– Поэтому ты хочешь отправить Фёдора вразумить грумсов, от которых, как известно, только и жди неприятностей? Единственный дружелюбный дракон в наших краях, между прочим, – нахмурилась Селестина, жена Волшебника. – Если он после этого сбежит, сам знаешь, что будет.

Это была высокая стройная брюнетка, из тех женщин, чей возраст определить по внешности совершенно невозможно, но за мудрым советом к ней обращались чаще, чем к её супругу, один только мягкий свет её зелёных глаз помогал собеседнику мгновенно успокоиться и найти решение проблемы, казавшейся до этого неразрешимой.

Но сейчас в её глазах посверкивали искры, и Волшебник отвернулся от окна:

– Дорогая, Фёдор никуда не сбежит, он не только самый дружелюбный, но ещё и довольно смелый дракон, хотя в последнее время стал ленив. Это приключение пойдёт ему на пользу, я уверен. А, кроме того, – он поднял руку, остановив жену, собравшуюся возразить, – нам необходимо разобраться, что происходит на Границе, и Фёдор – единственный, кто справится с этой задачей, не заварив при этом каши.

Селестина вздохнула.

– Ты всегда был упрям. Ума не приложу, как мы живём вместе уже добрых полвека. Вероятно, дело в том, что тебя часто нет дома.

Волшебник нахмурился.

– Кстати, я как раз собираюсь покинуть тебя на какое-то время, – заявил он чуть более напряжённым тоном, чем обычно.

– Ты меня не удивил. Если уж ты отправил Фёдора на поиски неприятностей, было бы странно, если бы сам ты занялся вязанием у камина.

Она направилась к плите и, проходя мимо мужа, ласково провела рукой по его волосам, отчего возникшее в кухне напряжение мгновенно исчезло. В этом была её особая магия – улаживать конфликты до их возникновения, отчего все местные мужчины её очень уважали, а женщины немного завидовали.

Глава десятая, в которой мы узнаём, как досадно падать мордочкой в тазик

– Бессилие – самое ужасное, что может произойти. От этого очень злишься, но сделать ничего не можешь и злишься ещё сильнее. – Карп нервно почесал лапой затылок. Он был ещё совсем юный грумсеныш и совершенно не привык к бездействию, тем более такому длительному. Вот уже почти сутки, как он лежал на большом цветастом диване тетушки Дрызг с перевязанной лапой, которая по-прежнему ныла после вчерашнего падения. И уши горели при воспоминании об этом позорном инциденте.

Угораздило же его перелететь через крыльцо и шмякнуться мордочкой в тазик с навозом для грядок, а лапой – о стенку теплицы. Перелома, кажется, удалось избежать, но ушиб оказался серьёзным, так что Карп смиренно перенёс все медицинские процедуры, которые произвели с ним старшие грумсы, и теперь лежал на диване в обнимку с книгой и половиной бублика. Первую половину он, конечно, съел сразу, как получил от тетушки, но вторую решил приберечь на случай, если станет совсем скверно на душе.

Но сейчас Карп думал не о бублике, а о том, что заставило его сломя голову броситься вперёд, не глядя под ноги. Он отчетливо увидел, как из густого тумана, окутавшего деревню, выбралась неясная фигура и совершенно точно кому-то помахала. Фигура была совсем близко, в паре домов от тетушкиного, и если бы он не шмякнулся головой в навозный тазик, то мог бы подобраться ближе и разглядеть её как следует. Но с природной грацией у грумсов, надо признать, дела обстоят не очень хорошо, так что Карпу оставалось мучиться от бессильной злости на свою неуклюжесть и ждать, когда Криспи вернётся с новостями.

В это время в паре сотен километров от дома, где лежал грустный грумсеныш, плотную пелену облаков прорезали взмахи гигантских крыльев. Дракон Фёдор присмотрелся к туману над землёй и, удовлетворённо прорычав что-то неразборчивое себе под нос, начал плавно снижаться.

Глава одиннадцатая. Драконы никогда не сдаются.

– Иногда кажется, что ничего не получится, сколько ни старайся, и дела из лап вон плохо, и помощи ждать неоткуда. – Дракон Фёдор печально покивал головой и замолчал.

– И что ты делаешь в таких ситуациях? Опускаешь хвост и складываешь лапки? – Я подлила кофе в кружку раннему гостю и улыбнулась: уж кто-кто, но этот дракон не из тех, кто поддаётся хандре надолго.

Дело было прохладным ранним утром, когда весь город ещё спал, укутанный в туманную дымку. И ни людей, ни машин, только облезлый кот высунул морду из мусорного бака и довольно облизнулся. Мне нравится это время, около пяти утра, оно какое-то пограничное между сном и реальностью, хотя добровольно в такую рань я, конечно, не встаю. Но если уж в гости пожаловал дракон, можно и пожертвовать сном ради увлекательной беседы за чашкой кофе.

– В этот раз я был близок к тому, чтобы сдаться и сказать волшебнику, что я не выполнил его просьбу. – Фёдор посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом, и я поняла, что ему не до шуток.

– Но ты ведь отыскал грумсов?

– Конечно. Но не всех сразу. Два маленьких грумсеныша решили отправиться на поиски приключений и нашли их, но потерялись сами. – Фёдор недовольно фыркнул и из его ноздрей вылетела пара искр. – Ой, прости! – Воскликнул он, прихлопнув лапой нос.

– Ничего, продолжай! Как ты их нашёл? Где? – Мне не терпелось узнать, чем же закончилась эта долгая запутанная история на границе.

– Ну так вот, когда кажется, что помощи ждать неоткуда, она приходит с совершенно неожиданной стороны. – И тут мой гость впервые за утро улыбнулся. – Я подружился с болотными кикиморами.

От удивления я пролила на себя добрую половину кружки горячущего кофе, и когда этот конфуз был улажен, узнала вот что.

Из всех магических существ, населяющих нашу планету, болотные кикиморы – последние, с кем захочется дружить. Характер у них вредный, манеры ещё того хуже, и если кто не знает, как себя правильно вести при встрече с кикиморой, то пиши пропало: сгубят и глазом не моргнут. Но дракон Фёдор, конечно, знает, как себя вести, он вежлив и доброжелателен, умеет слушать и говорить очень подходящие слова, такие, что собеседнику приятно. Так что я нисколечко не удивилась, что он поладил даже с кикиморами. Но зачем?.. Видимо, это был последний шанс найти пропавших Карпа и Криспи.

Глава двенадцатая. Грумсята и домовые.

– Карп, как твоя лапа? – Криспи нервно теребила подол своего платьица и с надеждой смотрела на брата.

– Болит. – Насупившись ответил тот. – А что тебе удалось узнать про эту туманную фигуру?

– Шшшшш! – Испуганно зашипела на него малышка и оглянулась, не слышал ли кто. – Ты разве не знаешь, что взрослые об этом и слышать ничего не желают? Давай вставай, пойдём во двор, а то твоя лапа никогда не заживёт, если будешь лежать на диване.

Карп обиженно засопел, но выбрался из-под цветастого пледа и аккуратно встал на обе лапы. Потом неловко переступил с одной на другую, поворчал и очень медленно пошёл вслед за сестрой, которая уже поджидала возле двери.

Выбравшись на улицу, грумсята медленно пошли вдоль забора, Карп сначала то и дело кряхтел, но когда Криспи приступила к рассказу, постепенно забыл про больную лапу и слушал сестру, приоткрыв рот.

Грумсы жили довольно далеко от границы, и кроме дозорных никто близко к ней не подходил и знать не знал, что там творится. Достаточно было издалека взглянуть на неприветливый туман, как по коже пробегали мурашки и всякий интерес совать нос ближе пропадал.

Но те, кто по долгу службы был знаком с делами на границе, а теперь ещё и Карп с Криспи, знали: там живут сбежавшие домовые. Но домовым без дома плохо, как легко догадаться. Поэтому они, невидимые в обычной домашней жизни, сереют, обретают неясные формы и притягивают к себе всякую гадость, а всякая гадость начинает твориться рядом с ними.

Почему же случается так, что домовые сбегают из своих домов? Кажется, дело в самих домах. Где царит мир, дружба, любовь и порядок, там и домовые – порядочные. Ну спрячут от хозяйки поварёшку, если оставила её грязной на ночь, ну уронят грумсенышу веник на лапу, если давно не прибирался, но ничего такого серьёзного не творят. Но уж если в доме стоит ругань изо дня в день, если на шкафах толстенный слой пыли, а по углам резвятся пауки, то и домовые становятся сердитыми и как умеют, так и проучают хозяев.

Но в жизни грумсов настал такой период, когда переезжали они с места на место и ни с кем поладить не могли, и так устали они от этого, что стали нервными, раздражительными и даже друг с другом в семьях разговаривали неласково, часто ссорились и кричали. И вот один за другим домовые выбрались из домов, посовещались и решили оставить хозяев.