Kitabı oku: «С любимыми не расставайтесь! (сборник)», sayfa 7
Ушли.
ЛЯМИН. Нам пора. (Торопливо надевает пиджак.)
НЮТА. Постой, ты уже готов идти, а галстук?
Лямин достает из шкафа несколько галстуков, повязывает один.
По твоему внешнему виду теперь уже будут судить не только о тебе, но и о твоей жене.
ЛЯМИН. Бежим, бежим.
НЮТА. Сейчас побежим. Но сначала посмотри, какой вид имеет комната. Тебе нравится?
ЛЯМИН. Нравится.
НЮТА. В комнате должен быть такой порядок, что если одна вещь не на месте, то уже заметно. Ты со мной согласен?
ЛЯМИН. Абсолютно.
НЮТА. Ты отвечаешь формально.
ЛЯМИН. Клянусь тебе!..
НЮТА. Тогда убери галстуки.
ЛЯМИН. Да, да… (Мечется по комнате, не зная, куда деть галстуки.)
Кабинет Лямина. Музыка делового дня. ЛЯМИН проверяет расчеты, принимает посетителей, дает указания, говорит по телефону, подписывает бумаги, которые приносит и уносит НЮТА.
Вот к нему зашел КУРОПЕЕВ. Он жестом успокоил Лямина и скромно присел в сторонке, поощрительно наблюдая деятельность своего преемника.
Ритм музыки все быстрей. Но вот в ней начались перебои – наступает тишина: рабочий день окончен.
Лямин потянулся, помотал головой и стал было собираться домой.
КУРОПЕЕВ. Видишь, хорошо, что я пришел пораньше, а то бы ты убежал. (Посмеялся.) Ладно, не оправдывайся. Я вижу, ты тут развернулся. Давай! Действуй!
ЛЯМИН. Коля, я хотел с тобой поговорить.
КУРОПЕЕВ. О чем говорить? Что ты ничего не сделал? Я знаю.
ЛЯМИН. Я хочу объяснить – почему.
КУРОПЕЕВ. А зачем мне объяснять? Разве я не сидел за этим столом? Первую неделю ты будешь тонуть, вторую неделю будешь выплывать, а потом начнешь различать знакомые лица. Но тем не менее. Дело есть дело.
НЮТА (открыла дверь). Алексей Юрьевич, вы идете?
ЛЯМИН. Скоро, Нюта, нам надо поговорить.
КУРОПЕЕВ. Вы идите, Анна Ивановна, что вы беспокоитесь?
НЮТА. Я не могу уйти, мне надо все запереть.
КУРОПЕЕВ. Ну запирайте.
НЮТА. Как же я могу запереть, когда вы здесь сидите? (Вышла.)
КУРОПЕЕВ. Прежде она так не разговаривала. Распустил. Да, я потом ушел от тебя, вспомнил: обязательно используй в статье то, что ты мне помнишь приводил? Что сейчас можно взять маленький план, чуть перевыполнить и получить благодарность и премию, а если взять план большой и чуть недовыполнить – то получишь взыскание. Действительно дико!
ЛЯМИН (пока тот говорил, собрался с духом). Коля, знаешь, я не буду писать эту статью.
КУРОПЕЕВ. Как не будешь?
ЛЯМИН. Коля, ты прости, но знаешь, я не могу. Это серьезно. И кончим разговор.
КУРОПЕЕВ (ошеломлен). Что значит – кончим? Ты же обещал!
ЛЯМИН. Я обещал. Я виноват. Мы с тобой условились, что будем говорить откровенно. Вот я говорю.
КУРОПЕЕВ. Постой, при чем тут откровенность? Ты мне обещал. Иначе я бы не взялся за это дело, меня никто не вынуждал.
ЛЯМИН. Да. Надо было отказаться.
КУРОПЕЕВ. И не далее как вчера ты подтвердил, что будешь работать. Тогда я позвонил в редакцию и заверил их, что все в порядке. Там тоже сидят люди, и с ними надо как-то считаться. Милый мой, нельзя думать только о себе.
ЛЯМИН. А о ком мне думать, о тебе? Мне надоело.
КУРОПЕЕВ. Хорошо, на будущее можешь быть спокоен, больше я тебя не потревожу. Но сейчас, будь добр, выполни свое обещание. Будь любезен. Покорнейше тебя прошу.
ЛЯМИН (мучительно). Я понимаю. Я тебя понимаю.
КУРОПЕЕВ. Какого черта мне в том, что ты меня понимаешь? (Взял себя в руки.) Ладно. Давай сядем вместе. Ты будешь диктовать, я буду за стенографистку. Недолго, пока тебе не надоест.
ЛЯМИН. Анна Ивановна, зайдите, пожалуйста.
НЮТА (в двери). Да.
ЛЯМИН. В моем столе в той комнате – синяя тетрадка. Принесите.
НЮТА. Стол заперт.
ЛЯМИН. Отоприте.
НЮТА. Дайте ключ.
Лямин ищет.
Он там.
ЛЯМИН. Где – там?
НЮТА. Ну вспомните, куда вы забросили.
ЛЯМИН (вспомнил). А… Поищите. В углу возле шкафа или за шкафом.
НЮТА. Если бы вы сказали, что эта тетрадка вам нужна, я бы нашла днем. Вы же сказали, что она вам больше не нужна.
КУРОПЕЕВ. Так вот, она нужна. В чем дело?
НЮТА. Не знаю, Алексей Юрьевич говорил…
КУРОПЕЕВ. Ах вот что! Этот вопрос уже обсуждался с секретаршей. Ну, слушай…
ЛЯМИН (тоже зашелся). Да, обсуждался! Это ты меня вынудил. Почему я обязан отдавать тебе все мое время? Почему я обязан за тебя трубить? Почему я обязан выполнять твои обязательства? Потому что ты меня любишь? Но ведь не я тебя люблю, а ты меня. Да и то еще неизвестно!..
КУРОПЕЕВ (в беспамятстве). Так. Все ясно. Тетрадку! Тетрадку!
НЮТА (холодно). Ключ за шкафом, я не могу его двигать одна.
КУРОПЕЕВ. Так двигайте вместе! Какое мне дело!
НЮТА. Завтра я доставлю ее вам в управление.
КУРОПЕЕВ. Сейчас. Она мне нужна сейчас!
ЛЯМИН. Зачем она тебе нужна сейчас?
КУРОПЕЕВ. Не твое дело. Это моя тетрадка, мне она нужна!
ЛЯМИН. Завтра.
Пауза.
КУРОПЕЕВ. Хорошо… (Ушел.)
Дверь приоткрыл Егоров.
НЮТА. Товарищи, имейте совесть.
ЕГОРОВ (вошел). Это я.
Вслед за ним – девушка.
ДЕВУШКА. И я. Нас только двое.
НЮТА. Товарищи, неужели нельзя в другое время, ну что это!
ЛЯМИН (твердо). Успокойтесь, Нюта. (Егорову.) Садитесь, пожалуйста. Что у вас?
Егоров выпроводил девушку за дверь, сел к столу Лямина.
ЕГОРОВ. Алексей Юрьевич, вам звонили по поводу меня?
ЛЯМИН. По поводу вас? Нет, никто не звонил.
ЕГОРОВ. Я вынужден попросить у вас отпуск на неделю за свой счет.
ЛЯМИН. Иван Никифорович! Какие же сейчас отпуска! Мы с вами говорили, вот сейчас бы как раз взяться! А вы, наоборот, отпрашиваетесь.
НЮТА. Зачем вам отпуск, вы только недавно вернулись!
ЛЯМИН (Нюте). Спасибо, Нюта, я разберусь.
ЕГОРОВ. Дело в том, что мне надо приготовить материал для выступления по телевидению о поэте Семене Гудзенко, с которым мне довелось в сорок первом году служить в одной части.
ЛЯМИН. Вы это нам уже рассказывали.
ЕГОРОВ. Дело в том, что этот период его жизни почти не освещен. Когда он был ранен, я вез его на санях, и с тех пор у нас завязались особые отношения.
ЛЯМИН. Но вы же так хорошо это рассказываете, зачем же вам на это неделя?
ЕГОРОВ. Видите ли, когда я узнал, уже в мирное время, что он стал известным поэтом, я начал записывать характерные случаи, наши с ним беседы, показал в редакции – там заинтересовались. Ну, отсюда и пошло. Но для выступления по телевидению надо как-то обдумать, отобрать существенное…
ЛЯМИН. Ну как же, мы знаем… И все-таки… Вы видите, какое сейчас время.
ЕГОРОВ (сочувственно). Вижу.
ЛЯМИН. Мы горим. Кончается квартал. Все, о чем вы говорили, представляет серьезный интерес, и, конечно, не только для нас с вами. Но хорошо бы немного попозже…
ЕГОРОВ. Так попозже нельзя!
ЛЯМИН. Наверное, живы и еще люди, которые его знали. Есть поэты, которые могут рассказать о нем даже более квалифицированно.
Егоров. Более квалифицированно, это верно, я, разумеется, менее квалифицированно, кто спорит… Ну что ж, придется отказаться. Разрешите, тогда я от вас позвоню на студию? (Набирает номер.)
ЛЯМИН. И объясните им, что это невозможно.
ЕГОРОВ (в трубку). Здравствуйте, Елена Сергеевна. Это Егоров говорит… Вот видите, ничего не получается. Сижу в кабинете товарища Лямина, говорит, что невозможно. Что? Да. Вот говорит – никак… Хорошо, сейчас. (Протянул трубку.) Хотят с вами поговорить.
ЛЯМИН. Слушаю вас… Здравствуйте… (После длительного высказывания собеседницы.) Нет, понимаете ли, в чем дело!.. (Еще один длительный довод.) Нет, почему, в принципе я ничего не имею против… Но я хотел бы… Ну да, понимаю… Понимаю…
НЮТА (чувствуя, что он склонен к уступкам). Алексей Юрьевич!
ЛЯМИН (все более виновато). Конечно… конечно… Нет, я и сам имел в виду… Вот это – не знаю, надо подумать… (Засмеялся.) Нет, я еще ничего не обещал… Ну хорошо… хорошо. Пожалуйста. Но вы меня зарезали… Спасибо… Спасибо… (Повесил трубку, все еще улыбаясь.)
НЮТА. Интересно, за что вы ее благодарите?
ЛЯМИН (Егорову). Пишите заявление.
ЕГОРОВ. Хорошо, Алексей Юрьевич. (Вышел.)
НЮТА. Я бы убивала таких баб.
ЛЯМИН. Каких?
НЮТА. Которая тебя уговорила по телефону. Представляю, что бы с тобой стряслось, если бы вы с ней встретились лично.
ЛЯМИН. Нюта, подожди меня там, у себя. Кто-то еще был.
НЮТА. Нет уж, я побуду. Мне интересно, что будет дальше. Войдите, девушка.
ДЕВУШКА (вошла, очень возбуждена). У меня к вам большая просьба. Может быть, необычная.
ЛЯМИН. Слушаю.
ДЕВУШКА. Дайте мне справку, что я отработала у вас два года. Это мне нужно для поступления в институт.
ЛЯМИН. Почему бы и нет? (Нюте.) Отпечатайте, пожалуйста, я подпишу.
ДЕВУШКА. Спасибо. (Протянула бумажку.) Вот, я все подготовила.
НЮТА (официально). К сожалению, девушка работала у нас не два года, а один год.
ЛЯМИН. Напишите, что один год.
ДЕВУШКА. Зачем же мне один год? Мне именно нужно, чтобы справка была за два года, иначе не имеет смысла. Я же предупредила, что это необычная просьба.
ЛЯМИН. Не понимаю.
ДЕВУШКА. Я все равно не буду у вас работать. Я буду поступать в институт. Если вы хотите, чтобы я не работала и не училась, можете не давать. Но мне почему-то казалось, что вы понимающий человек, который может войти в положение.
ЛЯМИН. Вы ошиблись. Я ничего не понимаю и не умею входить в положение. До свидания.
ДЕВУШКА. Что значит – до свидания? Вы прекращаете разговор?
НЮТА. А на что вы рассчитываете, девушка? На то, что Алексей Юрьевич ради вас нарушит все законы? Строите глазки, постыдились бы. Он вдвое старше вас.
ДЕВУШКА. Вот это новость. Можете не давать мне справку, но она пусть передо мной извинится.
ЛЯМИН. Ладно, извинитесь, Нюта.
НЮТА. Я?.. Помолчала бы!
ДЕВУШКА. Ну, кому я строила глазки, ну, скажите!
НЮТА. Только не заступайся, только не заступайся!
ЛЯМИН. Товарищи, я устал!..
В двери Люба. Она рассеянна и словно бы немного не в себе.
ЛЮБА. Леша, ты скоро домой? Я тебя там ждала, мне надо с тобой поговорить. Но, в общем, все равно. Я могу и так.
ЛЯМИН. Да, пожалуйста.
ЛЮБА. Мой муж получил отпуск и едет отдыхать. Вероятнее всего, он поедет не один, а с Валей Чулко.
ЛЯМИН. Люба, ты очень впечатлительный человек, тебе что-то показалось, и вот ты портишь жизнь и себе, и мужу, и всем вокруг. Не надо так все осложнять.
ЛЮБА (мирно улыбнулась). Что ты, Леша, я нисколько не преувеличиваю, их отношения я знаю досконально. Ему не с кем делиться, так он делится со мной. Я его должна утешать и давать советы, как быть с Валей Чулко. Ведь эта история длится уже больше года, она началась в тот незапамятный день, когда он наконец получил пропуск в плавательный бассейн. Бедняге надо было два раза в неделю вскакивать в шесть утра и ехать на другой конец города. Но он никогда не пропускал. Он говорил, что неудобно подводить инструктора. Вот этот инструктор и оказался Валей Чулко. Я увидела ее уже много позднее. Ничего, тоненькая такая, спеленькая, как фрукт. Фрукт – в смысле овощ. У меня это все запротоколировано в дневнике по числам. Когда мама прочитала дневник, пришлось вызвать неотложку…
ЛЯМИН. Что я должен сделать? Говори.
ЛЮБА. Мне надо ехать с ним. Я должна быть с ним рядом. Тогда, может быть, это пройдет.
ЛЯМИН. Вполне возможно. Я бы на твоем месте поступил именно так.
ЛЮБА. Да, ты прав.
ЛЯМИН. Так что?
ЛЮБА. Что – что? Мне нужен отпуск с завтрашнего дня.
ЛЯМИН. Это невозможно.
ЛЮБА. Мне полагается отпуск за этот год. Я требую только то, что мне положено.
ЛЯМИН. Хоть бы ты сказала пораньше.
ЛЮБА. Я специально отложила отпуск, чтобы ехать с ним одновременно. Я не виновата, что он вдруг взял сейчас.
ЛЯМИН. А я виноват?
ЛЮБА. Виновата Валя Чулко. Но это уж, как говорится, стихия, к ней можно только приноравливаться.
ЛЯМИН. Я только что дал отпуск Егорову. Если бы я знал, я бы дал не ему, а тебе.
ЛЮБА (рассеянно). Ну да, понятно. Тогда, конечно, нельзя…
ЛЯМИН. И вообще как-то странно. Помнишь, мы говорили: вот сейчас как раз бы и взяться, всем вместе. Так, наоборот, все отпрашиваются! Нет, Люба, нет. Надо найти какой-нибудь другой выход.
ЛЮБА (машинально). Я понимаю. Надо искать другой выход. И потом, что я там увижу нового? Как мой муж с Валей Чулко будет плавать наперегонки? (Направилась к двери.)
ЛЯМИН. Если Саня не ушел, пускай зайдет ко мне.
ЛЮБА. Ладно. (Ушла.)
ДЕВУШКА. Алексей Юрьевич!
ЛЯМИН. Вы еще здесь?
ДЕВУШКА. Так как же?
ЛЯМИН. Что там у вас? Давайте.
Девушка подала свою справку, Лямин подписал, поставил печать.
Все? Идите.
ДЕВУШКА. Спасибо. Может быть, мне еще что-нибудь понадобится, я тогда зайду. (Ушла.)
НЮТА. Подписал фальшивую бумажку. Такие вещи рано или поздно обнаруживаются.
ЛЯМИН. Подожди, что с Любой? Тебе ничего не показалось?
Входит Саня. Вытеснив Лямина, уселся на его место.
САНЯ. Что вы сделали с Любой? Ушла, утопая в слезах.
ЛЯМИН (страдая). Ах, как нехорошо. Это я виноват. Но что я могу сделать? Саня, тебе придется взять на себя часть работы Егорова. Я на неделю его отпустил.
САНЯ. Никогда в жизни!
НЮТА. Как ты отвечаешь! Тебе приказывает начальник.
ЛЯМИН. Подожди. Вот ты отказываешься. На каком основании?
САНЯ. Чтобы распутать то, что может напутать Егоров, для этого нужно иметь такой же рабочий стаж, как у него.
ЛЯМИН. Ему остался год до пенсии, я не могу его уволить, у меня нет морального права.
САНЯ. Каждый имеет право на то, на что он считает себя вправе. Один может не прийти домой до утра, другой не имеет права опоздать на час. Леша, тебе нужно отпустить бороду, у тебя неволевое лицо… Слушай, я сейчас иду в одну компанию, хочешь со мной? Есть симпатичные варианты.
Нюта подошла к Сане, отвесила пощечину.
В чем дело? Что такое? В чем дело?
НЮТА. Иди сам к своим чувихам, а его оставь в покое.
САНЯ. Нет, при чем тут вы? При чем тут я? Леша, ты видел? Что я должен предпринять? Какое-то идиотское положение!
ЛЯМИН. Бросьте вы ссориться. Давай решать быстро насчет Егорова.
САНЯ (не может успокоиться). Кто ссорится? Я ссорюсь? Вы что, издеваетесь надо мной?
ЛЯМИН (приоткрыл дверь). Товарищи, простите, у меня пятиминутка. Нюта, извинись.
НЮТА. Представляю, куда бы вы сейчас отправились.
ЛЯМИН. Но ведь не отправились!..
НЮТА. Я извиняюсь… потом.
САНЯ. Нет, если бы это была не женщина, я бы знал, как поступить. Просто – раз! (Через стол особым приемом он ухватил Лямина за руку.)
ЛЯМИН (остался неподвижен и только проговорил). Я спрашиваю тебя в последний раз: ты будешь работать или нет?
САНЯ. И – два!
Вероятно, бешенство придало Лямину силу, иначе невозможно объяснить то, что произошло дальше. Борьба, в которой личные чувства взяли верх над правилами спорта. Хрустнул стул. Нюта завизжала. Несколько сотрудников, привлеченных шумом, оказались свидетелями победы, которую одержал Лямин. Он прижал противника к столу и, задыхаясь, спросил:
ЛЯМИН. Будешь работать?
САНЯ. Пусти.
ЛЯМИН. Будешь работать?
САНЯ. Я не могу так говорить.
ЛЯМИН. Можешь.
САНЯ. Буду…
ЛЯМИН. Дай слово.
САНЯ. Даю…
ЛЯМИН. Что даешь?
САНЯ. Слово!..
ЛЯМИН. Что будешь выполнять все указания. Не будешь отлынивать, не будешь препираться.
САНЯ. Не буду!
ЛЯМИН (отпустил его). Пошел!
Сотрудники пропустили Саню, с ужасом глядя на своего начальника.
Комната Лямина. При помощи стамески и молотка он вырубает из деревянного чурбана портретное изваяние Нюты. В другой стороне комнаты, сидя на стуле, Нюта позирует ему.
Оба сильно возбуждены, хотя и сдерживаются. Лямин время от времени нервно поводит шеей.
НЮТА. Когда на конференции сказали, что ты применяешь к сотрудникам физическое насилие, никто не возразил. Если бы присутствовал Саня, он бы сказал, что это шутка. Но он вообще на собрания не ходит.
ЛЯМИН. Не разговаривай! Мне надо сосредоточиться.
НЮТА. На чем тебе надо сосредоточиться? Сосредоточиться на своей судьбе!
Зазвонил телефон. Нюта сняла трубку.
Да!.. А кто его просит? Евдокименко?
Лямин скрестил перед собой руки – «меня нет».
А он как раз вышел. (Положила трубку.)
ЛЯМИН. К черту Евдокименко.
НЮТА. Куропеев способен на что угодно.
ЛЯМИН. К черту Куропеева.
НЮТА (смотрит на него с жалостью). Ну хорошо, хорошо, молчу. Как ты изменился за последнее время. Раньше был веселый, остроумный, всех разыгрывал, а теперь?.. Сам себе враг. Когда ты кончишь эту чурку, что потом?
ЛЯМИН. Потом буду писать большое полотно. Маленькая дверь с надписью: «Входа нет». А в нее входят. Двое.
НЮТА. Не верти шеей. Это плохая привычка.
Телефонный звонок. Нюта сняла трубку.
Да?.. Его нет. А кто его просит? А, здравствуй. Постой, там кто-то звонит в дверь, я посмотрю, может быть, это он. (Зажала трубку.) Саня. Подойдешь?
ЛЯМИН. К черту Саню.
НЮТА (в трубку). Нет, это не он. Ну, звони…
ЛЯМИН. Все звонят домой. Что такое? Есть местком, есть партком, есть все. Я официальный человек, пускай обращаются ко мне через секретаршу. Нет дома. Я выключился. Щелк – и меня нет.
Телефонный звонок.
НЮТА. Да?.. А его нет. А кто спрашивает? Здравствуйте, Иван Никифорович, постойте, там кто-то звонит в дверь.
Лямин сделал страшное лицо.
Нет, это не он. Ну звоните.
ЛЯМИН. Что значит – звоните! Я же сказал тебе, с девяти до половины шестого. Неужели трудно усвоить! Хотите быть оловянными солдатиками – пожалуйста. Вам надо только приказывать? Хорошо, буду приказывать. Вам нужен Куропеев? Хорошо, я буду Куропеевым.
НЮТА. Так тоже нельзя, все-таки люди.
ЛЯМИН. Слушай, проявляй свою доброту за счет кого-нибудь другого. Ты-то уж видела, я пытался по-хорошему. Не хотят? Что же, не надо. Давайте по-плохому.
Телефонный звонок.
НЮТА. Да?.. Его нет. А кто его просит? (Растерялась.) Здравствуйте, Николай Степанович. Ой, там кто-то звонит в дверь. Я посмотрю, может быть, это он. (Зажав микрофон.) Куропеев.
Лямин опять отрицательно скрестил руки.
К сожалению, это не он. Он должен скоро прийти, да. До свидания. (Положила трубку.) Написал бы ты ему эту статью, а? Можешь мне подиктовать. Ты работай и мне диктуй, а?
ЛЯМИН. Хорошо, пиши.
Нюта быстро достала бумагу, села на прежнее место.
(Диктует.) «Действующая ныне система планирования…»
НЮТА. Это начало?
ЛЯМИН. Начало. «Действующая ныне система планирования убивает инициативу и стимулирует плохую работу…» Пиши. «Планирование взращено на оголтелом недоверии…»
НЮТА. Лешенька, прости, что я вмешиваюсь, но, может быть, это не надо?
ЛЯМИН. Надо. Как все знают, что надо и чего не надо, поразительно!
НЮТА. Но ведь это даже неправильно, что ты говоришь. Разве можно всем доверять? Знаешь, что начнется?
ЛЯМИН. Если тебе все так ясно – написала бы сама.
НЮТА. Не срывай на мне свое плохое настроение.
В комнату обеспокоенно заглянула мать.
ЛЯМИН. У меня хорошее настроение!
МАТЬ (улыбаясь). Что случилось? Вы уже ссоритесь?
НЮТА (тоже улыбаясь). Немножко поспорили… На отвлеченную тему. Посидите с нами.
МАТЬ. С удовольствием. (Оглядываясь.) Совсем другая комната. Вы на него хорошо влияете. А то действительно: был в армии, а вернулся такой же беспомощный. (Позвала.) Юра, иди сюда, нас приглашают в гости. Живем как в клетке. К нам никто не ходит. Юрий Петрович стал такой нелюдим…
ОТЕЦ (вошел). Перестань меня критиковать. Давай хоть один день для разнообразия проведем спокойно.
НЮТА. Я тут как раз говорила: Леша хороший человек, но очень уж простой. Иногда надо и подумать, как себя вести. Я понимаю, вы дали ему такое воспитание, что ему не приходилось выкручиваться, о чем-то умалчивать, просто не было нужды. А сейчас так нельзя. Поверьте, я многое повидала в жизни. (Ей нравится роль хозяйки, которая принимает гостей. Но, развлекая их, она разговорилась.) Не вам говорить: иногда приходится и соврать, иногда чем-то воспользуешься… А что, нет? У меня муж был очень уважаемый человек, работал на холодильнике, так там все воровали, одни больше, другие меньше. А перед этим я была близко знакома с профессором. Очень хороший человек, такой беспомощный, неприспособленный. Мы с ним долго были так, не знаю, дружили или как, во всяком случае, он меня не трогал. Один раз я даже у него заснула дома. Но он не погасил свет и всю ночь просидел рядом. Вскоре я к нему переехала, прибралась там, и стали жить как люди. Но по работе он, главное, старался больше молчать. Он говорил: чем больше ты молчишь, тем тебя больше уважают. А ведь он в своем положении мог себе не то позволить, что Леша.
Пауза. Ее воспоминания произвели на присутствующих сильное впечатление.
ОТЕЦ. Виноват, вот этот ваш муж, который на холодильнике, он…
МАТЬ. Зачем тебе все знать, не вмешивайся.
НЮТА. А что тут такого? Это я просто так говорю «муж». Мы с ним даже не расписались. Я любила его, жалела, но потом оказалось, у него и до меня были такие жены, и после меня, и все ему готовили, обстирывали… Одинокий, холостой, а женщины знаете, они – как птицы, у них инстинкт скорее свить свое гнездо. Если она знакомится, то ей хочется надолго, в перспективе на всю жизнь. А мужчина, наоборот, поскорее хочет скрыться. Но я, кстати сказать, и претендовать ни на что не могла – у меня дочь…
ОТЕЦ. Что же, это была не его дочь?
МАТЬ. Какая разница?
ОТЕЦ. Раз я спрашиваю, значит, мне нужно.
НЮТА. Что вы, дочь не его, как она могла быть его, она в это время уже была большая.
ОТЕЦ. Кто же ее отец, если не секрет? Этот профессор?
НЮТА (рассмеялась). При чем тут профессор? Сосчитайте по годам. Он, наоборот, был уже потом. А дочка родилась, когда мне было восемнадцать лет, я была совсем девочка. Хотите, я вам расскажу? Но это долгая история.
ЛЯМИН. Не стоит.
НЮТА (встревожилась). Может быть, я наговорила что-то лишнее? Тогда простите.
ОТЕЦ (сыну). Вот что получается, когда человек считает себя умнее всех на свете.
МАТЬ. Юра, нас это не касается.
НЮТА. Так и есть. Сама тебя учу, а сама болтаю то, чего не нужно.
ОТЕЦ. Почему не нужно? Очень нужно. Я бы, Леша, на твоем месте поинтересовался. Просто из любопытства… Перестань долбить свое полено!
МАТЬ. Леша, что с тобой, не верти шеей!
НЮТА. Работает на износ. А нервная система не восстанавливается.
Тут Лямин с размаху швырнул в угол свой деревянный молоток и стамеску, поддал ногой чурбан и молча надел пиджак.
МАТЬ. Леша, возьми себя в руки.
Лямин не ответил, направился к двери.
НЮТА (уцепилась за него). Никуда не пойдешь. Я не пущу тебя в таком состоянии.
Зазвонил телефон.
ЛЯМИН. К черту всех! Меня нет дома.
НЮТА (не отпуская его). Подожди, мало ли кто это может быть. Лидия Григорьевна, возьмите, пожалуйста, трубку.
МАТЬ (в трубку). Да?.. Его как раз нет дома, это его мать… (В страхе.) Что?.. Хорошо, я передам. (Положила трубку.) Леша, не волнуйся, ваша Люба отравилась.
ЛЯМИН (опустился на стул). Надо идти.
НЮТА. Идем вместе.
Лямин поднялся, он пошел не к двери, а на диван. Лег странно, лицом вниз, боком.
ЛЯМИН. Это я виноват. Надо было пустить ее в отпуск с этой Валей Чулко.
НЮТА. Мама моя, какой он бледный.
МАТЬ. Ему плохо.
НЮТА. Надо вызвать врача. Я знаю телефон, очень хороший врач, он все некрологи подписывает.
МАТЬ. Это инфаркт.
ОТЕЦ. В таком возрасте инфаркта не бывает. Где там ваш телефон врача?
НЮТА. Забыла.
ОТЕЦ. Тихо все!
Он держит Лямина за руку, глядя на часы и слушая пульс.
МАТЬ (тихо). Что?..
ОТЕЦ. Дай мне послушать пульс.
МАТЬ. А что я делаю? Я же тебе не мешаю.
Телефонный звонок.
ОТЕЦ. Что такое!
НЮТА. Телефон звонит.
ОТЕЦ. Никаких звонков! (Слушает пульс.)
НЮТА (все же взяла трубку, тихо). Да?.. Ну?.. Так. (В голос.) Идиот, надо сначала узнать все до конца, а потом звонить, дурак! (Бросила трубку.) Она живая, Леша! Ты слышишь?..
Под взглядом отца стихла. Отец снова, глядя на часы, берет руку сына.
МАТЬ (не вытерпела). Сколько?..
ОТЕЦ. Не знаю. Вообще-то пульс есть. Врача вызвали?
МАТЬ. Ты же сказал – никаких звонков.
ОТЕЦ. Что? Немедленно звоните в неотложку.
ЛЯМИН (открывая глаза, повернулся). Не надо.
ОТЕЦ. Погодите минутку. Он что-то сказал.
МАТЬ. Он сказал «не надо».
ОТЕЦ. Что «не надо»?
ЛЯМИН. Ничего не надо. Мне хорошо.
НЮТА. Лешенька! Любу спасли, все в порядке! Идиот Санька, не мог сначала все узнать, а потом звонить.
ЛЯМИН. А я испугался…
НЮТА. Из-за этой глупой дуры чуть не отправился на тот свет…
МАТЬ. Как ты себя чувствуешь?
ЛЯМИН. Очень хорошо. Я отдохнул. (Хочет подняться.)
МАТЬ. Лежи.
ЛЯМИН. Мне было очень хорошо. Мне показалось, что я умираю.
МАТЬ. Вот смотри, старый, ты все время злишься, нервничаешь, с тобой будет то же самое.
ОТЕЦ. Хотя бы сейчас оставь меня в покое.
ЛЯМИН (беспокойно). Нет, нет, не надо ругаться.
МАТЬ. Не будем, не будем. Юра, помолчи, ему нельзя волноваться.
ОТЕЦ. Это ты мне говоришь – молчи?
МАТЬ. С утра меня точишь. Я его прошу – давай хоть один день проживем спокойно.
ЛЯМИН. Нет, нет! Надо говорить о чем-нибудь другом. Сейчас, когда я лежал, мне пришла в голову мысль, что, собственно, ни один день не повторится, все пройдет: и плохое и хорошее. Так что и этот день не повторится, и вот эта минута тоже не повторится. Вам не приходило это в голову?
МАТЬ. Я все время ему это твержу, не хочет понять.
Внимательный взгляд заметил бы, что с Ляминым произошла какая-то перемена.
ЛЯМИН. Как хорошо, что мы все тут собрались, сидим вместе, как прежде, помните? По-моему, когда-то мы жили даже дружно. Или мне казалось?
МАТЬ (Нюте). Мы так интересно жили, что вам и не снилось. Если бы я только перечислила, с кем я разговаривала запросто, как сейчас с вами. Правда, когда они приходили к нам домой, они теряли все свое обаяние. Музыканты вообще глупые люди, а с ним становились особенно.
ОТЕЦ. Ну, ради твоего удовольствия я не мог держаться с ними запанибрата.
ЛЯМИН. Не надо, папа! Ты уклоняешься.
МАТЬ. Но только он ушел на пенсию, все эти гении перестали к нам ходить. Что же, они лауреаты, а он никто и ничто. А благодаря кому они лауреаты, этого уже никто не помнит.
ОТЕЦ. Это закон природы. Когда человек стареет, к нему перестают ходить в гости.
ЛЯМИН. А что, это идея. Давайте позовем гостей.
НЮТА. Сейчас? Какие гости!
ЛЯМИН. Позвони Сане, позвони Егорову. Папа, позвони своим лауреатам. Даже не надо в магазин – у нас ведь что-то есть.
МАТЬ. У нас есть, но это к празднику.
ЛЯМИН. Праздник тоже будет, потом. А сегодня посидим просто так. Нюта, включи радио, может быть, там музыка.
Нюта включила. Музыка.
ОТЕЦ (подошел к динамику). Концерт для скрипки.
ЛЯМИН. Вот видишь!
МАТЬ. Музыка. Всем нормальным людям доставляет удовольствие. Ему же она приносила только неприятности. Выговора, вечная угроза, что его понизят, снимут…
ЛЯМИН (слушая музыку). Странно, вот мы здесь сидели, разговаривали, ничего не слышали. А музыка была. А мы не знали, нам было неинтересно. И так – то и дело. Все проходит мимо.
МАТЬ. Леша, все проходит мимо, только если ты сам пропускаешь мимо. Вот тебя повысили в должности, это главное. Ты должен быть доволен, ты должен пользоваться теми возможностями, которые у тебя появились. А ты вместо этого…
ЛЯМИН. А может быть, то, что нам кажется важным, – это не так уж важно? А то, что нам кажется второстепенным, – это главное и есть? Тебе не приходило в голову?
МАТЬ. В каком смысле?
ЛЯМИН. Я не знал самых примитивных удовольствий, которыми пользуются все кому не лень. Я ни разу не был на футболе. Я не смотрел телевизор и, глупец, гордился этим. Стоит телевизор, а мы его не включаем. Кстати, где программа? Вот… Сколько сейчас? Пожалуйста, пропустили телеочерк «Машины-умницы».
МАТЬ. Зачем тебе, это же передача для школьников.
ЛЯМИН. Ну и что? Это же очень интересно. Двадцать пятнадцать. «Запевайте, орлы-комсомольцы» – могли быть неплохие песни. Ладно. Двадцать сорок. Трансляция концерта. Не люблю, когда так пишут: может быть, какая-нибудь ерунда, а может быть, что-нибудь стоящее… Раньше я думал, что эти слова: «Мементо мори» – звучат мрачно. Наоборот! Это весело! Это значит – умей радоваться жизни, умей забывать плохое и помнить хорошее. Не может быть, что у вас никогда не было ничего хорошего. Так не бывает!
МАТЬ. Теперь невозможно поверить, но когда-то я любила его, этого дурня. Помнишь, как ты меня пригласил и повез на извозчике? Я думала, мы едем по крайней мере в Большой театр, а он привозит меня в захолустное кино. Он вообще не любил оперу.
ОТЕЦ. Кино «Перекоп».
МАТЬ. «Аврора». Все забыл!
ОТЕЦ. Стала ужасная память, просто ужасная…
МАТЬ. А ведь когда-то у него была великолепная память, все удивлялись, какая у него память. Если бы у него был слух, он мог бы петь наизусть целые оперы.
ЛЯМИН. Вы говорите, говорите!
МАТЬ. Я знаю, я стала ужасная, все время его пилю. А когда-то я была веселая девушка, я вообще легкий человек в общежитии, со мной все уживаются. Я участвовала в самодеятельности, я умела делать фокусы! (Она взяла со стола яблоко, накрыла платком, оно исчезло – и вынула из кармана мужа.)
ОТЕЦ (взволнован). Перестань!.. (Поднялся и вышел из комнаты.)
МАТЬ. Идем, старичок. Он уж хочет спать, в последнее время стал быстро утомляться… (Тоже ушла.)
НЮТА (быстро). У нас так никогда не будет, как у них. Я клянусь. И ты поклянись. Скажи – клянусь.
ЛЯМИН. Клянусь.
НЮТА. Я все время думаю об этой загадке: почему ты на мне женился? Потому что ты порядочный человек? Провел со мной ночь и почувствовал себя обязанным? Думаешь, что со мной никто не проводил ночь? Но им почему-то и в голову не приходило на мне жениться.
ЛЯМИН. Нет.
Он подсел к ней, сосредоточенно глядя на ее лицо.
НЮТА. Подожди, ответь. Ты поддался настроению минуты, да?
ЛЯМИН. Нет.
Он так же смотрит на нее, время от времени с любопытством трогая ее ухо, щеку, волосы.
НЮТА. Ты хотел тихую, нетребовательную жену, чтобы с ней было спокойно, да?
ЛЯМИН. Вот тут я бы крупно ошибся.
НЮТА. А может быть, ты просто ошибся? Да?
ЛЯМИН. Нет.
НЮТА. Не хочешь же ты сказать, что ты меня безумно полюбил?
ЛЯМИН. Хочу.
НЮТА. За что же? Я не очень умная, и не очень добрая, и не очень красивая.
Лямин. Кто знает, может быть, это сделано специально.
НЮТА. Как специально?
ЛЯМИН. В древности торговцы драгоценностями держали камни негранеными. От воров.
НЮТА. Не понимаю.
ЛЯМИН. Ты – женщина замедленного действия. Ты не сразу начинаешь действовать на человека в полную силу. У тебя своеобразное, редкое лицо. У тебя очень удачно посажены глаза, они могут, не отвлекаясь, заниматься своей основной специальностью: поражать человека. Правда, ты слишком много суетишься. Есть чересчур беспокойные птицы: они все время охорашиваются, поют призывные песенки, а не знают, что главное их достоинство – это то, что они могут просто молча летать.
НЮТА (торопливо). Леша, я тогда рассказывала, и, может быть, неуместно, во всяком случае, твои родители меня не так поняли. И главное – ты меня не так понял. Да, у меня есть дочка, она уже большая, ей четырнадцать лет. Это была моя первая любовь, вернее, он меня любил. Мы даже чуть не поссорились, когда он уходил в армию… Ну, из-за чего можно поссориться с мальчиком, если я была нетронутая, а он не верил в мою любовь и что я буду ждать. И я его пожалела. А он из армии больше ко мне не вернулся, может быть, не верил, что это его ребенок. Один раз он ко мне зашел, много времени спустя, пьяный – хоть выжимай. Я его как ожгу по щеке… Вообще, знай, я ни об одном из тех мужчин, которых я знала, не могу пожалеть: жалко, это не муж мой. Подожди, я тебе еще хочу сказать. Я очень бедно жила. Дочку оставила у мамы, а там еще три мои сестренки, отца нет. Девочки для коровы сено без лошади таскают по пяти пудов, пилят дрова райпотребсоюзу. Придут из школы и отправляются в две пилы… Конечно, я их поддерживала. Хочется пойти в кино – не иду, трешка в кармане. Хочется чулки купить – не купишь. Хочется к ним съездить – не едешь. Понемногу сэкономишь, а вместе сумма. Ведь я ни разу в театре не была. Иногда даже есть возможность – денег жалко. Стала жадная на деньги. И вот теперь я думаю: ты жил один, а теперь у тебя я, и еще ты хочешь взять дочку, какая это для тебя материальная нагрузка…
