Kitabı oku: «Алтайский Декамерон», sayfa 4
Директриса дрожащими руками достала внушительную пачку денег из своей дамской сумочки.
– Так-то, сука…
Галина пересчитала деньги, а затем отнесла выручку в отделение «Заволжск-банка», находившееся тут же, в центре торгового зала. После этого-то случая ее и попросили написать заявление по собственному желанию. Вот и скажите: кто победил в той войне?..
14 часов 10 минут.
Сдав ненавистные мешки с вонючим бельем в прачечную, Галина подъехала к головному офису «Заволжск-Плазы». Судя по тому, с каким радушием ее встречала хозяйка сети подобных заведений города Заволжска, желающих оказаться на месте Галины и выполнять очистительную миссию практически не было. Получив в конверте честно заработанную тысячу плюс триста рублей на бензин, она почувствовала себя человеком, неожиданно сорвавшим джекпот.
«Сначала, – сказала она себе, – в «Ашан» за продуктами, затем в ванну – смыть с себя весь этот ужас и позор!»
15 часов 17 минут. Руки и ноги ее дрожали от напряжения, когда она с пакетами, полными продуктов, ввалилась в собственную квартиру на втором этаже дома, когда-то считавшегося элитным.
Побросав пакеты с продуктами в прихожей, она сорвала с тела пропахнувшую, как ей казалось, фекалиями одежду.
Оставшись в чем мать родила, она с ужасом посмотрела в зеркале. Бомжиха, как есть – бомжиха! Вдобавок – алкоголичка! Огромные синие круги под глазами. Лицо опухло и покраснело от повышенного давления. Слипшиеся в сосульки волосы клочьями свисают вокруг головы. Упругая в былые годы грудь четвертого размера напоминает обвисшие бурдюки с остатками драгоценного кумыса после долгого перехода через пустыню. Округлый живот ввалился, оголив по краям подвздошные гребни тазовых костей. Шрам после кесарева сечения дополнял картину разрушенного работой женского тела.
Костя, ее Костя вырос в животе огромным: тяжелее пяти килограммов. Врачи просто побоялись вынимать мальчика естественным путем.
Даже бл%дская дорожка заросла. Галина с грустью посмотрела на пышную растительность между ногами. Кому же всё это было нужно, за те огромные деньги, что она тратила на уход за своим телом?
Она встала под душ, дождалась, когда ванна наполнится горячей водой, а потом с наслаждением изможденной клячи легла и напустила в воду пены.
Так долго ей не выдержать. Надо что-то делать. Галина закрыла глаза.
Какой беспечной она была совсем недавно! Преуспевающая бизнес-леди, владелица известной фирмы по продаже эксклюзивного и простого постельного белья, покрывал, штор, халатов и много еще чего. Она сотрудничала с частными гостиницами, государственными больницами и профилакториями, частными богатыми клиентами, выезжая на заволжскую «Рублёвку» на замечательном дамском кроссовере, белоснежной «Шкоде Йети». Дура! Дура и еще раз дура! Она наивно думала, что все вокруг ее любят, раздаривала эксклюзивные шмотки, которые сама лишь примерила… Она давала взаймы большие суммы денег, понимая, что ей не вернут их никогда.
Теперь она в полной мере расплачивалась за наивную беспечность, видела злорадные ухмылки на лицах подруг, которые в одночасье стали бывшими.
Что делать? Где искать поддержку?
– Где ты бродишь, Алекс, мне так тебя не хватает! Алекс, милый Алекс, помоги мне выбраться из этого бесконечного кошмара!
С Алексом, в миру московским художником, дизайнером по интерьерам Алексеем Мироновым, она познакомилась два года назад на вернисаже. Туда ее затащила московская подружка, с которой они вместе проходили «Курс повышения самооценки и самореализации» по американской системе.
Представляя Алексея как своего мужа, московская подружка еще не знала, что жить ей оставалось меньше года. Худоба, делавшая ее образ интригующим и привлекательным, являлась признаком не здоровья, а онкологического заболевания. Позднее, уже на поминках супруги, Алексей ухватился за Галину как утопающий за соломинку. Очень хотелось несчастному выплыть из черноты душевой, в которую он погрузился за последние месяцы тщетной борьбы за спасение любимой.
Галина на тот момент показалась ему такой независимой и такой красивой женщиной, что он прошептал ей на прощание: «Ты мне очень нужна… Я к тебе в Заволжск приеду!»
Собственно, Алексей да еще уголовник Сережа, неожиданно возникшие в ее жизни два года назад, и спасли ее. Это они вытащили ее из рук профессиональной клофелинщицы, которую под видом институтской подруги бандиты внедрили в квартиру Галины для «присмотра». В то время она совсем, совсем плохо соображала от горя.
Уголовник Серега эту гадину раскусил первым. Пока Алекс отпаивал Галину на кухне горячим чаем c лимоном, Серега поговорил по душам с «институтской подружкой». Короче говоря, он под страхом смерти заставил ее вернуть украденные сбережения.
Галине становилось всё хуже и хуже. Алексей вызвал «скорую».
Впоследствии врачи обнаружили в ее крови всю таблицу Менделеева. Доктора с удивлением разглядывая непростую пациентку. Анализы показывали, что она давно должна лежать на кладбище…
«Серега, сам понимаешь, такое двоевластие долго продолжаться не может!»
«Галину я люблю и хочу перевезти ее в Москву. Вместе с Константином».
«Да не вопрос, Алекс. С тебя два литра «Джонни Уокера», и ты забудешь, как я выгляжу».
«Тогда я в магазин?»
«А то ж!»
16 часов 10 минут.
Смыть, смыть с себя эту гадость, эти человеческие нечистоты… По третьему кругу Галина терла кожу мочалкой… Все-таки бабы – народ живучий! Она вдруг почувствовала, как соски ее затвердели. Сексуальный импульс заставил соски набухнуть и принять боевое положение! Правда, ненадолго. Но и этого оказалось достаточно, чтобы она вновь ощутила себя женщиной, красивой и желанной!
– Мам, я воду принес! – В приоткрытую дверь ванной просунулась взъерошенная голова Константина.
– Сынуль, ну ты бы хоть в дверь стучал для приличия…
– Да всё равно ничего не видно.
– Что же ты хотел увидеть у родной матери?
– Ничего!
– То-то же.
– Я гулять с Виталиком!
– Может быть, немного перекусишь перед спортом? Яишенку с колбасой поджарь, а к вечеру я что-нибудь посерьезнее приготовлю.
– Не, мам, меня Виталик в «Макдоналдс» затащил после школы, я сытый…
– Ладно, беги.
– Я форму захвачу. Заходить домой не буду, сразу на спорт, к Михалычу!
Ещё год назад, залезая в ванну, Костя просил потереть себе спинку! И она с удовольствием это делала, параллельно обсуждая школьные новости. Однажды, заговорившись и не переставая тереть ему спину левой рукой, правой она попыталась упереться о край ванны. Однако промахнулась и уперлась во что-то твердое и горячее… Отпрянув, Галина поскорее закончила семейную процедуру и подумала, что традицию пора прервать. Так и до инцеста недалеко!
После этого случая, несмотря на горячие просьбы и обиды со стороны Константина, она вообще перестала заходить в ванную, когда он там мылся.
17 часов 00 минут.
Накинув халат и высушив феном волосы, она отправилась на кухню, подхватив брошенные в прихожей пакеты с продуктами. Разложив продукты, какие в холодильник, какие на столешницу, Галина прислушалась. Что за звуки?.. Мобильник! Она забыла его в рабочей куртке. Кстати, куртку бы тоже постирать… Ладно, в конце недели… Звонила дочь от первого брака, Снежана.
– Да, доченька, в Италию, всей семьей, на две недели, я за вас очень рада, – одним духом ответила она. – До скорого!
Хоть бы поинтересовалась зажравшаяся доченька, есть ли деньги у ее матери!..
– Сколько ж мы денег с Сашкой в них вбухали, прежде чем у них бизнес пошел?
Нет справедливости на земле, но нет ее и выше.
Она вспомнила свою жизнь с первым мужем, евреем Флаксманом, за которого выскочила не по любви, а по залету.
Дурочкой была молоденькой! Ее, чистюлю, все время раздражала постоянная вонь, исходившая от мужа. Тот отчего-то упорно не желал мыться под душем. Сын великого израильского народа был согласен чистить зубы и споласкивать лицо, и на том всё. Остальные части тела 30-летнего мужчины должны были проветриваться и очищаться, по-видимому, сверхъестественным способом. Но ничего сверхъестественного не происходило. Когда муж требовал от нее исполнения супружеского долга, Галина чуть не тычками гнала его под душ, выражаясь при этом далеко не языком ветхозаветных пророков.
17 часов 43 минуты.
Почистив картошку, лук, морковку, порезав капусту, укроп, кинзу, петрушку, отбив смачные куски говядины, она раскидала ингредиенты по кастрюлям, сковородкам, гусятницам. Поставила продовольственную батарею на огонь. И задумалась.
Эх, как бы ей пригодились сейчас мамины деньги! На эти средства она бы раскрутила новую фирму. У фирмы уже и название есть: «Галина фэмили». Ведь в завещании она, Галина, объявлялась единственной наследницей. После смерти матери ей причиталась приличная сумма денег. Да только вот случилось непредвиденное: когда она пришла за деньгами в банк, ей сказали, что наследники, молодая пара, по описанию очень походившие на ее родную дочь Снежану с мужем-бизнесменом, причитающуюся сумму по наследству уже получили.
История с ускользнувшим наследством чуть не окончилась сердечным приступом. Галина едва не упала, на мгновенье потеряв сознание.
– Девушка, вам плохо?
Ее усадили в кресло, дали воды.
Кого она вырастила? Это что же, собственная дочь украла у матери деньги?
Не хотелось в это верить. Она гнала от себя эту мысль.
19 часов 10 минут.
Так, картошечка готова, а вот мясо пока жестковато, минут пять-семь, и порядок. Щи можно выключить.
Свою мать Галина не любила. Но как полюбить мать, которая лупит родное дитя смертным боем с шести лет, обзывая его то выблядком, и уродиной!
Хитрая хохлушка, ее мать вышла замуж за красавца отца не по любви, а позарившись на высокую зарплату и отдельную квартиру летчика-испытателя.
Отец Галины, сибиряк, высокий красавец, любил собирать дома шумные мужские компании. Усевшись за обеденным столом после работы, летчики запросто «уговаривали» трехлитровый чайник разбавленного спирта, ведя беседы о тренировочных полетах и исполняя песни под гитару.
Подобные мужские посиделки мать злили. Накручивая круги вокруг стола, она бранилась всё громче. Остановить поток ругани можно было единственным способом…
Отец доставал пистолет из кобуры, передергивал затвор и клал оружие рядом с собой.
Бросив злобный взгляд на подгулявших мужиков, мать удалялась в спальню. Застолье продолжалось.
Вообще-то, отец мечтал о сыне. Однако дочка подрастала, и со временем папа понял, что девочке тоже требуются его любовь и забота. Он начал обучать ее приемам ближнего боя, умению постоять за себя.
«Доченька, не жди, когда на тебя нападут, бей первой… Прям в чушку ему, в чушку! Вот так, смотри… Встала, левую ногу вперед, прикрыла челюсть левой рукой – и боковым правым в голову противника!..»
Он погиб в двадцать восемь лет, не сумев вывести самолет из штопора.
Ей было тогда немногим больше шести лет.
Годы учебы в школе стали для нее сущим кошмаром. Бесконечные побои и оскорбления…
В четырнадцать лет она, можно сказать, сбежала из дома: поступила в сельскохозяйственный техникум на факультет технологии молочного производства.
Этот техникум Галина закончила круглой отличницей, комсомолкой и просто красавицей. Парни ее побаивались: знали крутой нрав девушки и способность, долго не раздумывая, заехать «в чушку». Впрочем, последний приём ею применялся лишь тогда, когда кто-то распускал руки.
19 часов 23 минуты.
Второе готово. «Ладно, компот варить не буду, пусть пьет эту американскую гадость…»
Константин обожал пепси-колу, готов был пить ее днем и ночью. Жертва рекламы! За уши не оттащишь!
С готовкой покончено, осталось перегладить гору белья. Три дня трудилась стиральная машина. А потом – о, чудо! – Галина будет свободна. Даже Золушка имеет право на заслуженный отдых…
21 час 05 минут.
Галина включила магнитолу. Кухню наполнил баритон Леонардо Коэна. Певец исполнял свой знаменитый шлягер:
Танцуй со мной до конца любви.
Танцуй со мной до конца любви!
Что это с ней?
Галина пробует танцевать под музыку. Кружится в танце, но вдруг летит куда-то. И успевает осознать: голова ее ударяется об угол тумбочки, а затем лицу навстречу несется пол. Тут сознание ее покидает.
Она лежит в гробу. Во всем чистом. Волосы ее аккуратно уложены. На лице макияж, но ногтях – чудненький маникюр. Как она хотела! «Конфетка» в гробу. Королева английская!
Слава богу, успела помыться!
А маникюр когда успела сделать? Где деньги взяла на это недешевое удовольствие?
И какая красивая мелодия! Кто это поет?
Но почему гроб трясется?.. Почему что-то горячее капает на лицо?.. Что это? Слёзы? Кто плачет?..
22 часа 33 минуты.
– Мама, мамочка, не умирай!
Это Константин! Наклонившись, он трясет мать за плечи. Его слезы капают на ее лицо.
– Не умирай, пожалуйста. Я люблю тебя, я не смогу жить без тебя!
Сын поднимает мать за плечи.
– Мама! Ты слышишь?
23 часа 15 минут.
Сознание медленно возвращается к ней, оно словно продирается через пелену кровавых вспышек в мозгу.
Ага, только инсульта еще не хватает… Кляча старая!
Галина едва-едва встает на четвереньки. Потом пытается подняться, опираясь на руку сына.
Села наконец. Отдышалась. Вспышки прошли. Так, звездочки одинокие мелькают…
– Константин! – говорит она. – Что так долго, вроде занятия в девять заканчиваются?
– Мамочка, мамочка, я сейчас все тебе расскажу! Только, пожалуйста, давай я тебя в спальню отведу. Отлежись! Я тебя умоляю!
23 часа 47 минут.
В спальне прохладно. Это самая холодная комната в квартире. И хорошо, что холодная, это то, что сейчас нужно.
– Мам, можно я с тебя кухонный фартук сниму?
– Не вопрос! Снимай!
То ли от холода в спальне, то ли еще от чего-то, но Галина приходит в себя.
– Сыночка, ты можешь рассказать матери, что произошло?
Константин явно возбуждён. Глаза его горят огнем праздничным.
Он показывает Галине айпад, который был куплен на пенсию по потере кормильца.
– Мамулик, – говорит сын, – я сегодня очередной рекорд побил! На вот, посмотри, меня на телефон снимали.
Они вместе смотрят видео и комментируют спортивный успех: удачный рывок штанги стоя и жим лежа.
– Иди кушать, чемпион!
Галина счастлива.
Ради таких моментов и стоит жить!
24 часа 00 минут.
«Не забыть бы поставить будильник на семь часов, чтоб сынуля в школу не опоздал…»
Пустоцвет
Бояться надо не смерти, а пустой жизни.
Бертольд Брехт
От входной двери к окну через всю комнату тянется узкий проход: мимо коробок со старыми вещами, шкафа-гардероба, серванта советских времен. Шкафы набиты одеждой, книгами, посудой, прибалтийской керамикой. К дверцам приткнута громоздкая коробка с телевизором, купленным с большой социальной скидкой, но даже не распакованным. А ведь прошло уже больше четырех лет!
У другой стены показывает нутро еще один сервант, доверху забитый старыми газетами и советскими журналами. С ним соседствует кушетка, которая чуть не упирается в подоконный чугунный радиатор. Его установили в двухкомнатной коммунальной квартире в 1947 году пленные немцы, которые и построили этот дом. Когда-то здание, высившееся среди скопища послевоенных одноэтажных бараков, выглядело в районе пятиэтажным колоссом. Шутка ли: трехметровые потолки в каждой квартире!
Параллельно окну, чуть правее подоконника, так, чтобы можно было полить герань, стоит письменный стол, напоминающий домашний иконостас. Стол заставлен дешевой церковной утварью. Свечи на подсвечниках и россыпью, разной толщины и всевозможных размеров, бумажные иконки к церковным праздникам, открытый псалтырь с закладкой – чего тут только нет!
Она лежала на спине головой к двери. Совершенно голая и в полнейшей темноте. Крупное тело пожилой женщины свалилось с кушетки и теперь заполняло узкий проход. Она давно не надевала ночных рубашек: старые были малы, а заказать подходящий новый размер у нее духу не хватало.
Проекция позы на полу напоминала пародию на известную картину Сандро Боттичелли «Рождение Венеры», ту, где красивая молодая женщина изящно прижимала левой рукой свои длинные волосы к нижней части живота и как бы рождалась из морской пены и фантазии великого итальянца.
Надежда Галич лежала в окружении собственных испражнений, стыдливо закрывая заросший лобок правой рукой, изуродованной артритом. Левая же рука, в отличие от Венеры, прикрывавшей роскошную грудь, была подмята неуклюжим телом. Здоровый кровоток постепенно сходил на нет, замирая в синюшных подтёках мертвеющей ткани.
Огромные бесформенные груди с маленькими сосками нерожавшей женщины сместились вправо, уперлись в коробку с одеждой. Одежду эту она давно хотела снести в храм, но так и не сподобилась.
Ее тело не познало огня мужских лобзаний. Ее губы никогда не впивались в мужскую плоть, сгорая от желания. Ее сердце не разрывалось от обиды на весь мир, возникшей потому, что он обещал позвонить и не звонил уже целую вечность.
Она не узнала, что такое стать матерью, в муках родить маленькое существо, таять от нахлынувших чувств, пеленая орущий комок, часть от ее плоти и часть от плоти того, кому она отдала себя, наслаждаясь терпким запахом его тела, ускоренного дыхания и набирающего силу огня…
Она не догадывалась, какое это счастье – прислушиваться ночью к ровному дыханию лежащего в детской кроватке ребенка или к его крику от колик. Колик, которые начались оттого, что накануне она забыла разбавить кипяченой водой жирное материнское молоко. От жирности особенно страдают мальчишки, орут как резаные, пока их крохотный организм не перестроится и не привыкнет переваривать питательную влагу.
Она не вставала по ночам, не забирала свое сокровище из детской кроватки, не клала его рядом с собой, не делала массаж крохотного животика, не поглаживала его по часовой стрелке, не приговаривала: «У собачки заболи, у кошечки заболи, а у тебя, мое сокровище, пройди». Ах, эти детские пуки- газики, пахнувшие сладковатым недопереваренным материнским молоком!..
Боже, сколько ж потрясающих открытий прошло мимо этой женщины, когда-то интересной, веселой, после второй стопки выпитой водки становившейся чрезмерно болтливой; женщины с огромной шапкой темно-коричневых волос, слегка посеребренной челкой и посеревшими висками, делавшими ее образ еще более привлекательным и интригующим!
Она напоминала вкусное, веселящее душу вино, долго бродившее в гордом одиночестве в надежде найти своего сомелье, который дегустировал другие, не менее вкусные напитки, да так и не дошёл до нужного, растерял пыл по дороге… Как известно, вино с возрастом превращается в уксус. Добравшийся наконец до сосуда постаревший сомелье с ужасом понял, что опоздал. Впрочем, он, должно быть, просто прошел мимо, разыскивая молодой напиток, веселящий душу, а не старый, перебродивший уксус увядшего женского тела, чье сердце ожесточилось на весь мир.
Словно огни ночного экспресса, сознание вспыхнуло в ее мозгу. Кинолента уходящей жизни начала отматываться в обратном направлении. Поезд памяти сдал назад, набирая обороты, летя по рельсам воспоминаний. Страдалице оставалось только разглядывать мелькающие за окном пейзажи протекшей жизни. Поезд делал короткие остановки на узловых станциях, а затем продолжал движение в прошлое. Вагоны потряхивало, пейзажи за окном сливались в неразличимые цветные полосы. И все-таки линия жизни виделась довольно ясно.
Её поразила, будто проказа, гордыня. Она презирала двух родных сестер, Любу и Валентину, рано выскочивших замуж и нарожавших детей от мужей-алкоголиков. Ну какие же могут быть мужья у ее сестер? Само собой, только алкоголики.
Давно поняв, что замужество ей не светит, она долгое время считала себя Божьей невестой. Но вот однажды, взглянув в зеркало, она усомнилась в этом предназначении.
Нужна ли вечно молодому Господу бесформенная туша? С лицом, усеянным бородавками, из которых пробиваются черные волосы? Нужны ли Ему эти впалые блеклые глаза, давно потерявшие былую голубизну? Нужен ли унылый взгляд?
Сие печальное открытие не просто расстроило Надежду, а поразило в самое сердце. Она замкнулась в себе и какое-то время даже не ходила в храм, как делала прежде, на утреннюю и вечернюю службы. Однако, вспомнив про Царствие Небесное и вечное блаженство, дарованное Господом женам праведным, она принялась с утроенным рвением возносить молитвы, целовать лики святых, прикладываться к святым мощам.
Во время одного молебна она услышала проклятия, направленные на гражданские документы: паспорт, страховой медицинский полис, ИНН. Якобы эти бумаги и номера позволяют дьяволу искушать неокрепшие души мирян. Поднявшись до невиданных высот праведного гнева, Надежда сложила на своем столе документы шалашиком и устроила им аутодафе.
Слава Богу, дело происходило поздно вечером. Соседки-хохлушки, торговки с местного рынка, на пару снимавшие соседнюю комнату, сориентировались, загасили пламя и вызвали Рината, хозяина этой самой соседней комнаты. Голубой мечтой последнего было завладеть жилплощадью Надежды.
На следующий день Ринат вызвал местного участкового и попытался убедить того отправить соседку в психушку: мол, эта личность представляет опасность для общества. Дошлый участковый, уловив корыстную составляющую в просьбе хозяина комнаты, попросил у того материальной помощи в столь благородном деле. Получив отказ, участковый потерял интерес к проблеме и покинул квартиру.
За окнами поезда мелькнул сельский пейзаж. Уютный деревенский дом, пятилетний мальчик. Она его обожала! Надежда вспомнила своих бывших соседей, семью художников. Однажды Алексей и Вера попросили ее побыть на лето нянькой для Сереженьки.
Ей нравились новые обязанности. Нравилось быть в центре семейной вселенной, командовать, повышать голос на безропотную бабу Люсю, Верину маму и тещу Алексея, часами стоявшую у плиты и выдававшую завтраки, обеды и ужины для семьи, а по утрам торчавшую на огороде.
Золотое время! Внук Сережа, окруженный ее заботой и любовью, не так давно научился говорить и теперь без конца повторял: «Люб-лю те-тю На-дю, о-чень люб-лю!» Женское сердце таяло и напоминало оплавленную церковную свечу, поставленную благочестивым прихожанином перед ликом Божьей матери.
Ролью няни она была занята лишь один сезон: на защиту бабы Люси, задерганной новоявленной воспитательницей Сереженьки и сумевшей превратить в ад летний рай, встали и Алексей, и Вера.
Нет, ей хорошо заплатили за то лето, но потом перестали приглашать на обеды и ужины в московской квартире, по сложившейся было семейной традиции.
«Это все моя гордыня! И справиться с нею нет никаких человеческих сил!» – кляла себя Надежда.
Зачем, спрашивается, по пустякам бабу Люсю гнобила? А вот подиж ты, гнобила – и всё тут!
Поезд набирал обороты, катясь вспять всё дальше и продолжая воссоздавать картинки из прошлого.
Она – молодая, свободная, преуспевающая. Женщина с прекрасным именем Надежда, снабженец с правом генеральной подписи, объездившая весь Советский Союз. Она заключала миллионные договоры. Поставка металлопроката, кирпича, добавок для производства легированной стали. Месяцами Надежда жила в гостиницах, довольствовалась командировочными, небольшими премиями да путевками в санатории.
Правда, у нее была однокомнатная квартира недалеко от комбината. Будь снабженка настойчивее, умей она преподнести себя как следует, она, без сомнений, выбила бы у начальства и двух-, и даже трёхкомнатную квартиру. Она могла бы пойти на курсы повышения квалификации, могла бы раскатывать на служебном автомобиле, а там и выкупить его по остаточной стоимости.
Она была курицей, несущей золотые яйца в корзину начальства. Ее ценили, ее портрет повесили на Доску почета. На каждом производственном совещании ее хвалили за отличную работу. И не более! Ну а ей очень нравились собственный высокий статус, близость к начальству, совместные застолья в ресторанах, случавшиеся после удачно подписанного контракта. Духу требовать большего у нее не хватало.
По стране шагала перестройка. И Надежда с её способностями понадобилась в Москве. У жены директора металлургического комбината наладился свой бизнес в первопрестольной, и та помогла Надежде обменять квартиру в Зарайске на комнату в Москве.
Надежду распирало от собственной значительности. Вот так, неожиданно для всех провинциальных родственников, вырваться в москвички! Это ли не удача?!
Она носилась с бумагами по столице, при помощи испытанных советских методов пытаясь решать задачи новых рыночных проектов. Ей бы задуматься, остановиться, присмотреться к меняющейся быстро действительности! Ей купить бы пейджер, чтобы быть на связи с работодательницей, которая то и дело паниковала, не представляя, куда запропастилась подчинённая. Ей бы на компьютерные курсы пойти…
И Господь несколько раз подавал ей знаки: не мельтеши, остановись, подумай!
Частенько Надежда падала. Однажды сильно повредила коленку. Нога распухла. Терапевт в поликлинике осмотрел ногу и выписал ей направление в Боткинскую больницу на Беговой.
Но и здесь гордыня сыграла с Надеждой злую шутку!
Больница на Беговой. Лежи себе, ничего не делай, смотри телевизор, трави анекдоты с cоседками. Готовить не надо, кормят хорошо, можно сказать, по-домашнему. Ходи иногда на процедуры, слушай умные речи профессора, который как раз писал докторскую и позарез нуждался в пациентке, на которой он мог бы опробовать свой новый титановый протез в виде коленного сустава…
За все в этой жизни приходится платить. И особенно за то, что достается даром.
Ей особенно нравилось трехразовое питание в больнице: готовить она не умела и не любила, давно привыкнув к постоянной жизни в гостиницах, к столовым и ресторанам.
Разленившись, она сутками валялась на больничной койке, рассказывая соседкам по палате бесчисленные байки о своей советской командировочной жизни.
Она жила прошлым, не понимая той жизни, что кипела вокруг.
И еще хорошо, что доктор успел поставить титановый протез только на одну ногу пациентки. Так вышло, что он неожиданно умер, не успев защитить докторскую, но успев сделать больную инвалидом.
Пришлось Надежде оформлять пенсию по инвалидности. С тех пор она ходила, прихрамывая и опираясь на палочку.
Ей было хорошо в тепле собственных испражнений. Она чувствовала себя маленькой девочкой, крохотным ребенком в утробе матери. Она наслаждалась покоем и не желала шевелиться.
Тишину нарушили голоса за дверью.
– Четвертые сутки из комнаты не выходит! Ломаем замок?
Резкий стук в дверь. Голос соседа Алексея:
– Надя, открой, иначе сломаю дверь!
– Дверь не открою, ломать не разрешаю, – услышала она голос громадной голой тетки, развалившейся на полу в проходе комнаты.
Кто это? Что это? Раздвоение личности?
Разве не она – та громадная тетя?
Нет, она маленькая, она еще не родилась, она в утробе матери.
«Господи, мне же хорошо, сделай так, чтобы я навеки осталась здесь, в утробе своей матери. Можно, Господи?.. Я не хочу туда! Господи, я там уже была! Услышь меня, Господи!..»
И Господь услышал ее стенания.
Поезд замедлил ход, несколько раз судорожно дернулся и замер.
Туман немного рассеялся.
На вокзальной площади не было здания. На краю платформы зарастала травой оторванная ветром вывеска, ждала своего пассажира. Сквозь ржавчину проступало название станции:
пустоцвет
