Kitabı oku: «1610. Рассказы и зарисовки»

Редактор Елена Доброва

© Александра Суслина, 2021

ISBN 978-5-0053-9745-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

РАССКАЗЫ И ЗАРИСОВКИ

Моей маме…

РАССКАЗЫ

Джиму

«Я никогда не думал, что буду писать нечто такое. Но сейчас у меня, наверное, просто не осталось другого выхода. Даже не наверное, а точно. Надеюсь, мое творчество вас не утомит и вы терпеливо дочитаете это письмо до конца, поскольку иначе мне причин своего поступка не объяснить, а вам – не понять. А мне бы хотелось, чтобы поняли. Ведь я не… Но об этом в свое время.

Прежде мне не доводилось никому рассказывать о себе, поэтому я не очень знаю, с чего следует начинать. Начну с того, как переехал в этот город. Мне было шестнадцать, я закончил школу, стащил у матери все накопленные средства – а там оказалось прилично – и купил билет на поезд. Так, через четыре с половиной часа я оказался в вашем городе. Мне город сразу понравился. Пустынные серые улицы, линялые рекламные плакаты, неубранные прошлогодние листья, клочья старых газет, ржавые мятые урны. Пыльные глухие окраины, какие-то недостроенные цеха, заброшенные облезлые дома с разбитыми окнами и скрипящими приоткрытыми дверями. Настоящий рай для того, кому не нужны люди и вся их глупая суета. Люди обычно бегут из таких мест, не понимают своего счастья. Едут куда-то за шумом и огнями. Зачем? Здесь для меня было все, что надо. Ночлег, дешевая еда, спокойствие и тишина. Во всем городе у меня не было ни единого знакомого, и я ни в ком не нуждался. Я был доволен. Даже странно, как десять счастливых лет, что я прожил тут, можно описать одним коротким абзацем. Что я делал все эти годы? Чем занимал свое время? Не могу вспомнить ничего конкретного, кроме кип старых журналов и газет, которые кто-то выкинул, но не порвал, а просто свалил в кучу. Сначала они служили мне только топливом, а после – сначала чтивом, а только потом топливом. Так я прожил десять лет. Десять лет, три месяца и четырнадцать дней.

В среду все изменилось. Я проснулся рано утром от капель, падающих мне на лицо. Крыша на чердаке, где я жил, давно текла, и мне приходилось постоянно перетаскивать мой спальный мешок, чтобы не мокнуть. Но в тот раз мне этого избежать не удалось. Весь левый бок моего спальника был насквозь мокрым, и мне ничего не оставалось, как начать свой день существенно раньше, чем обычно. Я часто думаю, ведь если бы в то утро не было дождя, то ничего бы и не случилось.

Я встал и побрел на улицу. Было холодно и мокро. Я шел в направлении закусочной, где изредка подрабатывал разнорабочим. Материнские деньги почти кончились, и концу седьмого года мне пришлось пойти на этот вынужденный минимальный человеческий контакт. Мне кажется, хозяин закусочной до сих пор думает, что я немой или полоумный. Это забавно.

По дороге я встретил Джима. Тогда он еще не был Джимом. Я случайно наступил на его хвост, когда шел в закусочную. Джим заскулил и посмотрел на меня. Вот так Джим стал Джимом, и дальше мы пошли вместе.

У нас была настоящая дружба. Дружба, основанная на понимании и взаимопомощи. Я его кормил, он меня грел. Не уверен, что вы сможете это понять. Наши отношения были равноправными. Никакого насилия, принуждения или превосходства. Это было самое прекрасное время в моей жизни. Мы шатались по окраинам – одинокие и свободные. Мне, правда, пришлось немного больше работать, но Джим того стоил. К зиме мы перебрались жить в другое место – это был маленький, темный, но теплый подвал в полузаброшенном крыле какого-то нежилого здания. Это сейчас я знаю, что все это время я жил прямо под вами, а тогда я знал только, что там теплее и суше, чем было раньше на моем чердаке, и нам с Джимом там было уютно вдвоем.

На самом деле человеку, чтобы выжить, нужно совсем немного. Простой еды, простого тепла. Немного воды. Это можно легко организовать везде. Хоть в лесу. А в городе, пусть и почти вымершем – вообще не проблема. С мытьем, конечно, сложнее. Но я навострился. Двухлитровой пластиковой бутылки из-под колы хватало. А когда появился Джим, проблема и вовсе исчезла. Рядом с Джимом вода нагревалась уже за полчаса. Никогда не думал, что собаки такие теплые.

Но я отвлекся. Как я уже сказал, я хочу объяснить, почему я сделал то, что сделал. С Джимом я был счастлив. А когда лишился его – моя жизнь потеряла смысл.

Это случилось через два года, после того, как мы обосновались в вашем подвале, под Новый год. Джима сбила машина. Мы с Джимом видели этих парней на улице, видели, как они, шатаясь, садились в машину. Могли ли мы предотвратить смерть Джима? Мог ли я…

Не могу вспомнить, как именно это произошло. Перед глазами только мелькают отдельные кадры. Как в комиксах. Вот Джим, еще живой, рядом. Машина трогается с места и уезжает. А через пару минут возвращается уже на приличной скорости. Потом звук удара, и Джим уже на асфальте с перебитым позвонком. Как Джим вообще оказался там? Я потерял его из виду всего на минуту.

Они даже не вышли из машины. Я похоронил Джима прямо перед входом в здание. Вы наверняка заметили странный холм посреди газона. Это единственное место, где в этом городе хоть изредка сажают цветы.

Я снова остался один, и на фоне моего зияющего одиночества город стал казаться омерзительно живым и бурлящим. Я шатался по улицам, ловя себя на мысли, что постоянно протягиваю руку, чтобы погладить Джима, который обычно держался рядом. Чтобы отвлечься, я чаще стал забредать в центр, в кварталы, которых раньше старался избегать. Там работали бары, кафе и магазины. Шумно. Глупо. Я бесцельно смотрел по сторонам, ненавидя все, на что падал мой взгляд.

В конце января я глазами зацепился за что-то, что не могло оставить меня равнодушным. Я увидел ту машину. Вы, наверное, уже догадываетесь, к чему я веду?

Но все было не так просто. Я увидел, как в нее садилась женщина с ребенком и пакетами из магазина. Я плохо спал той ночью. А на следующее утро снова увидел эту машину уже с мужчиной за рулем. Одним из тех. Он парковал ее рядом с моим подвалом. Рядом с вашей редакцией.

Это был мой шанс, но реализовать его я решился не сразу. Я подошел к машине, толком не зная, что собираюсь сделать. Подойдя совсем близко, я замер в растерянности. Мужчина посмотрел на меня мельком, запер дверь и вошел в здание. Сомнения рвали меня на части. И что я могу сделать? Идти в полицию? Набить ему морду? Я всю жизнь избегал любых контактов. Я не представлял даже, как это – ударить человека! Сломать машину? Как? Я уже повернулся было, чтобы уйти, но краем глаза заметил мятый бампер. Мятый от удара о Джима. Моего Джима.

Я никогда прежде не испытывал ярости. Я вообще не испытывал никаких особых эмоций раньше. Как будто чувствовал все через толстое матовое стекло. Даже горечь от потери Джима в полной мере я прочувствовал только в тот момент. Теперь я должен был что-то сделать. Отомстить. Но как?

Он стал моей шестой жертвой. Жертва – странное слово. Оно предполагает невиновность. Когда что-то плохое случается с кем-то незаслуженно. Как вы видите, здесь это слово не применимо. Он стал шестым, кого я убил. Почему не первым? Мне надо было порепетировать. Я не мог решиться. Он был моим экзаменом. А перед экзаменом всегда бывает тренировка. Мне надо было быть в форме, чтобы его сдать.

Зачем я рассказываю об этом? Зачем признаюсь в том, что лишил жизни шестерых, когда меня могут разыскивать всего за одно убийство. Не знаю. Просто история иначе получается неполной. А мне надо, чтоб меня поняли.

Он был единственным, кто знал, за что умирает. «Из-за псины?» – это были его последние слова перед тем, как лопата, взятая, к слову, из его же багажника, раздробила ему череп. Надеюсь, он успел достаточно пострадать от мысли, что умирает за что-то, по его мнению, очень незначительное. Мне приятно думать, что да.

За что я убил остальных? Мне надо было выбрать способ. У меня же не было ни денег, ни знаний, ни оружия, ни опыта.

С первым было сложнее всего. Хотя с точки зрения техники – это был самый простой случай. Но в первый раз все сложно. Это был приятель шестого. Также один из тех, кто сидел в машине в ту ночь, когда они сбили Джима. Алкоголик. Он упал на металлические пруты в заброшенном котловане. Помните? Он был так пьян, что достаточно было б его просто испугать, чтоб он рухнул самостоятельно. Но я нервничал, и поэтому алкоголика пришлось слегка подтолкнуть. Совсем слегка.

Эта смерть мне не принесла ни облегчения, ни мук совести. Никаких эмоций.

Второй приятель шестого ушел из жизни еще более нелепо – упал в канализационный люк. Сломал шею, кажется. Так просто убить человека, когда знаешь его привычки. Я не хвастаюсь, нет. Я следил за ним две недели. И каждый будний день он покупал в киоске сигареты и газету, закуривал и, не смотря под ноги, широкими шагами шел по пустой улице в направлении остановки. Достаточно было заметить, как часто он неосознанно наступает на крышку люка. А дальше – все просто.

Когда с ними было покончено, по плану третьим должен был стать шестой. Но с ним опять не получилось. Не знаю почему, но при виде его, я впадал в ступор.

Вы, наверное, и не думали, что ваши коллеги погибли не случайно. А скоро вы еще узнаете, что и ваша жизнь тоже находится в моих руках. Не надо было это писать. Но стереть написанное мне нечем.

Трое остальных умерли одновременно – крысиный яд случайно попал в их еду. Гм, хозяин закусочной, где я подрабатывал, наверняка не подозревал, в ужасе читая в вашей газете об этой трагической смерти, что крысиный яд пропал именно из его подсобки. Почему эти трое? Так получилось. Из них на самом деле мне бы хотелось убрать только одного, из-за него меня выгнали из подвала. Но остальные помогали ему выгонять меня, поэтому они тоже условные жертвы. Я, честно говоря, не испытываю по этому поводу никаких угрызений. Я же не виноват в том, что они решили присоединиться к нему за обедом.

Теперь я перехожу к заключительной части моего послания. Я хочу, чтобы вы опубликовали мое письмо в завтрашнем номере. Без правки. В том в виде, в котором оно есть сейчас. Я же не так уж много прошу. И это вполне выполнимо. Особенно учитывая, что на кону и ваша жизнь. Я должен увидеть это в завтрашнем номере с утра, когда первый раз в жизни буду покупать газету. Я заберу ее с собой и буду читать ее в поезде, который увезет меня далеко отсюда, и больше вы обо мне не услышите. Иначе – пеняйте на себя…»

***

Миссис Йоханс мельком посмотрела на себя в зеркало. Вот все и закончилось. Последние гости разошлись. Теперь можно дособрать вещи. Билеты на поезд уже куплены. Самое важное – деньги и документы – уже уложены. Завтра их с Робертом ждет поезд в новую жизнь. Подальше отсюда. Здесь их больше ничего уже не держит. Она давно хотела уехать из этого города, но сначала ребенок был слишком маленьким, чтобы переезжать на новое место, потом Слай нашел хорошую работу, и необходимость в переезде отпала. Теперь этой работы больше нет. И нет Слая.

Миссис Йоханс сложила черное платье, в котором она была на похоронах, и положила его в чемодан. Хорошее платье, шерстяное, еще пригодится. Надо жить дальше. Майя Йоханс смахнула слезы и снова посмотрела на себя в зеркало. Бледное лицо, огромные синяки под глазами. Но нельзя раскисать, нельзя ради Роберта. Ему всего восемь. У него должна быть новая жизнь. Неизвестность пугала, но тут оставаться было невозможно. Слишком много печали.

Майя заглянула к спящему Роберту. Спит, как ни в чем не бывало. Он еще слишком мал, чтобы понять, что произошло. Она поцеловала сына и тихо легла в гостиной на диване, где спала уже неделю. Спать в их со Слаем спальне у нее не хватала духа. Там еще был его запах, а его самого уже не было. «Никто не виноват, просто нелепое стечение обстоятельств», – так сказали в полиции.

В шесть утра прозвонил будильник. Начало нового дня и новой жизни. Майя Йоханс разбудила сына и приготовила завтрак. Последний завтрак в этом доме, на этой кухне.

Через час с небольшим Майя и Роберт Йоханс уже сидели на лавочке на станции. До поезда еще было минут сорок. Надо купить что-нибудь в дорогу. Миссис Йоханс подошла к газетному киоску, взяла газету и комиксы для сына. Раньше она никогда не покупала местных газет – ей все рассказывал Слай, а из газеты она просто вырезала его статьи и бережно подклеивала в альбом. Ну что ж… Этот номер будет последним, который она держит в руках. Вчера главный редактор сказал хорошую речь о Слае. Майя положила газету и комиксы в сумку.

Миссис Йоханс тоскливым взглядом смотрела на прибывающих на платформу людей. Откуда столько? Всем куда-то надо. По своим делам. Хорошо б купе было пустым. Нет сил смотреть на счастливые лица.

Приехал поезд и, как назло – уже практически полный. Пришлось пройти насквозь несколько вагонов, пока, наконец, не удалось найти относительно пустое купе. Неприметный парень спал, прислонившись головой к оконному стеклу. В данных условиях, это было наилучшим вариантом.

Майя помогла Роберту снять рюкзачок и отдала ему комиксы. Мальчик увлеченно стал рассматривать картинки. Через пару минут поезд тронулся, за окном замелькал типичный пейзаж пригорода – гаражи, склады, бездарные граффити на бетонных плитах.

Майя откинула назад голову и закрыла глаза. Сквозь легкую дрему она слышала, как сын читает вслух комиксы и о чем-то болтает сам с собой. По шороху напротив она поняла, что их попутчик проснулся и, похоже, раскрыл газету. Ей не хотелось вести светских бесед, и она решила притвориться спящей. До следующей станции было еще минут двадцать.

Вскоре поезд стал сбавлять скорость, и Роберт потянул ее за рукав. Мальчик показал ей нового робота, которого ему хотелось в коллекцию. Попутчик действительно читал газету. Вдруг он рассмеялся.

– Надо же! Напечатали! Они меня напечатали! – неожиданно воскликнул он. – Я и не думал! Поверили!

Майя улыбнулась. Парень смутился и через пару минут вышел из купе. Обратно он не вернулся. «Так даже лучше», – подумала Майя.

Притворяться спящей больше не было необходимости. Майя достала газету и вытянула ноги. «Шокирующее разоблачение. Письмо убийцы – читайте на седьмой странице», – гласила наклейка на передовице. Майя развернула газету.

От редактора.

Это письмо я получил сегодня ночью, когда номер уже был сдан в набор. Информация, опубликованная ниже, конечно нуждается в проверке, но, как вы поймете из дальнейшего, у меня не было выбора – публиковать или нет полученное письмо. Слишком многих мы потеряли за последнее время. От лица редакции и от себя лично, я приношу глубочайшие соболезнования всем, кто так или иначе пострадал от этой истории, вне зависимости от того, является ли написанное правдой или это просто жестокий художественный вымысел.

С ув. Брайн Нилс

Главный редактор

Майя устроилась удобнее. Ехать предстояло еще два часа, а она всегда любила детективы.

(2011)

Мастиха

– Хорошо быть змеей. Сбрасываешь кожу, а вместе с ней и проблемы. Новая кожа, как новая жизнь. Хорошая или плохая, да если даже и точно такая же, как и была, главное, что новая. С чистого листа. Хотя, конечно, обидно, если все в точности повторяется. Кстати, а рисунок кожи у змеи меняется раз от раза? Или всегда один и тот же узор на тех же самых местах?

– Когда долго ничего не читаешь, а потом вдруг находишь интересную книгу, то погружаешься в нее с головой, и нет никакого желания выныривать из нового литературного мира, а жизнь реальная кажется блеклой и бессмысленной. И долгой. Такой долгой, что ты можешь и не узнать конец истории, поскольку ближе к концу ты всегда рискуешь быть уже в глубоком маразме. А тогда – и конец не важен, да и начало давно позабыто.

– Когда занавес поднимается, всегда ждешь чуда. Подсознательно, в глубине души. И каждый раз потом разочаровываешься – нет чуда, нет сказки, нет волшебства. Только грим и дурной сценарий. Глупость, пустота, ложный пафос. А бывает ли вообще по-другому? Или все зависит от человека? Но кто-то же аплодирует! Кто-то ведь всегда кричит «браво»! Кто эти люди?

– Есть запахи, которые из детства. Не обязательно приятные. Могут быть любые. Но как бы ни была тонка нить, связывающая наше настоящее и прошлое, эти запахи моментально переносят тебя в то время, когда ты еще чего-то ждал и на что-то надеялся. Как Монте-Кристо! Или Пинк Флойд! Дайте кофе!

– Кстати, а что вы думаете про способы обжарки кофейных зерен? Вы вообще что-нибудь об этом знаете? Я вот – нет. Но мне было бы интересно ваше мнение. Расскажите!

– Я около тридцати раз в день думаю о нем. Я специально считала. Просто так, ради интереса. Эти мысли ни во что не выливаются. Мысли просто мысли. Но ощущение, что он постоянно рядом. Хотя это и не так.

– Когда наливаешь что-то в бокал на высокой ножке, напиток сразу становится в сто раз вкуснее. Эстетика важна. Важнее, чем принято считать. Иногда – это вообще самое главное. Любая гадость в красивой упаковке – уже не гадость? Вполне возможно, что так и есть. Хотя и приятно думать, что ценишь суть, а не видимость.

– Сосна – самое лучшее дерево. Я точно не знаю, но мне так кажется. Для меня оно самое лучшее. Мне бы хотелось быть сосной.

– Странные образы мне иногда снятся. Многоликие, безмолвные, пестрые. Откуда они берутся в моем подсознании? Жаль, что я не умею рисовать.

– Когда зазвонил телефон в первый раз, мне казалось, что мне показалось. Ничто не должно было нарушать тишину в тот момент. Гармонию слишком легко разрушить. И когда телефон зазвонил, не услышать его показалось логичным.

– Пересаживать цветы – приятное занятие. Ощущение, что ты даешь им новую лучшую жизнь. Чувствовать себя творцом – очень воодушевляет. Помогать кому-либо в принципе доставляет удовольствие. Осознание оказанной помощи дает повод уважать себя. Особенно, если другого повода нет.

– Да, во второй раз я сняла трубку. Тут уже сомнений не было. Телефон действительно звонил. Нет, не помню. Там было что-то не очень важное. Иначе, я бы запомнила. У меня хорошая память, я разве не говорила?

– Мы смотрели фильм. Мы часто смотрели фильмы. Разные. Нет, я лучше напишу. Так будет проще. Правда. Просто составлю список, и вы сами все посмотрите.

– Нет, не мое! Первый раз вижу. Я правду говорю. Этот нож я вижу впервые. Уберите! Тем более, он какой-то грязный. В чем он? Не нож? А что – лопатка для торта?

– Забавно. Конечно, забавно! Вы бы слышали, как он это сказал! Мы хохотали как сумасшедшие! Потом часто вспоминали этот эпизод и снова смеялись! Сейчас снова начну! Ой, не могу, всегда не могу удержаться от смеха, когда вспоминаю!

– А почему вы спрашиваете? Вчера, кажется. Был. Да, точно, вчера был. Мы хорошо провели время. Как? Ясно как! Подробности опущу, но вы и сами понимаете!

– Не совсем так. Мне всегда казалось, что кто-то руководит мною свыше. И оберегает меня. Вы так не думаете? Мы бы многое могли, если б знали что-то наверняка. Но мы не знаем.

– Любовь? Наверное. Скорее всего, да.

– Почему вы так на меня смотрите? Тут какой-то подвох? Я жду подвоха! Всегда жду. Да.

– В чем дело, черт возьми?!

***

– В целом, это все. Дальше я пытаюсь еще раз спросить, что она делала вечером в субботу. Но она не отвечает. Смотрит в сторону. Я минут десять ждал, потом отчаялся и выключил диктофон.

– По сути, это все, что она вообще сказала. Наверное, это все-таки не она. Несет чушь какую-то! Помешанная, но вроде безобидная.

– Почему ты так думаешь? Мне кажется, вполне могла. И потом, мы же не знаем, когда именно у нее съехала крыша. До или после.

– Или во время. Может, ты и прав. Давай на сегодня все. Продолжим завтра. На свежую голову.

– Ладно. Сейчас все равно мы ничего нового не придумаем. Хотя мне б хотелось добить это дело побыстрее. Хочу в отпуск.

– Слушай… А может, черт с ним? Запишем – несчастный случай. Отравился алкоголем. Зашитый алкоголик. Не думаю, что кто-то будет копать глубже. Кому это надо все?

– Заманчиво. Но… не знаю… Все-таки возможно убийство. Яд.

– Да… Надоело это все. Устал. Ну, что, до завтра?

– Да, до завтра. Иди. Я еще посижу немного. Сложу бумажки. Пока.

– Пока.

***

– Это я. Ты спишь? Я тут подумал. Ты можешь говорить?

– Да, практически сплю. Что-то случилось?

– Я тут подумал… У меня с понедельника отпуск. И… может, ты прав. Не было там никакого убийства.

– Говори, я слушаю.

– Я еще раз прослушал запись допроса этой нашей странной девицы. Ничего оттуда не вынести. Бред.

– И что ты предлагаешь?

– Несчастный случай – отравление. Пришел отчет из лаборатории. Никаких явных ядов. Просто много алкоголя. А напоили его или он сам выпил – кто ж знает….

– Понятное дело. Завтра еще обсудим.

– Спокойной ночи.