Адам Смит, Гете, Пушкин, Альберт Швейцер, папа Иоанн-Павел II…

Глубоко осмысленная и здраво проводимая антропополитика призвана помочь нам грамотно подходить к таким трудным проблемам, как столкновение цивилизаций, военные и политические споры, как становление единой мировой культуры.

Геокультура

Существует определенная связь между понятием «массовая культура» и реальностью мировой культуры, складывающейся в ходе развития глобальных процессов, преодолевающей национальные и языковые границы и барьеры, формирующей новые культурные стандарты и принципы. Здесь многое предсказуемо, но неизбежны и неожиданности, к которым следует готовиться заранее. Планетарная культура – это не просто сложная и пестрая карта традиций и новаций, это еще и величайшее достижение долгой и нелегкой истории людей. Вот почему имеет смысл ввести рядом с понятием «геополитика» еще один новый научный термин «геокультура», который более точно, чем термин «мировая культура» передает смысл трансформации культуры под влиянием глобализации. Вполне понятно, что в круг интересов геокультуры попадут важнейшие вопросы сохранения цветущего разнообразия в трудно, но неизбежно возникающем глобальном культурном единстве. В рамках нового единства безусловно продолжится культурная конкуренция (в аспекте образования и просвещения, в областях литературы и журналистики, живописи и музыки, театра и кино), включая борьбу наиболее распространенных национальных языков за высшие места в мировой табели о рангах.

Глобальная экология

Начало нынешнему этапу рассуждений о конечности человечества (о конце истории в связи природными, биосферными факторами) было положено в 60–70-е гг. прошлого столетия, когда к обсуждению военных опасностей добавились зримо ощутимые глобально-экологические барьеры и тупики, впервые остро сформулированные и ярко описанные в трудах Римского клуба (доклад «Пределы роста» и последующие). Тогда же заявили о себе и по-новому обострившиеся проблемы антропологического характера: падение общей культуры, заметное нарастание иррациональных компонентов в общественной психологии, возрождение фундаменталистских религиозных доктрин и т. п. Но в первую очередь внимание ученых с тех пор направлено на биосферу планеты, на устойчивость различных биоценозов, поскольку процессы саморегуляции биосферы оказались под сильным антропогенным воздействием и, как следствие, биоразнообразие планеты стало необратимо уменьшаться. Достаточно припомнить, что за последние 40 лет число диких животных на планете сократилось вдвое, а ныне этот процесс идет с убыстрением. Количество людей за тот же период выросло более чем вдвое. (Кто кого вытесняет? – этот вопрос касается так называемой войны человека с биосферой).

Разумеется, нужно адекватно смотреть и на состояние прочих сред (литосфера, гидросфера, атмосфера), на расползание мегаполисов, на проблемы энергетики, на загрязнение воздушной среды и мирового океана. Не теряет остроты проблема глобального потепления на Земле, а такой, казалось бы, далекий от реальной жизни вопрос, как загрязнение ближнего космоса, создает угрозу безопасного использования околоземного пространства. Речь идет, в частности, о проблеме космического мусора: ныне на орбите более 17 тысяч спутников, из которых работает примерно тысяча, остальное – мусор.

Этносы, расы и нации, национализм

Говоря об этнических, расовых и культурных различиях землян, мы обязаны исповедовать все тот же принцип, что и в области мировой культуры: единство в многообразии и цветущее богатство в системной целостности. Расовым и националистическим теориям совсем немного лет, многие из них исходили из ложных, а порою из античеловеческих идей и положений. Вот почему здесь необходимы новые глубокие исследования, но твердо стоящие на принципах гуманизма и широко использующие новые технологии и новейшие достижения наук (истории, этнографии, генетики, археологии, этнологии) и системных методологий.

Религии, конфессии, «просвещенный атеизм»

Ныне, в начале XXI в., человечество в аспектах уровня и глубины религиозности заметно отличается от того, каким оно было, скажем, в середине прошлого столетия. Общая религиозность заметно возросла. После двух веков успешного наступления науки и светского просвещения для многих это явилось неожиданностью. На самом деле это вполне естественное следствие, связанное с большими историческими ритмами и вытекающее из общей природы человека. Это можно выразить и такими словами: после господства рационального мышления (не столь уж долгого – примерно с середины XVIII в. по конец XX в.) наступила эпоха вполне ощутимого кризиса рационализма и нарастания интуитивного и глубинно-иррационального отношения человека к миру и к самому себе (что обычно называют чувством веры). Это объективные волны в области духа и духовности, и напрямую с успехами наук они не связаны. Более того, сейчас сама наука (в наиболее продвинутых областях – космологии, космической антропологии, генетике, теории вероятностей, квантовой физике) отваживается на поиски оснований мира и его эволюции за пределами традиционной материальности. В научных журналах и книгах последних лет вполне здраво и в традициях научного дискурса ставится вопрос о «разумном замысле мира», о «целях» эволюционного развития, о вероятностных основаниях самопроизвольного развития сложных систем. В этом смысле наука очевидным образом сближается с некоторыми направлениями «богословской диалектики». Одним из ярких примеров подобного сближения служит творчество уже упомянутого выше крупного антрополога и философа ХХ в., убежденного христианина и даже члена общества Иисуса Пьера Тейяра де Шардена. Не избегали религиозных мотивов при обсуждении устройства мира Иван Павлов, Альберт Эйнштейн, Мари Гелл-Манн и другие большие ученые. В наши дни серьезный интерес естествоиспытателей к глубинам религиозной проблематики продолжает нарастать.

Таким образом, подъем «новой религиозности» (по своим причинам в исламе, по своим в христианстве) не только не удивителен, он в достаточной мере предсказуем. В этом плане несколько по-новому надо смотреть на такое уже вполне знакомое явление, как свободное мышление образованных людей, не связанное с какими-либо церковными догмами. Понятно, что это не официозный, насаждавшийся в СССР, «научный атеизм», который, несмотря на пышное название, был собранием довольно примитивных агиток и своеобразных «коммунистических догм» (типа «воинствующего материализма»). Нет, речь идет о том, что высокообразованный человек может проявлять интерес к духовным запросам, способен придерживаться норм высокой нравственности и морали вне каких-либо церковных институтов, вне каких-либо религий и конфессий. Вполне уместно назвать это явление «высоким атеизмом». Отряд такого рода людей в науке и культуре впечатляюще велик, и он тоже нарастает. По известным причинам ныне публично объявлять себя атеистом «не модно», однако таких людей много, и мы отлично это понимаем. В современном обществе идут противоречивые процессы: вчерашние атеисты вовлекаются в лоно церкви, вчерашние «верующие» становятся откровенными вольнодумцами. В сущности, это нормальный процесс. Здесь важна мягкая и благоразумная политика церквей, представляющих основные мировые религии. Разумный и толерантный диалог различных церквей между собою, равно как их общий разговор с экуменистами и вольнодумцами («высокими атеистами») – непременное условие здоровой в духовном отношении глобализации, без фанатизма, фундаментализма и крайностей.

Планетарный уровень, интернационализм, космополитизм

Объединение человечества в масштабе планеты невозможно без того, чтобы вдохнуть новый смысл и новое содержание в хорошо знакомые старые понятия, настолько хорошо, что они уже кажутся обветшалыми и даже замученными беззастенчивой пропагандой прошлого столетия – интернационализм и космополитизм.

Взаимодействие наций и народностей в огромном плавильном котле, каковым может оказаться глобальная цивилизация, – это гигантская многоуровневая проблема со множеством обратных связей. Постепенно и, вместе с тем, под влиянием глобализации будут все более неумолимо стираться границы, включая и территориальные. Вырастут миграционные потоки. Большие страны и нации еще смогут в той или иной степени удерживать свои ядра культурной и национальной самости. А вот малым нациям сделать это будет практически невозможно, что поставит их под угрозу реального исчезновения, и это уже теперь делает весьма актуальной задачу – сбережения культурного и биологического генофонда.

Не приходится сомневаться, что новым смыслом будут наполняться выражения, которые сегодня звучат сколь пафосно, столь и беспредметно, – «гражданин планеты», «глобальное гражданское общество», «мировое общественное мнение». Впрочем, это проблемы если и не сегодняшнего дня, то и не столь уж отдаленной перспективы. Однако сегодня есть вопросы и поострее.

Методология

К глобализации и связанным с нею процессам следует подходить как к сверхсложному динамическому объекту – во всеоружии современной методологии, свободной от ограничений и догм предыдущих эпох.

В этой связи необходимо затронуть вопрос о принципиальной неполноте материализма, традиционно-стихийной основы естественных наук за последние столетия, – во всех его вариантах (стихийный, вульгарный, воинственный, экономический и даже диалектический). Сверхсложные задачи современности невозможно решать в этой традиционной парадигме. Разделение вещей и проблем на две категории – материальное и идеальное – в плане научной методологии бесперспективно. Как выразился в свое время Норберт Винер, обсуждая в своей «Кибернетике» бытийный статус мыслящих машин, противопоставление материального идеальному давно пора сдать на склад плохо сформулированных проблем.

Что касается материализма как философского понятия, то мало сказать, что это понятие сложилось в лоне европейской культуры. Есть еще один аспект, сколь неожиданный, столь и забавный. Этимологически понятие материи в пространстве латинского языка и выросшего на его основе языка европейской науки восходит к понятию мать (mater), философски расширенному до уровня природы как матери всего сущего. Таким образом, в понятие материи изначально проник биологический смысл.

Нет особого повода удивляться, что наивное очеловечивание природы привело древних мыслителей, многократно наблюдающих процесс рождения человека, к понятию матери-природы как исходного порождающего начала. В культурах, предшествующих Неолиту, у людей еще не было понимания причинной связи между рождением ребенка и соитием мужчины и женщины. Женщина рожает ребенка столь же естественно, как мать-природа рождает травы, деревья, мух, птиц и все остальное. Но постепенно простой жизненный опыт (особенно в период приручения животных) стал доказывать, что женщина не способна породить дитя без оплодотворяющего импульса. Возникла новая конструкция: самке для производства потомства необходим самец, природному же началу необходим импульс. В качестве такого импульса и стал выступать дух, поначалу воспринимаемый достаточно смутно и под разными именами.

Мыслители той поры постепенно научились понимать начало мира как взаимодействие духа с материей. Библейское непорочное зачатие с этой точки зрения многие тысячелетия спустя предстало совершенно естественным делом. Последующие века развивали и уточняли эту формулу, превращая ее в довольно изысканные учения. Разрыв случился лишь в последние столетия. В разгар Нового времени появилась плеяда философов-бунтарей, смертельно уязвленных на уровне подсознания чем-то вроде Эдипова комплекса. Они, горячо, почти интимно влюбленные в благодатную природу, отодвинули в сторону идею духа, более того, они начали воевать с понятием духа так, как мог бы сам Эдип сражаться со своим отцом – в схватке за обладание матерью. Не случайно философы-материалисты провозгласили вполне претенциозную программу овладения природой (материей) в аспекте полного господства над нею и с целью построения в рамках и пределах этой природы какого-то особого общества процветания и счастья. Какой-либо Дух или Бог воспринимался в этом смысле как нежелательный соперник и конкурент. На самом деле это скорее выглядело как подсознательный образ «счастливого союза Эдипа с завоеванной им Иокастой». Ревность к некой Высшей творческой силе, порождающей мир, могла достигать яростного накала. Это можно отчетливо увидеть у деиста-скептика Вольтера и в еще большей степени у французских материалистов-энциклопедистов XVIII столетия. Надо ли говорить, что подобная философия стала идеей-фикс для воинственных большевиков в России. Нужно ли объяснять их богоборчество, их необоримое стремление строить рай на земле – самыми варварскими методами, наконец, их бесподобную страсть к материи и материализму и необъяснимую ненависть ко всякого рода идеалистам. При этом возвеличивание материи (подсознательно – матери) у этих горе-материалистов не только отличалось иррациональным сдвигом, но и приняло отчетливо квази-религиозный характер, с мотивами поклонения и жертвоприношения (сколько блестящих, утонченно-глубоких мыслителей в коммунистической империи было брошено в тюрьмы и лагеря, сколько было убито). Не случайно философ Алексей Лосев (сам прошедший лагеря), глубоко понимавший иррационально-догматический характер официозной и грубо всем навязываемой философии большевиков, отозвался словами решительными и язвительными: «Материя – паршивый, чахлый, чахоточный бог». Надо ли добавлять, что Демокрит, Эпикур, Спиноза и многие прочие мудрецы были зачислены в отряд сугубых материалистов задним числом.

Все это можно было бы забыть, но современная наука (далеко не только у нас, но и в Европе, и в Америке), как ни странно, методологически и философски во многом живет еще старыми, близкими к стихийному материализму представлениями, неадекватными в пространстве новых задач и новых вызовов. Многие нынешние ученые, физики в особенности, широко употребляя понятие материи вовсе не связывают его с понятием матери. Этимологическая пуповина тут давно перерезана. И вместе с нею исчезает идея порождения. И когда она вдруг всплывает по другим (вроде бы косвенным) причинам, те же физики начинают удивляться: откуда взялась эволюция? Откуда взялся Большой взрыв?

Современный подход, как минимум, должен придерживаться следующего:

Для описания и понимания множества сложных и сверхсложных систем, процессов и проблем нам достаточно (по крайней мере, в первом приближении) использовать сравнительно простую методологическую схему из четырех восходящих и тесно взаимосвязанных элементов-уровней бытия. Таковыми традиционно являются вещество – энергия – информация – дух.

Эту последовательность, многократно отраженную основным массивом научных и философских трудов за последние столетия и даже тысячелетия, имеет смысл представить в виде пирамиды, где широким основанием, своеобразным фундаментом бытия будет являться вещество (нередко, как мы только что говорили, используется синоним – материя), почти целиком заполняющее известное нам пространство – от квантового вакуума и субатомных частиц до дальних галактик и темной материи.

Энергетический этаж сообщает этому фундаменту движение и динамику, информационная надстройка обеспечивает разнообразие, сложность, тонкие структуры и связи мира, а духовная вершина придает всему зданию не только творческую активность, но и высокий человеческий смысл.

При этом крайне важно понимать, что эта пирамида (условно – материальная) методологически может быть перевернута с ног на голову, что неоднократно имело место в философских построениях различных эпох, когда исходным фундаментом бытия выступал дух (ум, сознание, идея). Не менее важно отметить, что пирамида перевернутая (условно – духовная), неоднократно и жестоко раскритикованная материалистами, на самом деле почти никогда не теряла ни познавательной значимости, ни философской основательности. В этом втором случае началом и основой мира действительно выступает дух, который с помощью эманации формирует информационные и вещественно-энергетические структуры. Можно констатировать, что первая пирамида отвечает воззрениям классической науки последних трех-четырех столетий, в то время как пирамида перевернутая скорее соответствует представлениям древних (от Платона до Фомы Аквинского), как, впрочем, и многим мыслителям последующих столетий – Декарту, Гегелю, Гуссерлю, Флоренскому, Хайдеггеру… Но самым важным для нас обстоятельством ныне выступают те новые веяния, которые, словно возрождая древние традиции, все более отчетливо проявляются в передовой науке последних десятилетий, в серьезно наступающий на нас, если так можно выразиться, пострациональный и постматериальный период. Разумеется, дело не сводится к простому возврату к древним традициям идеализма в понимании мира и человека, тем более к торжеству иррационализма или примитивного духовидения. Отнюдь. Речь идет о самобытном, своеобразном и по-новому плодотворном синтезе старого и нового. Мы имеем все основания констатировать, что перед нынешними людьми достаточно стремительно разворачивается качественно новый этап познания мира, с необходимостью объединяющий старинные философские воззрения с самыми новейшими тенденциями науки (квантовой физики в особенности) – в новую, сложную, но интригующую и пробуждающую воображение картину познания.

Самое интересное в этой связи состоит в том, что две описанные выше «пирамиды» уже не вступают в смертельную схватку (как это могло бы случиться – и реально случалось – сто или сто пятьдесят лет назад). Как заметил бы Нильс Бор, они не столько противоречат, сколько дополняют друг друга, рисуя нам образ более сложной и более вдохновляющей реальности. И это была бы справедливая оценка, отвечающая как новому уровню ищущей науки, так и методологической гибкости и глубине новой познавательной философии, которая становится все ближе и ближе к философии человека (когда начинает выполняться завет Сократа о подчинении всех и всяческих натурфилософских поисков исходной важности человека и человеческой глубине).

При этом в любом случае необходимо отметить первостепенную важность переходных слоев от уровня к уровню (в каком бы направлении этот переход не осуществлялся) – вещественно-энергетического (масса – энергия), энергоинформационного (энергия – энтропия – структура), информационно-духовного (информация – сознание, информация – культура, информация – творчество). Эти переходные зоны столь же интересны и потенциально богаты, как и междисциплинарные области познания, где, как уже давно замечено, различные науки вступают в весьма плодотворные контакты.

Понимая вышесказанное, мы все же будем в большей мере придерживаться традиционной методологи (пока еще более привычной для естествознания), а к «пирамиде перевернутой» обращаться по большей части в тех случаях, когда будут обсуждаться сложнейшие вопросы духовного бытия человека, его культуры, его творческих исканий, его страхов и его надежд (и это не столько тактический компромисс, сколько необходимый переход к более сложным познавательным моделям).

Итак, в первом варианте перед нами – традиционная пирамида мироздания (материальная).

Начнем с нижнего этажа, простого и понятного даже с обыденной точки зрения – с вещества: тут речь необходимым образом пойдет о вещественном фундаменте бытия – это окружающие нас близкие и далекие вещи, это квантованные поля, элементарные частицы и атомы, молекулы простые и сложные, жидкости и газы, вода, атмосфера, твердые породы, минералы, почва, органические соединения, камни, травы, деревья, короче говоря, все вещественные составляющие жизни. К этому добавим компоненты, первостепенно важные для экономики – полезные ископаемые и их добычу, руды и металлы, углеводороды и азотистые соединения, синтез новых веществ, добывающую, химическую и обрабатывающую промышленность. При этом нельзя упустить из виду правильного понимания соотношения вещества и поля. Гравитационные, электромагнитные и прочие поля играют в нашей жизни более чем значительную роль. Это стало предельно ясным за последнее столетие, когда бескрайнее море приборов и устройств научилось работать с полями – самым естественным образом. Вот почему для нас оказывается крайне важным принцип единства вещества и поля – с учетом полного взаимопревращения массы и энергии в актах аннигиляции. (Забегая вперед, можно было бы высказать любопытную гипотезу о возможности в ряде процессов полного превращения массы-энергии в информацию и обратно, но следует признать, что в нынешней науке для подобной гипотезы время еще не наступило.)