Kitabı oku: «Игра в реальность», sayfa 2
Глава 2
Утро для меня обычно начинается не раньше одиннадцати часов. Поэтому Витьке я позвонил только в начале первого.
Памятуя о том, что у парня кончились деньги, я не очень-то рассчитывал на его присутствие дома. Скорее всего, забыв о своих пришельцах из будущего, он уже сидит с паяльником в руке, регенерируя внутренности какого-нибудь «Самсунга» или «Томпсона». Но, к моему удивлению, сразу же после первого гудка на противоположном конце провода взяли трубку.
– Слушаю, – произнес незнакомый мне мужской голос.
Я бросил взгляд на табло телефонного аппарата, которое с однозначной определенностью утверждало, что номер был набран правильно и при соединении сбоя на линии не произошло.
– Слушаю, – вновь повторил незнакомый голос в трубке.
На этот раз мне показалось, что я уловил в нем командирские интонации. Человек, пытавшийся вызвать меня на разговор, не привык к тому, чтобы ему не отвечали.
После смерти родителей Витька жил в квартире один. Если он и приводил к себе друзей, то среди них не было таких, которые стали бы хватать телефонные трубки, отвечая на чужие звонки.
– Почему вы молчите? – задал вопрос голос из трубки.
У Витьки дома стоял самый простой телефонный аппарат без определителя номера. Поэтому, не опасаясь, что меня могут вычислить, я аккуратно нажал кнопку отбоя и положил трубку.
Чтобы собраться с мыслями, я наклонил голову и на пару секунд прижал пальцы к вискам.
В квартире Витьки находится кто-то чужой. Выходит, вчера он был прав, уверяя, что за ним установлено наблюдение? После всех историй, что я наслушался от него за тридцать лет знакомства, поверить в это было почти невозможно. И все же факт оставался фактом: я позвонил Витьке, чтобы удостовериться, что у него все в порядке, а мне ответил кто-то чужой.
Что было делать? Звонить в милицию? Пересказать им дурацкую историю о террористах из будущего, задумавших сотворить хроноклазм… Или как там его Витька называл?..
Не скажу, что я уж очень обеспокоился. В конце концов, все в жизни когда-нибудь случается в первый раз. Вполне возможно, что именно в тот момент, когда я набрал номер телефона, Витька оставил дома кого-то из своих приятелей, а сам ненадолго вышел на улицу. Скажем, за теми же сигаретами. Почему бы и нет? Вполне возможно, что именно так все и было. Или примерно так. Поэтому, прежде чем обращаться в милицию и поднимать панику, следовало бы убедиться в том, что с Витькой действительно произошло что-то неладное.
Самым простым, конечно же, было бы вновь набрать номер Витькиного телефона и, если опять ответит незнакомец, попросить его позвать Витьку к аппарату. Но самый простой способ далеко не всегда самый верный. В особенности при тех условиях, в которых мне приходилось действовать. Поэтому я решил нанести Витьке визит лично.
Приняв решение, далее я уже не медлил. Сбросив с себя домашнюю одежонку, я надел джинсы, кроссовки, черную майку без рукавов с лаконичной надписью «GO!», зеленую ветровку и кроссовки.
Этот набор отличался от того, в котором вчера заявился ко мне Витька, разве что качеством. Сколько раз я пытался всучить Витьке приличную новую одежду под предлогом того, что мне она не нужна, но он всякий раз отвечал гордым отказом. Быть может, все дело в том, что я размера на три крупнее его, и, когда я утверждал, что при покупке ошибся размером, Витька понимал, что с моей стороны это чистая благотворительность. А в чем он нуждался меньше всего, так это в сочувствии и жалости.
Сунув во внутренний карман ветровки паспорт, а в карман джинсов ключи и бумажник, я вышел на улицу.
Витька жил через два дома от моего, так что идти мне было всего ничего.
Однако на выходе из подъезда я столкнулся с серьезной проблемой в лице соседа, проживающего на пятом этаже. Имя ему было Вадим Трепищев. И для меня не было ничего страшнее, чем столкнуться с ним на узком месте, не позволяющем улизнуть, сделав вид, что не узнал его или не заметил.
Поскольку сейчас сложилась именно такая ситуация, единственное, что мне оставалось, – это развернуться на месте, снова войти в подъезд и, запершись в квартире, дождаться, когда Трепищев уйдет. Что я и попытался сделать. Однако Трепищев в два прыжка догнал меня, надежно ухватил за локоть и прижал грудью к двери подъезда.
– Рад, что наконец-то встретил вас, Анатолий Иванович, – с улыбкой сообщил он мне. И, похоже, ничуть не покривил при этом душой.
– Здравствуй, Вадим, – натянуто улыбнулся я, одновременно делая робкую попытку освободить локоть из его цепких пальцев.
Трепищев чуть присел и, наклонив голову, заискивающе заглянул мне в глаза.
– Вы уже прочитали книгу, которую я вам дал?
– Нет, Вадим, – смущенно отвел я глаза в сторону. – К сожалению, пока еще не успел.
Лицо Трепищева обиженно вытянулось.
– Но ведь уже прошло три с лишним месяца, Анатолий Иванович, – с укоризной произнес он.
– Да понимаешь, Вадим, все как-то времени не было. – Я вновь предпринял попытку освободить локоть и снова потерпел неудачу. – Дела, понимаешь…
– Я уже новую книгу закончил, – с прежней обидой сообщил Трепищев. – Называется «Специальный посыльный». Через пару месяцев выйдет.
– Рад за тебя…
Я уперся рукой Трепищеву в грудь, намекая таким образом, что ему следует отойти в сторону. Но мой намек остался непонятым.
Вадим Трепищев был любопытной личностью. С точки зрения психоаналитика. Он мнил себя великим писателем, созидающим серьезные философские сочинения, закамуфлированные в коммерческих целях под научную фантастику. По сути же он являлся клиническим графоманом, не умеющим даже фразу составить таким образом, чтобы смысл ее был кому-то понятен. Бездарные тексты, которые он выдавал с методичностью телефакса, представляли собой глупейшие истории без начала и конца, в которые было свалено все, что Трепищеву когда-либо довелось прочитать. Ударными местами каждого романа Трепищева, которыми он особенно гордился, являлись грязные порнографические сцены, после прочтения которых появлялось подозрение, что у написавшего их серьезные проблемы не только с головой, но и в отношениях с противоположным полом. Трепищев настолько омерзительно описывал в своих книжонках сексуальные комплексы, мучающие представителей обоих полов, что, доведись ознакомиться с его текстами старику Фрейду, тот немедленно бросился бы переписывать заново все свои фундаментальные труды.
Как ни странно, Трепищеву удавалось каким-то образом пристраивать свои шедевры в одном весьма респектабельном издательстве. Раз в два месяца Трепищев выдавал очередной увесистый роман, который незамедлительно публиковался. Печатался он под псевдонимом, из-за чего жутко переживал. Ему хотелось, чтобы все читатели знали его подлинное имя, но при этом считал это имя ужасно неблагозвучным, а потому выбрал себе красивый и звучный, как ему самому казалось, псевдоним: Серж Лебедев.
Признаться, я не могу себе представить человека, который, начав читать любую из книг Трепищева, не выбросил бы ее в мусорное ведро после сорока страниц. Во всяком случае, я именно так и поступил с его первой книгой, которую он торжественно вручил мне, предварительно украсив ее дарственной надписью. Называлась она, если не ошибаюсь, «Сумерки войны». Остальные книги Трепищева отправлялись в мусорное ведро, даже не будучи раскрытыми. Однако сказать Трепищеву все, что я думаю о его писанине, у меня не хватало духу. Вначале я еще пытался деликатно намекнуть ему, что следовало бы более тщательно работать над языком и думать при этом не только о себе, но и о потенциальных читателях. Но Трепищев, похоже, пребывал в состоянии перманентной эйфории. Любую критику он воспринимал либо как происки недоброжелателей, либо как проявление низкого уровня понимания его, как он сам полагал, очень сложных и глубоких текстов. Мне он, например, в ответ на робкую попытку усомниться в его гениальности со снисходительной улыбкой заявил:
– Я бы посоветовал вам, Анатолий Иванович, еще раз перечитать книгу. И при этом непременно обратите внимание на параллели с работами Кастанеды.
Услышав такое, я понял, что проще было бы научить говорить осла, чем убедить Трепищева в том, что он всего лишь бездарный графоман. Все сложности с усвоением его текстов сводились к тому, что, дочитав предложение до конца, нужно было приложить определенное усилие, чтобы вспомнить, с чего оно начиналось. В восьми случаях из десяти мне это не удавалось. Поэтому при последующих встречах, когда Трепищев интересовался моим мнением по поводу своего очередного опуса, я с многозначительным видом показывал ему большой палец и произносил что-нибудь вроде:
– Круто!
Или:
– Забористо!
Но, обделенный вниманием критики и собратьев по цеху, Трепищев вскоре начал требовать от меня более детального разбора его произведений. При этом его не столько интересовало мое мнение, сколько хотелось выговориться самому. Именно после этого я и начал избегать встреч с ним.
– Так как же насчет «Второго императора»? – вновь задал мне вопрос Трепищев.
– Насчет кого? – искренне удивился я.
– «Второй император», мой последний роман, – напомнил писатель.
– Ах, роман… – Прежде чем продолжить, я сделал глубокий вдох. – Хороший роман, Вадим.
– Но ведь вы сказали, что не успели его прочитать, – поймал меня на слове Трепищев.
– Ну… Я успел бегло просмотреть его. Идея мне понравилась.
– Какая идея? – озадаченно сдвинул брови к переносице Трепищев.
– Основная идея романа, – объяснил ему я.
– А там была какая-то идея? – по-прежнему с недоумением спросил Трепищев.
Я понял, что разговор зашел в тупик.
– Извини, Вадим, но я действительно очень спешу. Давай поговорим о твоей книге как-нибудь в другой раз.
Для Трепищева мои слова были все равно что об стенку горох. Он и не думал оставлять меня в покое.
– Но мне хотелось узнать, что за идею вы нашли в моем романе, Анатолий Иванович, – тупо стоял он на своем. – Я, как-никак, автор.
– Слушай. – Я проникновенно заглянул в глаза Трепищеву. – А о чем вообще твоя книга?
– Какая? – быстро переспросил он.
– Да любая. Ну, к примеру, этот твой «Второй император».
На мгновение в глазах Трепищева выкристаллизовалось выражение глубокой задумчивости. Но только на одно мгновение – не более того. Я даже подумал, не померещилось ли мне это. Потому что в следующую секунду взгляд Трепищева вновь сделался пронзительно-прозрачным, как вода в горном ручье, из которого почему-то никто не желает пить.
– Вы знаете, Анатолий Иванович, – с великолепной улыбкой сообщил он мне, – про «Второго императора» я вам ничего сказать не могу. Я уже не помню, о чем был этот роман.
Вначале мне показалось, что Трепищев шутит. Но нет, он говорил абсолютно серьезно.
– А как насчет «Сумерек войны»? – поинтересовался я.
– Да что вы! – жеманно взмахнул он рукой. – Это же было два с лишним года тому назад!
– А тот роман, который ты сейчас пишешь?.. – я щелкнул пальцами. – Как его там?
– «Специальный посыльный», – напомнил Трепищев.
– Именно, – кивнул я. – О чем он?
Трепищев с сожалением цокнул языком.
– Этого я вам сказать не могу. Роман написан меньше чем наполовину, и я пока еще сам не знаю, о чем он будет.
Признаться, такого я не ожидал даже от Трепищева.
– В таком случае что ты хочешь от меня услышать?
Чтобы выразить свое недоумение, я взмахнул руками и попытался развести их при этом как можно шире. Жест получился резким, и Трепищев был вынужден сделать короткий шаг назад.
Я только этого и добивался. Как заправский форвард команды по американскому футболу, я нырнул Трепищеву под руку, ушел от захвата, которым он попытался меня удержать, и, перейдя на бег, быстро оставил противника за спиной.
– Анатолий Иванович! – закричал вслед мне Трепищев. – Так как же насчет моей книги? Что вы о ней думаете?
– Клевая книга, Вадим. – Обернувшись и убедившись в том, что Трепищев не собирается меня преследовать, я перешел на легкую трусцу. – Продолжай в том же духе. Слава ждет тебя.
– Вы это серьезно, Анатолий Иванович?
В голосе Трепищева звучало не сомнение, а отчаянная надежда и желание поверить моим словам. Что можно было ответить человеку, который сам себя воспринимал только в полнейшем отрыве от окружающей действительности, поскольку именно так ему было проще считать себя тем, кем хотелось стать?
Я быстро свернул за угол дома, предоставив Трепищеву возможность самому решить, насколько серьезно следовало относиться к моей похвале. Но почему-то у меня не возникало ни малейших сомнений в том, что все сказанное мною будет истолковано буквально.
Дальнейший путь до дома, в котором жил Витька Кровиц, я проделал не встретив никаких препятствий.
Я почувствовал тревогу, когда увидел возле Витькиного подъезда милицейский «уазик» и «РАФ» «Скорой помощи». Чуть в стороне толклись вездесущие старушки, без которых не обходится ни одно мало-мальски заметное происшествие.
Когда я подошел к подъезду, меня остановил милиционер с лейтенантскими погонами.
– Вы куда? – окинул он меня подозрительным взглядом из-под глянцевого козырька фуражки.
– Я к знакомому, – ответил я.
– Адрес, – потребовал лейтенант.
– А что, собственно, случилось?
Ответа на свой вопрос я не получил.
– В какую квартиру вы идете?
Терпеть не могу людей, которые на вопрос отвечают вопросом. Для нашей же славной милиции подобная манера ведения диалога весьма типична.
– В сто двадцать третью, – ответил я со сдержанным негодованием. – К проживающему в ней Виктору Алексеевичу Кровицу.
– Так. – Лейтенант не спеша кивнул.
Взгляд его сделался еще более подозрительным.
– Я могу пройти? – поинтересовался я.
– Пройдемте. – Милиционер указал на дверь подъезда, ясно давая понять, что собирается подняться вместе со мной.
Возражать было бы глупо. Я вошел в подъезд и начал подниматься по лестнице, делая вид, что не замечаю шагающего следом за мной милиционера.
Витькина квартира находилась на втором этаже. Почти сразу я услышал приглушенные голоса наверху. Поднявшись на один пролет, я увидел на лестничной площадке второго этажа двух милиционеров с сержантскими погонами и одного человека в темном цивильном костюме, с аккуратно зачесанными назад короткими черными волосами.
– Товарищ капитан, – негромко произнес у меня за спиной лейтенант.
Человек в штатском оглянулся.
– Гражданин шел в сто двадцать третью. – При этих словах следовавший за мной милиционер, должно быть, указал на меня пальцем.
Одетый в штатское посмотрел на меня тусклым, безразличным ко всему взглядом и ничего не сказал. Когда я поднялся, он сделал шаг в сторону, пропуская меня на площадку.
Квартира Витьки располагалась в левом дальнем углу лестничной клетки, за небольшим выступом стены. Чтобы увидеть ее, мне нужно было сделать еще два-три шага по лестничной площадке. Но я и без того уже понимал, что случилась беда.
На месте двери я увидел только обгоревший косяк. То, что от нее осталось, лежало на соседнем пороге.
– Кем вы приходитесь хозяину квартиры? – задал вопрос стоявший позади меня человек в штатском. Я понял, что это следователь.
– Мы с ним вместе учились, – не оборачиваясь, ответил я.
– Вы хорошо его знали?
Я резко обернулся и посмотрел в тусклые глаза следователя.
– Знал?.. Что значит «знал»?.. Вы хотите сказать, что Витька взорвался вместе с дверью?
– Давайте пройдем в квартиру. – Следователь взглядом указал на пустой дверной проем.
Не дожидаясь ответа, он обошел меня и аккуратно переступил обгоревший порог. Он как будто даже и не сомневался в том, что я последую за ним.
Войдя в квартиру, я посмотрел по сторонам. При взгляде на царивший вокруг беспорядок посторонний человек мог бы решить, что квартира разгромлена бандой налетчиков. Однако это было не так. Витька вообще не имел привычки убираться дома, а вещи, не нужные ему в данный момент, кидал где попало. А уж о том, когда в квартире последний раз делался ремонт, Витька скорее всего и сам не помнил.
Кроме нас со следователем, в квартире находилось еще несколько человек. Один, одетый в штатское, с фотоаппаратом в руках расхаживал по большой комнате, как будто выискивал наилучший ракурс для съемки. Чьи-то голоса доносились из кухни. В маленькой комнате, которую Витька солидно именовал кабинетом, проводили осмотр двое в милицейской форме. Один из них внимательно осматривал все предметы, разбросанные по комнате, и перечислял их вслух. Другой, сидя за письменным столом, все это старательно записывал в блокнот.
Как только мы со следователем вошли в кабинет, оба милиционера одновременно повернули головы в нашу сторону. Следователь сделал едва заметное движение бровями, и его коллеги мигом освободили комнату.
– Присаживайтесь. – Следователь указал мне на стул, на спинке которого висел узбекский халат. В нем Витька обычно ходил дома.
Сам он занял место во вращающемся кресле, стоявшем возле стола. Повернувшись к столу спиной, следователь положил руки на подлокотники, скрестил вытянутые ноги и выжидающе уставился на меня. Он как будто предлагал мне первому начать разговор.
– Что здесь произошло? – спросил я.
– Взрыв, – коротко ответил следователь.
– Взрыв? – непонимающе переспросил я.
Следователь молча кивнул.
– А где Витька?
– Вы видели внизу машину «Скорой помощи»?
Теперь пришла моя очередь кивнуть.
– Господин Кровиц находится сейчас в ней.
– С ним все в порядке?
– Да как вам сказать. – Следователь сделал паузу и, наклонив голову к плечу, изучающе посмотрел на меня. – Вообще-то он мертв.
Я судорожно сглотнул. Затем поднял руку и медленно провел ладонью по лицу.
– Вы хорошо знали покойного? – не дав мне прийти в себя, задал вопрос следователь.
– Мы вместе учились. И после школы поддерживали дружеские отношения.
– Часто виделись?
– Два-три раза в неделю… Я живу в двух шагах отсюда.
– Понятно, – кивнул следователь. – Кстати, как ваше имя?
– Это официальный допрос? – спросил я.
– Ну что вы, – протестующе взмахнул рукой следователь. – Просто, поскольку вы уж сами сюда пришли, я хотел бы навести у вас справки о погибшем.
– Анатолий Иванович Зверинин, – представился я, после чего назвал и свой адрес.
Следователь ничего не записывал – то ли полагался на собственную память, то ли считал эту информацию несущественной.
– Мое имя Геннадий Сергеевич Краснов, – представился он. – Я руковожу следственной группой, которой поручено расследование данного происшествия.
– Очень приятно, – ответил я совершенно невпопад.
– Где работал погибший? – задал вопрос Краснов.
– В мастерской по ремонту телеаппаратуры.
– Директор?
– Мастер.
Левая бровь следователя едва заметно приподнялась – его как будто не устраивало то, что Витька был простым мастером.
– И больше ничем другим он не занимался?
– Нет.
Следователь хмыкнул и постучал пальцами по столу.
– Странно… Очень странно…
– Что именно? – решился полюбопытствовать я.
Следователь посмотрел на меня так, словно подозревал в том, что я говорю далеко не все, что знаю.
– Господин Кровиц погиб не в результате несчастного случая, – произнес он после незначительной паузы. – Это было убийство. Причем организованное весьма профессионально. Мощный направленный заряд был установлен по всему периметру двери и сработал в тот момент, когда покойный вставил ключ в дверной замок. Господин Кровиц был убит ударом взрывной волны. Взрыв был направлен так, что жертва покушения не имела ни единого шанса остаться в живых. Наши эксперты не смогли обнаружить никаких следов, по которым можно было бы установить тип взрывного устройства и использованное в нем взрывчатое вещество. Абсолютно никаких следов. Все было уничтожено при взрыве.
– Когда это произошло? – спросил я.
Следователь посмотрел на часы.
– Около двух часов тому назад. У вас имеются какие-нибудь предположения относительно мотивов убийства?
– Нет, – качнул головой я.
– Когда вы последний раз виделись с покойным?
– Вчера вечером.
– Как он вел себя?
– Как обычно.
– Быть может, он высказывал какие-нибудь опасения?
– Нет, – уверенно ответил я. – Мы просто посидели, попили чаю, поболтали о всякой ерунде и в начале одиннадцатого разошлись.
– А зачем вы сегодня пришли к господину Кровицу?
На мгновение я растерялся.
– Просто так…
Следователь подозрительно прищурился.
– Не успели что-то договорить вчера вечером?
– У нас с Витькой всегда есть о чем поговорить.
– Понимаю. – Не сводя с меня взгляда тусклых глаз, следователь слегка повел головой сверху вниз.
Собственно, все, что мне было нужно, я уже узнал. Продолжать разговор далее не имело смысла. Я сунул руку в карман ветровки, нашел там связку ключей, зажал в кулаке грушевидный брелок и сильно надавил большим пальцем на тугую кнопку.
