Kitabı oku: «Демоны ночи», sayfa 5

– Эх, ядрит твою… – только и мог сказать Костя.

Однако, к нашему удивлению, ситуация понемногу начала выправляться. Немец приумолк. Не то он страдал от похмелья, не то просто решил отдохнуть и осмотреться. Лишь изредка из Костиного рта вырывалось невнятное немецкое ругательство. Сам же Хорохорин все больше молчал, но лекарство продолжал принимать исправно.

– Еще немного… – говорил он отрывисто. – Еще немного, еще чуть-чуть… Утоплю гада!

Все случилось на девятый день. Часов в двенадцать дня Хорохорин неожиданно вскочил с кровати. Выглядел он неважно: опух, словно его пчелы искусали, глаза превратились в две щелки, морда – как кусок сырого мяса.

– Все! – орет. – Все! Вышел!

– Точно?! – строго спрашивает Бернштейн.

– Сто процентов! Отмучился, слава тебе господи. Напоследок что-то такое сказал, частью по-нашему, частью по-ихнему; вроде того: чтобы тебя черт побрал! И испарился.

– И куда же он, по-твоему, подался? На небеса или в ад? – ехидно так спрашивает Бернштейн.

– А мне, товарищ военврач, все равно, – спокойно отозвался Хорохорин. – Одно только могу сказать: неплохо мы с ним время провели. – И он выразительно подмигнул мне.

Подобных рассказов Бурышкин собрал предостаточно. Чего, например, стоят свидетельства Марии Осиповны Мочалиной о случае с ее свекром или драматическое повествование старого уголовника Егора Ивановича Мирошкина по кличке Болтик о событиях, произошедших в 1951 году на знаменитой Серпантинке. Но все это лишь более или менее правдоподобные истории, которые случились отнюдь не с ним и даже не с самими рассказчиками, а с их знакомыми или родными.

Никифор Митрофанович желал на собственном опыте убедиться, что вся эта на первый взгляд безумная чушь имеет под собой реальную почву. Однако, как известно, в одиночку и батьку бить несподручно. И Бурышкин принялся искать единомышленников. Нужно сказать, в наше веселое время всяческих ясновидящих, парапсихологов и оккультистов развелось предостаточно. И практически каждый, к кому он обращался за советом и помощью, гарантировал общение с потусторонним миром. Любую личность с того света готовы вызвать – только плати. Желаешь пообщаться с покойной тещей – нет проблем. А если Марь Ванна тебе и при жизни надоела, что ж, пожалуйста, для жути Иосифа Виссарионыча подгонят или, там, Лаврентия Палыча… И вовсе не дорого! Что теща, что усопшие вожди – цена одна.

Однако Бурышкин был тертым калачом и аферистов распознавал с первого взгляда. Поэтому решил осваивать тайную доктрину самостоятельно. Для начала он выписал с Алтая потомственную шаманку Катю и поселил ее в своей квартире, благо свободного места в ней имелось много. Катя, немолодая, дородная женщина с плоским и невозмутимым, как у каменной бабы, лицом, охотно приехала в столицу. В Москве ей очень нравилось, хотя на улицу Катя долго выходить не решалась. Целыми днями она сидела на кухне, курила коротенькую, причудливо изогнутую трубку с медной крышечкой и неотрывно смотрела в окно на нескончаемый поток машин, изредка бросая отрывистую фразу на родном языке.

Бурышкин и сам не знал, чего он ждет от Кати. По-русски шаманка говорила хотя и неплохо, но неохотно. Все больше молчала. Если не смотрела в окно, то таращилась в телевизор. По-видимому, ей было все равно, какая передача идет по ящику, поскольку она с одинаковым вниманием смотрела и хоккей, и КВН. Только мультфильмы, особенно про животных, заставляли ее оживляться. Катя напряженно следила за волком, преследующим зайца, и время от времени издавала некие гортанные звуки, выражающие не то одобрение, не то тревогу. Приключения горемычной Серой Шейки заставляли ее изредка вздыхать, а Снежная Королева, напротив, сердила.

Еще шаманка любила покушать. Всем остальным блюдам предпочитала она пельмени, а особенным лакомством считала консервы «Лосось в собственном соку». Бурышкин, как мы уже отмечали, в средствах не нуждался и поэтому на содержание Кати денег не жалел. Жила Катя в Москве уже три месяца и уезжать назад на Алтай, как видно, не собиралась.

Помимо Бурышкина и шаманки, в полупустой квартире обитали одинокая старуха – еврейка Фира, и семейство Хлоповых, состоящее из мужа Васи – водителя троллейбуса, жены Веры – продавца в универсаме, и пятилетнего Пашки, их сына. Фира хотела отправиться на постоянное место жительства на историческую родину, но все никак не решалась. Родственников в Израиле у нее не было, и поэтому переселение старуху страшило. Кроме того, Фира не теряла надежды разыскать своего младшего брата, пропавшего во время войны. Искала она его уже свыше пятидесяти лет, но до сих пор безуспешно.

Историю про ее брата знали все соседи. До войны ее семейство проживало в маленьком городишке в Белоруссии. Началась война. Отца, мать и старших братьев немцы расстреляли сразу, а Фиру с братом (ей тогда было двенадцать лет, а брату – пять) отправили в минское гетто. Фира хотя и была еще ребенком, но прекрасно понимала, что их ждет. Поэтому она решила во что бы то ни стало вытащить брата из гетто. Первое время гетто охраняли не очень хорошо, и в основном не немцы, а местные полицаи. Сбежать из него было не так уж и сложно. Вот только бежать было некуда. В любом случае – ждал расстрел. Большинство местных жителей не желало бесплатно кормить, а тем более укрывать евреев, а партизанам было не до них. Поэтому некоторые беглецы, побродив по лесам пару месяцев, возвращались назад в гетто. Отдельные предприимчивые жители Минска и окрестных деревень, дав взятку полицаям, свободно проходили в гетто и меняли продукты исключительно на золото. У Фиры чудом сохранились материны золотые часики и обручальное кольцо. Поэтому она решила попробовать договориться с каким-нибудь маклаком, внушавшим хоть малейшее доверие, чтобы он вывел братика (его звали Иосиком). Ей приглянулся немолодой однорукий дядька-белорус, и Фира робко подошла к нему.

– Покажь мальчонку, – потребовал мужичок.

Иосик ему понравился. Он вовсе не походил на еврея, поскольку был светловолос и сероглаз. Дядька забрал у Фиры золото и вывез братика, спрятав в телеге под ворохом соломы. Однорукий еще несколько раз появлялся в гетто и сообщил Фире, что Иосик живет у него в доме, в деревне Заречье, находившейся недалеко от Минска.

Очень скоро режим в гетто ужесточился, и маклаков перестали пускать на его территорию. Вскоре удалось бежать и Фире. В одну из зимних ночей она и еще несколько подростков пролезли под колючую проволоку. Фира попала к партизанам и пробыла в отряде до самого прихода Красной армии. В октябре сорок третьего немцы ликвидировали минское гетто, уничтожив последних его обитателей.

Сразу после освобождения Белоруссии Фира принялась искать братика. Однорукого мужика в Заречье помнили, но куда он делся – никто не знал. Одни говорили, что его расстреляли немцы за связь с подпольем, другие утверждали, что он просто сбежал с нажитым неправедным путем золотишком. Об Иосике же вообще никто ничего не знал. Мальчик словно в воду канул. С тех пор вот уже более пятидесяти лет Фира безуспешно разыскивала Иосика.

Шаманка Катя вначале вызывала у соседей Бурышкина нечто вроде оторопи. Особенно опасалась ее Вера Хлопова.

– Захожу утром на кухню, – рассказывала она продавщицам в своем универсаме, – сидит! А темно еще… Она у окна, вроде чудище какое-то. Я – «здравствуйте». Она буркнула что-то. Начинаю Ваське завтрак готовить… Сковородкой специально гремлю, думаю: может, уйдет? Нет, все сидит. На меня даже не смотрит, в окно пялится. А чего там такое видит, ведь темень? А то в мою сторону повернется, рожа как блин, и буркалы свои косые таращит. Или вдруг ночью, опять же в кухне, начинает чего-то шуметь и ругаться по-своему. Я уж Никифора Митрофановича по-хорошему просила ее унять, обещался приструнить…

Однако вскоре все изменилось.

Первый наладил контакт с шаманкой Пашка Хлопов. Чем уж привлекла Катя пятилетнего пацана, осталось тайной, однако Пашка, когда не был в садике, постоянно вертелся на кухне или в комнате Бурышкина, где попеременно находилась шаманка.

– Чего ты к ней липнешь? – ревниво спрашивала Пашку мать.

– Она добрая, – доверчиво отвечал малыш.

– Чем уж такая добрая? Бабайка и есть бабайка.

– Добрее всех вас. Не сердится никогда… И слова разные знает…

– Какие еще слова?!

– Не знаю, как сказать… Слова такие, специальные… Скажет, и вроде в другое место идешь. В лес, на полянку… Не в город.

Вера только плечами пожимала. Скоро она заметила: в присутствии Кати Пашка никогда не капризничал, не куксился, даже если его ругали.

Потом к шаманке потянулась Фира. Вначале она тоже с подозрением косилась на Катю, слегка напуганная ее странным видом и поведением, но однажды они разговорились. Вернее, говорила в основном словоохотливая Фира, шаманка лишь вставляла отдельные слова. Фира ни с того ни с сего рассказала Кате всю свою жизнь. И про детство, которое кончилось в сорок первом году, и про оккупацию, и про гетто, и про поиски братика…

– Найти можно, – односложно заявила Катя.

– Как тут найдешь? – рассердилась Фира. – Разве можно так говорить?! Я всю жизнь на это убила… Его, наверное, и в живых нет.

– Надо посмотреть. Если умер, найти проще.

Фира в страхе отпрянула от своей слушательницы. Древний библейский ужас исходил от шаманки, и старуха-еврейка его явственно ощутила.

Фира убежала в свою комнату, но и там не нашла успокоения. Некоторое время она лежала на койке, охая и хватаясь за голову, потом вновь бросилась на кухню. Катя все так же безучастно смотрела в окно.

– Можешь его найти?! – напрямик спросила Фира.

– Фотографию нужно.

– Нет у меня фотографии! Ничего не сохранилось.

– Вещь какую.

Фира вспомнила про оловянного солдатика – единственную память о брате. Она протаскала солдатика в кармане всю войну. Когда было особенно трудно, она доставала солдатика и всматривалась в едва намеченные черты оловянного лица, стараясь вытащить из памяти облик братика.

– Есть! – воскликнула она. – Есть одна штучка!..

Шаманка некоторое время вертела солдатика в коричневой морщинистой руке, словно стараясь нащупать нечто, ведомое ей одной.

– Можно попробовать, – наконец сообщила она. – Ночью… Ночью легче. Духи помогут.

Фира смотрела на Катю взглядом, в котором смешались страх и надежда.

Ближе к ночи Катя пришла на кухню, облаченная в весьма экзотический наряд. До сих пор ничего подобного никто из соседей не видывал. В обычное время шаманка ходила по квартире в стареньком ситцевом платье и теплых домашних тапочках. Сейчас же на ней был длинный кожаный кафтан, украшенный множеством ленточек, которые при ближайшем рассмотрении напоминали вырезанные из ткани изображения змей. Можно было даже различить их головки с двумя глазами. Кроме ленточек, на кафтане имелся маленький лук со стрелами. На спине кафтана были пришиты шкуры каких-то мелких животных, скорее всего белок и горностаев, а кроме них – два медных диска. По вороту кафтана шла бахрома из совиных перьев. Спереди, на груди, слева и справа имелись две маленькие уродливые маски. На голову Катя надела остроконечный колпак, на который были нашиты маленькие колокольчики и идеально отполированные медные пластинки. В руках шаманка держала бубен. Бубен тоже украшал довольно сложный рисунок, а также разноцветные ленты и колокольчики.

Кроме Кати, на кухне присутствовали Никифор Митрофанович и Фира. Бурышкин предварительно испросил разрешения.

– Камлать буду, – сообщила Катя. – Когда камлать, народ не мешает. Только кричать не нужно. Смотри и молчи. Даже если страшно будет, все равно старайся не говорить.

В этот момент на кухню зашла Вера Хлопова.

– Что тут у нас происходит? – с ходу поинтересовалась она.

– Фириного брата искать будет, – пояснил Бурышкин. – Смотри, если хочешь, только тихо.

– Ой, я боюсь!

– Ну, тогда иди к себе.

– Так интересно же!

– Хочешь, оставайся. Только молчи.

Тут Катя взмахнула бубном и что-то негромко произнесла. Потом посмотрела на собравшихся. Тусклая лампочка под потолком освещала напряженные, взволнованные происходящим лица. С улицы доносился непрерывный гул несущегося мимо транспорта.

– Пашка проснется, – невпопад сказала Вера.

– Нет, мальчик будет спать, – ответила Катя. – Он не будет мешать. Я иду в Нижний мир, буду смотреть Фирин братик Иоська.

Она вновь ударила в бубен и стала произносить непонятные слова, похоже, заклинания. Потом замолчала, но била в бубен непрерывно, не очень сильно, звук, идущий от бубна, был гулок и объемен, напоминая скорее тяжелые вздохи неведомого животного. Мелодично позванивали колокольцы, медные бляшки наполнили кухню мельканием световых бликов. Вдруг к вздохам бубна прибавился еще какой-то звук вовсе непонятного происхождения. Потом до присутствующих дошло: его издает Катя.

– Горловое пение, – тихо произнес Бурышкин.

– Страсти-то какие, – отозвалась Вера Хлопова.

Звук внезапно оборвался, но тут шаманка заговорила на каком-то более или менее знакомом языке, похожем на немецкий. Фира подалась вперед, но шаманка взмахом руки остановила ее. Она вновь что-то коротко и отрывисто произнесла. И тут все присутствующие вдруг ощутили, что, кроме них, на кухне присутствует нечто иное, необъяснимое и неосязаемое, но тем не менее вполне конкретное. Какой-то чуть слышный шелест вдруг пронесся из угла в угол. Катя что-то резко и грубо произнесла мужским голосом и замахнулась бубном на кого-то невидимого. Лампочка внезапно замигала, готовая вот-вот потухнуть. Вера метнулась к выходу.

Тяжкий вздох раздался на кухне. От этого звука звякнула посуда и задрожали расшатанные зимними ветрами за невесть сколько лет оконные стекла.

Катя прекратила камлать и взглянула на Фиру.

– Нету там его, – отрывисто произнесла она.

– Ты хорошо искала?

Катя засмеялась:

– Лучше не бывает. Там не нужно искать, – непонятно ответила она. – Можно сходить в Верхний мир. Он – маленький, грехов на нем нет. Может, там сидит.

– Откуда ты идиш знаешь? – удивленно спросил у Кати Бурышкин.

– Какой такой идиш?

– Язык еврейский. С кем ты на нем говорила?

– С одним там… Сюда просился.

– Ты можешь материализовать потустороннюю сущность? – не отставал Никифор.

– Непонятно говоришь. И не мешай, я должна закончить начатое.

Бурышкин примолк. Фира тихо плакала. Потрясенная Вера стояла с разинутым ртом.

Катя вновь ударила в бубен. На этот раз звук казался мягче и уже не походил на вздохи. Скорее он напоминал мелодичный рокот горного ручья. Колокольчики звучали нежно и убаюкивающе, а блики света от блях колпака напоминали весенних, солнечных зайчиков. Душная кухня вдруг наполнилась запахом цветущих яблонь.

Катя вновь произнесла несколько слов, но не на идиш, а на каком-то ином, похоже, восточном языке, на этот раз мягко и просительно. По-видимому, она получила ответ, потому что перестала бить в бубен, утерла пот со лба и засмеялась.

– Что?! – отрывисто спросила Фира. – Говори, что?!

– И там его нет, – спокойно сообщила Катя.

– Как же это понимать?

– Среди живых искать надо.

– Уж сколько лет я это делаю. Безрезультатно.

– Ладно, попробую и в этом помочь. Только может не получиться. Фотография надо.

– Где же ее взять?

– Иди, спи. Завтра говорить будем.

Стояла глубокая ночь. Катя все возилась в своем углу, кряхтела, что-то еле слышно бормотала… Не спал и Никифор. Он размышлял о только что виденном и слышанном. Результат был нулевым, но само камлание впечатляло. До сих пор Бурышкин только слышал о подобных вещах. А тут, прямо на глазах, в обычной коммунальной московской квартире… Нет, не зря он привез Катю с далекого Алтая!

– А скажи, Катя, – наконец не выдержал Никифор, – разве один и тот же шаман может проникать и в Верхний, и в Нижний миры?

– Не всякий, – тут же отозвалась шаманка, словно ждала вопроса. – Есть черный кам, есть белый… А есть и тот и другой вместе… в одном. Вот я такая. Могу и туда ходить, и сюда.

– Ну вот скажи, что там в Нижнем мире? Как он выглядит?

Катя засмеялась:

– Как выглядит? На Москву похоже… Вот как сейчас. Ты выгляни в окно. Грязь кругом, и света ясного нет. Полумрак. Костры горят. И все непрерывно двигается. Точно как здесь. Холодно там… и скучно. – Она немного подумала. – Запах еще плохой…

– А вот Фирин брат… Может, ты плохо его искала?

– Как это искала? Его не нужно искать. Если нет, значит, нет.

– Но как же?.. Насколько я понимаю, там несчетное число народа. Как можно узнать за несколько минут, есть он тут или нет.

– Ты смешной. Как собака знает, есть в лесу зверь или нет. Знает, и все тут! Чует!

– Ну ладно, допустим… А Верхний мир? Там как?

– Ой, хорошо! Тоже похоже на землю. Только лето… Или весна. Цветет все… – Шаманка долго молчала, и Бурышкин решил, что она заснула. И вдруг Катя снова подала голос:

– У каждый место есть свои духи. На Алтае свои, здесь свои. Я когда сюда поехала, двух своих самый сильный с собой позвала. Видел на мой шуба два лица? Они. Им тоже интересно в другой место побывать. Хотя они могут хоть куда ходить, но земля большой, всюду в одно время не будешь. Вот вместе и приехали. Но им тут не нравится. Ушли домой, почти сразу. Почему? Дух тоже свое место любит. Как бы дом. Тишину любит. А тут все крутится-вертится, как в Нижнем мире. Зачем ему так? Он не хочет. Если надо крутиться, он в Нижний мир опустится. Но он не любит там быть. Провести может, но все время там сидеть не хочет. Он хочет на своем месте, к который привык. Лес, озеро – вот его дом. И я отпустила. Пускай идут. Но сама еще не хочу уезжать. Мне тут пока нравится. Все другое. Интересно. А духов и своих тут хватает. Вот я с ними и познакомилась. Вначале они привыкали ко мне, испытывали моя сила. Я говорю: служи мне! Некоторые не хотели, ругались… Откуда, говорили, ты взялась на наша голова. Я все равно заставила. И вот сегодня проверила. Как они мне помогать будут. Ничего, хорошо получилось!

– Скажи, Катя, почему не все духи живут в Нижнем мире? – задал Бурышкин вопрос, который его давно мучил.

– Разный причина. Кого-то не пускают ни туда, ни сюда, вот он между небом и землей крутится. Кто сам не хочет, есть и такие. Но большинство ждет, когда о них вспомнят.

– Кто вспомнит, Катя?

– Кому надо. И вверху, и внизу, и здесь тоже.

– Как это понять: здесь?

– Может, они кому еще нужны. Человеку какому. Ну вот как мне. Если они на благо служат, им зачитывается. Если во вред – тоже.

– Значит, ты можешь помочь им обрести покой?

– Я не добрый и не злой. Вот как нож. Им можно хлеб резать, а можно и человек. Я только нож. В чьи руки он попадет, тот и решает их судьбу. Сегодня этой старуха помогла… Ну, не совсем помогла. Завтра какой плохой дело сделаю. Не от меня зависит.

– А от кого?

Шаманка вновь тихо засмеялась:

– Думаешь, не знаю, зачем ты меня сюда позвал? Знаю. Ты все слава ищешь. Не молодой юнош, а покоя не находишь. Первый хочешь быть. Как это называется? Суета! И что дальше случится, знаю. Так вот. Чужие судьбы зависеть будут от тебя и от тех, кто будет рядом с тобой. Ты о них еще не знаешь, но они скоро придут к тебе. Очень интересно будет. Тебе понравится. Поэтому я с тобой и сижу.

– Что будет? Расскажи подробнее! – подался вперед Бурышкин.

– Нельзя. Как русские говорят: «Много будешь знать, скоро состаришься».

– Да я и так старый.

– Не спеши, парень: все в свой время.

ГЛАВА 5

А теперь пришло время напомнить читателю о существовании нашего подающего надежды журналистика Пашки, то бишь Павла Мерзлова. Дни шли за днями, но ничего экстраординарного больше не случалось. Павел выполнял рутинную работу, строчил репортажи, заметки, информации и даже накропал материал (с претензией на аналитику) о влиянии погодных условий на рост преступности в Юго-Западном округе столицы. Редактор материал одобрил, заметив: «Павел Борисович растет на глазах».

Однако события, случившиеся с ним, не шли из головы. И поделиться было опять же не с кем. Поручик Голицын, который натолкнул нашего героя на далеко идущие выводы, последнее время не расположен был вступать в дискуссии. Он вообще пребывал в упадническом настроении, поскольку шеф пригрозил немедленно его выгнать, если хоть еще раз заметит на работе в нетрезвом виде. Не употреблять алкоголь Поручик Голицын не мог, но пить свою обычную норму опасался, зная, что шеф сдержит свое слово. Малые дозы вызывали у него лишь озлобление и сильную жажду. Злоба и уныние были написаны на обычно добродушном лице. Даже усы, в иные времена лихо подкрученные, удрученно обвисли. На Павла он даже не смотрел, не без оснований видя в нем непосредственного конкурента, поскольку, сообщая Поручику Голицыну о намерении избавиться от него, шеф добавил, что редакции вполне достаточно одного хроникера уголовной тематики.

Но даже если бы отношения между ними оставались по-прежнему теплыми, разве можно внятно рассказать о залитой кровью кровати, на которой он лежал рядом с трупом, а Павел не сомневался, что это действительно был труп. Или об этой троице монстров, представившихся сотрудниками правоохранительных органов. Как пил с ними на кухне абсент… Как потом трахался с этой лисой… или кошкой, кто она там… В галлюцинацию он не верил. С чего бы?.. В том, что это случилось на самом деле, Павел уже не сомневался. Даже мать заметила на его спине и плечах многочисленные царапины, идущие параллельно друг другу.

– Эта, твоя?.. – презрительно спросила она, имея в виду Лильку. – Ну и ну! Вот стерва!

И матери ведь не расскажешь о случившемся. Подумает: с катушек съехал сынок. Оставалась Лилька.

Раз они сидели в ночном баре, попивали пиво, болтали ни о чем.

– А тебе текила нравится? – ни с того ни с сего поинтересовалась девушка.

Павел даже поперхнулся:

– Ты это к чему?

– Что значит – к чему? Просто спросила. – Лилька щурила узкие восточные глазки и загадочно усмехалась.

– У меня с текилой связаны не совсем приятные воспоминания, – решился Павел.

– Какие, например?

– Да было тут одно дельце…

– Расскажи?

И репортер уголовной хроники стал повествовать о своих приключениях. К его удивлению, Лилька вполне серьезно отнеслась к его рассказу. Возможно, она просто выпила слишком много пива. Девушка подробно расспрашивала о деталях сексуального контакта с лисой, выпытывала пикантные детали. Но что он помнил? Лишь смутные ощущения. А слова о том, как Павел оказался рядом с трупом, и вовсе привели ее в нездоровый восторг. Журналист только поражался Лилькиной реакции.

– Вот бы мне испытать нечто подобное! – воскликнула экзальтированная малютка.

– Ты что, дура?! Не дай бог!

– А почему нет?! Как в том фильме… Как он там называется?.. Не помню… Она просыпается, а рядом… Прямо мурашки по коже!

– Так ты думаешь: это взаправду было?

– Ну, ясное дело. А ты сомневаешься?!

– Да кто же они такие?

– Понятно кто. Демоны!

– Однако! Так сразу и демоны.

– А кто же тогда?

– Ну, я не знаю… Возможно, это действие текилы…

– Скажешь тоже. При чем тут текила? Сам же рассказывал… В квартире произошло зверское убийство… Сначала хозяин зарезал жену, а потом себя. Так, кажется…

– И что из этого следует?

– Вот они и приходили… демоны!

Павел покрутил пальцем у виска.

– К нам в бутик одна дама заходит, – начала Лилька. – Из очень богатых. И вот она рассказывала девочкам… И я тоже слушала… Будто есть такие силы… не силы… в общем, как она выразилась, сущности, которые могут человека… того…

– Бандиты, что ли? Киллеры?

– Скажешь, киллеры! Дурачок. Не киллеры вовсе, а эти самые…

– Да кто?! Говори толком!

– Давай лучше еще пива выпьем.

– Успеешь! Продолжай.

– Она говорила: допустим, тебя какой-то мэн не устраивает. Скажем, достал. Ну, муж, например. Или, там, по бизнесу конкурент… Что ты в таком случае делаешь?

– Без понятия. Я не бизнесмен.

– Лох ты, Пашка. А еще в газете работаешь. Про криминал пишешь. Если тебе человек надоел, ты его заказываешь.

– Это я знаю…

– Нанимаешь какого-нибудь быка или снайпера… Пиф-паф, и нет земели. Но, которые в ментуре, ясное дело, начинают рыть. И в конце концов ловят исполнителя, а через него выходят на заказчика. Дошло?

– Чего ты мне азбуку читаешь? Все это я проходил.

– Так вот, – понизила голос Лилька. – Эта дама утверждает, что можно прибегнуть к помощи нечистой силы. Есть такие люди, они помогут…

– И что же эта нечистая сила требует взамен? За работу то есть? Душу, что ли? – ехидно ухмыляясь, спросил Павел.

– Вот и мы задали тот же вопрос… Она такая: можно, говорит, и душу, даже не свою, а вроде как чужую. И все, знаешь, смехом, смехом… Ну и мы тоже посмеялись.

– Выходит, шутила?

– Вот не знаю.

– А кто она вообще?

– Я же говорю: навороченная. На тачке с шофером ездит. Лет ей, может, тридцать, а может, и все пятьдесят. Выглядит очень даже… Чем занимается, не знаю. Надо думать, основное ее занятие, когда не на Канарах и не в Акапулько, по магазинам разъезжать. Таких сейчас много развелось. – Лилька чуть слышно вздохнула, но Павел услышал.

– Что, завидуешь?

Девушка пожала плечами:

– Иногда. Легко они живут.

– Ты думаешь?

– Уверена. Все их проблемы: у кого авто круче или у любовника член толще.

Павел засмеялся:

– А может, она лесбиянка?

– Ты знаешь, возможно. Она со мной вроде заигрывала. То по ручке погладит, то за плечико тронет… И с другими девочками тоже. Эти старые сучки охочи до новых ощущений. С другой стороны, таким что мужик, что баба… Пресыщенки!

– Кто у нее муж?

– Фиг его знает. Какой-нибудь министр или олигарх. А может, криминальный авторитет. Она такая: мой Ванюша ни в чем мне не отказывает. Вся: сю-сю, ню-ню… Можно подумать, из графьев. А на самом деле бывшая лимитчица из какого-нибудь Урюпинска.

– Послушай, эти ее разговоры про нечистую силу… Ты ей веришь?

– Бред!

– А вдруг правда?

Лилька с насмешливой жалостью посмотрела на Павла:

– Эти, крутые, чего хочешь наврут, лишь бы их уважали… Даже не уважали: просто обращали внимание.

– Слушай, а ты не можешь меня с ней познакомить? – неожиданно спросил Павел.

– С чего это вдруг?! – удивилась Лилька.

– Интересно пообщаться.

– С ней-то? Да она дура дурой. Колхозница!

– Мне хотелось бы узнать: что стоит за этими разговорами о нечистой силе.

– Издеваешься, да?

– Кажется, я вышел на очень интересную тему. По-журналистски, конечно, интересную. А вдруг ее рассказы имеют под собой какую-то почву?

– Почву-херочву, – передразнила Лилька. – Туфта это все! Цену она себе набивает. Крутизну изображает.

– И все же…

– Да пожалуйста. Познакомлю, ежели желаешь. Визитка ее где-то валяется. Можешь к ней отправляться. Скажешь, мол, интересуюсь черной магией. Хочу с ее помощью сжить со свету одну взбалмошную девицу.

Павел засмеялся:

– Ну, чего ты несешь?! Если хочешь, поедем к ней вместе.

– А я-то тебе зачем?

– Для отмазки. Что же я без тебя буду делать? А так действительно придумаю какую-нибудь историю. Типа, хочу устранить конкурента. Помогите, и все такое. Тем более она тебя знает. Ко мне доверия больше будет.

– Ну, ты даешь! Кого это хочешь устранить? У тебя что, конкуренты появились?

– Какие у меня конкуренты. Так просто… Для проверки…

– А если сработает?

– Только что ты мне толковала обратное.

– Ну, мало ли… И потом, на кого ты все-таки порчу напустить собираешься?

Павел задумался. Да, на кого? Нужно, чтобы выглядело правдоподобно. Где взять подходящий объект? Допустим, потребуют внятных обоснований?.. А если представить Поручика Голицына? Вполне допустимый вариант. Он действительно в некотором роде конкурент, заслоняет продвижение по служебной лестнице…

«Но ведь человек-то вполне безобидный, – подала голос совесть. – И тебе нисколько не мешает. Тем более его скоро выгонят безо всякого колдовства».

«Так ведь никто Поручика Голицына на самом деле устранять не собирается, – возразил сам себе Павел. – Он просто нужен в качестве вещественной фигуры. Ведь не на редакционного вахтера дядю Ахмеда наезжать? Сразу раскусят. Да и не существует никакой нечистой силы. А он, Павел, если действительно нащупает нить, может сделать весьма недурственный материалец. Его заметят…»

– Есть подходящий человечек, – наконец произнес он.

– Кто такой? – полюбопытствовала Лилька.

– Поручик Голицын.

– Кто-кто?!

– Одного сотрудника нашей редакции так величают. Пьяница и бездарность. Вообще-то его зовут Скуратов Юрий Николаевич. Он тоже пишет на криминальные темы…

– И тебе его не жалко?

– Что значит «не жалко»? – внезапно рассердился Павел. – Не надо мне лапшу на уши вешать! Сама же утверждаешь: все это бред!

– А вдруг сработает?

– Как ты себе это представляешь?

– Ну, не знаю… – Лилька допила свое пиво и выразительно покрутила между пальцами пустой стакан. Разговор начал ей надоедать.

– А потом, деньги нужны, – продолжал развивать свою мысль Павел. – Как я понимаю, деньги немалые. А у меня их нет. В последний момент я просто откажусь, сославшись на отсутствие нужной суммы.

– Слабый аргумент. Ты же слышал поговорку бандитов: «вход – рупь, выход – два». Поставят на счетчик – и привет! Лучше не связывайся. Тебе что, тем мало?

– Вот, сама заинтриговала, а теперь в кусты.

– Я что… Хочешь, пожалуйста, познакомлю. Только чтобы потом боком не вышло.

– Успокойся. Все будет о’кей! – заверил Лильку обрадованный Павел.

– Ладно, под твою ответственность, – непонятно выразилась девушка. – Тогда так. К концу недели у нас ожидается новое поступление тряпок. Наверняка эта мадам появится. Вот я к ней и подкачу, вроде в гости желаю. Посетить, так сказать, с визитом. Сразу выкладывать, зачем и почему, естественно, не буду. И про тебя пока объявлять не стану. Устраивает?

– Нормально.

Через пару дней Лилька позвонила и назначила свидание в баре.

– Видела ее, – сразу же сообщила девушка. – Сказала: хочу к вам в гости, вроде как в шутку. Эта сучка обрадовалась, видать, действительно розовая. А может, острых ощущений жаждет. А я такая: разговор давешний помните?.. Про черную магию?.. Она такая: помню, конечно. Говорю: хочу потолковать на этот счет. Она такая: да очень просто. Охотно соглашается, заметь. Словно дело идет о чашке кофе со сливками. Туфта, по-моему…

– Сказала, что со мной придешь?

– Что я – дура?! Естественно, нет. Назначено рандеву на завтра. Как раз у меня выходной. Ожидают к вечеру, часов в шесть. Так что готовься к расходам.

– То есть?

– Не поедешь же с пустыми руками. Возьмешь коробку эклеров. Ну и живет она далече. Так что расход на тачку. Потянешь?

– Раз такое дело…

– Ну и отлично.

Обитала дама действительно далековато, в элитном поселке по Минскому шоссе. Таксист, урод, узнав, куда ехать, запросил втридорога, и Павел в который уж раз пожалел, что не имеет личного транспорта. Пока медленно двигались по Москве в густом потоке автомашин, Павел даже чуть вздремнул. Лилька сидела рядом с шофером и время от времени игриво взвизгивала: шофер непрерывно рассказывал анекдоты. В салоне, не мешая болтовне водилы, тихо играла музыка, было тепло и уютно. А за окном все та же слякоть, мокрый снег, который едва успевали соскребать «дворники».