Кафка и жаба

– Что ж ты, – говорю, – жаба. Хоть бы ночью в доме убирала, пироги пекла. Что ты дрыхнешь, как пристукнутая? Чего глазищами лупаешь? Какая из тебя хозяйка? На что ты мне сдалась?

Хвать ее – в карман и за город повез, на болото. Отпущу, и все дела. Я тебя не знаю, ты меня не знаешь. У каждого своя жизнь начнется, а эту мы забудем, как сон.

Стою у болота, смотрю на нее. Она в сторону отвернулась, с судьбой смирилась. На меня – ни глазком.

– Эй, последний раз ведь видимся!

Ноль внимания. Подул на нее. Она поежилась, но так и не взглянула. Пальцем по пупырчатой спинке погладил. Расстаемся ведь. И у самого слезы на глазах выступили. Жалко ее отпускать. Что там, в болоте этом? Может, побьют ее или съедят. А все из-за меня. Она-то в чем виновата? Слово мне грубое сказала? Так ведь за это не убивают. И в жаб не превращают. И не такое уж грубое это было слово. Просто работала, костюмы подбирала. Мало ли, под горячую руку, что сказать можно? Она ведь не злая и даже жабой очень красивая. Глазастая. И с выдумкой. Юморная. Как она на ту длинноногую-то квакнула! Эх… Развернулся и домой поехал.

Сели мы с ней на кухне. Налил ей наперсток молока, печенье покрошил. То же самое себе в чашке и блюдце поставил.

– Знаю, что ты человеческую еду не ешь, но составь мне компанию, пожалуйста.

Она кивнула: «Согласна».

– Не сердишься?

Она всем телом мотнула: «Нет, не сержусь».

– Прости меня. Прости, дурака. Виноват, кругом виноват. Не знаю, как дошел до такой жизни. Но раз дошел, придется жить. Вместе с тобой. Не знаю, как тебя обратно из лягушки в царевну превратить. А значит, буду заботиться о тебе, пока дышу. В ЗАГСе нас с тобой вряд ли распишут, и геям-то жениться не разрешают, а они все-таки люди. Но можно ведь и так, по любви жить.

Смотрю, не лягушка уже передо мной, а красна девица. Глаза карие, бархатные, ресницы трепещут. Ну, грудь там и все остальное тоже на месте. «Вот, черт, – думаю, – в ЗАГС-то все-таки идти придется. Зачем ляпнул?»

Живем. Почти не ссоримся. Мальчишку родили. Сорванец оказался.

Дар магический у меня пропал. А мой психоаналитик говорит, что это у меня было из-за боязни красивых женщин, ну, еще из-за привязанности к матери. Конечно, что он еще сказать-то может? Им бы, психоаналитикам, лишь бы все опошлить и магию настоящих отношений разрушить.