Kitabı oku: «Кавыка», sayfa 2
– Ты упал в обморок, – ответил брат.
– Ты поскользнулся на крыльце и ударился головой, – ответила Светлана, жена брата.
– Ты пережил первый в твоей жизни северный поток. – ответил Сфинкс и свернулся в белую прозрачную точку.
Египтолог Эммануил Плюмб – это первое, что я начал разыскивать после похорон тетушки. Приехав в город, я распрощался с братом, который теперь смотрел на меня странным образом. Всю дорогу он молчал. Но когда мы вышли из машины, чтобы пожать на прощание руки, сказал:
– Ты приоткрыл крышку гроба, вот только кто туда попадет первым? Мир мертвых не для мира живых. Я почувствовал, что ты окунулся в силу, которая способна менять структуру вещей и событий. Мне не подвластна подобная сила. Это как джинн из лампы, только мощнее во сто крат. Кто посвятил тебя в эти таинства, я не в силах понять.
При этом он взял мою правую руку и развернул ладонью к себе.
– У тебя пропала линия жизни, – спокойно ответил он, – это, скорее, закономерность, а не нонсенс. Я попробую по своим каналам разузнать, что это, если ты, конечно, не против.
То, что брат называл «своими каналами», было для меня удивительным. Обычно он садился в позу лотоса и подолгу что-то бубнил себе под нос. Затем он затихал и начинал бормотать какие-то вопросы. Спрашивать пустоту о том, что его интересовало в данный момент. Он делал записи в блокноте, не открывая глаз. Иногда он улыбался, иногда начинал плакать. Но после этих сеансов он подолгу лежал в ванне с соленой водой. В простой железной ванне с теплой соленой водой. При этом он продолжал с кем-то разговаривать, шутил, смеялся и плакал. Результат таких погружений в себя был всегда один и тот же: он четко знал, что ему делать и в какой последовательности. Ему или тому человеку, который спрашивал у него совета. Так он вполне мог бы зарабатывать себе на жизнь. Но денег за это он не брал никогда. Негативно морщился при виде купюр, которые совали ему за услугу, и отвечал что-то в этом роде: «Не волнуйтесь, я свое уже с вас взял».
Как-то я спросил его, о чем он говорит?
«Когда ты ешь мясо убитого животного, его плоть, – отвечал тогда Виталик, – ты обязательно что-то отдаешь этому животному. Это закон Вселенной. Берешь его плоть для еды, отдаешь что-то свое ему на будущее. И он, воплотившись в следующей жизни, станет питаться твоим благочестием, твоим счастьем или твоим здоровьем, твоей удачей, на крайний случай. Чем-то твоим. Это такой обмен энергиями. Это всегда работает так и только так. Не можешь что-то дать – не бери. Я, оказывая услугу, делаю точно так же, беру что-то от человека взамен. Но беру то, что точно смогу унести с собой далее. И это, брат, совсем не деньги».
Я кивнул в ответ и отправился домой. По дороге я прикупил бутылку колы и первым делом, войдя в квартиру, сделал себе коктейль с хорошим ирландским виски с кусочками льда. Приняв душ, я переоделся в теплый и уютный халат, зажег электрический камин и уселся в большое кресло у искусственного огня. Мысли в голове крутились. Похороны. Зеркало, мир мертвых, поток сознания. Что же все это значит? Я взял смартфон и вбил в поисковике следующее: «Египтолог Эммануил Плюмб».
«Москва», – добавил Гугл и тут же нашел мне все, что я искал. На единственном пожелтевшем фото был изображен пожилой бородатый еврей. В руках он держал маску Анубиса и улыбался, как ребенок. Под фото была надпись: «Эммануил Плюмб на раскопках в Фивах. 1975 год».
«Вот же, – подумалось мне, – он давно умер. Если в те годы он выглядел так, то вряд ли дожил до наших дней».
Допив коктейль, я улегся в постель. Пережитой «северный поток» до сих пор меня будоражил. Я никогда так отчетливо не ощущал себя и своего собеседника, как там, в том загадочном тоннеле. Но это же был он, вождь мирового пролетариата! Это было так причудливо. При этом мне почему-то казалось, что я лежу совсем не на промерзлом крыльце и тем более не в том самом каменном коридоре. Я как будто находился в кожаном мешке, таком уютном и родном до остервенения. Но и ненавистном, как тюрьма. Я не мог ничего сделать с этим ощущением. Я принимал его как данность или как истину. Она, как заноза, царапала мой мозг изнутри. А потом еще эти его слова: «Это был первый пережитый тобою северный поток, поздравляю». Что это вообще такое?
Утром, Эммануил Плюмб объявился сам. Сначала, конечно, позвонил брат. Его звонок разбудил меня в шесть утра.
– Открой почту и прочти сообщение, потом набери меня, – сказал Виталик и отключился.
Мой мозг еще спал, и поэтому я неторопливо принял прохладный душ. Выпил крепкого кофе и только тогда открыл почту на ноутбуке. В письме от Виталика был следующий текст: «Стены молельни и склепа, готовящегося к отходу в мир ума, расписывали различными сценами. Желая попасть в рай, умерший представал перед судом бога Осириса, правителя мертвых. Его сердце, положенное на весы Тота, должно было уравновеситься страусиным пером – символом богини справедливости; в противном случае грешника пожирало чудовище. В некоторых папирусах это чудовище именовалось древним словом, которое можно перевести как «оборотень». Хотя это неточное его значение. Точное не имеет дословного перевода. А по смыслу, скорее, напоминает понятие «тот, кто употребляет внутрь переживания». Чтобы умерший не попал в «ловушки», расставленные для него на суде Осириса, в могилу клали «Книгу Мертвых». Это был учебник с правильными ответами, снабженными небольшими пояснительными рисунками. Роскошь царских захоронений не могла не разжигать алчности грабителей. Поэтому с начала Нового царства фараоны приказывали хоронить себя в пустынной местности около Фивской горы – в долине Царей, которая охранялась воинами.
Чтобы умерший ожил, жрец после церемонии очищения и принесения даров совершал над мумией ритуал отверзания уст. Оживленная подобным образом «Ка», то есть жизненная субстанция человека, нуждалась в привычной обстановке, для того чтобы жить и питаться. Этим и объясняется обилие бытовых предметов и мебели в гробнице. Некоторые из них были копиями реально существовавших предметов, другие представляли собой модели уменьшенного размера. Всю же жизнь в свободное от царствования время фараон отдавался обучению. Оно заключалось в правильности перехода из мира живых в мир мертвых. Из мира разума – в мир ума».
Я прочел текст и позвонил брату.
– Ты понял хоть что-нибудь? – его голос был спокоен и сосредоточен.
– Ты описал какой-то древнеегипетский миф? – только и спросил я.
– Не иронизируй, – сказал он вполне серьезно, – я описал тебе ту энергию, которую увидел в поле твоего эгрегора. С тобой общался некий дух. Хотя мне не хотелось бы называть его столь примитивно, это существо высшего порядка с собственным мнением. А своего мнения во Вселенной нет даже у ангелов. Уж поверь мне.
– И что мне делать?
– Просто ждать развития событий, – ответил брат, – все, что следует, ты уже сделал. Хорошо это или плохо, покажет только время.
– Он тоже что-то говорил про время, – ответил я.
– Как он назвал себя? – спросил Виталик.
– Он сказал, что он Сфинкс.
В трубке замолчали. Брат, видимо, крепко погрузился в свою тематику, и ему просто требовалось не мешать. Затем он откашлялся и тихо произнес:
– Это серьезно!
– Кстати, при чем тут матрешка? – вдруг спросил я и рассмеялся.
– Что? – Брат явно не понял вопроса, но вдруг добавил: – В этом мире все небеспричинно.
– Да, так, – согласился я, – припоминаю, что еще в детстве он говорил мне про мое тридцатилетие. Также речь шла о зеркале, похоронах и неком египтологе из Москвы, который, вероятнее всего, почил. Ну и о матрешке или матрешках.
– Тридцать нам с тобою исполнилось в ноябре, – пояснил брат, – тетушку мы похоронили в декабре. В зеркало ты смотрелся там же, на похоронах. Пока, видишь ли, все сходится. Но вот причем тут матрешка?
– Ну, если ты этого не знаешь, то мне уже подавно сие не подвластно, – ответил я и отключился. Сделал я это только оттого, что по второй линии кто-то отчаянно пытался достучаться до меня в это раннее субботнее утро.
Это и был, к моему несказанному удивлению, он. Эммануил Плюмб. Профессор-египтолог из Москвы.
Он наспех поздоровался, представился и как будто даже лениво спросил:
– Вы ждали моего звонка?
– Как вы узнали мой номер, что мне следует позвонить и вообще что я вами интересовался?
– Молодой человек, – с явным еврейским говором произнес Плюмб, – вы искали и интересовались моим папой. Он, а я пошел по его стопам, тоже был-таки египтологом. Мы похоронили его с почестями еще в восьмидесятые годы прошлого века. С тех пор прошло много времени, но это совсем неважно. А важно то, что нам с вами следует встретиться, молодой человек. Вам нужно сегодня же уволиться с вашего этого заводика. Сделайте это как можно скорее. Затем приезжайте в столицу в институт востоковедения. Спросите меня, я вас буду ждать. На вахте спросите, как пройти в Пер Анх. Это с древнеегипетского переводится как «дом жизни». Ну или библиотека по-нашему, по-современному, что ли. Книги же древние называли душами бога Ра. Правда, интересное мировоззрение?!
– Но как?
– Ах да, – спокойно ответил он и откашлялся, – мне о вас рассказал капитан Самойлов. Капитан федеральной службы государственной, конечно же, безопасности, боже мой! Просто пришел ко мне на кафедру человек из органов. Знаете, как это бывает? И передал ваш номер телефона с просьбой связаться с вами и предложить встретиться. Но вы же понимаете, молодой человек, что просьб это ведомство не предпринимает. А предпринимает это ведомство приказы, которые не обсуждаются. Хотя и выглядят они зачастую и как просьбы. Вы же понимаете сейчас меня?
– Хорошо. Я слышу вас хорошо, а вот понимаю пока с трудом.
Это единственное, что я смог сказать. Я был немного ошеломлен всем, что со мной происходило. И почему-то сначала не особо постарался вникнуть в смысл. Но когда после разговора с профессором позвонил сам капитан из ФСБ, я, как говорят, протрезвел в лучших традициях.
– Самойлов, – сухо представился человек на том конце провода и так же коротко и ясно добавил: – Капитан федеральной службы безопасности России. Отдел Российского общества по изучению древней истории и наследия предков.
– Аненербе, – попытался пошутить я.
– Привет, Андрей, – коротко сказал, как будто пропев слова из песни, капитан и тут же перешел к делу и приказал: – Включи телевизор!
Глава 3
Я скупо повиновался и ткнул на пульте красную кнопку. На экране шла передача о какой-то восточной штуковине. Это был канал «ТВ-3». Рассказывали не то о буддизме, не то об алкоголизме. Но Самойлов попросил переключить. Уж и не знаю, как он понимал, что я смотрел в данный момент, но он все просил и просил переключать. Наконец на экране появились часовые новости, и он коротко и четко скомандовал: «Стоп». Я был полон внимания.
– Вся суть вещей, Das ist mir scheißegal, – выругался капитан по-немецки, – в том, чтобы не осознавать и верить в то, что ты видишь, а правильно осознавать то, чего не видишь или не осознаешь совсем. Это ясно?
– Нет, – глупо ответил я и спросил: – А почему вы материтесь, по-немецки?
– У нас в ведомстве с недавних пор это допустимо! Но это неважно.
– А что важно? – спросил глупо я.
– Ты знаешь, сынок, что такое засекреченная связь? Так вот засекреченная связь на моем уровне – это когда все советы просто так не даются. Это либо тебе…, либо ты…, как петушок золотой гребешок. Не дай боги тебе поработать в этой сфере. Так вот. Das stinkt mir! После недавней секретной совещательной линии я получил сведения, что ты, сынок, тот, кто нужен нам.
– Почему именно я?
– Здесь на месте мы тебе все объясним популярно. Привет, Андрей!
– Но меня не Андреем зовут. Может, вы ошиблись?
– Не обращай внимания, это дурная привычка, – ответил он и продолжил: – Ты думаешь, у меня очко резиновое – каждый раз распоряжение и советы с нижних слоев нежити получать? Потому я тебе даже дважды ничего объяснять не стану.
– Плюмб вот тоже сказал, что нужно…
– Нахер этого полудохлыша, – крикнул Самойлов, – здесь я, сука, за все отвечаю, понял? И я приказываю тебе все завязать там и быстро прибыть в расположение. Ты всосал все, что я сейчас тебе прикинул? И не сметь мне выуживаться, я тебя на небе найду и на земле. А то. Сивел наш, того, крышей зашуршал, короче давай… быстренько сюда. Du Dummkopf, понял?!
– Кто такой Сивел? – спросил я, но мой вопрос уже был адресован молчаливой пустоте. Самойлов отсоединился. Видимо, все нужное он мне сказал.
Правильно я поступаю или же нет, но уже через два часа, будучи уволенным по соглашению сторон, я стоял у кассы в аэропорту и покупал билет на ближайший рейс в столицу нашей Родины. Причем уволили меня в выходной день. Как только я позвонил в офис, трубку тут же взял директор, как будто ждал этого звонка всю свою жизнь, и учтиво согласился с моими доводами. Он сказал, что мое заявление уже подписано, а расчет перечислен на мою карту еще вчерашним днем. Впрочем, после разговора с капитаном я ничему не был удивлен, хотя и до сих пор плохо понимал, что вообще происходит в моей жизни. Единственный человек, с которым я мог обсуждать это, был мой брат. Он, кстати, полетел со мной. И это было не его решение. Взять с собой брата мне предложил все тот же Эммануил Плюмб. Он сказал об этом так:
– И обязательно прихватите с собой своего брата. Дело в том, что он не просто вам близнец. Он ваше «ка».
– Мое что?
– Я попробую вам это объяснить, – спокойно говорил профессор. – В Древнем Египте существовало такое понятие, как «ка». Это источник жизненной силы из рода. Или двойник человека. Обычно он проявлялся после смерти. Душа, или, как ее называли древние, «ба», отправлялась на вечный суд Осириса. А на Земле оставалось «ка» – природный двойник усопшего. Вы же родились с братом седьмого числа? А семь – это число Осириса. Так что берите двойника с собой обязательно.
Я взял себе билет у иллюминатора. Брат устроился рядом, у прохода. Между нами, никого не было. Самолет был полупустой.
Я замешкался. Достав из кармана зажигалку, чиркнул несколько раз, осветив его лицо. Оно показалось мне удивительно знакомым. Так выглядит твой самый обычный старый сосед. Тот, кто всегда рядом. У кого не стыдно попросить сахару и спичек. Кому нестрашно занять до получки. «Раздавить» с ним пол-литра в гаражах.
– Наверняка у меня нет утвердительного ответа на этот вопрос, – произнёс я и почему-то расхохотался. Он взял из моей руки зажигалку, несколько раз крепко затянулся прикуренной папиросой и неожиданно извлек из кармана своего пальто огарок свечи.
– В храме на петроградке спиздил, – прошептал он, перекатывая папиросу одними губами в правый угол рта, – за такую кто-то по-хорошему полтину выложил. За сорокоуст или во здравие. А я вот таков шельмец, батенька, оказался мерзавцем. Ну да нам с вами народ многое простит. Должен простить. Вернее, не простить не может. Христиане все-таки. Хотя и редкостные эгоистичные свиньи.
Он зажег огарок и в тоннеле стало уютнее.
– Куда пойдём? – как-то отстранённо спросил я, а потом добавил: – Странно вы говорите!
– Пиздеть легче, чем носить бревно. Последний раз доводилось мне общаться с человеком вроде вашего еще при Никите Сергеевиче, в оттепель. – Он почесал огромный морщинистый лоб, спускаясь вертлявыми желтыми пальцами к рыжей редкой бороденке. – Там одна дамочка вызывала мой дух посредством электрического тока и банки с царской водкой. Дура редкостная. Я ей причинное место показал и был таков. А знаешь, что им всем от меня надо?
– И чего же? – спросил я как можно равнодушнее.
– Я единственный, знаю где находится комната, – очень тихо проговорил он и, не церемонясь, выкинул окурок прямо мне под ноги.
– Мне плевать на вас и на вашу комнату, – обижено произнёс я и закутался в пуховик, – холодно и домой хочется.
– Хочешь сказать, что тебе не интересно, где находится комната? – Он нагло схватил меня за грудки, задышав мне в лицо селёдочно-луковым перегаром.
– Ну, ладно, достаточно. – Я оттолкнул его в сторону и поправил рукав. – Говори быстро, что у тебя там за комната, и отваливай.
– В Кремле есть тайная красная комната, – начал он очень серьезным тоном, – в которой находится тот самый секретный чемоданчик с красной кнопкой. В ваше время все думают, что президент держит руку на пульсе, ласково проводя пальчиками по ней. А он даже не знает, где она находится. От этого и волнение. У Запада изжога от чувства того, что у нас есть это великое орудие. У нас – от того, что оно есть, но мы не знаем где. Черти об этом, конечно, догадываются, но не более. Все разведки мира пытались и пытаются развеять этот парадокс. А наши тем временем ищут. А я знаю где она. Я её сам и прятал. Вот так, батенька.
– Что это за красная кнопка?
– Древние называли её просто и ёмко – «кавыка». Это прямая связь с ним, с Богом. Нажал и алё. Понял?! Помнишь, как там в откровении тот чудак писал: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет». Катаклизм, конец всему, Армагеддон! Поэтому и нужно поддерживать связь с высшими силами.
– А зачем? – глупо спросил я.
– Тут всё в устройстве мира. Но не о том, что по телевизору тебе показывают, а о настоящем, истинном! Люди за всю жизнь должны вырастить всего два предмета. Предметы эти – хвост или крылья. И выбирать, конечно, самому человеку, что и когда отращивать. Нет, речь не идет о правильном питании или витаминных добавках. Речь идет о смысле жизни и о природе вещей. Одни всю жизнь стремятся стать демонами и усиленно отращивают хвосты. Другие наверняка метят в ангелы и растят пушистые крылья. Этот механизм, как и принцип, прост, если вы читали в детстве историю про Пиноккио. Деревянный мальчик лгал, и у него невыносимо увеличивался его нос. Так вот мы и есть этот самый деревянный мальчик с чем-то виляющим сзади или шуршащим за спиной. А у большинства в наше время ещё и аллергия на пух и перо… и невыносимый зуд в заднице. Особенно у чертей. Вот был бы ты с хвостом, тогда понял бы… зачем, – усмехнулся он и улыбнулся. – В наше время все уже позабыли основы основ, но мой долг – напомнить тебе об этом. Особенно перед важнейшим шагом в неизвестное и тайное, которое тебя ожидает.
− Да блин, когда это все уже закончится?
– Есть старая традиционная истина о пяти элементах, – начал свое объяснение странный мужичок, – и звучит она так:
«Если на севере есть высокая гора, её охраняет Черепаха–Змея,
Если на востоке есть ручей, его охраняет Могучий Дракон,
Если на юге есть обработанные поля, их охраняет Красная Ласточка,
Если на западе есть большой тракт, его охраняет Белый Тигр».
Выглядит это как пятиконечная звезда, где вершина – это огонь. Левая и правая сторона – это дерево и земля. И ножки звезды – это вода и металл. Положительное проявление состоит в следующем: дерево порождает огонь, огонь порождает землю, земля порождает металл, металл порождает воду, вода порождает дерево.
Отрицательное в том, что дерево побеждает землю, земля побеждает воду, вода побеждает огонь, огонь побеждает металл, металл побеждает дерево. И так по кругу эта звезда и крутится.
Наши предки называли это У-син (пять элементов, пять стихий, пять действий, пять движений, пять столбцов, пять фаз; пять состояний).
Объясняется же это так: Могучий дракон – это правитель Азии. В какие бы времена он ни сидел на своей горе, он всегда смотрит вдаль. Но вот хоть по природе своей он и прожорлив, но уж больно ленив. В наше время его начали называть медведем, но это не так. И если он маскируется под какое-то другое животное, меняет цвет флага или птиц на своих гербах, все равно в его основе лежит та самая звезда. Особенно если их несколько, и они у тебя на погонах. Великий дракон иногда погибает, в основной своей массе его побеждает какой-нибудь очередной спаситель народа. Как это сделал я когда-то. Но, как и всегда, поев с драконьей кормушки, он сам со временем становится этим самым драконом. Дракон умер, да здравствует дракон! На востоке так всегда есть, и было, и будет. Евразийцы – темный народ, опасный. Не будите дракона!
Южная красная ласточка делает в наше время все, что твоей душе угодно. Сложнее сказать, что они не производят, нежели наоборот. Знамена у этой птички тоже красные и со звездами, само собою. Основная идеология – завоевать весь мир экономической экспансией, выводя из равновесия все остальные стороны У-син. Но тем и сильнее звезда. Они вполне могли бы закидать шапками жителей драконьего царства и остальных частей света. Но предпочитают торговать этими же самыми шапками оптом и в розницу.
Северный правитель в наше время чаще именуется западным. Так даже вернее его называть. Черепаха–змея называется так оттого, что это обыкновенное двухголовое существо. Одна голова у нее, как правило, женская и величественная, а вторая – говорит на французском. Хотя в разные времена язык голов менялся, не изменялась суть. А суть Черепахи–змеи, с одной стороны, развалить старый свет, поддавшись лжемилосердию создать союз, ведущий к никому не нужной глобализации. А с другой стороны, заменив флаги Евросоюза на разноцветные радужные тряпочки, стереть условности: пол, возраст, вероисповедание, рождение и смерть. Одна голова этого существа пытается договориться с востоком, ненавидя при этом и дракона, и ласточку. Другая постоянно смотрит в рот Белому тигру, стараясь подмахивать ему в нужном ритме.
И наконец, Белый тигр. Ну, у этого все сложно. Он так долго не мог понять, за белых он или за красных, что знамя просто решил разлиновать на полосочки и того, и другого цвета. Да и звезд у него хватает. Этот вроде и сидит обособленно, но когти свои запустил повсюду. Магическим образом, используя зеленую бумагу, управляет и повелевает буквально всеми процессами внутри звезды (ну или ему так во всяком случае кажется). Очень силен, но изнутри сам себя оплодотворяет во все щели. Дело в том, что его душа разорвана на черную и белую ипостась. И вот черная его часть души сношает белую. Хотя еще сто лет назад было наоборот. От этого тигр крутится на месте и бегает, как заведенный, по кругу. Потому что во рту у него постоянная жажда крови, а в жопе постоянный зуд. Причем голове всегда кажется, что решение всех проблем именно в его же пятой точке. Что этой же пятой точке совершенно не кажется. Такой диссонанс между частями тела.
– А пятое животное? – спросил я, все это время внимательно слушающий собеседника.
– Пятое – это не животное, – объяснил он, – это место. Такое место является священным, и его называют просто и лаконично – «местом, охраняемым четырьмя богами». Всю историю человечества за него идет война. Там, под стенами вечного города собрались и все религии мира, и все его надежды и чаяния. Все четыре бога этого мира, все четыре животных всегда лезли туда, лезут и будут лезть. Если в Индии находится сердце мира, здесь его душа. А до души, мой мальчик, дело есть всем и всегда.
– Зачем ты рассказываешь мне об этом? – спросил я.
– Потому что ты не случайно вышел со мной на контакт. Обладающий красной кнопкой и становится этим самым пятым животным. Вот поэтому все эти твари так усердно ищут её. Понял? А я её того, спрятал!
И тут-то я его узнал. Ну, конечно же. Как я мог не понять сразу: добрый прищур, блеск в глазах, кепочка набекрень.
– Как же кто-то может узнать, где вы спрятали эту самую кнопку, если вы лежите в центре столицы в гробу? – удивлённо произнёс я.
Но он достал из другого кармана кусок мела и что-то размашисто написал на стене. Затем подсветил огарком свечи, немного отойдя в сторону. Так, чтобы я смог оценить увиденное. Подойдя ближе и присмотревшись, я прочёл следующее:
«Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить. Аминь!»
Я очнулся. Фурий рядом не было. Лицо обдувал ледяной ветер. Было ужасно холодно и почему-то обидно. Меня тормошил брат и пытался оживить, подсовывая под нос что-то вонючее.
– Это не нашатырный спирт, – послышалось рядом, это был приятный женский голос. – Кажется, это валерьянка.
– Что это было? – спросил я.
– Ты упал в обморок, – ответил брат.
– Ты поскользнулся на крыльце и ударился головой, – ответила Светлана, жена брата.
– Ты пережил первый в твоей жизни северный поток. – ответил Сфинкс и свернулся в белую прозрачную точку.
Как только мы взлетели, я сразу напал на Виталика с расспросами.
– Послушай, – сказал я. – Ладно мне позвонил капитан из органов и ласково объяснил, что нужно ехать на эту непонятную встречу с непонятно каким миром древности. Но ты-то как в это вляпался? Ты же даже не особо сопротивлялся. Я тебе позвонил, и ты просто приехал сразу с вещами в аэропорт. Светка твоя что сказала по этому поводу?
– Все, что сейчас происходит в твоей жизни, это важно и для меня. Я это вижу немного иначе. Но поверь мне, я точно знаю, что такое «ка». И поэтому еду вместе с тобой.
– Что ты еще знаешь об этом? – немного с иронией спросил я.
– Да немного знаю. – Брат закрыл глаза и сложил руки на груди, как будто приготовившись ко сну.
– Я серьезно, – извинительно пробубнил я и потрепал его по плечу.
– Если тебе все еще интересно, то слушай. Это, кстати, может тебе пригодиться. Правда, не соображу, где и как, но тем не менее.
– Я полон внимания.
– В Древнем Египте люди верили не в миллион разных богов, как некоторые думают. Это заблуждение. Верили в предвечного, единого и непознаваемого создателя, где миллионы богов и полубогов являлись сутью неотделимою от предвечного. Обладающих его свойствами и природой, неотличимых от его природы.
– Интересно, – сказал я и удобнее устроился в кресле
– Они верили в особое устройство человека. В его тонкое строение. У человека было несколько тел, как ипостасей. «Хат» – так называлось тело человека. То, что давалось ему в материальном мире временно для обучения и существования. «Сах» – так называли мумию. Или то, что оставалось от «Хат» после смерти человека. Мумию готовили специальным образом, и делалось это не просто из моды или прихоти. Жрецы одевались в бледно-голубое одеяние – траурные цвета того времени. И, омыв тело покойника, удаляли из него все органы через специальные надрезы на теле. Нетронутым оставалось только сердце. Так как оно должно было свидетельствовать против человека на суде Осириса.
– Что это за Осирис такой?
– Будешь перебивать меня, я не буду ничего рассказывать, – сказал брат и продолжил как ни в чем не бывало: – Считалось, что тело умершего не должно было подвергнуться разложению. Невидимая связь «Сах» и «Хат» прослеживалась и после смерти. Предполагалось, что тело должно было быть нетленным, для того чтобы душа могла прийти и почтить свое бывшее убежище в любое время. Или даже вернуться туда. Но возвращалась не фигурально, конечно. То есть живые мумии по улице не ходили. А возвращалось оно в теле ума. Также считалось, что гниение и разложение плохо отражалось на всех тонких телах человека. На теле ума и на теле разума. Ведь душа, которую египтяне изображали в виде птички с человеческой головой, не за один день добиралась до суда слуг смерти. Это был долгий и длинный путь. Он по нашим меркам составлял примерно один год. И на определенных вехах умершего нужно было подкармливать ритуальной пищей и правильными настроями или воспоминаниями. Делалось это на девятый, сороковой день после похорон и по окончании года. Вот тебе и христианские традиции, братан, – рассмеялся Виталик. – Если человек прожил праведную жизнь, путь был гладкий и наполненный реками с прохладной и чистой водой, яблоневыми садами и клубничными полями. Если шел грешник, считалось, что это огненные поля со змеями и урочища, полные диких кровожадных саблезубых тигров и яростных бабуинов.
– Не хотелось бы повстречать таких, – сказал я и замолк.
– Для того чтобы тело долго оставалось нетленным, его готовили специальным образом. Сначала жрец вонзал в ноздри длинный крюк и, проникая им в черепную коробку, удалял ее содержимое напрочь. Затем в специальные сосуды – канопы – укладывались внутренние органы усопшего. Тело умасливалось и укладывалось на соль и благовония. Из него удалялась вся лишняя жидкость. Вся операция длилась семьдесят дней. И затем, когда его завертывали в священные полотна, ему делали отверзания уст. Кстати, слова книги мертвых раньше писали на самом полотне для обертывания. Позже папирусы с текстами и фресками укладывались между рук мумии. В этих текстах был так называемый путеводитель по стране мертвых. Молитвы и подсказки для богов и полубогов суда мертвых. А их, если я не ошибаюсь, было около сорока двух личностей – так называемый суд присяжных.
Речение выхода в свет дня – так дословно называлась бы эта книга, если бы ее перевели с древнеегипетского на русский язык. Древние воспринимали смерть как болезнь. Как переход, как экзамен. И книга мертвых должна была быть шпаргалкой в этом нелегком испытании. Жизнь же человека определялась как маленький отрезок великого существования души, которое длится миллиарды лет. Или даже вечно.
Но я отвлекся, мертвеца заворачивали в полотнище. Иногда оно было длиной до четырехсот метров. Обертывание мумии было чистым искусством. Этому специально обучали и наследовали. Я уже говорил, что в теле оставляли лишь «Иб» – сердце человека. Также мумии оставляли «Рен», или имя человека при жизни. Кстати, писать имена на надгробии – это их идея, жрецов Древнего Египта. Чем дольше человек живущий произносил на Земле имя ушедшего в рай, тем благополучнее чувствовал себя «ка» – двойник умершего в гробнице, охраняя при этом всех своих потомков в роду до скончания времен. По этим, кстати, соображениям и поминали усопших, почитая это самое «ка» как суть своей семьи. Также было такое понятие, как «сехем», или тело разума. В нем формировалась воля человека. И «Ах» – частица всевышнего бога в сердце человека. Или сверхдуша. Но что касается имен, подлинных имен древних египтян, они при жизни старались их тщательно скрывать, пользуясь кличками и прозвищами. Считалось, что тот, кто знает истинное имя человека, может повелевать им, как безвольной куклой. Мумию укладывали особенным образом и проводили отверзания уст. Это очень странная и магическая операция. В ней участвовало около семидесяти пяти различных предметов. Жрецы отворяли душе выход в нужные врата на теле, и она отправлялась на суд. Пройдя долгий путь, по земным меркам около года, душа появлялась в тронном зале перед служителем смерти и справедливости. Перед тем, кто первым победил смерть и указал путь воскрешения. Перед всемогущим Осирисом. Он в окружении Исиды и Нефтиды, жены и сестры, богинь – спутниц умершего, судил душу следующим образом. На огромные весы укладывалось сердце умершего, которое давало в этот момент показания. Сердце рассказывало все о человеке так, как было на самом деле. На другую чашу весов укладывалось легкое перо – символ справедливости. Во взвешивании сердца участвовали также Анубис и Тот. Тот – бог образования. Анубис – проводник в мир мертвых, человек с головою шакала.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.