Kitabı oku: «Тюремные записки в прозе и стихах», sayfa 2

Глава 2
Тальменка

В Тальменке отец приобрёл собственный дом, в котором для подрастающего непоседы лучшими товарищами оказались домашние животные, все без исключения. Их был полный двор, куда Санька выходил рано поутру, вызывая гомон и оживление среди питомцев. Всполошившись, они неслись к благодетелю, в корзинке у которого имелись припасы для всех. Быстрее всех подбегали кудахтающие куры во главе с голосистым петухом Янычаром. Пёс Шарик получал косточки, из которых обожал те, что из холодца. Не забывал Санька и о подбитом граче Тюре и о чирке Уте. Но первым другом и товарищем был бычок Борька. Когда он в солнечную погоду укладывался подремать, Санька пристраивался под тёплым боком, и не надо было лучшего матраца. При поглаживании Борька вытягивал шею и от удовольствия закрывал глаза. Мало было Саньке домашних животных, так он однажды собрал по селу всех собак и увёл за косогор, а те и рады были коллективной экскурсии на пустынное побережье реки. Отца сердили Санькины «телячьи нежности»:

– Не сын, а девчонка какая-то! Вот подрастёт, вывезу его в тайгу, там быстро образумится.

– Настоящий хозяин будет, рачительный и заботливый, – заступалась за внука бабушка.

Пока что будущий рачительный хозяин бродил по окрестностям, присматриваясь к жизни всего, что растёт, двигается, бегает и плавает. Юного исследователя мучил вопрос: откуда весной появляются взрослые лягушки? Где и как они зимуют? И какова она, лягушачья жизнь?

 
Зелёный лягушонок
На кочке загрустил,
Зелёные подошвы
На воду опустил.
 
 
Он маму ждал лягушку
И папу – лягуша,
Те строили избушку
Из листьев камыша.
 
 
По небу плыли тучи,
И ночь была черна,
И становилась круче
Шипящая волна.
 
 
Пришла с дождями осень,
И в облаках луна,
И бьёт в болотный мостик
Холодная вода.
 
 
Готовит распашонки
Зелёная родня,
Чтоб дети-лягушонки
Не мёрзли среди дня.
 
 
Квакушки спят всю зиму,
Но оживут весной,
Заполнят все низины
Лягушечьей икрой.
 
 
А из икринок-бусин
Родится головастик,
Он квакушонком будет,
Теряя хвостик-хлястик.
 
 
Зелёный лягушонок
Заляжет на кровать,
Зимой, как медвежонок,
Он будет крепко спать.
 
 
Злых комаров лягушки
Отлавливают тучи,
Спасают нас квакушки
От их укусов жгучих.
 

Но вот ребёнок подрос, пришла пора отцу брать его с собой на утиную охоту, так сказать, на перевоспитание. Подбил охотник селезня и принёс добычу Саньке, чтобы тот гордился подстреленной птицей, как своей. Дитя смотрело в птичьи глаза, и сердечко его сжималось от жалости к пернатому красавцу, только что свободно рассекавшему водную гладь протоки. Крупный пернатый красавец, весом под пять килограммов, отходил в мир иной, в мир без полётов и без любимой водной стихии. Крылья свисали беспомощно, раскрывая веерные наборы из перьев разных размеров и расцветок. Общий окрас был светлый, по бокам белоснежный, выше с бежевыми оттенками, переходящими на спине в тёмную полосу. Шею окружали узкие длинные перья, образующие нарядный воротник, чтобы привлекать внимание уточки. На воде селезень всегда плывёт за подругой и чуть сбоку, охраняя и прикрывая её, как и в тот последний миг, когда принял на себя убойную дробь.

Но самое ужасное Санька видел в глазах умирающей птицы. Они были широко открыты в прощании со светлым, солнечным днём, но вдруг мгновенно побелели. Потух для селезня белый свет, и голова откинулась набок. Санька готов был разреветься над птичьей смертью, но было не до слёз. Он принялся лихорадочно рыться в отцовой котомке, выгребая из неё патроны, все до единого; собрал и зашвырнул их в водоём.

Грохнул выстрел. Пусть больше он не постреляет. Подошёл отец, порылся в поклаже, глянул на неподвижную фигурку сына, сидящего к нему спиной, и всё понял без лишних слов. Охотник подобрал добычу и, не сказав Саньке ни слова в осуждение, молча пошёл к дому, прихватив дичь. На том и кончилось перевоспитание маменькиного сыночка.

А зима несла с собой иные образы и развлечения.

 
Снежинки, как пушинки,
Зима с небес бросает.
В морозной паутинке
Берёз застыла стая.
Для снежной королевы
На речках зеркала,
Метелицы напевы
Гуляют вдоль села.
 

Павел Иванович, Санькин отец, в совершенстве владел технологией маслоделия, и руководство бросало его с одного объекта на другой, где не могло без него обойтись. Ходил на работе в ослепительно-белом халате и такой же шапочке. Профессор, да и только. А местечки для него подбирались вроде как наугад, как если бы человек с закрытыми глазами тыкал пальцем по карте необозримого Советского Союза, указывая на ней точку, куда предстоял очередной переезд. Этот человек поначалу истыкал карту Украины и Крыма, затем по его наводке семья Пекарских исколесила вдоль и поперёк Алтайский край, пока не оказалась в рабочем посёлке Тальменке. С юга посёлок омывала горная река Чумыш, в которую впадала речка Тальменка.

От частых и внезапных переездов в Санькиной голове зародились смутные подозрения. Для чего отец срывается с места на место, словно скрывается от кого-то? Или ему всюду надо что-то разузнать? Владеет приёмами борьбы самбо, ещё и его, Саньку, обучал, как защищаться без оружия от нападения. Переезды мальчишке давались нелегко: всегда новая школа, где приходилось приспосабливаться к учителям и ребятам, пока с ними не передерётся. Отцу, у которого правая рука была скрючена, как клешня, переезды тоже давались с трудом. И что тогда ему не сиделось на месте?

– Папа, а ты не шпион? – Детские глаза пытливо вскинулись на отца.

– С чего ты взял? – опешил Павел Иванович от неожиданного вопроса.

– А чего ты тогда ездишь да ездишь по всей стране?

Отец расхохотался, а успокоившись, сказал:

– Вот вырастешь, Александр, и станешь, к примеру, офицером, тогда поймёшь, что для Родины ты нужен там, где от тебя больше пользы. А меня начальство перебрасывает с одного завода на другой для налаживания технологии выработки масла.

Саньку ответ вполне устроил, как будто камень с души свалился. Он и сам видел старания отца-инвалида, окончившего после войны техникум по переработке сельскохозяйственного сырья, и его заботы в который раз перенеслись на освоение новой обстановки. Если украинские нравы и обычаи, природу и жизненный уклад Малороссии воспел бессмертный Гоголь, то первым рассказчиком об Алтае стал Шукшин. Мы же обойдёмся краткими алтайскими зарисовками. Поясним также, что загадку Руси, о которой идёт речь в стихотворении, оставил поэт Фёдор Тютчев («Умом Россию не понять…»).

 
Ангел дождя
Машет мокрыми крыльями,
Капли на землю летят,
Небо бросает молнии синие
В мой расцветающий сад.
 
 
Боль непонятная, лёгкая грусть
Сладко волнует, как бред,
Эту загадку с названием – Русь
Нам заповедал поэт.
 

«Тальменка» в переводе с тюркского означает «тальник», то бишь вид кустарниковой ивы, имеющей массу других названий: ветла, лоза, верба или ракита, если растение крупнее. Плакучие кроны ивы с поникшими гибкими ветвями, покрытыми узкими листочками, произрастают по пологим берегам речек, украшая их скромной и покорной красотой. Склонённые над тихими водами, они воспеты в народных песнях, привлекают глаза живописцев, просятся на пейзажный холст, наполняют души романтиков нежностью и светозарным теплом.

 
Ржавые капли на крышах жестяных,
Рыжие листья, рябинная боль,
Лишь одиноко в осеннем тумане
Бродит неслышимо месяц-король.
 
 
Древние сказки окутаны тайной,
Маленький принц постучится в окно…
Свечи погасли, и сумрак зелёный
Словно в волшебном беззвучном кино.
 
 
Детство моё! За какими горами
Тайны азартных мальчишек хранят?
Рыжие листья лежат под ногами,
Старые клёны о чём-то скрипят.
 

Горный Алтай – это жемчужина Сибири, красивейший и благословенный уголок России. Высокие горы и дивные утёсы, изрезанные речными долинами, нарядные леса и многочисленные синие озёра, древние пещеры и живописные луга альпийского типа – такого чарующего сочетания достопримечательностей природы уже не найти нигде, даже в знаменитых Альпах. Не случайно со времён палеолита первые люди охотились здесь на мамонтов и бизонов, а в железном веке обитали легендарные скифы и сарматы, воинственные кочевые племена. Богатый мир животных здесь легко уживается с человеком. Медведей расплодилось как людей. Особенно хорош Алтай осенью.

 
Осторожно осень вышла
Из опаловых туманов,
Замелькала жёлтой мышью
На полыневых бурьянах.
 
 
Значит, снова расставанье
И дождя унылый стук.
Увяданье, расцветанье —
Замкнутый и вечный круг.
 
 
Так и мы. Нас кружат чувства
Между грустью и весельем,
Многолистная капуста
Разноликих настроений.
 

Алтай – ещё и мощный духовный центр, где космический разум привходит в земную ноосферу. Этот удивительный край полон исцеляющей энергии, тайн и загадок, в нём раскрываются магические силы знахарей, ведуний и самой природы. Так вот, по западной окраине Тальменки проходит знаменитый Чуйский тракт, с которым связан малоизвестный эпизод из Гражданской войны. В то суматошное время отряд Красной гвардии гнал по Чуйскому тракту отступающих белогвардейцев, устанавливая по пути Советскую власть.

– Ты, бабка, вроде опиума для народа, – наставлял ведунью Марию Громову красный командир. – Вот откроем на селе медицинский пункт с фельдшером во главе и будем лечить людей, а ты свои наговоры, ворожбу и прочие ухищрения прекращай.

С тем отряд пошёл дальше, но далеко не ушёл, так как у всех разом вдруг разболелись зубы, а у командира сильнее, чем у бойцов, спасу не было терпеть. Командир мигом смекнул, с чьей подачи пристала к ним нечистая сила, и развернул отряд к дому бабки Марии.

– Ты, мать, помоги нам, пока фельдшера здесь не назначили, что-то зубы у всех разболелись, – миролюбиво обратился он к ведунье.

Та указала на дубовую бочку с дождевой водой и подала ковшик:

– Зубы пополощите.

Пока последние бойцы полоскали зубы, у первых боль уже поутихла. Командир достал из планшетки лист бумаги и написал: «Распоряжение. Предъявитель сего документа, Громова Мария Степановна, до открытия на селе фельдшерского пункта имеет революционное право лечить больных людей своими способами и методами». Должность, подпись и печать.

 
Жрица провидения,
Раскованная сила,
Ловушка наслаждения,
Трясина с вязким илом.
 
 
Там дьявольского гула
Заманчивые кущи,
И многие тонули
В том омуте кликушьем
 

Однажды во двор Марии сбежались соседи, привлечённые громким волчьим воем. И что же они увидели? Нет, не волчью стаю, а мужиков, стоящих на коленях и воющих, задрав головы к небесам. Вокруг валялись брошенные ножи, ружья и наганы. Оказалось, на бабку напала группа бандитов, надумавшая поживиться её добром, а она им в назидание обратила их в волков, чтобы поняли, что следует оставаться людьми, а не быть зверями.

 
Странные силы во мраке Вселенной,
Не признающие ограничений,
Разум небесный настолько могучий,
Что упреждает случайность и случай.
 

* * *

В истории Тальменки, как в зеркале, отразились судьбы типичной российской глубинки. Река, поля и много леса – как тут не быть большому поселению? В 1724 году в нём было прописано двадцать три мужские души, при коих пребывали души женские и разная домашняя скотина. С тех давних лет в посёлке сохранился деревянный дом купца первой гильдии Бубнова, числящийся памятником старины, что видно с первого взгляда по его ветхости и аварийному состоянию.

 
Трактом сибирским шли каторжане,
Тропы медвежьи костьми устилая,
Но о Сибири они говорили:
– Нет ничего красивей Сибири!
 
 
Трактом сибирским шли каторжане,
Спали в снегу и в снегу умирали,
Но о народе они говорили:
– Лучшие люди сегодня в Сибири.
 
 
Трактом сибирским шли каторжане,
Цепи стальные им кожу срывали,
Но о России они говорили:
– Сила России таится в Сибири.
 

В 1915 году через Тальменку прошла Туркестано-Сибирская железная дорога, давшая отмашку бурному заселению посёлка. Советская власть тоже внесла в жизнь края крутые перемены. В Тальменке был организован колхоз «Крепость революции», обобществивший рабочий и домашний скот, телеги, семена и инвентарь «крепостных революционеров», взявшихся укреплять общее хозяйство, пахать на конях и сеять вручную из лукошка. Однако усилия колхоза не спасли людей от голода. Сколько ни выращивай, а продукция изымалась продотрядами. Всего, по заключению Комиссии при Госдуме РФ (2011), в основных житницах страны в разгаре коллективизации умерло от голода около семи миллионов человек.

С середины тридцатых годов тальменцев приобщили к сплаву леса «молем» из верховьев реки Чумыш. Для задержания сплавного леса перед речным мостом установили заградительные боны из тросов, вылавливали брёвна на берег и на лесопильном заводе распускали на брус и доски, которые отправляли в Среднюю Азию, где требовалось осуществить скачок братских республик от феодализма к коммунизму, минуя стадию загнивающего капитализма. О нуждах собственного народа власть тоже не забывала, сбывая отходы лесопильного завода на строительство жилья и социальных объектов. Молевой сплав леса иначе как варварским не назвать. Брёвна, особенно тяжёлая и плотная по структуре лиственница, тонули, выстилая ярусами дно реки. Рыба уходила из гиблых мест.

 
Мы стали Космосу негодны
Своей душевной нищетой,
Везде куём себе невзгоды,
И не создать нам рай земной.
 
 
Мы разобщаемся с природой,
С гармонией Вселенной всей,
Земля восплачет, и народы
Исчезнут полностью на ней.
 

Но смекалистые рационализаторы и здесь извлекали пользу из безалаберщины. Из листвяков, поднятых с речного дна, они приспособились вытачивать шестерни, бесшумно работающие в механизмах и не нуждающиеся в смазке.

 
Книгу мироздания
Нам не прочитать —
На её издании
Тайная печать.
 
 
Всё когда-то было,
Всё как было – есть,
Жаль, открыты силы
На погибель всех.
 
 
Мы идём куда-то,
Разум наш во мгле,
Словно мы солдаты
На чужой земле.
 
 
Режем и корёжим
Мы земную плоть,
Ту неосторожность
Не простит Господь.
 
 
И возница чёрный
Нас загонит в гроб,
И опять возникнут
Пламень и Потоп.
 

Взрослые трудились на рабочих местах, а у детей в школе забот было не меньше.

 
Мы шагаем в первый класс!
Радуются дети,
И букет цветов припас
Первоклассник Петя.
 
 
Школа нам вторая мать,
С ней к мечте шагаем,
Интересно ведь узнать
То, чего не знаем!
 

В послевоенный период Алтай был охвачен всесоюзным патриотическим порывом освоения целинных и залежных земель. В 1957 году за вскрытие залежавшихся земель более трёх тысяч тальменцев были награждены орденами и медалями СССР.

 
Народ простой и бесшабашный
Меня всё время восхищал,
Он был далёк от мелких шашней,
С душою чистой, как кристалл.
 

* * *

Освоившись в уличных переплетениях районного центра, Санька подался на Чумыш, красивейшую горную реку, хотя тальменцам оставалось любоваться только её берегами, поскольку воду из-за брёвен не разглядеть. Не река, а сплошной бревенчатый настил, по которому ребятня легко перебиралась с одного берега на другой.

 
Пускай мы вымрем!
Что произойдёт?
А ничего! Природа расцветёт!
На месте захламленья, пустоты
Взойдут цветы небесной красоты!
Вернутся феи, и вернутся гномы,
Далёкие от человечьей злобы.
 

А на том, незаселённом, берегу раскинулись несметные заросли красной смородины. Здесь и состоялось первое знакомство Саньки с местным ребячьим сообществом.

– Эй, шкет! Говорят, что ты самбист? – окликнул Саньку тот, что был выше и крупнее других.

– Ну говорят.

– Так давай, покажи, какой ты самбист, а ребята посмотрят. Вишь, собрались.

Ватага из пятерых противников полукольцом угрожающе двинулась на «шкета». Вожак – крайний справа. Столько же наблюдателей оставались на месте, ожидая, как будет проучен самбист, чтобы знал наперёд, кто здесь хозяин.

Быстренько прикинув, что к чему, Санька решил начать с вожака – слишком он грузный и неповоротливый. Видать, в драках давил противников весом, не иначе. «Шкет» кинулся на кодлу, в центр надвигающейся цепи. Группа нападения оторопела от неожиданности, замерев на месте. Как?! Один на пятерых? И кто кому преподаёт урок?

А Санька, сравнявшись с правым крайним, резко повернулся и в прыжке ринулся на него. Подсечкой стопы по ноге верзилы самбист выбил из-под него опору и толчком сбил на землю. Второго опрокинул зацепом голени изнутри за подколенный сгиб ноги остолбеневшего противника. Кто ещё на новенького?

 
Всего я про себя не знаю,
Зверёныш тот ещё порой,
Я даже в детстве был не заяц,
С такой же дрался детворой.
 

Тут-то братва почуяла неблагоприятное развитие событий и бросилась врассыпную – кто куда. Неплохой урок получили преподаватели. Наблюдатели остались на месте, поражённые результатом драки со «шкетом». Они и разнесли по Тальменке весть о том, что на селе появился непобедимый самбист, который один раскидал по поляне ватагу ребят вместе с вожаком, реноме которого сильно пошатнулось, хоть выбирай нового. А Санька, получивший кликуху Бешеный, был безоговорочно принят в компанию местных пацанов и даже проводил с ними занятия по самообороне без оружия.

Ниже Тальменки Чумыш был свободен от лесосплава и снова представал красивейшей алтайской рекой, широкой и привольной, но надо же было Саньке найти новое приключение… Река была не только привлекательной, но и настолько стремительной, что даже опытного пловца, переплывающего на другой берег, сносило по течению на тройное расстояние. Санька, надумавший переплыть своенравный Чумыш, завязал на голове одёжку и поплыл, но к середине заплыва его сковала усталость и охватил испуг, что смертельно опасно на воде. Он чувствовал, что река готова затащить его на стремнину и понести как щепку, а это полный швах. Обратно уже не выплыть, значит, только вперёд, но сил бороться с течением уже не оставалось.

Вдруг откуда ни возьмись налетела чайка и принялась долбить по голове, дёргать за одежду, пытаясь разобраться, что за существо качается на воде и нельзя ли им поживиться.

Только птичьей атаки ему не хватало! Смех и грех! Забыв об отчаянном положении, пловец принялся отбиваться от нападения сверху, откуда-то появилась злость и энергия, страха точно и не бывало. Отбивался и плыл, чайка уже улетела, а он плыл ещё быстрее – и вот оно, дно под ногами! Не зря же говорили, что он в рубашке родился! Спасибо Ангелу-хранителю, пославшему на спасение чайку! Едва поблагодарил, как послышался небесный голос: «Живи, нужен!» Ангел виделся Саньке высоким седым стариком, борода до пояса, глаза пронзительно-синие. Одет в римскую тогу, на левой руке янтарный перстень, на шее цепь, а на цепи камень с письменами. На голове что-то вроде нефритового обруча, а может, – светозарный нимб.

Глава 3
Первая любовь

В Тальменке Пекарские задержались на три года. Здесь Павел Иванович купил хороший дом с садом, а Санька доучивался в старших классах. Учёба давалась ему легко, оценки в табелях и аттестате только четыре и пять.

На окраине Тальменки проживала семья Томашовых. Огород их дома упирался в старицу реки Чумыш, а вода в ней была чистейшая, тёплая и с зелёным отливом – то ли от чистоты, то ли от окружающей пышной растительности. В её зеркальной поверхности, не тронутой и малейшей рябью, отражались белые кучевые облака, спокойно и задумчиво проплывающие по воде. Райское местечко, в котором подрастала Наташа Томашова, пылающий цветок неземной красоты. Нежный румянец лица в обрамлении густых каштановых волос, заплетённых в две тугие косы с янтарными бантами, – это чудное видение сводило с ума мальчишек всей школы.

 
Девчонка ясноглазая,
Бутончики грудей,
И вся своеобразная,
Весёлый воробей.
 
 
Чудесница-проказница,
Открытая душа,
Язык покажет – дразнится,
Собою хороша!
 
 
Каштановые волосы
И банты на плечах,
Воркует нежным голосом
Милее певчих птах.
 
 
Словами, словно листьями,
Играючи шуршит,
Её устами истина,
Наверно, говорит.
 

Одевалась первая школьная красавица с непревзойдённым вкусом. Удивительно, но отъявленные хулиганы перед хрупкой девушкой, хотя и наделённой всеми женскими достоинствами, смущались, стеснялись сами себя, краснели и мямлили что-то невразумительное, словно дети. Любой ученик, и не только одноклассник, считал за честь разрешение донести до дома её портфель, а у Сашки при виде объекта его обожания отчего-то лезли в голову глупые строчки деревенского шуточного стишка:

 
Все тёлки хором голосили,
Когда она являла лик,
В ней столько внешности красивой,
Что без сознанья рухнул бык.
 

Такая была Наташа Томашова, властительница дум и мечтаний мальчишеского школьного сословия. Участь рокового пленения души разделял и Сашка Пекарский, способный сполна оценить диво природного творения. От неразделённой влюблённости он ещё более похудел и потерял покой и сон.

Отец её, Сергей Владимирович, работал лесником и имел удостоверение охотоведа. Он был наделён высоким ростом и могучим телом. Однажды силач потехи ради взвалил на плечи коня и пронёс его по улице несколько десятков метров. Мать утонула в реке, упав с плота, когда девочке было всего-то пять лет, и без материнской ласки у неё сформировался независимый и сильный характер. Вскоре подвернулась оказия, благодаря которой Пекарский-старший познакомился с отцом Томашовой, охотоведом, и у Александра появилась возможность приблизиться к Наташе. Отцы видели состояние очередного воздыхателя по красавице и посмеивались над его удручённым состоянием:

– Ну что, жених? Хороша Наташа, да не наша?

Но вот знакомство состоялось. Александр был одет опрятно, в любимую синюю рубашку и приличные брюки. На ногах лёгкие кожаные сандалии, на левой руке его гордость, командирские часы, подаренные отцом. Наташа спокойно разглядывала нового поклонника, расслабленная и в приподнятом настроении. Постепенно молодые люди разговорились. Сашке импонировала её раскованность, свобода общения и увлечённость при обсуждении его любимой книги «Робинзон Крузо». Он почувствовал в ней родную душу, а она, лукаво поглядывая, перевела разговор на «Барона Мюнхгаузена». Отцы той порой распивали пиво, закусывая огромным язем, добычей Павла Ивановича.

– Давай искупаемся, у нас за огородом вода чистая и тёплая, – предложила Наташа. Похоже было, что Саша пришёлся ей по душе.

– Я не в плавках, – растерянно произнёс смутившийся паренёк.

– Что, я в семейных трусах мужчин не видела? – поддела затейница собеседника, явно забавляясь, и заразительно рассмеялась, словно прозвенел серебряный колокольчик.

Сашка поспешно и неловко распрощался, услышав напоследок наказ насмешницы:

– В следующий раз одевайся как положено!

Пекарские возвращались в полном молчании, обдумывая прошедшие смотрины. Где-то на полпути отец сказал:

– Не переживай. Ты ей приглянулся.

– Что-то непохоже.

– Поверь моему опыту. Цветы ей не дари, эта девица не того пошиба, да и в огороде у неё полный цветник, даже розы есть. Вообще-то, не обижайся, сын, но ты ей не пара, не достиг ты её уровня, и она это прекрасно понимает.

– И что тогда, если не пара?

– Стань лучшим! Стань самым сильным! Она своего отца за бога почитает. Понимаешь, какого мужчину она полюбит? Вот и думай. Будь самодостаточным, будь умным, заимей твёрдый доход. Такую королеву надо и содержать по-королевски. Пока дружите, а там видно будет.

И снова бессонная ночь, чтобы обдумать всё случившееся и всё услышанное от отца. Ощущение бессилия, собственной ничтожности давило, хоть плачь. Он и плакал.

А встречи продолжались. Наташа вела себя покладисто и доверительно. Хотя и сознавала своё преимущество, но шалунья была ещё та. Купались теперь без стеснения. Она в красном купальнике. Крупные сосцы выпячивали ткань. Сашка боялся только вылезать при купальщице из воды, сторонился её. Пока барахтались в воде весёлой и беспечной парой, подныривали и обдавали друг друга блёстками брызг, у него тоже вспучивались плавки. Она быстро поняла, в чём дело, и выходила первой, удаляясь в беседку.

Но идиллия несостоявшейся любви, когда лишь проклёвывались её слабые и робкие ростки, оборвалась на этапе дружеских отношений. Павел Иванович сообщил сыну, что надо готовиться к отъезду на новое место работы, опять на маслозавод, куда-то в Тюменскую область. Не в первый раз рвались нежные отношения с подругами, западавшими в молодое сердечко, но на этот раз трагедия переносилась особенно тяжело и мучительно.

 
Я часто вас во сне встречаю
И с нежностью дарю цветы,
И мы стоим у края рая,
У основанья пустоты.
 
 
Потом летим, держась за руки,
Над задремавшею землёй,
Волшебные слышны нам звуки,
И так чудесно нам вдвоём.
 
 
Мы прибываем в сад цветущий,
Там ждёт нас белоснежный трон,
Я ощущаю взгляд влекущий
И в вас божественно влюблён.
 
 
Но сон ушёл, как всё уходит,
Занялся серый, грустный день,
Сегодня вечер новогодний
И двое нас – лишь я и тень.
 
 
А сердце болью вдруг сдавило,
Молчит бездушный телефон,
Опять вы мне не позвонили,
Как жаль, что оборвался сон.
 

Отцы опять заседали за столом, а Александр вручил любимой девушке сборник О. Генри, в котором был напечатан любимый рассказ «Вождь краснокожих», и дополнил его собственными стихами, исходящими из глубины души и полными переживаний:

 
Я столько нежности скопил
И столько теплоты сердечной,
Что все задатки светлых сил
На вас польются бесконечно.
 
 
Вам стану крепкою стеной,
От всех забот отгорожу,
Вас счастье полонит со мной,
Любовь я вашу заслужу.
 

Прощай, Тальменка, чудесная и волшебная! Прощай, Наташа, любимая и очаровательная! Где, в каких местах герой нашего повествования найдёт то, что он утратил в этом замечательном поселении Алтайского края?

Сегодня в Тальменке более ста пятидесяти улиц, красивая центральная площадь и современные строения. В ней появился ряд новых предприятий промышленности и сельскохозяйственной переработки. Пробудилась культурная жизнь. Живёт и хорошеет Тальменка вместе с Россией.