Kitabı oku: «Холодный огонь», sayfa 4

– Это пока еще не установлено, – заметил Бреннон, но по лицу женщины понял, что отговорка вышла неубедительной.

– Возьмете с собой медового напитка? В нем ни капли спирта, его можно при исполнении.

– Пожалуй… Скажите, у вас есть друзья за городом?

Миссис ван Аллен покачала головой:

– Нет. Думаете, это повторится?

Бреннон поднял бровь.

– Их привозили в департамент каждые три-четыре дня. А сегодня уже пятый после того, как…

«Хорошо, что дураков больше, чем умных», – подумал комиссар. Не все способны подсчитать дни, как миссис ван Аллен. Но пока не все и знают, что эти дни нужно считать. А вот что будет, когда трупов станет слишком много…

– Вы позволите мне предупредить друзей? Обещаю, что никакой паники…

– Да.

Вдова улыбнулась, но улыбка тут же угасла.

– Вы уверены, что этот человек, которого ваши люди называют консультантом, сможет нам чем-нибудь помочь?

– По крайней мере, он скажет, как эту тварь прикончить.

Миссис ван Аллен, чуть нахмурившись, задержала взгляд на полицейском департаменте и поднялась.

– Я принесу вам напиток.

Бреннон проследил за ее взглядом. Консультант и его пес стояли у крыльца и пристально смотрели на пекарню.

– Садитесь, Бреннон, – буркнул Бройд, – подвезу.

Покатиться в одном экипаже с начальством было большой честью, но Натан понимал, что шеф просто не хочет обрести вместо комиссара ледовую скульптуру. Бреннон забрался внутрь, и кучер тронулся с места.

– Еще немного – и они откажутся выходить на улицы, – негромко сказал Натан. – Сегодня детективы спрашивали об амулетах против нечисти.

– И что сказал консультант?

– Сказал, что это не нечисть.

– А что ж тогда? – удивился Бройд.

– Нежить.

Шеф полиции поразмыслил.

– А есть разница?

– Для нас принципиальной нет. Вопрос в том, насколько мы можем доверять его объяснениям.

Память Натана прояснилась еще до конца бутылки с медовым напитком. И Бреннон не стал таить от начальства ценные сведения насчет консультанта и его дворецкого. Пусть он ни черта не понял в том, что именно Рейден сделал, зато было ясно как день: так можно защищать только какой-то крайне важный секрет.

– Мы вообще знаем, откуда он? У него имперская фамилия, – закончил свою речь комиссар.

Бройд покряхтел несколько виновато, как различил Натан.

– Тут немало людей с имперскими фамилиями. Лонгсдейла мне посоветовали из столицы, письма, рекомендации, отзывы – я все проверил. Все настоящее.

– Это им так кажется, – сказал Натан. – Откуда нам знать, что этот дворецкий может внушить человеку.

Шеф хмуро молчал. Бреннон отвернулся к окну. По стеклу ползли морозные узоры, потихоньку съедая его от краев к центру. Натан вздохнул, и дыхание превратилось в пар.

– Как это начинается? – спросил Бройд.

– Становится холодно.

– Что, еще холоднее?

– Угу.

– Да тут и так не майский день, – пробурчал Бройд и откинул с сиденья узорчатую мазандранскую шаль. На комиссара блеснули длинными дулами два револьвера «Морриган». Бреннон не видел их с тех пор, как Бройд палил из них в красные имперские мундиры.

– Это единственные, в которые я смог засунуть серебряные пули, – пыхнул сигарой бывший полковник. – Бери.

– Думаете, поможет?

– Думаю, не только у меня была кормилица из деревни.

Натан положил на колени револьвер. В темноте напротив тлел красный огонек сигары. Иногда внутрь проскальзывал холодный свет фонарей и бросал стеклянные блики на широкие руки Бройда, его тяжелую бульдожью челюсть, седые баки и светло-голубые глаза. Когда-то Роксвилл-стрит дымилась в огнях пожарищ, и от баррикады до баррикады ее усеивали тела горожан.

– Еще, говорят, рябина помогает, – порывшись в памяти, заметил Бреннон.

– Срубим ближайшую и наделаем рябиновых крестов для парней. Заодно совместим с колом.

Пар от дыхания осел холодными каплями и свернулся в льдинки. Полковник и ротный переглянулись. Испуганно всхрапнула лошадь снаружи. Бройд стукнул тростью в стенку, и экипаж встал.

– Залезай, – велел кучеру шеф полиции.

Бедолага, мелко стуча зубами, даже не стал благодарить и забился внутрь. Бреннон сунул ему медвежью полость и спрыгнул на скрипящий, искрящийся снег. Здесь Росквилл-стрит пересекалась с Эханн-роуд. Район исключительно богатый и респектабельный. И чертовски далекий от озера. Экипаж остановился около высокой каменной ограды с коваными воротами.

– Далеко оно зашло, – прошептал комиссар.

Ажурную решетку створок покрывал иней. Его острые белые шипы стремительно росли, заполняя каждый промежуток в ковке, пока решетка не сверкнула лаковым ледяным витражом. Руку Бреннона обжег знакомый холод, и Натан сунул револьвер в карман. Еще не хватало и этот заморозить к чертям, так никакого жалованья не хватит…

Лошадь громко заржала и забилась в упряжи. Бреннон схватил ее под уздцы и положил ладонь на холку – скотинка мелко тряслась и дико косила глазами, будто готова была бежать во все стороны одновременно, лишь бы подальше. Эханн-роуд поднималась на низкий, пологий холмик, и со своего места Натан первым разглядел появляющиеся на белоснежном полотне узкие следы.

– Сэр, – тихо позвал он.

– Все-таки пришла… – прошептал Бройд.

Отпечатки маленьких босых ног цепочкой потянулись к ним. Воздух стал неподвижен и холоден, и Бреннону показалось, что он дышит жидким льдом. Холод обжигал легкие и горло, от него звенело в голове. Или от чего-то еще.

Бройд медленно поднял руку. Над улицей скользнул чуть слышный, холодный вздох, и шеф выстрелил на звук. Бреннон тут же выхватил «Морриган» и пальнул в сторону следов. Пара серебряных пуль пронеслась над следами и выбила ледовую крошку из высокой ограды напротив. Но тварь все же остановилась. Цепочка следов прервалась в дюжине ярдов от людей. Прикрывая начальству спину, Натан повернулся кругом – никого. Только тишина и невыносимый холод сквозь перчатку… и чувство, что оно рядом.

На толстом слое льда, что покрывал стены домов, напротив комиссара проступило два отпечатка ладоней. Бреннон выстрелил. Пуля ударила промеж отпечатков и рикошетом усвистела куда-то в сторону. На миг Натану помстилось, что он слышит голос – обрывок шепота, принесенный ветром.

– По крайней мере, нам удалось привлечь ее внимание, – пробормотал Бройд.

Бреннон не ответил – его мало утешало то, что тварь сожрет их вместо какой-нибудь невинной жертвы. На витраже, в который превратилась решетка, появились отпечатки пальцев – длинные узкие полосы, словно кто-то вел по льду рукой, подбираясь ближе. Пальцы комиссара онемели, и он подумал, что уже не бросит пушку, даже если захочет, а выстрелить – не сможет.

– Если я врежу ей в зубы, – процедил Натан, – это зачтется как нападение на подозреваемого?

Бройд не ответил. Комиссар обернулся, ожидая увидеть оледенелый труп, но шеф был жив. Бывший полковник глядел на холмик, с которого спустилась тварь, и Натан просто всем телом ощутил, что гадина тоже замерла.

Там стоял пес. Опустив по-волчьи морду, он не сводил глаз с людей и с того, что было рядом. Когда зверь неспешно обнажил длинные клыки, тварь отшатнулась. В глазах пса горели золотистые огоньки, и шерсть колыхалась, словно от ветра, хотя на всей Роксвилл-стрит не было ни единого дуновения. В темноте рыжая шерсть казалась пламенеющей.

Пес издал тихое низкое рычание и двинулся вперед. Бреннон не столько услышал его, сколько ощутил, как от рыка по снегу под ногами прошла слабая дрожь. Тварь отступала. Она по-прежнему была невидима, но пес явно знал, где она. Существо пятилось вниз по Роксвилл-стрит, в сторону, противоположную озеру, и собака определенно загоняла его туда намерено.

– Оно сейчас побежит, – прошептал Бройд и вскинул револьвер. – Там жилые кварталы…

Из темноты выскользнула высокая фигура. Она подняла руку, и вспыхнувший зеленым огнем трехгранник осветил прозрачные бледно-голубые глаза Лонгсдейла.

– Стой, – тихо сказал консультант.

«Он ее видит», – подумал Бреннон. Следы на снегу панически смешались. Пес припал к земле и помчался вперед длинными стелющимися прыжками. В лицо консультанту ударил ветер, вздыбил волосы и раздул парусами рукава рубашки. Похоже, тварь все-таки решила, что пес страшнее, – снег взвился вихревым столбом и штопором вкрутился в Лонгсдейла.

– Эй! – взревел Бреннон. Он не понимал, что может сделать этой твари, поэтому просто ринулся вперед, сжимая в кулаке посеребренный комиссарский значок. Но пес успел раньше – распластался в мощном прыжке и врезался грудью в снежную заверть. Среди снега сверкнул зеленым огнем клинок Лонгсдейла, а потом вихрь взмыл в воздух и унесся прочь, словно простыня, сорванная с веревки порывом ветра.

Пес сошел с хозяина, которого впечатал в землю всеми четырьмя лапами, и с независимым видом понюхал следы твари. На морде собаки читалась явная досада пополам с раздражением. Бреннон протянул консультанту руку и вздрогнул, когда ледяные пальцы стиснули запястье.

– Спасибо, – несколько хрипловато сказал Лонгсдейл, поднялся, встряхнулся, как кот, и склонился над следами. Затем присел на корточки и приложил к ним ладонь – отпечатки были вдвое меньше.

– Матерь Божья, – просипел комиссар, – это же ребенок…

– Даже не знаю, чему мне больше радоваться, – задумчиво сказал Бройд, – тому, что это ребенок, или тому, что это чертова потусторонняя тварь.

Бреннон тактично молчал. В камине дома восемьдесят шесть пылал огонь, консультант расположился в соседнем от Бройда кресле, пес смотрел на пламя, а дворецкий перевязывал руку шефу полиции. На ладони Натана тоже остался ожог от холода, несмотря на то что «Морриган» он держал рукой в перчатке.

– Эта мазь предотвратит повреждение тканей в результате обморожения, сэр, – сообщил Рейден и стал собирать лекарства и бинты в чемоданчик.

Бройд поднес к губам стакан с виски, не сводя пристального взгляда с Лонгсдейла. Тот казался матово-бледным, но и только. Мысль начальства была комиссару ясна – станет ли потенциальный убийца устраивать этот цирк, чтобы отвести от себя подозрения, и что важнее – кем надо быть, чтобы, черт подери, внушать такой страх тварям с той стороны?!

– Надеюсь, оно сегодня больше ни на кого не бросится, – пробормотал Натан.

Консультант покачал головой, не отрывая ее от спинки кресла, и тут же поморщился. Комиссар не без радости отметил, что и Лонгсдейла потрепало.

– Она вернулась в озеро, – тихо сказал консультант. – Она слишком напугана, чтобы продолжить сегодня, но ей нужно питаться, а этой ночью она осталась голодной.

Полицейские помолчали – они понимали, что это значит. А Бреннон осознавал и то, что от потусторонней гадины их защищает только старый, полуобжитый дом Лонгсдейла. И, возможно, пес.

– Интересно, серебряные пули ей хоть как-нибудь повредили? – проворчал шеф полиции.

Консультант только вздохнул:

– Ну почему сразу серебряные пули? Кто вам все это рассказывает? Какой смысл стрелять в существо, не имеющее физического облика?

– А как же оно тогда живет? – удивленно спросил Бройд.

– Вы должны испытывать страх, – вдруг сказал консультант и уставился на комиссара в упор. – Почему вы не боитесь?

– А вы почему?

Лонгсдейл нахмурился, как будто пытался вспомнить. Здоровяк поднял морду и поглядел на хозяина. Дворецкий тихо кашлянул.

– Сэр, комнаты для гостей готовы.

Бреннон вздрогнул. Он даже не заметил, как этот тип уходил и приходил, словно Рейден просачивался сквозь стены.

– Вы часто так охотитесь на всякую нечисть? – спросил Бройд.

– Это не нечисть.

– А что ж тогда?

– Нечисть – это существа иной природы, те, кто приходит с той стороны. Нечисть нельзя убить, можно лишь изгнать или заточить в какой-нибудь темнице.

– Внушает надежду, – процедил комиссар. – Мало того что жрет, так еще и не убьешь.

– А мы сейчас имеем дело с нежитью, – терпеливо продолжил консультант.

– А в чем разница?

– Ее можно убить, – пояснил Лонгсдейл, – поскольку любая нежить когда-то была человеком.

18 ноября

Бреннон читал отчеты о вскрытии. Если у первой жертвы замерзли только легкие и сердце, то над четвертой тварь потрудилась куда как основательней. Отец Тайн практически оледенел изнутри – заморожены все внутренние органы, все крупные сосуды, а кровь превратилась в стекло. Ну, по крайней мере, она так выглядела – Кеннеди заботливо приложил срезы к отчету. Оно действительно совершенствовалось – вторая и третья жертвы были заморожены куда сильнее, чем пивовар Мерфи, но не до того состояния, как священник.

«Где же предел? – Натан перелистнул страницу. – На чем эта тварь остановится? Она вообще остановится?»

Единственной частью тела отца Тайна, не пострадавшей от действий нежити, была рука, сжимавшая крест. Оледенение резко обрывалось около запястья. Сам крест оказался в круглой лакуне. Сейчас он покоился в шкатулке на столе комиссара. Лонгсдейл его обнюхал и едва ли не облизал (а может, и облизал…), но ничего не нашел. Бройд, покрутив крест так и сяк, велел вернуть его церковникам. Комиссар тоже не смог понять, что же в кресте такого особенного, и послал дежурного в собор. Натан не очень хотел возвращать попам улику, но на этом настоял Бройд. Сам шеф отбыл к мэру – внушать страх и трепет.

Комиссар пошарил в пакете с пончиками и с разочарованием понял, что они закончились. Зато оставались горка отчетов по актуальным делам и план допросов, но Бреннон решил сперва наведаться в архив, где с раннего утра засел консультант. Натан вышел из кабинета и велел промариновать в допросной парня, который по пьяни шесть раз пырнул ножом студента, а сам спустился в подвал.

Архив захватил все подвальное помещение и время от времени отъедал от верхних этажей угол-другой. Бройд несколько лет выколачивал из мэрии деньги на покупку здания рядом под архив, но пока безуспешно. Лонгсдейл засел во флигельке, изгнав оттуда архивариуса. Старичок возмущенно кипел, но исправно подносил захватчику дела. Пес обретался тут же – он разлегся огромной гусеницей от стены до стены и навалился спиной на ноги консультанта, как грелка. Комиссар едва не наступил на пышный хвост.

– Отпустили бы собаку-то, – укорил Бреннон. – Ему тут и тесно, и душно. Пусть побегает. А, Здоровяк?

Пес вяло махнул хвостом и опустил морду на лапы.

– Что ищете?

– Странное, – отозвался консультант, хмуро изучая какое-то дело. – Хотя не уверен, что найду.

– Почему?

– Оно могло не попасть в полицейские сводки. Далеко не всегда к появлению нежити приводит преступление. А о многих преступлениях никто и не догадывается.

Бреннон занял стул напротив консультанта. Перед Лонгсдейлом лежала кипа дел об исчезновениях, а под ней виднелись два-три нераскрытых убийства.

– Значит, вы уверены, что это нежить?

– Для этого я с ней и встречался, – буркнул Лонгсдейл.

Натан откинулся на спинку стула, подумал, не погладить ли Здоровяка, встретился с косым взглядом собаки и отверг эту мысль. Псина явно не любила нежности.

– То есть бывший человек. Вот странно. Она свободно шляется по всему городу, а трупы стаскивает непременно в озеро. Зачем? Не говоря уже о том, что на берегу Уира есть пара деревень и к нему спускается целый квартал. Зачем так далеко ходить?

– В поведении нежити всегда есть своя логика. Она ничего не делает без причины, пусть и непонятной для нас. Это существо кого-то ищет.

– Кого?

– Того, кто сделал его нежитью, – невозмутимо пожал плечами Лонгсдейл и придвинул к себе новую стопку, не замечая реакции комиссара.

– То есть эта тварь ищет здесь, в городе, своего убийцу, ошиблась уже четыре раза… или не ошиблась?! – Комиссар задумался, пытаясь представить, как в одном убийстве могли быть замешаны пивовар и священник, которые вряд ли знали друг друга, двое неустановленных лиц и еще кто-то, пока неизвестный.

– Она еще не нашла или нашла не всех, – продолжал Лонгсдейл. – Человек, обратившийся в нежить, всегда сначала приходит за тем или теми, кто способствовал обращению, а потом за своей семьей. Впрочем, иногда это одни и те же люди.

– Отлично, – тяжело вздохнул Бреннон. – Теперь нам нужно найти человека, который сделал с кем-то неизвестным что-то неизвестное, причем неизвестно где. И найти его надо до того, как его разыщет тварь из озера. Вы не облегчаете мне жизнь.

– Я над этим работаю. – Лонгсдейл похлопал по папкам. – Но пока ничего. Кроме того, Рейден еще не закончил подготовку в лаборатории… – Он вдруг замолчал и уставился на Бреннона.

– Я должен был вас проверить. Вы консультируете полицию. Таковы правила.

– Надеюсь, – с некоторым волнением спросил Лонгсдейл, – он ничего вам не сделал?

Бреннон фыркнул. Он не сомневался, что скрутил бы дворецкого в узел, буде тот вздумал бы броситься и укусить, но… Черт побери!

– Он гипнотизер? – спросил Натан, припомнив наконец нужное словечко.

Здоровяк поднял морду и смерил комиссара долгим насмешливым взглядом.

– Я ему запрещу практиковаться на вас, – покраснев, пообещал Лонгсдейл. – Простите. Мне следовало раньше…

«Значит, не померещилось», – подумал Бреннон. Парень действительно его загипнотизировал. Слава богу, старческие провалы в памяти еще не начались. Но зачем Рейдену так защищать хозяина? Или дворецкий опасается за собственные темные делишки?

– Давно он у вас?

– Кто?

– Рейден. Он сказал, пять лет. Верно?

– Может быть, – рассеянно отозвался Лонгсдейл, достал маленькую лупу из чехла и принялся изучать какую-то улику, прикрепленную к делу.

– Вы ему доверяете?

– Кому?

Бреннон взял паузу, чтобы подышать. Он всегда считал себя терпеливым человеком, но Лонгсдейл мог за считаные минуты довести до припадков даже святого. К счастью, в дверь постучали, и в комнатку сунулся дежурный:

– Сэр, вы заняты? Мистер Бройд вас ждет.

– В чем дело?

– Опознали вторую жертву.

– Кит Маккарти. – Бреннон положил на стол шефа папку. – Одинокий старик шестидесяти восьми лет. Ранее был врачом. Сдавал дом на Корнахт-стрит. Его хватились жильцы, семья судебного пристава Эллиота Хьюза. Когда Маккарти не явился за квартплатой, они забеспокоились, стали искать его родичей и в конце концов заявили в полицию.

– Корнахт-стрит… что эта тварь делала так далеко от озера?

– Питалась, – мягко сказал Лонгсдейл. Шеф полиции метнул в него грозный взор.

– Как вчера?

– Это было очень глупо, – признал консультант. – С вашей стороны.

Бройд побагровел. Бреннон кашлянул, но Лонгсдейл презрел намеки:

– Мне пришлось охранять вас, вместо того чтобы преследовать нежить, а заодно следить, чтобы вы не вышли из дома.

– По-вашему, мы малые дети?! – громыхнул Бройд.

– Вы думаете, она бы вернулась нас добить? – спросил Натан, стремясь разрядить обстановку.

– Нет. Вряд ли.

– Тогда какого черта!..

– А почему вы считаете, – меланхолично осведомился консультант, – что это единственная нежить в городе?

Бройд шлепнулся в кресло, как мешок с картошкой.

– Так их что, много?!

– Нет, именно эта – одна. Но есть множество других существ, нуждающихся в жизненной силе, крови или плоти.

Шеф полиции ослабил галстук и пробормотал:

– Понятия не имею, что меня больше шокирует. Наверное, мысль о том, что для кого-то весь город – это сервированный к обеду стол.

Он нашарил в ящике флягу с виски, стаканчик и налил. Пока начальство вкушало односолодовый нектар, Бреннон вернулся к тому, что его занимало:

– Почему оно стаскивает тела к озеру? Вы говорили, оно питается жизненной силой человека. Ну, допустим, оно поело, зачем уносить труп с собой?

Лонгсдейл на миг задумался, почесывая загривок пса.

– Может быть, оно собирает их как трофеи. Хотя, скорее всего, таким образом тварь освежает свою память. Все тела были вморожены в лед лицом вниз, так что она могла смотреть на них.

Бреннон нахмурился.

– То есть мало того что эта ваша нежить жрет людей, она еще и любуется на тех, кого съела?

Бройд поперхнулся виски. Пес с интересом обнюхал пролитый на пол напиток богов.

– Боже мой, – прошептал комиссар, потрясенный своим же озарением, – она же ищет того, кто превратил ее в нежить! Это не трофеи. Она пытается его вспомнить.

Бреннон разложил на столе карту и сердито втыкал в нее цветные булавки. Лонгсдейл не без интереса следил за этими действиями, и комиссара не покидало ощущение, что консультант наблюдает за ним, как нянька за слабоумным ребенком. Пес положил морду на стол и тоже смотрел, и к животному Натан испытывал больше симпатии.

Картина не складывалась. Синие булавки обозначали места, где нашли тела, – полукругом на озере Уир, в двенадцати-шестнадцати ярдах от берега. Красные булавки указывали на места, где жертвы жили. Зеленые комиссар по памяти воткнул туда, где встретил нежить. Итог не утешал.

– Оно шляется по всему городу, – мрачно сообщил Бреннон псу. – Без всякой системы. Мерфи, Маккарти и отец Тайн принадлежали к разным кругам общества и едва ли могли пересечься где-то, кроме собора. Но по ночам там мог ошиваться разве что поп, так что…

– Вы отыскали Библию? – спросил консультант.

Раздражение Натана ослабло. Иногда Лонгсдейл был способен и к разумным вещам.

– Пока нет. Но я отправил на поиски всех, кого мог. Наша единственная зацепка – это место, где кто-то подобрал Библию. Там оно и напало. Возможно, тогда нам удастся выяснить, где же жертвы могли пересечься. Найти отправную точку.

Лонгсдейл промолчал. Склонил голову набок и принялся бессистемно водить пальцем по карте. Здоровяк следил за его движением с нарастающим интересом.

– Какой путь проходит ребенок от рождения до смерти? – вопросил консультант.

Бреннон чуть не приколол палец булавкой к собору.

– Что вы порете?

Пес поднял морду и уставился в лицо Лонгсдейла.

– Рождение, – меланхолично продолжал тот, – где-нибудь в подвале, с помощью пьяной повитухи. Крещение – тайком, под осуждающим взглядом священника. И смерть – чаще всего в ближайшей реке. Или озере.

Натан тяжело оперся кулаками о карту. Следы на снегу принадлежали ребенку.

– Разве дети не рожаются безгрешными?

– Дело в смерти, а не в безгрешности.

Натан прочертил извилистый путь по красным булавкам. Смерть в озере – крещение в соборе – место рождения? Допустим, отец Тайн крестил ребенка, а Маккарти мог иметь какое-то отношение к родам как бывший врач. Но при чем тут пивовар Мерфи? Ребенок родился в его доме? Зачат там?

– Кто же тогда четвертый? – спохватился Натан. – Отец ребенка? Или это Мерфи?

Консультант покачал головой.

– Нет, – пробормотал Бреннон. – Но тогда кто?

– Четвертый – аптекарь. – Лонгсдейл взял газету, зашуршал страницами и сунул объявлениями под нос комиссару. – Аптекари нелегально смешивают средства для абортов. Продают под видом «облегчающих микстур».

Комиссар стукнул кулаком по столу и сорвал с кресла сюртук.

– Финнел!

Дежурный галопом пронесся по коридору.

– Сэр?!

– Я – в дом Маккарти. Найди среди пропавших всех фармацевтов, аптекарей и их помощников. Пусть Риган сличит описания с нашей последней неопознанной жертвой. И досье на Маккарти ко мне, все, что найдете. Живо!

– Думаете, она замешана? – тихо спросил консультант.

Бреннон покачал головой.

– Не уверен. Но нелегальные аборты – это всегда крики, кровь и… отходы, – глуше добавил комиссар.

Ему доводилось брать с поличным тех, кто делал подпольные аборты, – и это были те редкие воспоминания, от которых Натан иногда просыпался в холодном поту.

– Аборт – это штука, которую сложно сделать незаметно. По меньшей мере, женщина будет кричать.

Лонгсдейл изучающе оглядел миссис Хьюз. Забившись в угол, она судорожно прижимала к себе детей; правда, на всю ораву ее рук не хватило, только на двоих. Остальные семеро сбились в кучку за спиной матери. Худая, замученная жизнью женщина, отметил комиссар. Она часто смаргивала слезы, губы у нее слабо дрожали; еще немного дожать и…

– Тут не аборт, что-то другое, – прошептал консультант. – Нет следов.

– Чего?

– Запаха.

– Кровь давно смыли.

– Не кровь. Такие места пахнут смертью.

– А тут вам не пахнет, – буркнул Бреннон и покосился на Здоровяка.

Пес, едва переступив порог дома, принял деятельное участие в обыске – уткнул нос в пол и стал вынюхивать. Полицейские почтительно не мешали. Собака методично обошла комнату и остановилась перед миссис Хьюз. Женщина сильнее прижала к себе детей. Здоровяк понюхал пол у ее ног и потянулся носом к подолу.

– Уберите его! – взвизгнула миссис Хьюз.

– В чем дело? – поинтересовался Бреннон. – Боитесь собачек? Или пол недотерли после аборта?

– Господи, о чем вы говорите?!

– Мы проведем опрос соседей. Они-то расскажут, как часто сюда приходили незнакомые женщины. И уж не сомневайтесь, все ужасы распишут в красках.

– Боже мой, да какие женщины? Какие ужасы? О чем вы?!

На щеках женщины проступили красные пятна. Один из младших детей зашмыгал носом и заревел.

– О воплях, – невозмутимо продолжал комиссар, не сводя с нее тяжелого взгляда. – Об окровавленных тряпках. Об отходах, в конце концов. Где вы их закапывали, кстати?

Миссис Хьюз побелела и привалилась к стене: ноги уже ее не держали.

– Н-неправда, – пролепетала она.

– Сэр, – в комнату заглянул полицейский, – прислали досье на Маккарти.

Комиссар взял неожиданно увесистую папку, и она раскрылась сама там, где была вложена еще одна папка, потоньше. Бреннон прочел название и поднял глаза на супругу пристава Хьюза.

– Ваш домовладелец, мэм, двадцать восемь лет проработал врачом в муниципальной больнице для бедных. Думаю, он знал, с какой стороны засовывать щипцы.

Лонгсдейл выхватил у комиссара папку и принялся быстро листать. Миссис Хьюз всхлипнула, закрыла лицо передником и залилась слезами.

– Послушайте, – зашипел консультант, – здесь дело не в этом!

– А в чем?

– У нее самой девять детей! Она не стала бы делать аборты другим!

– Еще как стала бы. Чужие – это не свои. С год назад мы повесили одну дамочку, у которой было шестеро своих чад, однако при этом она восемь лет вычищала нежелательных детей.

– Но сами подумайте – жил бы Маккарти в одном доме с девятью детьми, если бы так их ненавидел? Его комнаты на втором этаже…

– Дело не в ненависти, – Бреннон забрал папку, – а в наживе. Сколько они вам платили, миссис Хьюз?

Плач женщины перешел в судорожные рыдания.

– Забирайте, – кивнул полицейским Бреннон. – И позовите кого-нибудь из соседок, пусть присмотрят за ее выводком, пока супруг не вернется.

– Не-е-е-е-ет! – взвыла миссис Хьюз. – Нет, ради бога! Я расскажу, только, пожалуйста… Мои дети! Ох, боже, боже!..

– Я же говорю, чужих не жалко, – пожал плечами комиссар. – Только своих. И то не всегда. Отведите ее в какую-нибудь комнату и присматривайте, чтоб не сбежала.

Лонгсдейл сжал губы. Пес проследил за полицейскими, которые не столько вывели, сколько выволокли миссис Хьюз в соседнюю комнату.

– Вы что? – тихо спросил консультант. – Зачем вы так? Она никого не убивала.

– Вы идиот или у вас память как у золотой рыбки? – процедил Бреннон. – Вы же сами сказали, что прошлой ночью тварь осталась голодной, а значит, сегодня после заката она снова выйдет на охоту. И у нас всего восемь с чем-то часов, чтобы узнать, на кого она бросится в этот раз. У меня нет времени на сантименты и уговоры.

Соседней комнатой оказалась крохотная столовая. Миссис Хьюз сидела за столом, на самом краешке стула, комкала передник и шмыгала носом. Кто-то из полицейских пожертвовал ей свой носовой платок. Бреннон с громким хлопком бросил на стол папку, и жена пристава подскочила на стуле, будто ужаленная.

– Ну? – сухо спросил комиссар, нависая над ней. Он уперся одной рукой в спинку стула, другой – в стол, и женщина испуганно сжалась в комочек, отодвинулась от него как можно дальше.

– Я… я ее не знала… – пролепетала она и облизнула губы. – Мистер Маккарти привел ее к нам зимой, с улицы… Хотя она была не уличная, нет! Ну… Не из этих, падших… Наверное. – Миссис Хьюз сглотнула. – Она была в таком сером платье, очень скромном, и старом пальто, и шали. Мистер Маккарти сказал, что у нее отошли воды прямо на улице… Я… я не знаю, зачем он ее привел… Зачем он ее привел! – с остервенением выкрикнула она.

– Она родила? – спросил комиссар.

Миссис Хьюз кивнула и утерла глаза.

– Да. Мальчика. Я помогала. Мистер Маккарти сказал, что нужна акушерка, и велел мне…

– Что с ними стало?

– Я не знаю. Следующим утром ее уже не было. Мистер Маккарти оббегал все соседние улицы, расспрашивал соседей, съездил во все приюты, о которых знал, спрашивал в больницах…

– Трогательная забота. Может, это был его ребенок? Или его родственница?

Миссис Хьюз вспыхнула:

– Как вы можете?! Мистер Маккарти никогда бы не опустился до подобного! Он всегда был таким… таким… О господи, господи!

– Как она выглядела?

Жена пристава отвлеклась от начинающихся рыданий, поразмыслила и сказала:

– Высокая, светловолосая, с голубыми глазами. Очень молодая, но не наша, иностранка. Симпатичная, – не без зависти добавила она.

– Сможете описать ее внешность художнику?

– Э… д-да, – удивленно ответила миссис Хьюз.

– Отлично. Келли, пришли сюда Эдди. Пусть займется. Заодно прошурши все заявления о пропавших женщинах, может, среди них найдется какое-нибудь от мистера Маккарти. Ищи все, что было, за период… Гм… Когда он ее привел?

– Да разве я помню… Может, двадцать пятого… Или двадцать шестого октября…

– Ладно, Келли, ищи начиная с двадцатого.

– Дата важна, – неожиданно раздалось из-за спины комиссара. Бреннон обернулся. Лонгсдейл подпирал стену у двери. Пес сидел у его ног, а глаза консультанта мерцали в полумраке, как бледно-голубые огоньки. – Мне нужно знать точный день.

– Зачем?

Лонгсдейл подошел, доверительно склонился к миссис Хьюз и уставился ей в глаза.

– Вспомните, – мягко шепнул он, – какой был день? Что вы делали с утра?

– Какого черта вы делаете? – недовольно спросил комиссар.

Его проигнорировали. Даже пес.

– День? – растерянно прошептала женщина, завороженно глядя в голубые глаза консультанта. – Какой день? Обычный…

Она как-то странно замерла на стуле, боком, словно хотела встать, но забыла зачем.

– День, Нэнси, – повторил консультант и осторожно взял ее за руку. – Вздохните и вспомните день. Вы все помните, только вздохните.

Миссис Хьюз откинулась на спинку стула, глубоко вздохнула и обмякла, как кукла. Ее стекленеющий взгляд остановился на лице Лонгсдейла.

– День… – невнятно пробормотала она.

– Он начался, – шепнул консультант.

– До света, – покорно отвечала женщина. – Мы встали, я и дочки, растопили камин, разогрели воду… Чайник лопнул, и я полезла в кладовку… Муж спустился, Дженни пошла растолкать мальчишек…

– Вы завтракали?

– Как обычно, – прошептала миссис Хьюз, – Дэнни уронил хлеб, Мейси чуть не опрокинула кипяток, Сэмми и Джон опять дрались…

– Можно побыстрее? – сквозь зубы спросил комиссар.

– Муж ушел на службу, – бормотала жена пристава, – и повел мальчиков в школу по дороге… Господи, зачем им школа, как будто… как будто… – Лонгсдейл сжал ее руку; она замолчала и наморщила лоб. – А мне нужна вода для стирки. Он забыл ее натаскать, и мы опять с ведрами… В этот собачий холод…