Kitabı oku: «Fохтаун», sayfa 4
Новейшая 9801 история
Ждана вошла в тёмный коридор. Газовые лампы, протянутые по всей длине узкого помещения, автоматически включились. Девушка уверенным шагом двигалась вперёд. Дойдя до конца, она оказалась перед дверьми, которые совсем бесшумно раздвинулись куда-то в стены, отворяя небольшую камеру. Ждана вошла. Бесшумные двери сошлись у неё за спиной.
– Пожалуйста, задержите дыхание через три, две, одну секунду, – услышала девушка голос робота, говорящего откуда-то из встроенных в потолок динамиков.
В следующее мгновение из мелких форсунок в стенах вырвался стерилизующий аэрозоль. Потом включились вентиляторы, и влажное облако аэрозоля мгновенно исчезло в открывшихся на миг щелях.
На лбу девушки появилась красная лазерная точка; дистанционный термометр измерил температуру гостьи. Загорелся зелёный свет. Дверь перед Жданой открылась, и девушка вошла в зал.
В центре просторного помещения стоял стул. Ждана села. Напротив неё, на значительном отдалении, сидело три человека, каждый за своим отдельным столом. Двое мужчин и женщина. Слева от Жданы, метрах в двенадцати, у самой стены, стоял антропоморфный робот-помощник. В руках он держал поднос с бутылкой и пустым стаканом.
– Ждана Иннокентиевна Карданова, – произнесла дама, подсмотрев в экран своего планшета. – У вас красивое имя.
– Благодарю, – ответила девушка. Она без лишнего любопытства осмотрелась, остановила взгляд на каждом из присутствующих и задержала свой взор на роботе с подносом.
– Мы зовём его Огастес, – улыбнулась дама, заметив, что Ждана смотрит на робота. – Он к твоим услугам, если захочешь попить. Меня зовут Алияф, рядом со мной Жак и, конечно же, наш профессор Фадей Фадеевич. Мы рады слушать тебя сегодня, ведь твоё сочинение произвело на нас неоднозначное впечатление. Мы все отметили большое количество интересных мыслей и хотели бы, чтобы ты рассказала, откуда у тебя такие идеи.
– Да, я понимаю, – начала Ждана. – Благодарю вас за эту возможность. Моё сочинение по новейшей истории было не столько описанием происходивших событий, сколько характеристикой общественных процессов, которые по отдельности мало что значат, но в совокупности обретают силу и приводят в движение двигатель истории.
– Учеников просили начать с определения даты, с которой историю можно назвать новейшей, – сказал мужчина с бородой, которого Алияф представила как профессора Фадея Фадеевича. – Почему вы выбрали двадцать второй год?
– С чего начать? Это оказалось едва ли не самым сложным. События всегда вытекают одно из другого. Мне кажется, кризис, начавшийся в двадцать втором году, создал предпосылки для нового мышления у массы людей. Если до этого истинную природу вещей понимали лишь те, кто целенаправленно изучал вопросы экономики, социологии и политики, то с началом постоянного кризиса желание разобраться в происходящем, появилось у всех. К тому же мне показалось очень символичным то, что годом позже учёные завершили работу над созданием первого полноценного прототипа искусственного интеллекта. В это время будто бы сошлось всё в одну точку: массы задумались о мировом порядке, и тут же, через год, люди создают нечто, способное решать задачи, непосильные для человека. Как будто бы идея новых правил экономики стала последней вехой человечества, к которой мы пришли самостоятельно, без помощи машин. Однако без искусственного интеллекта решить новые задачи мы оказались не в состоянии. Всё это напомнило мне то, что случилось два с половиной века назад.
– Что именно? – поинтересовался приятный мужчина Жак, сидевший чуть дальше Алияф и Фадея Фадеевича.
Ждана повременила с ответом. Она посмотрела налево, в ту сторону, где стоял робот Огастес. Девушка несколько секунд к чему-то присматривалась.
– Это перекликается с созданием паровой машины, – продолжила она. – Паровая машина послужила основанием для процесса, названного в истории промышленной революцией. После этого исчезло рабство. По крайней мере в том виде, в котором его считали рабством наши предки. В начале двадцать первого века создали искусственный интеллект. А затем на территории всей Евразии образовалась огромная, невиданная доселе «Система». И как бы к ней ни относились сегодня, она сыграла одну из главных ролей в двадцать первом веке.
– Несомненно, ССЭР сыграло важную роль, – улыбнулась Алияф. – Вопрос лишь в том, положительную ли. Ваше личное отношение к этому сложно понять из вашего сочинения. В нескольких местах вы, Ждана, сравниваете социалистов двадцать первого века с рабами. Почему?
Ждана приготовилась отвечать, но замялась. Слушающие заметили, что девушка пытается подобрать слова, но никак не может найти, с чего начать. Ждана снова посмотрела налево, в ту сторону, где послушно стоял робот Огастес. От нерешительности Ждана стала сжимать себе пальцы.
– Хотите стакан воды? – ласково поинтересовался бородатый Фадей Фадеевич.
– Нет! – спохватилась Ждана, снова повернувшись к слушателям. – Благодарю. Видите ли, рабы, после того как обрели свободу официально, некоторое время оставались презираемыми членами общества. То же случилось и с социалистами. С тридцать первого года у них было Социалистическое Содружество Экономических Регионов – их новый дом, их система. Но эта модель не была распространена на весь мир. Людям, жившим, например, в Америке, приходилось скрывать свои политические взгляды, если эти взгляды отличались от общепринятых. Представьте себе середину восемнадцатого века. Человек приходит на собеседование. Владелец компании, который на основании документов понял, что такой профессионал мог бы быть полезным, принимает соискателя первый раз. И на собеседовании обнаруживается, что этот человек – негр. Тогда, если ты негр, значит, ты бывший раб. В то время людей снедали предрассудки; бывших рабов не жаловали те, кто некогда являлся рабовладельцем. То же самое мы видим и в двадцать первом веке за пределами ССЭР.
– Вы имеете в виду случай, показанный в фильме «Обратная сторона луны»? – предположил Жак.
– Да! – обрадовалась Ждана. – Кейси! Он профессионал высочайшего класса! И когда он приходит подписывать договор о назначении к начальнику корпорации, он говорит ему: «Сэр Джонас, вы ведь знаете, что я социалист?» Помните взгляд Джонаса?!
– Да, конечно, – снисходительно улыбнулся Жак.
– Ждана, говоря о повторении истории, вы пишите о развале ССЭР, – снова обратилась к девушке Алияф. – Затрагивая эту тему, вы обращаете внимание на то, что это не являлось катастрофой в историческом плане. Похвально видеть, что в этом вопросе у вас столь трезвая позиция. Но я не до конца поняла ваше личное отношение к развалу «Системы».
– «Систему», – неуверенно начала девушка дрожащим голосом, – основали в две тысячи тридцать первом году. Она просуществовала сорок лет, то есть до семьдесят первого года. «Система» характеризуется высокими темпами роста производства, но низким уровнем свободы граждан. И хотя во времена ССЭР мы видим ускорение научно-технического прогресса, счастье простого человека оказалось не в приоритете. Да, Басирий Атвакчи открывает возможность перемещения по фотонному следу, но какой ценой? И, несмотря на столь значимый прорыв, произошедший в семидесятом году, уже в семьдесят первом «Система» рухнула. Даже гений Атвакчи и его работа не смогли предотвратить неизбежный крах безликого общества.
Ждана закончила, но всё ещё продолжала нервно загибать пальцы и коситься налево, в сторону робота.
– Великолепно! – сказала Алияф с довольной улыбкой на своём худом лице. – Я вижу в вас большой потенциал, Ждана! Мы все благодарим вас за то, что пришли сегодня к нам. Коллеги, ваши вопросы, если они ещё остались!
– Да, – сосредоточенно отозвался Жак. – Мы понимаем, что вы хорошо разбираетесь в предмете и понимаете общественные процессы, вызывающие те или иные исторические события. Мы устраиваем собеседования с абитуриентами, потому что ищем студентов, готовых после нашего университета занимать очень высокие государственные посты. Именно поэтому нам важно понимать личное отношение студента к жизни. Вы так и не рассказали о вашем личном отношении к развалу «Системы». Хотя именно об этом спросила вас Алияф. Ваши последние слова – не более чем пересказ, хронология. И мне кажется, что вы не говорите всего, что думаете. Создаётся впечатление, что вы получили знания, которые не до конца осмыслили. Вы ведь занимались не только в школе? Вы брали дополнительные уроки?
Ждана молча мотнула головой. Её щёки покрыл алый румянец.
– Дорогая, – ласково обратился к ней бородатый Фадей Фадеевич, – вы создаёте впечатление девушки, воспитанной очень образованными родителями. Расскажите нам о себе, о своей семье.
– Мой отец… – начала Ждана, но Жак резко прервал её.
– Ваш отец, Киэй Карданов, по образованию лингвист. – Он смотрел прямо на неё своими маленькими неподвижными глазами.
– Языковед, – резко поправила его Ждана, но тут же смутилась, ссутулилась и опустила глаза.
– Дорогая, скажите, – снова вступил в разговор ласковый Фадей Фадеевич, – ваш отец занимался с вами? Не переживайте, мы ведь просто общаемся. Цель нашей беседы – знакомство. Мы узнаем вас лучше, а вы увидите, какие мы люди.
Ждана перевела дух и в очередной раз глянула налево.
– Мой отец, – начала она, не сводя глаз с того места, где стоял робот Огастес, – действительно языковед. Он помогал мне по учёбе. Он хороший… Он хочет сделать всё правильно и вырастить из меня человека.
– Ваш отец работает в СКПД? – холодно спросил Жак. – Ждана! Посмотрите на меня.
Ждана смотрела даже не на робота, а куда-то в пространство, но когда Жак назвал её имя, она вздрогнула и повернулась к говорящему.
– Следственный Комитет по Делам «Системы», – произнесла она неуверенно, будто бы сомневаясь в правильности названия.
– Киэй Карданов, ваш отец, работает в СКПД давно, но значительного продвижения по службе я не вижу, – сказал Жак.
– Жак, это логично! – спокойным голосом сказала Алияф, повернувшись к своему коллеге. – Отец, с высшим образованием, на почётной должности, помогает дочери с историей. Воспитывает в ней правильное отношение к прошлому. Прививает ценности.
– В том и дело, Алияф! – ответил ей Жак. – Я так и не услышал от Жданы её собственного отношения! Что она чувствует по поводу развала ССЭР? Отец может многое дать своей дочери, я в этом не сомневаюсь. Но отношение! Это каждый человек должен взрастить в себе сам. Ждана, мы хотим понять, что думаете по поводу развала ССЭР вы, как личность?
Ждана задумалась, приоткрыла рот и устремила взгляд куда-то вверх. В этот момент бархатная кожа её лица засияла светом беззаботности; нетронутый горестными невзгодами бархат… Девушка, абсолютно свободная от оков времени, с душой, устремлённой в бесконечность, медленно закрыла глаза и спокойно вдохнула полной грудью. И вдох этот, столь тихий и протяжённый, казалось, втянул в девушку весь воздух комнаты, всё пространство и все те часы, которые проходили в этой комнате от её строительства до последнего момента. Ждана задержала дыхание, а затем тихо выдохнула и открыла глаза.
– Что думаем мы? – абсолютно спокойно переспросила она. – Мы думаем. Часто. Постоянно.
– Нет, не вы с отцом, а именно вы! – пояснил Жак.
– Да, мы! – ответила Ждана. – Не мы с отцом, а мы. Я и 9801.
– Простите, я вас не понял, – запутался Жак.
– Я и 9801 не перестаём думать об этом событии, – пояснила девушка.
– Что такое 9801?! – разозлился Жак. – О чём вы говорите?
– Что такое 9801?! Это прошлое, но это и настоящее, – словно в забытьи ответила Ждана и перевела мечтательный взгляд с потолка снова налево, в сторону робота Огастеса. – 9801 сейчас здесь. И когда он рядом, я чувствую себя спокойной. Гораздо спокойнее, чем без него. Я могу быть несчастлива или озабочена проблемами, но в его присутствии я поглощена беспредельным спокойствием. Это то, чего так не хватает папе. И знаете что? 9801 говорит, что вы позвали меня сюда не для того, чтобы узнать о моём мнении. Вы не хотите, чтобы я говорила вам о своём мнении. Вы хотите, чтобы я произнесла ваше мнение. 9801 говорит, что мне надо выбрать: говорить вам то, что хотите вы, и получить то, что хочу я, или же говорить то, что хочу говорить я, и приблизить наступление неизбежного.
– Милая, – прервал её Фадей Фадеевич, – кто такой 9801?
– Вы знаете это лучше меня, – улыбнулась Ждана, продолжая говорить медленно, будто бы во сне. – Он сейчас здесь, в этой комнате. Вон там, рядом с вашим роботом. Это мой дух. Он рождён чёрными крыльями и способен оседлать быка. Вы его не видите. Вы думаете, что его нет. Но вы его боитесь. Мой отец его тоже не видит. Мой отец скорбит. Ему приходится говорить то, что от него хотят услышать. Он вынужден так поступать, потому что боится грядущего. Он боится, что мама и я окажемся на улице, без еды и без одежды. Он знает, что мы в неволе, но страшится падения тюремных стен. Поэтому он говорит вам то, что вы хотите услышать. От этого отец страдает. Я не могу винить его за это. Но я смогу винить себя, если мне придётся говорить вам то, что вы так хотите от меня услышать. Но я вам этого не скажу! Потому что мой отец, говоря вам одно, учил меня другому. Мой дух 9801 приходит в самые трудные моменты и помогает мне. И он говорит, что страх моего отца – это страх неизбежного. Но неизбежного не стоит страшиться, ибо оно не пагубно. Неизбежное таит в себе тысячу вещей, вращающихся в колесе истории, которое раскручивает пращу. Неизбежность в том, что колесо вращается всё быстрее. Неизбежность в том, что праща разорвётся и снаряд устремится вдаль. Колесо останется позади, а впереди – непознанное. Хотите знать моё отношение к развалу ССЭР? Оно нейтральное. Это должно было случиться, хотели мы того или нет. Но если вы рассматриваете крах «Системы» как неизбежное в свете ваших представлений о мире и справедливости, то моё «неизбежное», хоть и похоже внешне на ваше, отличается от него во всём. Вы думаете, что неизбежность вызвана несовершенством плановой экономики, придуманным вами же отсутствием личных свобод, предательством руководителей и просто тем, что эта серая гадина должна была сдохнуть рано или поздно? Моя неизбежность в том, что всё несовершенное должно уйти, дав место более совершенному. Также как на смену Советскому Союзу пришло Социалистическое Содружество Экономических Регионов, так же и на смену ССЭР придёт нечто более совершенное. И такие, как вы, снова будут недовольны этой новой серой гадиной. Вы всегда будете недовольны тем новым, что несёт смерть вашему спокойствию. Вы загоняете мир в зону комфорта и пугаете всех выходом из неё, тогда как эта зона стала не чем иным, как «зоной», в самом переносном смысле этого русского слова. И неважно, какими яркими красками вы себя обмазываете; вам не скрыть то, что серый – это именно ваш натуральный цвет. Что до моего отца, то да, он пишет обвинительные приговоры тому времени, но свою дочь учит различать истинную природу вещей и стремиться к помилованию. Мой дух 9801 видит эти старания. И говорит мне, что от каждого моего действия – каждый день, каждый миг – зависит, на каком из двух концов окажется мир, когда праща порвётся.
«Флинтерия»
Атир проснулся в полной тишине. Резервного электричества хватило на несколько часов, а под утро город снова погрузился в первобытное молчание. К моменту пробуждения молодого полицейского основное электроснабжение так и не восстановили. Атир, первый раз в жизни оказавшийся в подобной обстановке, открыл для себя новые грани мироощущения. Оказалось, тишина гораздо приятнее, когда в розетках не бежит ток, а бытовые приборы не просто выключены, а полностью мертвы. Хоть какой-то прок от этих массовых сбоев роботов!
Еле слышный щелчок донёсся до слуха Атира. Стены пропитались тонким гудением. Глубокая тишина исчезла. «Только бы старик, – так он в мыслях называл Киэя, – не завёл свою шарманку о прошлом! Затрещит ещё о том, что в его время такие блэкауты случались по два раза на дню. Интересно, каким словом он заменит понятие блэкаут? Зуб даю, что такое словечко его здорово раздражает. Пора придумать Шкалу Раздражения Языковеда Карданова от одного до десяти и присваивать каждому слову баллы. Лингвист – три балла по ШРЯК. Блэкаут – семь баллов!»
Когда Атир вошёл в номер Киэя, тот уже сидел на заправленной кровати, правда, без штанов. Он разговаривал по коммуникатору.
– Передай ей, что она здесь совершенно ни при чём, – говорил он в маленькую чёрную машинку, приложенную к уху; старик использовал коммуникатор на манер древнего сотового телефона. – Теперь мне надо идти. Поговорим позже. Прощай.
– В связи со вчерашней вечерней разминкой сегодняшнюю утреннюю зарядку можно пропустить, – начал Атир, раздвинув шторы, чтобы впустить в номер дневной свет.
– Опоздали, молодой человек, – ответил Киэй. – Зарядка сделана. И никакая авария из-за тупящего искусственного интеллекта не отменит этого утреннего ритуала.
– Авария! – удивился Атир. – Это великолепно! А я всё гадал, как же будет блэкаут на вашем старческом языке. Я расстроен! Ведь «авария» – это поломка всего чего угодно, а блэкаут – это авария именно энергосистемы. Ваша «авария» – слишком общее понятие. А вот блэкаут точнее!
– Парнишка, неужели у тебя внутри ничего не сжимается, когда ты произносишь подобные англицизмы? – сочувственно спросил Киэй. – Меня аж передёргивает, когда я слышу эти дикие звукосочетания.
– Передёргивает? Если передёргивает, то точно семь баллов по ШРЯК! – весело заявил Атир.
– Какие ещё баллы?
– Неважно! Правда ваша: авария произошла по вине выхода из строя блока искусственного интеллекта, отвечающего за распределение нагрузки. Я связывался со своими, они связались с местными властями, и те подтвердили. А как у вас дела? Всё в норме? Звонили домой? Есть проблемы?
– Нет, нет. Проблем нет. Просто дочь, как узнала, что меня уволили, с чего-то взяла, будто бы она в этом виновата. Она недавно ходила на собеседование, где её много спрашивали обо мне.
Атир достал свой коммуникатор и принялся усердно водить пальцем по экрану. Киэй молча смотрел на своего коллегу, не понимая, услышал ли тот его или нет.
– Дочь, да, – задумчиво сказал Атир. – Я читал в вашем досье. Семнадцать лет… Вот! Я послал вам отчёты о «Блоке Б». Ознакомьтесь.
– А что ещё вы читали в моём досье? – забеспокоился Киэй.
– Всё! – радостно выкрикнул Атир, разведя руками. – Пятьдесят пять лет, женат, угрюмый характер, зануда и ретроград.
– Прямо супергерой!
– Я говорю то, что думаю. Я не собираюсь вам льстить. У нас рабочие отношения. Ваши личностные качества меня совершенно не интересуют. Будьте добры, прочтите отчёт, который я выслал!
Киэй зевнул и стал листать текст. Прочитав несколько предложений, он вздохнул и сразу перешёл к заключению.
– Ты издеваешься, милок! – грустно обратился он к Атиру. – В наше время это называлось «слишком много букв».
– Вам лень читать? – удивился Маворский.
– Нет! Это вашим там лень читать! «В связи с большими объёмами…» – цитировал он текст из планшета. – «Нет чётких последовательностей и связей между вводимыми данными и ответной реакцией». А вот это что: «Детальный анализ не целесообразен»? Это у вас называется «отчёт»? Чем вы там вообще занимались всё это время?
– А что, по-вашему, им писать, если код, который должен сам себя переписывать, пылится нетронутым, будто бы искусственный интеллект забросил его в свой пыльный цифровой чулан и забыл о нём навсегда?! Они провели анализ и получили отрицательный результат. А отрицательный результат – тоже результат.
– Видимо, в полиции не только тебе плевать на работу.
– В точку! – выстрелив в коллегу из пальца, воскликнул Атир. – Наконец-то начинаете соображать, как жить надо.
– Если бы корпорация вам не заплатила, вы бы и пальцем не пошевелили.
– «Галах» платит – мы шевелим пальцами.
Киэй ещё раз глянул в отчёт и почесал затылок.
– Если в самом начале стало ясно, что «Блок Б» – тупик и не даст никаких результатов, зачем тогда тебя послали копаться в этих догадках?
– По уставу положено.
– А вы не пытались дать этот «Блок Б» на анализ машине? – спросил Киэй.
– Запрещено! – ответил Атир и включил чайник, который тут же стал шумно рокотать. – Нельзя допускать искусственный интеллект к анализу собственных алгоритмов.
– А разве каждый отдельный робот не может сам в своих системах копаться и анализировать?
– Без соответствующих инструментов не может. Также как и вы без микроскопа не увидите в мозге человека нейронных связей.
– Надо понять, почему этот код работает, но когда смотришь на него, он будто бы не работает. Прямо как в квантовой механике, – рассуждал Киэй.
– Отлично! Давайте подытожим: меня поставили на документы и дали в помощь специалиста по языку. Я зашёл в тупик, а мой специалист говорит, что надо копать под этот квантовый код. Хорошо, товарищ Карданов, давайте пойдём по вашей версии. Будем искать проблему на этом участке. Я попытаюсь убедить наших возобновить работу по изучению «Блока Б». Пусть подключат то сообщество любителей из сети, которые имеют уже многолетний опыт в этом деле и множество наработок. Моё начальство создаст кризисный штаб и оснастит его серьёзными вычислительными мощностями.
– Какое рвение к работе! – иронично заметил Киэй.
– Никакого рвения! – отрезал Атир. – Вы напрочь утратили способность отличать иронию и сарказм от серьёзности! Пошлю своим отчёт, и точка. Задание выполнено. Сотрудники отправляются по домам!
– Можно и «по домам», – ответил Киэй, натягивая брюки. – Или ещё раз поговорим с Асторой. Если этот код написал не её отец, то это сделал кто-то, кого её отец знал. Она тёртый калач и всегда была таковой. Она точно знает или хотя бы предполагает, догадывается о том, кто бы это мог быть. Можно рискнуть выяснить у неё, кто автор кода. Потом ваши отправятся на поиски этого гения или его потомков. Устроят допрос с пристрастием.
– Хороший план. Но у нас и так имеются копии всех документов, которые могут быть у этой Асторы. Если и есть у неё иная информация, то она зарыта где-то глубоко в её личных воспоминаниях. А личные воспоминания восьмидесятилетней старухи – не самый надёжный источник информации.
– Кстати, а почему вы не сказали мне, что к ней уже ходили ваши люди? – поинтересовался Киэй.
– А какая вам разница? Их посещения не принесли результатов. Даже наоборот. Они исчезли.
– Ах да! Служанка соблазнила их, заманила в чулан и убила.
– Астора Бунди ничего им не сказала, кроме того, что в бывшей главной конторе «Галах» есть все документы, какие только пожелаешь.
– И они отправились в старые архивы «Галах», – догадался Киэй. – Но у вас же есть все копии?
– Есть все копии того, что имеет Астора здесь, в Европе. А все старые массивы данных корпорации нам недоступны. Как вы знаете сами, прежняя контора «Галах» находится в «Сотружестве», на территории бывшей Канады. В зоне отчуждения. Там никто не живёт, и радиационный фон там до сих пор не из лучших.
– Старуха посылает ваших людей в зону отчуждения в «Сотружество», а они там пропадают! Потрясающе! И мы, видимо, следующие в её списке. Что же мы будем делать, Шерлок Холмс? Проследуем по проторенной дорожке?
Раздался звоночек, и шипение чайника стало умаляться. Кипяток был готов.
– Она хитрая и умная женщина, Киэй Лиуанович, – сказал Атир, разливая чай по кружкам. – У вас с ней разрыв в возрасте меньше, чем у меня. Раз вам так не терпится поработать, попробуйте наладить с ней контакт. Поговорите ещё раз наедине. Выведайте у старухи все тайны. А потом мы поедем в Америку, раскроем это дело и станем героями!
Киэя взяла оторопь. Он кинул на молодого человека взор отчаяния и жалости.
– Это самый превосходный план, который я слышал, – прошептал Киэй.
– Да! Отлично! – обрадовался Атир, еле сдерживая смех. – Как думаете на неё надавить?
Киэй схватился за голову и рассмеялся. Он взвыл и обессиленно рухнул в кресло. Затем он долго разминал руками лицо и мычал. Атир всё это время старался понять, что же происходит с его коллегой. Внезапно Киэй остановился. На его лицо вернулась серьёзность.
– Она стара и одинока. С каждым днём ценность живого общения для неё возрастает, – сказал Киэй. – Понимаете, что это значит?
– Великолепно! – сделав глоток чая, закричал Атир. – Служанка! Бомбезно!
– Что «служанка»? Что «бомбезно»?
– Вы не слышали этого трека? Как?! Я дам вам послушать! Погодите! – Атир взялся за свой коммуникатор, но Киэй вскочил из кресла и выхватил у него аппарат.
– Не надо мне ничего показывать! Я не обязан слушать ваши молодёжные треки! Говорите складнее! Ваша юнцовая манера полуфраз и отсылок совершенно непонятна! Как вы вообще находите друг с другом общий язык?! Не все смотрят современные фильмы и слушают современные песни! Ваши аллюзии убийственно элитаризируют шагающих в ногу со временем!
– Я вот сейчас не очень понял, что вы сказали, – смутился Атир.
– Я сказал, – возвращая коммуникатор, ответил Киэй, – что если общаетесь с кем-то, будьте добры разговаривать так, чтобы не только вы понимали вложенный в слова смысл, но и ваш собеседник понимал это.
– Расслабьтесь, Киэй, – дружелюбно попросил Атир, пряча во внутренний карман плаща коммуникатор. – Я понял, что вы имеете в виду. Мне всё это казалось странным и даже бредовым, но, глядя на ваш неотступный энтузиазм, я вынужден сдаться. Ваша взяла; давайте ещё чуток поработаем! Говорю на полном серьёзе, без сарказма! Сейчас поедем к Асторе Бунди! Она сообщит, что ничего не нашла и ничего не вспомнила. Скорее всего, заявит, что всё интересующее нас находится в «Сотружестве» в бывшем здании корпорации «Галах». Мы поблагодарим её, скажем, что поедем туда немедленно, а служанку возьмём с собой, как провожатую.
– Я рад, что у вас бывают моменты просветления, – спокойно вздохнул Киэй. – Она не захочет отпускать свою длинноногую и расскажет нам всё, что знает! Если, конечно, она действительно скрывает некие полезные сведения.
– Шикарно! Вы отлично помогаете расследованию! – возрадовался Атир.
– Перестаньте! – разозлился Киэй. – Сарказм у вас удаётся лучше, чем веселье! Идиоту понятно, что всё это шито белыми нитками! Какое «Сотружество»?! Какая Канада?! Какая корпорация «Галах»?! Какой шантаж Бендидой?! Это всё не имеет никакого отношения к реальности! Что вы вообще придумали в своей голове?!
– Я придумал? – удивился Атир. – Это вы нафантазировали весь этот план!
– А вы и рады меня подзадоривать! Вы мыслите, словно это какой-то фильм о шпионах, где тайну раскрывают, выискивая зацепки в самых нелепых местах! Так в жизни не работает, мой молодой друг! Вы надеетесь, что под вашим давлением, от страха одиночества старая карга тут же вспомнит о некоем древнем разговоре, где её папаша строит тайный заговор по внедрению в коды машин вредоносных алгоритмов? А потом мы будем охотиться за сведениями! Случится погоня, перестрелка! По ходу дела Бендида в вас влюбиться, а потом все злодеи умрут!
– Мне нравится та часть с Бендидой, – иронично заметил Атир, совершенно игнорировавший негодование коллеги.
– А мне нравится здравый смысл! – серьёзно заявил Киэй. – Вы же устраиваете здесь дешёвую пародию на Бейкер-стрит!
– Минуту назад вы ругались на меня за отсылки, а теперь сами говорите то, что я не понимаю, – улыбнулся Атир.
– «Бейкер-стрит» – это не отсылка! Называть отсылкой «Бейкер-стрит» – кощунство! И, как я теперь понимаю, имя Шерлок Холмс вам также ничего не говорит. Ужас! Сравнить «Бейкер-стрит» с каким-то там «бомбезно»… – Киэй не на шутку завёлся; он начал спешно ходить по номеру, словно огромный пёс, стремящийся вырваться из духоты помещения на простор природы. – Весь ваш молодёжный порыв на этом и основан! Ничего не знаете, ничего не читаете, всё забыли, слушаете не музыку, а треки! Верите в картинку с экрана! И жить хотите как на экране! Так не бывает! Вы останетесь у разбитого корыта! Вы уже сели в лужу! Роботы-помощники дали осечку – и всё! Ваш иллюзорный мир вот-вот рухнет! Что вы умеете делать руками? Что вы знаете без роботов? Надо работать! И надо уметь работать! А вы не умеете! Не хотите!
Атир подошёл к Киэю и положил руку ему на плечо. Киэй остановился, продолжая тяжело дышать.
– Мы не умеем, – спокойно согласился молодой коллега. – Именно поэтому у нас есть вы – старые, но мудрые, опытные люди, пережившие больше нашего. У вас есть этот бесценный опыт. А у нас, у молодых, есть запал и вера в то, что мы можем найти свои пути решения проблем. Да, иногда сарказм берёт верх. Но вы, старики, должны гнать его из нас поганой метлой! Не дайте нам упустить веру в светлое! Пусть вы знаете, что вера эта ложна и иссякнет, когда мы вырастем. Но разве не для этого мы молоды, чтобы искать? Не поиск ли новых путей двигает этот мир вперёд? Киэй, давайте навестим Астору и попробуем. По крайней мере с вами вся эта работа начинает меня забавлять.
Киэй тяжело выдохнул. Он взял кружку остывающего чая и сделал глоток. Затем языковед подошёл к окну и с минуту смотрел на улицу.
– Хорошо, – наконец заговорил он. – Сходим к ней. Но только если объясните мне, что значит «семь баллов по ШРЯК».
Атир несказанно обрадовался и чуть не кинулся обнимать Киэя.
– Йес! – воскликнул молодой человек. – Одевайтесь! По дороге всё расскажу, если обещаете не обижаться!
Через полтора часа они стояли в прихожей дома двести пятьдесят четыре на Второй улице Восточного парка. В прошлый раз их сразу же провели через эту прихожую в уютную комнату ожидания. На этот раз всё пошло по-иному. Просторная прихожая первого этажа угнетала пустотой и массивными колоннами из холодного мрамора. Попадая сюда, гость ощущал не домашний уют, а огромное зябкое пространство улицы. Но, в отличие от прошлого посещения, теперь колонные глыбы, далёкие стены и чёрно-белая плитка пола под старыми ковровыми дорожками освещались десятками, если не сотнями, белых свечей. Жёлтый свет выхватывал фактуры натуральных материалов из полумрака, играл на блестящем глянцевом лаке дубовых скамеек, расставленных по углам.
Киэй и Атир Маворский простояли в тишине несколько минут, слушая пламя свечей. Потом из глубины дома донёсся тревожный семенящий стук каблуков Бендиды.
– Как хорошо, что вы пришли, – обрадовалась она, едва появившись у лестницы в противоположном конце огромной залы. На таком расстоянии из-за стука каблуков её речь с западнофризским акцентом едва можно было различить. Только когда она ступила на ковёр, мужчины поняли, что она говорит.
– …с самого вечера! – сетовала изящная женщина. Её лицо блестело испариной, а непослушные волосы опали на лоб. Её природная красота от этого не угасла, а лишь ожила новыми цветами и оттенками женственного естества.
