Kitabı oku: «Чустя»
Пролог
Привет! Меня зовут Настя…
Вернее, нет! Никто меня так не зовет! По крайней мере, в школе. Уже несколько лет я ношу обидную кличку Чуча. Это сокращение от чучела, если вы не поняли. Иногда меня называют Чучелла, иногда Чучундра или Чукча, но чаще всего, я просто Чуча. Потому что так проще, короче и быстрее…
Вы скажите, что мои одноклассники злые, а я безвольная и бесхарактерная, и виновата во всем сама, раз не могу дать отпор… И будете правы! Я не могу… Потому что боюсь их, а еще потому что верю им!
Я страшная! Ясно? Самое настоящее огородное пугало! Вечно лохматая, как бы долго и тщательно не причесывалась, под маленькими невыразительными глазками у меня темнеют круги, кожа на лице бугристая и неоднородная, и, время от времени, она покрывается огромными вулканическими прыщами.
По утрам я лишь мельком смотрю на свое отражение в зеркале, чтобы лишний раз не расстраиваться, собираю непослушные волосы в тугой хвост на затылке, стараюсь, безрезультатно, избавиться от «петухов», одеваюсь и иду в школу. Туда, где меня каждый божий день ждет настоящий ад!
Я захожу в кабинет, сажусь за последнюю парту и делаю все, чтобы меня не заметили. Но они замечают! Каждый раз! И я краснею от их злобных взглядов, от их болезненных словесных ударов по остаткам моего самолюбия, и изо всех сил стараюсь не плакать. По крайней мере, при них…
Чем старше мы становимся, тем злее и обиднее становятся их шутки… И каждый новый год встречает меня новой порцией боли и страданий!
Но самое ужасное в этом то, что я не могу никому об этом рассказать! Ни мама, ни папа – не станут слушать, они слишком заняты, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Брат скорее всего встанет на сторону моих обидчиков, а бабушка расстроится, ведь у нее больное сердце!
И потому я стойко храню свою тайну глубоко внутри под семью печатями, улыбаясь своим родным и, стискивая зубы, терплю эти бесконечные издевательства в школе.
Слава богу, осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Всего один учебный год! И я буду свободна от этого бесконечного кошмара, именуемого средней школой.
На самом деле, я всегда была страшной, просто в детстве на этом как-то не заострялось внимание. Пару раз, может больше, не помню, я слышала, как мама говорила папе, что я лицом не вышла и, возможно поэтому, буду очень умная.
Но нет… Я не стала умной! Как-то не сложилось у меня с учебой… С тройки на двойку – вот мой потолок, и прыгнуть выше я не в состоянии. И этот факт очень расстраивал маму, прямо до слез, и ужасно злил папу. Я сосчитать не смогу сколько раз меня наказывали за плохие оценки. Пожалуй, проще назвать дни без наказания, когда меня отпускали гулять…
И я сидела одиноко на качелях и слушала музыку, пока меня не прогоняли с площадки местные хулиганы во главе с моим братом. Его, кстати, Даня зовут. Он младше меня на год, но при этом красивый и умный. Просто гордость семьи! Не то, что я…
Все остальное время я сидела в своей комнате, пыхтя над учебниками, и бабушка заглядывала ко мне время от времени, чтобы проверить, чем я занимаюсь или позвать к столу.
Маму я видела редко, только поздним вечером, когда она уставшая и вымотанная приползала домой с работы и падала бесформенным мешком на диван. А свои редкие выходные она посвящала себе любимой, уходя на весь день в какой-нибудь салон красоты.
Дежурные пару вопросов за ужином едва ли можно назвать нормальным общением матери и дочери.
– Как в школе дела?
– Нормально…
– Как оценки?
– Не очень…
– Ты должна стараться!
– Хорошо…
Вот и все общение.
А Папа….
Мой папа военный! Полковник он, не-скажу-в-какой части. Это, вроде как, большой секрет! Мне иногда кажется, что он родился полковником! Выправка, командный голос… Ну, вы понимаете…. Его манера себя вести не меняется даже дома. Если бы он потребовал от нас отдавать ему честь, я бы вообще не удивилась.
Однако, дома он бывает редко. Еще реже, чем мама… А когда появляется, сразу требует дневники на проверку, листает их внимательно, а потом, поджав губы и сдвинув недовольно брови, раздает наказания на неделю вперед. В основном мне.
На этом его участие в наших с Даней жизнях заканчивается.
Вот так и получается, что мы, как бы, сироты при живых родителях. Мы с братом находимся под присмотром бабушки – папиной мамы. Она хорошая, добрая, но не смеет перчить отцу, выполняя все его поручения в точности. Если он сказал: «Домашний арест!», значит домашний арест, от звонка, до звонка! И никаких гвоздей!
И так было всегда, по крайней мере, сколько я себя помню! Время ничего не меняло. И все шло своим чередом…
Шло…
Пока однажды я не влюбилась…
Это случилось в шестом классе и странным образом совпало с появлением в нашем классе новенького мальчика. Он появился в середине года и снес крыши всем девочкам в школе. Высокий, голубоглазый блондин с глубокими ямочками на щеках и совершенно обворожительной улыбкой.
Он никого не знал, но ни секунды не стеснялся и вскоре стал самым популярным мальчиком в школе, к тому же еще и одним из самых умных! Его фото даже на стену почета повесили. Круглый отличник! И такой красивый!
Понятно, что у меня не было никаких шансов. И я смотрела на него из-под тишка со своей задней парты, вздыхала, мечтая о нем, и исписывала все тетради его именем. Его звали Семен. И не было в мире имени красивее…
Однажды он сел со мной рядом, взглянул на меня своими большими голубыми глазами и улыбнувшись, сказал:
– Привет!
Его голос пробил дыру в моей груди, и я не смогла сказать ни слова ему в ответ. Открыла рот, чтобы ответить, но смогла издать лишь невнятный утробный хрип. Не знала потом куда мне провалиться, чтобы он не видел моего фиаско. Думала, он будет смеяться или обзовет меня каким-нибудь обидным словом. Но нет… Он лишь поднял удивленно брови и тихо спросил:
– Ты разговаривать умеешь?
Я уже не пыталась ему ответить используя речевой аппарат, лишь кивнула головой и отвернулась, пытаясь скрыть свое смущение. Мое лицо пылало. Мое сердце рвалось из груди. А я сидела к нему спиной, стараясь не дышать и надеясь тихонечко, что он отстанет от меня и уйдет.
– У меня днюха завтра, – сказал он, приблизив свое лицо к моему уху, – Будет вечеринка. Приходи!
И после этих слов он встал и ушел. А я сорвалась со своего места, как сумасшедшая и, прихватив свой рюкзак, впервые сбежала с уроков.
Ох, и влетело мне тогда от бабушки… Но это ерунда! Папа еще не знал об этом моем побеге, а значит до наказания у меня были еще целые сутки. И это означало, что я иду к Семену на день рождения.
Я очень хотела пойти! А еще я впервые захотела стать красивой. И это была огромная ошибка, обернувшаяся для меня многолетним кошмаром без права на реабилитацию!
В тот день я впервые украла мамину косметику, и как умела, а умела никак, применила ее на себе. Навела марафет, блин… Как вспомню, так вздрогну…
Я только сейчас понимаю, что выглядела, как клоун… А тогда мне казалось, что чем больше я накрашусь, тем красивее стану. На белой коже, словно две жирные гусеницы, красовались черные лохматые брови и яркие желтые тени размазанные максимально высоко. Они слегка осыпались потом, создав под глазами страшные гепатитные круги, но этого я уже не видела…
Ресницы все склеились от большого количества туши, а яркая красная помада никак не желала ложиться ровно. А когда я поняла, что она еще и влагостойкая, и я не могу ее смыть, я решила оставить так. Чем больше, тем лучше – помните?
Ну, и вишенкой на торте стали алые румяна с лихвой намазанные на выбеленные щеки большими кругами…
Стоит ли описывать мой наряд? Пожалуй, нет… Ведь в такой боевой раскраске, я могла бы завернуться в простыню или занавеску, никто бы и не заметил… Думаю, даже супер-пупер прическа не смогла бы скрыть весь тот ужас, что я намалевала на своем лице.
– Ну, вот, – улыбнулась я своему отражению, – Теперь я по-настоящему красивая! Как принцесса…
Где тогда были мои глаза? Не знаю… Но я на полном серьезе полагала, что выгляжу отпадно! И вот так я пошла на вечеринку!
Там были все! Весь класс и даже больше! Еще бы, самый популярный мальчик в классе! И все они смеялись надо мной! И громче всех смеялся Семен…
– Ну ты и чучело, – выплюнул он сквозь хохот.
Так я стала Чучей…. Навсегда… Мне было 13…
Глава 1. На самом краю
Девятый класс, второе сентября. Для меня нет дня тяжелее! Мой личный ад начинается сегодня. Ну, как, ад? Так… Небольшой адочек. Если не обращать на них внимания – они отстанут! Должны отстать! Ведь, суть хейта в реакции реципиента. А если реакции нет, то и смысла доставать меня не будет.
Я все лето читала паблики психологов, постигала азы игнорирования моральных агрессоров. И теперь я точно знаю, как мне себя вести, чтобы они отстали!
Смотрю на себя зеркало… Ну, как смотрю… Специально расфокусировала взгляд, чтобы видеть общую картину, но не видеть мелочей, тех самых, которые так портят мою внешность.
– В целом, нормально!
Волосы в хвост, рюкзак на плечо, вдох, выдох… Пора!
Здравствуй, девятый «В»! Привет, крыса-Ирка со своей свитой, противный шпаненок Жека, вечно ворующий мои ручки, такой близкий, но такой недостижимый Семён! Я бы рада сказать, что мне приятно снова видеть вас, после долгого перерыва… Но, нет…
Вы все противны мне! Все, кроме безразличного блондина… Тебя я видеть рада, хоть это и больно. Ты единственный, ради кого я все еще прихожу сюда, единственный, кто заставляет мое сердце биться!
Я тяжело вздыхаю и вхожу в кабинет.
– Чуча! – поворачивается ко мне Ирка, потирая руки, и вся ее свита тут же навостряет уши и со всех сторон сверлит меня взглядом, – Ты еще живая? Ну, ничего… Это не на долго!
Весь класс заливается диким хохотом. А мое лицо предательски краснеет, и я опускаю глаза в пол и бреду между рядами к своей парте.
«Игнор, игнор, игнор…» – повторяю я про себя, но понимаю уже, что план не сработал, и я снова в опале.
Кто-то ставит мне подножку. Я теряю равновесие и падаю на пол, ударяюсь коленом о ножку стола, и слезы начинают течь по щекам сами собой. Больно! А по классу снова разливается раскатистый ржач.
– Да, хватит вам…, – слышу негромкий знакомый голос.
Это Семён за меня вступился! Он настоящий герой! И хотя он делает это не слишком уверенно и не слишком часто, но, время от времени, он останавливает бесконечные нападки на меня, особенно, когда они заходят слишком далеко.
– Чучу пожалел? – презрительно фыркает Ирка, садясь на край его стола.
– Там учитель уже идет, – отмахивается он, не отрывая взгляда от телефона.
– И как ты об этом узнал? – весело спрашивает она и уже тянет свои руки к его смартфону, – Чем ты там вообще занят?
– Отстань! – кричит он, и весь класс отвлекается на их возню, совершенно забыв про меня.
И я, вытирая рукавом слезы, могу незаметно пробраться к своему месту и слиться с окружающей обстановкой.
Вот такой он – Семён! В целом – отличный парень, но вынужден жить по законам класса, чтобы не стать отщепенцем, типа меня. Разве я могу его за это винить? Он живет так, как может… Он ни в чем не виноват! Я верю в это и вывожу на развороте новенькой тетрадки самое прекрасное на свете имя!
«Семён, я люблю тебя!»
***
Уроки тянутся довольно медленно. Особенно сейчас, когда память о каникулах еще жива, а за окном манит лучиками еще по-летнему теплое сентябрьское солнышко. Я сижу у самого окна и солнечные зайчики играют на моей тетради, скачут по строчкам и отвлекают меня постоянно от монотонного голоса учителя.
Эх, права моя мама… Я должна стараться лучше. Но я не могу… В моей голове гуляет ветер, и если там и появляется хоть какая-то разумная мысль, то она, как правило, никак не связана с уроком.
Я радуюсь солнышку, подставляя ему свой нос. Я думаю о Сёме, смотрю на него сквозь длинную челку, пока он не видит, наслаждаюсь видом его спины, его профилем с глубокой ямочкой на щеке, в те редкие моменты, когда он поворачивается к своему соседу и что-то негромко обсуждает с ним. А еще я ревную…
Я безумного ревную Семёна ко всем девочкам в школе, но особенно к крысе-Ирке, которая крутится вокруг него каждую свободную минуту, ходит за ним хвостом по коридорам, сует свой любопытный нос в его телефон… Мымра! Ее слишком много! Я ее ненавижу! Ненавижу и боюсь…
Она – главный мой мучитель! А все остальные – ее рабы, выполняющие ее прихоти беспрекословно. Ирка – наша местная знаменитость, первая красотка в школе и самая злая из всех самых злых сук!
Не спрашивайте меня, почему ее считают красивой. Я не вижу в ней никакой красоты! Только тонну косметики на тощем лице! Но даже эта штукатурка не способна скрыть сочащуюся изнутри гниль!
– Смирнова! – слышу я свою фамилию сквозь пелену собственных мыслей, поднимаю глаза на учителя и безрезультатно пытаюсь понять, что этот человек от меня хочет.
Машинально встаю у парты и молчу, ожидая, когда он повторит свой вопрос.
– Ты где летаешь? – спрашивает Анатолий Иванович, – Влюбилась?
Класс взрывается хохотом, а лицо мое снова становится пурпурным.
Вот, о чем я думала? Почему даже мельком не слушала, что он говорил? Дура!
– Садись! Два! – говорит он недовольно и рисует в журнале первого лебедя в этом году, – Прекрасное начало…
– Ну ты и Чуча, – развернувшись в пол оборота, пренебрежительно кидает мне Жека и, как всегда, хватает со стола мою ручку.
Все! Я больше не буду отвлекаться на ерунду! Теперь я буду внимательно слушать, что говорит учитель! Нужно просто взять себя в руки!
И только я, собрав в кулак всю свою внимательность, пытаюсь сосредоточиться на уроке, как тишину разрывает бесячий громогласный звонок. И так всегда! Весь мир настроен против меня!
«Эх, ладно, начну завтра…» – думаю я, складывая тетради в сумку, – «А сейчас – скорее домой! Пока Ирка со своими адептами обо мне не вспомнили!»
– Прошу вас не расходиться! – басистым голосом вещает Анатолий Иванович, – У нас еще классный час! Тема очень важная! Присутствие обязательно! Если кого недосчитаюсь – вызову родителей!
«Черт…» – я падаю назад на стул и надеюсь, что учитель останется в классе на время перемены, тогда меня точно никто не тронет, не настолько они еще обнаглели…
***
– Ребята! Сегодня у нас с вами очень важный разговор! – говорит завуч, стоя у доски, – Как вы все, наверное, знаете, в конце прошлого года у нас в городе произошло страшное событие! Один из учеников 1254 школы погиб, прыгнув с крыши многоэтажки.
В классе начинается шепот.
Да, это было великое происшествие покрытое тайной! Мальчика, кажется, звали Глеб. Его родители и друзья были совершенно обескуражены его смертью. Они даже не знали, что он собирался сделать это с собой.
Об этом так много писали и говорили, но причину, по которой он решил свести счеты с жизнью так и не озвучили. Кажется, даже завели уголовное дело, рассматривали версии об убийстве и доведении до самоубийства. Но потом, как-то все затихло… А теперь, вот, наша школа решила снова разворошить эту застарелую рану…
– Полицией было проведено серьезное и длительное расследование, по итогам которого, следователи пришли к выводу, что причиной суицида могла стать глубокая затяжная депрессия. Вы уже люди взрослые, поэтому я думаю, поймете мои опасения! Этот год будет для вас самым сложным и напряженным из всех! Вы будете готовиться к ОГЭ, проходить сложные тесты и много работать. Я не могу быть уверена, что все из вас смогут пройти через такую психологическую нагрузку без последствий! А потому, я считаю своим долгом, донести до вашего сведения, что в нашей школе работает штатный психолог, который ни при каких обстоятельствах не раскроет врачебной тайны! Вы должны понимать, что если вам плохо, если вы чувствуете, что не справляетесь или вам просто нужно с кем-то поговорить – дверь врачебного кабинета для вас всегда открыта!
– Не хочешь сходить к мозгоправу? – хихикает Жека, снова повернувшись ко мне, – Тебе бы не помешало…
– Сразу после тебя, – огрызаюсь я и вырываю у него из руки свою ручку.
– Ты че, Чуча? Офигела? – рычит он, сощурившись.
– Это моё! – отвечаю я, пряча ручку в пенал.
– Ты за это еще ответишь, Чучело, – шипит он и отворачивается.
– Кроме того, – продолжает завуч, – Я хочу вас попросить, относиться друг к другу внимательнее! И если вам покажется, что кто-то из ваших друзей немного не в себе… Слишком скрытен, малообщителен и, вообще, ведет себя странно… Прошу вас сообщить об этом лично мне или кому-то из взрослых. Мы же не хотим с вами повторения этой страшной и, не побоюсь этого слова, возмутительной ситуации! – она замолкает на мгновение, глядя на класс поверх очков, – Есть вопросы?
– Нет!!! – нестройным хором отвечает класс.
– Я рассчитываю, на вашу сознательность, – говорит она, но в глазах ее мелькает сомнение.
Она просит нас быть сознательными, но отлично понимает, что обращается к стае обезьян!
***
– Чуча! Стоять! – передо мной появляется крыса-Ирка со своим адептами.
Я так старалась сбежать, пока она возится со своей сумкой и любуется на себя в зеркало! Я так спешила… Но не успела…
– Деньги есть? – нагло интересуется она.
– Нету…
– Врешь! – она кивает Аленке, и та резко сдергивает с моей спины рюкзак.
– Сейчас проверим! – хихикает она, открывая мою сумку и засовывая в нее свой длинный любопытный нос.
– Отдай! – кричу я, стараясь вырвать из ее цепких пальцев свою собственность, но другие девочки подхватывают меня под руки и не дают мне пошевелиться.
– Что ж ты жадная то такая? А? – говорит мне Ирка, прямо в лицо, – Тебе же ясно сказали: нужно быть добрее к своим друзьям! Да, что ты там капаешься? – рычит она на Аленку, – Высыпай все на землю! Соберет!
Алена смотрит на Иру буквально мгновение, на ее лице расплывается злорадная улыбка, она поднимает мою сумку над асфальтом и с силой трясет, выбрасывая из нее все содержимое. Тетради, учебники, пенал – все рассыпается под ногами. Из бокового кармана вылетает телефон и громко трескается экраном о каменный бордюр.
Я почти плачу! Шмыгаю носом, еле сдерживая слезы. Мне до безумия жалко свой новый смарт! Я копила на него все лето, лишая себя вкусняшек и развлечений. Я хочу вырваться, поднять его с земли, чтобы убедиться, что он в порядке, но девчонки крепко держат меня за руки! И все что мне остается – это наблюдать за тем, как моему имуществу приходит конец!
– Нет тут денег, – констатирует Алена.
– Да? – недовольно поджимает губы Ирка, – Жаль! Я так хотела мороженного… А это что такое?
Она поднимает с земли мою тетрадь и смотрит изумленно на разворот, а потом громко и очень вульгарно читает мои неосознанные письмена:
– Семён, я люблю тебя!
О, боже! Я даже не помню, когда я это написала! И самое главное: ЗАЧЕМ??? Мне хочется провалиться сквозь землю! Мне хочется умереть на месте! Сдохнуть прямо здесь и превратиться в горстку пепла!
На лице Ирки появляется ненависть, ее губы искривляются неимоверным образом, демонстрируя мне все краски неприязни и гнева.
– Ты совсем офигела? – ядовито шипит она, облизывая напряженно губы, – Семён мой!
– А, он у курсе? – непроизвольно вырывается у меня.
– А, давай у него и спросим! – кричит она, хватая меня за воротник пиджака и протаскивая через весь двор, прямиком к только что вышедшему из школы Семену.
– Семочка, – щебечет она, поддерживая меня за ворот, – Знаешь, наша Чуча твоя большая поклонница! Прямо фанатка! – она протягивает ему мою тетрадь, – Смотри!
Он кидает беглый взгляд на надпись, и на его лице я тоже читаю мгновенно вспыхнувшее отвращение:
– Никогда! Больше! Не подходи! Ко мне! – выплевывает он мне в лицо, – Или я за себя не ручаюсь!
– Я бы на твоем месте удавилась, – злорадствует Ирка, демонстрируя подергивание за веревку и свой противный синюшный язык, высунутый наружу на манер мультяшного висельника.
***
Боже, какое унижение! Мне невыносимо стыдно от того, что моя тайна, мой бережно хранимый секрет выплыл наружу таким невероятно унизительным образом! Я готова стерпеть любые шутки, пинки и даже побои, возможно, но только не это! Это удар ниже пояса! Это запрещенный прием!!!
Как? Скажите мне, как мне теперь ходить в школу? Я ведь сгораю от стыда, едва только подумаю об этом! Мне невыносимо обидно, и нестерпимо больно. Ведь это прилюдное унижение позволило мне, наконец, осознать, что моя любовь не просто не взаимна, она никчемна и никому не нужна! Как, впрочем, и я сама! Глупая, страшная Чуча с последней парты!
Я просто иду вперед, не знаю куда, не знаю зачем. Просто иду. А по моим щекам текут ручейки соленых слез, и под носом блестит, и уши красные! Ловлю свое отражение в витрине магазина и, вздрогнув, отворачиваюсь. Я даже думать не хочу о том, на что я сейчас похожа! Подумаешь, стала еще страшнее… Хотя и думала иногда, что страшнее некуда. Оказалось – есть! И это не может не радовать…
За бесконечным потоком слез, я и не заметила, как начало темнеть. Вдоль тротуара зажглись фонари, приведя меня в чувство! Неужели я так долго рыдала, что совсем потеряла счет времени? Смотрю на часы…
– Боже! Почти девять! Бабушка, наверное, сходит с ума и пьет валокордин!
Достаю из сумки телефон, провожу пальцем по глубокой трещине на экране, пытаюсь включить… Не реагирует. Они сломали его! Просто разбили об асфальт! Мой любимый, новенький телефончик!!! И я заливаюсь новым потоком слез… Невыносимо!
Теперь мне еще и дома попадет, за то, что пропала после школы и даже не удосужилась позвонить! На месяц дома посадят! А, может, даже на два! Аккурат до осенних каникул. И вся моя жизнь превратиться в бесконечный бег по кругу между ежедневным гнетом в школе и тюрьмой под названием «своя-комната», в которую может в любой момент зайти без стука кто угодно, но я из нее выйти не могу!
Не хочу! Я так больше не могу!
Мой взгляд падает на здание, стоящее напротив парка, в котором я нахожусь. Оно кажется мне знакомым! Я видела его где-то не так давно… Ах, да… Ведь это с него сиганул в мае Глеб! А как он попал на крышу?
Я вытираю рукавом остатки слез, и чувствуя опустошение в груди, встаю и иду к небоскребу. Вход свободный, никакой охраны. Обычный лифт поднимает меня на последний этаж. Дальше крутая лестница и узкая дверка, слегка прихваченная растянутой цепью с навесным замком. Я дергаю за ручку, дверь поддается! Цепь лишь накинута спереди на петлицы! Она ничего не держит!
И, вот, я на крыше! Подо мной тридцать этажей, и от осознания этого у меня подгибаются колени!
Он был здесь в тот день, когда решил прыгнуть! Так же, как я, он вышел на бетонную крышу, медленно и неуверенно подошел к самому краю, встал на бордюр…
Для кого тут этот бортик? Вернее, от кого? Он едва ли доходит мне до колена и на нем очень удобно стоять, глядя вниз… Если бы он был выше или на него трудно было бы влезть, возможно, тот мальчик остался бы жив! Возможно, он бы сейчас уже не страдал, как я, от непонимания, унижения и обиды. А, может быть, он бы нашел другой способ умереть…
Я стаю на самом краю бетонного бортика и смотрю вниз. Там вдалеке копошатся какие-то люди. Они похожи на муравьев, спешащих в свой муравейник на ночлег. Мелькают фарами, проезжающие мимо машины… Красивый город! Сияющий! Живой! Но для меня в нем больше нет места!
Я делаю шаг вперед…
Но меня отбрасывает рывком назад. И, словно в замедленной съемке, я лечу на бетонное покрытие крыши спиной вперед и понимаю, что сейчас врежусь в него со всего размаха и, скорее всего, больно ударюсь. Мое тело сжимается в тугую пружину, и я с силой врезаюсь во что-то мягкое…
– Ай, – вскрикивает кто-то подо мной.
