Kitabı oku: «Архитектурная соляристика», sayfa 11
Но не все архитекторы исповедуют подобный «компенсационный» метод. Так, в конце 1990-х годов по проекту французских архитекторов Лакатона и Вассаля был построен односемейный дом в Cap-Ferret[11-2]. Участок оказался чрезвычайно трудным для строительства. Это дюны, малейшее воздействие на них при строительстве способно привести к серьезным природным нарушениям, в частности, к подвижке земли. Чтобы это не произошло, решено было дом сделать как бы парящим над землей на 12 сваях. А пять сосен буквально растут сквозь здание. (Рис. 11–07).
Были даже сделаны специальные устройства, позволяющие этим соснам свободно раскачиваться при ветре. А подход к дому осуществляется по довольно длинному настилу, своеобразной парящей тропе, опять же ради минимального контакта человека с поверхностью дюны.
Идея «прорастания» деревьев сквозь архитектурное сооружение получила продолжение. В самом конце 20 века в Токио появился трехэтажный жилой дом на 11 квартир, спроектированный архитектором Ш. Баном (Рис. 11–08).
На участке строительства росло 27 больших деревьев. И все они были сохранены. Для этого в здании были предусмотрены специальные просветы, пронизывающие сооружение на всю высоту. Благодаря этому не только остались нетронутыми все деревья, но и архитектура здания приобрела оригинальные черты[11-3]. Это наглядный пример равноправного (и тем самым разумного) сосуществования архитектуры и природы.
Природа не просто покрывает собой архитектурные поверхности. Она начинает постепенно разрушать сооружение, превращая его в руины. Судя по всему у неё существует в этом потребность (Рис. 11–09)
И уловив эти потребности природы архитекторы создают довольно парадоксальный пример умышленного неравноправия во взаимодействии архитектуры и природы, причем в пользу главенства природы. В США был построен торговый центр с весьма нестандартной архитектурой (Рис. 11–10).
Один из фасадов здания похож на руины, которые получаются, когда здание оказывается заброшенным, и природа начинает разрушать сооружение, возвращая себе пространства, ранее отнятые у нее архитектурой. Создается впечатление, что архитекторы этими псевдоруинами как бы обращаются к природе с просьбой о прощении: «Дорогая природа! Мы столько лет уродовали тебя. И теперь мы возвращаем тебе несправедливо отнятое»[11-4]. Это не просто проявление бережного отношения к природе, а переход на другой уровень архитектуры, по сути философский.
Размышления над обликом заброшенных архитектурных объектов наводят и на другие аналогии. Можно заметить, что природа начинает постепенно обволакивать архитектурный объект и всё вокруг него своеобразным зеленым покрывалом. Именно так выглядит в наше время заброшенный рыбацкий поселок в Китае в устье реки Янцзы (Рис. 11–12). Целый ряд архитектурных мутаций последних десятилетий имеет непосредственное отношение к подобным действиям природы. Так, во Франции был построен многоэтажный жилой дом, окруженный со всех четырех сторон непрерывными балконами, сплошь уставленными емкостями с растениями. И хотя дом реально окружен растениями, решение выглядит несколько прямолинейным. Так что назвать его мутацией было бы не совсем правильно.
А вот в построенном в Осака по проекту архитектора Г. Пеше офисе архитектура и природа переплетены так тесно, что границы между ними исчезают. Специальные панели служат одновременно и отделкой фасада и емкостями для растений, к тому же снабженными трубами орошения. (Рис. 11–12). Аналогичная идея, но изложенная несколько иным архитектурно-дизайнерским языком, была предложена японским архитектором К. Кума для реставрации фасада одного из существующих зданий.(Рис. 11–13).
Ячейки из пенополистирола, внешне напоминающие камень, служат одновременно и отделкой фасада, и емкостями для растений. Предусмотрены система полива, водостоки, сбор дождевой воды и вентиляция.
Подобные разработки получили название «вертикальных садов». Особую известность в их создании получил французский дизайнер П. Бланк. Его творениями украшены города многих стран (Рис. 11–14).
Изучив растительность тропических лесов Бланк пришел к выводу, что оказывается существует более двух тысяч растений, которые могут укореняться и жить на скалистых склонах гор, получая минимум влаги, минеральных веществ и освещения. Это привело его к идее создания вертикальных садов на стенах зданий современных городов, используя растения с минимальной корневой системой. Высаженные им сады автоматически получают питательный минеральный раствор для беспочвенного выращивания и воду через специальные трубки и фильтры[11-5].
Подобное слияние архитектуры и природы преследует не только эстетические цели. Как показывают научные исследования, растения охлаждают стены, увеличивают звукопоглощение, дают и другие чисто функциональные выгоды.
В тех случаях, когда архитектура представляет собой сооружение переменной этажности, деревья, получив свободу, начинают «залезать» на различные уровни заброшенного здания (Рис. 11–15). А ведь именно такой композиционный прием применил Хундертвассер в своем знаменитом жилом доме в Вене (Рис. 11–16). Не водил ли невидимо рукой этого талантливого художника еще более талантливый дизайнер по имени Природа?
Очень поучителен для анализа слияния архитектуры и природы проект делового центра в Мериленде, разработанный Э. Амбазом. Для будущего строительства предполагался участок, на котором имелись остатки бывших земляных разработок. Налицо заметные травмы, нанесенные природе человеком. Можно было, разумеется, выровнять поверхность земли и затем возвести на получившейся ровной поверхности какое-то архитектурное сооружение. Но архитектор предложил качественно иное решение (Рис. 11–19).
Оставленные человеком шрамы на лице земли в виде котлованов архитектор превратил в заглубленный атриум, со всех сторон окруженный помещениями различных функций. А затем как бы накрыл все получившееся зеленым покрывалом. Где тут архитектура, а где природа, не сразу поймёшь. Это мутация не только функциональная, но и образная. И конечно же порождает желание спроектировать и другие вариации на данную идею. А это чрезвычайно ценно для произведений в области соляристики.
Тема укутывающего одеяния стала занимать мысли архитекторов. В частности, можно превратить отделку всех строительных поверхностей, включая крышу в газон, становящийся при этом частично вертикальным. Архитектура начинает изменять свой облик.
Но экстерьером архитектура не ограничивается. Есть еще интерьер. Природа и здесь дает подсказки. (Рис. 11–18)
И появились примеры, когда дизайнеры пытаются из живой растительности выполнить буквально всё – и отделку стен и потолка, и даже предметы мебели (Рис. 11–19).
Это, разумеется, всего лишь выставочный экспонат. Не очень понятно, насколько удобно жить в квартире с мебелью из натуральных растений. Однако дизайнерская мысль идет дальше. И вот перед нами реально производимый ковер, который при поливе превращается в небольшой естественный газон (Рис. 11–20). Стремление к природе порождает еще один феномен, который вызывает неоднозначную реакцию. Это попытки копировать природные формы только как собственно формы, без повторения всех сложных физических и биологических процессов, сопровождающих любой растительный организм. На первый взгляд это вызывает отрицательное отношение и критикуется как неправомерная имитация. Но, с другой стороны, органическая архитектура, созданная Ф.-Л. Райтом, разве не имитация? А вся выросшая из неё бионика – это разве не имитация?
Но проблема явно намного сложнее. Природа свои причудливые формы создает не по какой-то прихоти. В каждой ее форме опосредованно (и нами пока не познано как) содержатся результаты сложных функциональных процессов. Поэтому копирование природных форм имеет тот смысл, что мы тем самым копируем какие-то (нами неосознанные пока) функциональные смыслы. Таким положительным примером функционально неосознанного копирования природы можно считать, к примеру, виллу, построенную по проекту архитектора Б. Принса (Рис. 11–21).
Фасады и интерьеры выполнены в мастерском сочетании стиля хай-тек с явными признаками органической архитектуры Райта и его последователей. Но один из фасадов вообще не очень похож на архитектурное сооружение. Это скорее какое-то творение природы. Хотя назвать это маскировкой под природу тоже не совсем правильно. А образцы откровенной маскировки имеются. Таким примером можно считать интерьер аквариума во Флориде архитекторов Хельмута, Обата и Кассабаума (Рис. 11–22).
Все электрические кабели, трубы водоснабжения и другие технические устройства архитекторы спрятали в колонны, имитирующие стволы деревьев. В принципе прием тот же самый, что и в знаменитом Центре Помпиду, где все технические коммуникации не только не спрятаны, а наоборот показаны и даже превращены в архитектурный акцент. Но в этом аквариуме выставленные напоказ технические устройства замаскированы под деревья. Прием, безусловно, мастерский. Но все же это камуфляж, и к проблеме единства архитектуры и природы имеет отношение весьма косвенное. А вот подлинным единением архитектуры и природы стал музей во Франции по проекту архитектора М. Тана (Рис. 11–23)
Такое впечатление, что какой-то сверхчеловек (да простят мне невольный антропоморфизм) вместо того, чтобы строить здание взял своей могучей рукой кусок земной поверхности, приподнял и в образовавшийся просвет вписал все необходимые для музея помещения. На сделанном аэрофотоснимке музей вообще не удается разглядеть. И природа осталась нетронутой (почти) и архитектура появилась.
А природа продолжает подсказывать человеку все новые и новые идеи. Некоторые породы деревьев, выросшие рядом с заброшенными архитектурными сооружениями, обладают такими корнями, что по прочности могут сравниться со строительными конструкциями, создаваемыми человеком. Глядя на один из заброшенных объектов в Камбодже не сразу понимаешь – это части дерева или причудливые творения архитектора (Рис. 11–24)
Не удивительно, что в местностях, где произрастают деревья подобного типа, у жителей давно возникла традиция создавать некоторые сооружения не путем строительства, а с помощью своеобразного выращивания. Именно это происходит в одном из районов Индии (Рис. 11–25).
Материалом для живых мостов служат корни каучуконосного фикуса, корни которого растут наружу. Конечно, подобные мосты не вырастают сами собой. Природа их не творит. Она лишь подсказала человеку идею. Человек услышал эти подсказки. И тактично взаимодействовал с природой в своих интересах, но не вступая в противоречие с интересами природы. Чтобы корни фикуса росли в правильном направлении, местные жители применяют специальные каркасы. И когда корни доходят до противоположного берега, они врастают в землю. Процесс «строительства» моста обычно длится 10–15 лет. А с годами мост становится всё прочнее, поскольку корни деревенеют и становятся похожими на стальные тросы[11-6].
Этим феноменом заинтересовался немецкий архитектор Ф. Людвиг и стал развивать эту идею уже на профессиональном уровне. Свои объекты он называет Baubotanik, а разработанную для их создания технологию Living Plant Constructions[11-7]. Подобная архитектура обладает удивительными свойствами – она сохраняет деревьям жизнь, деревья продолжают расти, поглощать углекислый газ и вырабатывать кислород. Наиболее известное творение Ф. Людвига – «построенный» им в 2012 году Plane-Tree-Cube.
Что это? Экзотическое техническое ухищрение, приспосабливающее природу к нуждам человека? Это архитектура? Дизайн?
Мы – частичка природы. Архитектура и дизайн – часть нашей деятельности. В одних случаях – творческой, в других – не очень. «Мы должны вернуть природе территории, которые человек незаконно использует и над которыми совершает насилие. Все, что лежит под небом, – принадлежит природе. Все, что затронуто лучами солнца всюду, где падает дождь, – это священная природа».
Фриденрайх Хундертвассер
11-1. Мост прямо по реке в Китае. Электронный ресурс. https://eco-turizm.net/8155-most-pryamo-po-reke-v-kitae-neobychnoe-reshenie-dlya-dostizheniya-konsensusa.html .
11-2. L'Architecture d'Aujourd'hui (France), 1999, No.320.
11-3. Sh.Ban. Hanegi Forest. Japan Architect, 1998, No.30, p. 22–29.
11-4. M.Crosbie. Green Architecture. Rockport. 1994.
11-5. P. Blanc. The Vertical Garden. From Nature to the City. 2012.
11-6. «Живые» мосты в Индии. Электронный ресурс. http://loveopium.ru/neobychnoe/zhivye-mosty-v-indii.html.
11-7. Живая Архитектура: Дома Из Растущих Деревьев. Электронный ресурс. http://green-city.su/zhivaya-arxitektura-doma-iz-rastushhix-derevev
Размышление Двенадцатое
Село – это не город-лилипут
Как часто за суетой сиюминутных забот, очень важных и нужных, забываем мы старую истину, что нет ничего важнее фундамента, ибо как бы искусно ни строили само здание, если фундамент возводили поспешно и недостаточно продуманно, всё сооружение может выйти плохим, а то и вообще рухнет.
В формировании предметно-пространственно среды сельского жителя важно уберечь себя от соблазна, ухватившись за лежащие на поверхности решения поскорей начать что-то строить, производить, внедрять и т. п. Вместо этого необходимо подойти к проблеме с полной мерой профессиональной и гражданской ответственности и, исходя из задач социального и культурного плана попытаться предвидеть не только ближайшие, но и отдаленные последствия принимаемых решений. Как показывает опыт, именно такой подход оказывается, в конечном счете, и наиболее эффективным, и наиболее практичным[12-1].
Архитекторы, как правило, горожане. И, вероятно, поэтому созданные ими проекты сельских жилищ нередко напоминают дачи, коттеджи, особняки. Не будет большим сюрпризом, если, переехав в подобные псевдокрестьянские дома, их обитатели превратят свои приусадебные участки в газоны, а за огурцами и салатом выстроятся в очередь у магазина. Вот только хватит ли на всех овощей при таком подходе?
Еще хуже позиция вообще ликвидировать сельскую архитектуру, превратив всю сельскую среду в города, застроенные многоэтажными многоквартирными жилыми домами. Эта, с моей точки зрения, совершенно абсурдная идея до сих пор находит сторонников и среди архитекторов и у властей. Так, в 2014 году на всероссийском архитектурном конкурсе по сельскому жилищу первую премию присудили именно такого рода предложению (Рис. 12–01)
Реальное превращение всей нашей страны в единый супергород или гигантскую систему, состоящую из населенных пунктов исключительно городского типа может привести к катастрофическим последствиям не только экономического, но и социального характера. Оторвать всё сельское население от собственной земли, поселив его в городские квартиры (пусть даже очень комфортабельные) означает полностью уничтожить наше крестьянство, превратив его в рабочих, производящих сельскохозяйственную продукцию. Все это слишком напоминает недоброй памяти коллективизацию, вызвавшую голодомор и другие апокалиптические следствия. Нет, нужно создавать иное, подлинно крестьянское жилище, воплощающее в себе специфику сельского образа жизни и максимально использующее все те, пока еще слабо выявленные положительные черты, заведомо недоступные жителю городскому. Исследователи изобретательского творчества указывают, что когда требуется найти перспективные решения не следует всеми силами пытаться усовершенствовать самые последние модели предмета. Вместо этого следует как бы отступить мысленно назад и проследить эволюцию данного предмета, обращая особое внимание на те побочные решения и боковые ветви развития, которые почти или даже полностью «вымерли», не выдержав конкуренции с основной линией развития. Именно в этих, якобы «неперспективных» линиях зачастую содержатся оригинальные идеи, которые можно, преобразовав соответствующим образом, использовать сегодня для действительно больших перспективных сдвигов.
То же самое утверждают и представители медицины. По их словам выработанные веками традиции врачевания представляют собой ценнейший концентрат человеческого опыта. При его игнорировании теряется и исчезает гигантский исторический опыт, накопленный человечеством.
До сих пор бытует мнение, что изучение хозяйства русского крестьянина прошлых веков может представлять интерес разве что чисто этнографический, но никак не практический. А для дальнейшего совершенствования предметно-пространственной среды нашего Нечерноземья целесообразнее изучать мировой опыт по созданию средств малой сельскохозяйственной механизации, с тем, чтобы поскорее внедрить подобные изделия в наших личных подсобных хозяйствах.
Такая позиция «Ивана, не помнящего родства» далеко не нова. Вот что писалось в одном из русских журналов конца 19 века: «Мужик – очень не дурной хозяин, за ним есть несколько больший опыт, чем наш, не преступающий обыкновенно десятилетний срок. За его опытом стоят целые тысячелетия. Когда Западная Европа еще не разводила трав и уже хорошо забыла о травосеянии римлян, наш вологодский крестьянин сеял на лядах «палочник», который мы теперь называем по-иностранному «тимофеевой травой».
Тяжел был труд русского крестьянина, в основном ручной. Но именно отсутствие достаточного количества машин и механизмов невольно подталкивало компенсировать это совершенствованием пространственной структуры усадьбы. Отработанная веками, она представляет опыт, которому воистину нет цены. Если мы не успеем занести этот наш культурный багаж в своеобразную Красную Книгу и не предпримем соответствующих спасательных мер, негативные последствия, особенно отдаленные, подобной близорукости трудно даже представить. Необходимо внимательнейшим образом изучить историю русского крестьянского быта с целью возрождения на новом техническом и культурном уровне всех тех, как правило, целесообразных предметов, способов организации пространства, обычаев и традиций, которые в большинстве своем сейчас исчезают или уже исчезли из массового крестьянского быта и находятся под угрозой полного забвения.
В переведенной в 1975 г. на русский язык книге американца Дж. Дженика «Основы садоводства» описывалось в качестве новейшего достижения так называемое «капельное» орошение, которое, по его словам было изобретено в начале 1960-х годов. А между тем еще в российских журналах начала 20 века рекомендовалась «поливка шнурками», дававшая фактически тот же самый эффект, да к тому же неизмеримо более простыми средствами.
Обрывать связи с собственным прошлым невыгодно, даже если оставаться на позициях голого сиюминутного рационализма. В 1894 году русский журнал «Хозяин», говоря о насущных задачах сельского хозяйства России того времени, писал следующее: «В Западной Европе наступила новая эра сельского хозяйства, когда было признано, что успехи его зависят не только от одних технических улучшений, но от понимания и приспособления государственных мер к разнообразным особенностям народного быта. Без соображения и приспособления к этим крестьянским устоям быта невозможно правильно поставить сельское хозяйство». Приходится лишь удивляться, насколько актуально сейчас звучат эти строки.
Трактовка сельской среды в виде упрощенного варианта среды городской уже показала свою несостоятельность. Поэтому я вместе с моим многолетним соавтором архитектором И. Лучковой в начале 1980-х годов попытался еще раз обратиться к прошлому, но уже в совершенно ином аспекте. Мы решили выяснить, каким представляли себе желаемое будущее разные народы и в разные времена. Своеобразный свехдолгосрочный прогноз люди формировали практически постоянно. Это было их представление о Рае. Если отвлечься от религиозной внешней формы этого «прогноза», то он может многое сказать об идеалах людей, народов и эпох.
Наиболее распространено было представление, согласно которому обитатели Рая пребывают в вечной праздности и довольстве, срывая готовые плоды, находящиеся всегда под рукой и в готовом для потребления виде. Эта идея была, в частности, весьма распространена у народов Западной Европы. Переводя на современные понятия, такой Рай – нечто вроде роскошного дома для престарелых, в котором обитают постояльцы, заслужившие праведным трудом в течение предыдущей жизни то, чтобы отныне существовать на всем готовом и абсолютно не трудиться.
Но встречалось и иное представление о Рае, при котором прекрасное существование не мыслили без труда, не представляли как иждивенческое. В знаменитом словаре В. Даля среди пояснений значения слова «Рай» приводилась такая русская пословица: «Пусти бабу в Рай, она и корову за собой ведет!» А ведь в пословицах зафиксированы не случайные явления, а самые типичные черты характера народа.
Указанные соображения послужили основой предложенной нами концепции предметно-пространственной среды русского крестьянина, названной нами ПРОСОД – ПРОстранство СОДружества: содружества человека и природы, содружества членов семьи, содружества времен года, дизайна, архитектуры, биологии и техники, старой архитектуры с современной, труда и отдыха, последних достижений мировой науки и техники с ценной информацией, заключенной в русской национальной культуре.
Основной особенностью «просода» является то, что это среда, во-первых, русская и, во-вторых, крестьянская. В отличие от как крестьянского жилища многих других национальностей, так и от современных квартир горожан, являющихся пространством обитания только человека, «просод» – это пространство, в котором в содружестве обитают и человек, и растения, и животные. По сути дела, «просод» – это своеобразная интерпретация «неиждивенческого» рая.
«Просод» генетически связан с крытым двором русского крестьянского жилища. Мы провели выборочное обследование в Дмитровском районе Московской области и увидели немало крытых дворов, находящихся во вполне удовлетворительном состоянии. Это позволяет превращать их в «просоды», заменяя кровельный материал светопрозрачным. Так что для широкого внедрения «просодов» совсем не обязательно уповать только на новое строительство. Модернизация существующих сельских домов – перспективный и экономически целесообразный путь решения проблемы. А для нового строительства мы разработали несколько типов домов с просодами[12-2].
Дом крестьянина всегда был хорошо подогнан к потребностям конкретной семьи. Проблема не в том, чтобы разработать дома с разным количеством спален, одноэтажные и двухэтажные, односемейные и на две семьи. Нужен такой «ассортимент» жилищ, который обеспечивал бы разнообразие в труде и быте людей села. Один из разработанных нами вариантов состоял из большого «просода» и примыкающих к нему, с одной стороны, собственно жилых комнат, а с другой – помещений для животных. Хозяева могут обслуживать скот, не выходя на улицу, что удобно в холодную и ненастную погоду.
Другой разработанный нами вариант крестьянского дома был рассчитан на семью, круглогодично выращивающую на продажу овощи. «Просод» в нем мы сделали в виде амфитеатра под стеклянной крышей. Получился как бы искусственный южный склон холма в интерьере. Уровень грядок приподнят, и человеку не нужно наклоняться, ухаживая за растениями. Общую комнату разместили наверху, сделав ее продолжением «просода», отделенным от него стеклянной перегородкой. Помещения под "склоном холма" используются для хранения и других хозяйственных нужд.
Похожая идея ступенчатого «зеленого холма» (правда не в интерьере, а в экстерьере) была использована в начале 1990-х годов архитектором Э. Амбазом в проекте многофункционального общественного здания в японском городе Фукуока. Южный фасад здания сделан в виде озелененных террас на всю высоту здания, постепенно переходящих в примыкающий к зданию парк. Появились и другие проекты и постройки различного функционального назначения с использованием похожих композиционных мотивов. Но что же дом для сельского жителя, основного нашего кормильца? Может быть, вполне можно ограничиться более привычными средствами – понастроить побольше усадебных односемейных домов со всеми удобствами и хозяйственными постройками, да наладить массовый выпуск разнообразных механизмов, облегчающих труд в личном подсобном хозяйстве?
Оказывается нельзя! Теория систем утверждает, что если равновесие в какой-либо системе нарушено, то для приведения ее в прежнее положение требуется намного более сильное воздействие, нежели то, которое было достаточно для поддержания ее в равновесии. Так, специалисты, изучающие жизнь горных ледников, знают, что если в течение ряда лет средняя температура в данной местности держалась значительно выше средней и ледник начал уменьшаться в размерах, то установление нормальной температуры способно лишь замедлить, но никак не предотвратить гибель ледника. А выжить он может только в том случае, если несколько лет подряд среднегодовая температура окажется заметно ниже нормальной.
Похоже на то, что нечто подобное произошло и с сельской средой Нечерноземной зоны России. Реально восстановить жизнь нашего «сельского ледника» способны только решительные меры, одной из которых может стать предлагаемая концепция «просод». Необходима междисциплинарная организация, объединяющая дизайнеров, архитекторов, специалистов сельского хозяйства, биологов, инженеров. Объединяющая не механически, а так, чтобы достигался синергетический эффект, эффект целостности, когда общий результат значительно превышает простую сумму результатов составляющих частей. И в качестве основы объединения предлагалась наша концепция «просод». Это концепция бережного отношения к национальной культуре, сыновней любви к земле наших дедов и отцов.
Храни огонь родного очага,
И не позарься на костры чужие,
Таким законом наши предки жили
И завещали нам через века:
Храни огонь родного очага!
Лелей лоскут отеческой земли,
Как ни болотист и ни каменист он.
Не потянись за черноземом чистым.
Что до тебя другие обрели,
Лелей лоскут отеческой земли!
О. Фокина. Храни огонь родного очага
12-1. В 1985 году мне довелось делать доклад в Доме Архитектора, посвященной теме, о которой рассказывается в данном разделе. К сожалению, идеи доклада абсолютно не были восприняты. Написанную по материалам доклада статью удалось опубликовать лишь ровно через 30 лет. См.: А. В. Сикачев. Храни огонь родного очага – «Декоративное искусство и предметно-пространственная среда». Вестник МГХПА, 2015, № 4. А между тем высказанные в ней прогнозы осуществились полностью, причем в самом неблагоприятном варианте.
