Kitabı oku: «Поцелуй солнца», sayfa 5

2

В тот день я, как всегда, отдыхал на берегу. Вокруг почти ни души не было: две или три семьи отдыхали слева от меня, да и те вскоре уехали как-то разом, видать, это были родственники. Не знаю, к чему, но запомнил: ребятня постарше бегала тогда по берегу в плавках и купальниках, а малышня – голяком. И всем было весело!

Так вот, когда все уехали, я снял плавки, и со спокойной совестью загорал на большом пляжном полотенце полностью. Я отдаю себе отчёт в том, что сейчас пишу, но не жалею. В принципе, я и прилюдно мог так загорать спокойно, благо, и сам вёл себя пристойно (да и лежал я подальше чуть от людей!), и ко мне никто не лез. Хотя, если бы кто-то ко мне подошёл и сделал замечание, я бы спокойно надел плавки и ушёл в другое место. Но иногда, когда мне не так, чтобы приспичило позагорать голым, я валялся в плавках, дабы просто не провоцировать лишний раз людей. Спросите, зачем мне это надо? Тогда, вылезая как-то из душа и вытираясь, я просто, непонятно, с какой балды, подумал: «а почему все остальные части тела могут загорать, а задницу подрумянить – нельзя?», и решил попробовать загореть полностью, посмотреть, как это будет. Мне понравилось – и я иногда, когда была возможность, загорал полностью. Да и теперь, когда я уже дядя за 30-ть лет, у меня жена и сын, я могу и себе позволить позагорать полностью, и сыну с женой. Сын легко и с удовольствием на это идёт, а жена малость стесняется, даже когда мы вдвоём.

Знаете, вспомнив и о той малышне, и о своём опыте загорать голышом, я с улыбкой вспоминаю свои детские фотки, где я заснят вот также, попкой к солнцу, лёжа на отцовской спине или на старом покрывале, а то и просто бегал по берегу голяком. Так что когда я обнажаюсь, чтобы позагорать, я испытываю ту самую детскую радость, забытую многими моими ровесниками напрочь.

Однако вернёмся назад! Я лежал голый на полотенце, загорая и читая какую-то книгу… И всё же при этом не забывал поглядывать – не появится ли кто на горизонте, чтобы мне, если что, успеть быстро влететь в плавки. Так и вышло: оторвав в очередной раз глаза от книжки, я увидел, как к моему месту подходит девушка моих где-то лет. Зачем она шла именно к моему месту – не знаю, но плавки я натянул, почти не думая, машинально.

Как сейчас помню портрет этой девушки: она была чуть пониже меня, в голубом летнем платье с нарисованными осенними листьями и в белых шлёпках. Девушка была красиво подстриженная, рыжеволосая, лицо её было чуть хитроватое, особенно в глазах у неё это было видно.

Она решила устроиться чуть подальше от моего места и уж, было, начала стелить своё полотенце, но я вдруг, не пойми с чего, по-хамски ей рявкнул:

– Здесь занято!

– Да кем? – спросила девушка. – Здесь же нет никого, кроме тебя.

– Ты не поняла, что ли? – снова рявкнул я. – Говорят тебе, занято!

– Да и пожалуйста! – сказала девушка и, взяв своё полотенце, пошла к тому месту, где только что отдыхала уехавшая семья.

Там она постелила полотенце, разделась и, оставшись в одном малиновом купальнике, легла загорать и листала смартфон. Заметьте, ни книгу и даже ни журнал, а смартфон! Однако я тогда решил пока не делать каких-либо выводов и предпочёл не заметить этой детали. Да и вообще, глядя на неё, я подумал: «Ну и зачем ты так с ней? Убыло бы от тебя, если бы девочка рядом полежала? Глядишь, познакомился бы, было б, с кем ходить гулять, да и сюда купаться! Вот пойди, попробуй извиниться – может, всё и встанет на место!». А надо сказать, девчонка была вполне хорошенькая, с точёным ножками и такой же точно фигуркой… Впрочем, бегло оглядев её тело, я заметил, что она вся, вплоть до ягодиц, была подтянутой: видно, гимнастикой занимается, хотя бы для себя. Подумав так, я встал, взял моё полотенце и пошёл к девчонке.

– Слушай, ты извини меня, что я с тобой так по-хамски обошёлся… – сказал я ей. – Я сам не знаю, какая муха меня укусила.

– А теперь укус зажил – и ты пришёл ко мне мириться, – ехидно сказала она.

– Вроде того, – сказал я, усмехаясь. – Просто я хотел позагорать полностью, ради чего раздевался догола.

– Ну и надо было так сказать! – сказала девчонка. Я пожал, молча плечами.

– Ну, что, мир? – спросил я.

– Мир! – ответила девчонка. – Ложись рядом!

Я постелил полотенце и лег возле девочки.

– Меня Томой зовут. А тебя?

– А меня Стёпой, – ответил я. – А ты здесь живёшь или гостишь у кого?

– Нет, я здешняя, – ответила Тома. – А ты?

– А я гощу у бабушки, – сказал я. – А живу я на далёкой планете, которой пока названия не дали, но она может менять цвета по времени года: зимой – она белая, весной – серая, летом – зелёная, а осенью – жёлто-красная. И температура там соответственно то от минуса к плюсу, то назад бегает.

– А ты ещё и фантазёр! – смеясь, заметила Тома.

– А разве это плохо? – спросил я, подхватив её усмешку.

– Да нет, – сказала Тома. – Я даже люблю таких ребят: они могут иногда что-нибудь забавное рассказать. Слушай, не моё, конечно, дело, но зачем тебе надо загорать полностью?

– Да просто от балды как-то захотел загореть так – и разделся, – сказал я, пожав плечами. – А потом понравилось – ну и я, хотя бы иногда, так загораю.

–Мне это ни разу не приходило в голову, – сказала Тома. – Надо как-нибудь попробовать. А пока пойдём, искупаемся! А то жарко.

– Пойдём!– сказал я.

Мы с Томой плавали, брызгались друг в друга – и нам бы весело от этого всего так, как бывает весело детям от игры или чего-то в этом роде. Накупавшись, мы вышли на берег и направились к кабинке, чтобы выжать плавки и купальник.

– Ты скоро, Стёпа? – спросила Тома.

– Да, Тома, сейчас.

Выжав быстро плавки, я натянул их, и мы с Томой вернулись на полотенца.

– А почему ты одна на пляже, без родителей? – вдруг спросил я Тому.

– Отца нет вообще, а мама занята личными делами, – сказала Тома. – Да и потом она мне сказала: «ты уже не маленькая, чтобы с тобой за ручку везде ходить».

«Зашибись мамаша!», – подумал я, услышав ответ Томы. Нет, я не против, чтобы ребёнок в 15-ть лет гулял сам; но совсем-то забывать о нём тоже не надо! Например, я тоже любил с ребятами где-то потусоваться; однако если отец звал меня на рыбалку или за грибами – я всегда был готов: во-первых, сам всё это обожаю, а во-вторых, мы за этими делами могли поговорить по душам. Или мама, найдя очередной рецепт, затеет семейный ужин, чтобы и угостить новым блюдом, и поболтать о том и сём… То есть, у нас связь не теряется. Я ещё о чём-то спросил Тому, после чего мы решили снова искупаться и двигать к дому. Как выяснилось, мы и жили в одном доме, только я в первом подъезде, а она в последнем.

– А мы ещё увидимся? – спросила Тома, прощаясь со мной.

– Не знаю, – сказал я, пожав плечами. – Пока.

– Пока! – сказала Тома, и мы разошлись.

3

Надо сказать, что мы с Томой всё же виделись, когда меня бабушка отпускала. Чаще всего мы то гуляли где-нибудь, на роликах катались, то на пляж ходили. Говоря о последнем, хочу сказать, что при Томе я уже догола не раздевался, хотя и очень хотелось позагорать полностью. Помню, как-то раз Тома сама мне это предложила, но я отказался.

– Если хочешь, я отойду и лягу подальше, чтоб тебя не смущать, – сказала она.

– Тома, я думаю, что не стоит так делать! – вежливо, но слегка жёстко сказал я ей.

– А я бы хотела попробовать так позагорать! – с вызовом ответила мне Тома. Хотя я бы сравнил её ответ с ответом капризного ребенка, которому говоришь – «Не делай так!», а он тебе – «А я буду!».

– Окей! – говорю я. – Хочешь загорать голышом – валяй! Только тогда отойди от меня!

– Пожалуйста! – ответила Тома. Она отошла метров на пять дальше от меня, постелила полотенце, сняла с себя всё и легла, влепившись в смартфон. Вот здесь я должен честно сказать об одной нехорошей вещи с моей стороны: постелив своё полотенце, я лёг в плавках, достал книгу и стал поверх неё подглядывать за Томой: я любовался на её красивую, ровную спину, длинные, стройные ноги и небольшую попку… И стыдно, и почему-то приятно это вспомнить. Минут через пятнадцать Томе стало скучно, и, надев купальник, она переползла ко мне, чтобы поболтать. Точнее, болтал я, а она слушала. И так продолжалось каждый раз, когда мы с Томой встречались.

Однако, я стал замечать, что мне было уже плохо с ней, скучно: я её развлекал всякими небылицами, которые лезли мне в голову просто на ходу, а от Томы не слышал даже любимых стихов. Помню, я как-то спросил её, что она любит читать? Ответ был убийственный:

– Знаешь, я читаю только тогда, когда мне задают; а на каникулах я даже газет в руки не беру, дабы не забивать голову всякой фигнёй. – Последнее слово было, правда, грубее того, что я написал!

– Хорошо, тогда вспомни что-нибудь из того, что тебе задавали! – не отступал я.

– А зачем? – отозвалась Тома. – Я это уже прошла – и мне оно больше не надо.

– «Какая дура! – подумал я. – Надо от неё отделаться, и как можно скорее! Только как? Надо подумать».