Kitabı oku: «Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований. Книга X», sayfa 5
Именно по этой причине после буквально 10-минутного осмотра места обнаружения трупа и самого мёртвого тела Пола Мэй передала в центральный офис службы шерифа сообщение об умышленном убийстве.
На протяжении последующих часов возле обнажённого мужского тела побывало множество должностных лиц из самых разных правоохранительных служб и инстанций. В частности, появились окружной шериф Джеймс «Ред» Лайонс (James C. «Red» Lyons) и приглашённые им детективы Бюро расследований штата (БРШ) Северная Каролина [полное название по-английски «North Carolina State Bureau of Investigation»]. Это ведомство не следует путать с ФБР, его юрисдикция не выходит за границы штата и не распространяется на расследования преступлений против порядка управления, посягательств на государственную безопасность, международного терроризма и некоторых других составов преступлений, считающихся федеральными.
Шериф округа Ватога Джеймс Лайонс.
Помимо них, на месте обнаружения обнажённого мужского трупа появились помощник окружного прокурора, представители службы коронера, а также криминалисты Бюро криминальной экспертизы. Общее число должностных лиц, приехавших тогда в «Дип Гэп», достигало 30 человек – это довольно много, учитывая малонаселённость района.
Что показал осмотр места обнаружения трупа и самого трупа?
Осмотр участка леса вокруг трупа проводился неоднократно 7,8 и 9 января как при естественном освещении, так и при искусственном (в свете электрических фонарей, дающих поляризованный и обычный свет, в том числе и с использованием мощных стационарных источников света, используемых на стройках). Ничего, связанного с убийством, в радиусе 50 метров от трупа найти не удалось. Отсутствие обломанных веток, следов волочения, специфических осаднений на кожных покровах потерпевшего и тому подобное убедительно свидетельствовало о том, что убитый самостоятельно пришёл на место расправы.
В ходе этих осмотров с грунта и окружающей растительности были сняты более 60 волосков, цветом и длиной соответствовавших волосам из головы мёртвого мужчины. После проведения сравнительного анализа криминалисты сочли, что найденные волосы действительно происходили из волосяного покрова убитого. Довольно сложно представить одномоментное выпадение такого количества волос из человеческой головы, а потому эксперты предположили, что убийца незадолго до расправы [а может и в сам момент расправы] хватал потерпевшего за волосы и, возможно, сильно дёргал.
Когда труп подняли с грунта для укладывания в пластиковый мешок и последующей транспортировки в автомашину службы коронера, была сделана любопытная находка. Под мёртвым телом находился кусок малярного скотча длиной около 35 см, к которому прилип кусок сантехнической клейкой ленты примерно такой же длины. Не вызывало сомнений, что это был фрагмент импровизированной «обмотки», использованной преступником для обездвиживания потерпевшего. При этом на самом трупе ни малярной ленты, ни сантехнического скотча не оказалось. Эта странность имела только одно объяснение – убийца снял с жертвы наложенные на него путы, но не заметил оторвавшегося куска. Можно было предположить, что он был невнимателен, что казалось маловероятным, сильно спешил, что также не соответствовало характеру сложного и хорошо организованного убийства, либо… либо убийца снимал с жертвы путы в условиях низкой освещённости. А вот это предположение выглядело уже достоверным.
Обнаружение этой улики следовало считать исключительно важным событием с точки зрения дальнейшего ведения расследования, ведь на липких поверхностях могли остаться отпечатки пальцев того, кто заматывал малярную ленту и сантехнический скотч на теле жертвы!
Слева: труп под снегом. Справа: кусок малярной ленты и сантехнического скотча, обнаруженный под трупом. Вещдок укреплён на пластиковой подставке для фотографирования.
Чтобы закончить с вопросом об осмотре местности и более к нему не возвращаться, сразу следует сказать, что уже после схода снега на месте обнаружения трупа было проведено опрыскивание люминолом. Люминол – это специально изготавливаемая смесь, активно взаимодействующая с железом крови и дающая хорошо визуально определяемую реакцию (свечение), легко заметную в ультрафиолетовом свете. Иначе говоря, опрыскал люминолом место преступления – и всё вокруг засветилось таинственным бледно-голубым светом, это светятся в ультрафиолете скрытые следы крови. Чувствительность люминола к гемоглобину человеческой крови очень высока – наличие хотя бы 1-й массовой или объёмной единицы крови на 1 000 000 аналогичных частиц окружающей обстановки уже даёт распознаваемый результат. Поэтому даже тщательно замытая кровь, совершенно незаметная глазом при естественном освещении, выявляется люминолом весьма эффективно. В общем, методика эта проста, наглядна и выглядит фантастично! Американцы такое любят – незатейливо, убедительно и главное – высоко научно.
В то время американские криминалисты считали технологию выявления следов крови посредством опрыскивания люминолом весьма продвинутой и убедительной с точки зрения представления результатов подобной экспертизы в суде. Члены жюри присяжных могли не знать, что такое гемоглобин и почему в человеческой крови присутствует железо, но они хорошо различали бледно-голубое свечение на фотоснимках. И это было хорошо, по крайней мере теоретически.
Однако все мы хорошо знаем старый анекдот про «Чапаева, Петьку и нюанс». В использовании люминола тоже имелся свой нюанс. Точнее, даже много нюансов.
Первый из них заключался в том, что хорошо различимая реакция длилась совсем недолго – не более 2-х минут. За это время следовало успеть сфотографировать всё необходимое. Жёсткое ограничение по времени накладывало определённые лимиты на работу фотографов-криминалистов, которым надлежало снимать порой многое в разных местах и делать это быстро.
Имелись ограничения и иного рода, гораздо более существенные с точки зрения доказывания вины подозреваемого. Люминол уничтожал те следы крови, которые выявлял. После опрыскивания люминолом забор образцов крови с места преступления становился невозможен – суд их просто не принимал. Иначе говоря, они переставали считаться уликой.
Это уже серьёзный минус, но им проблемы использования люминола не ограничивались!
Было кое-что ещё… Люминол взаимодействовал не только с железом в человеческой крови, но и с железом крови животных, птиц и рыб. И, что было ещё хуже – с большим числом других металлов и их соединениями. Он давал ту же реакцию, что и с кровью, при взаимодействии с широким спектром веществ, применявшихся в американской бытовой химии, прежде всего с красками для тканей, разнообразными моющими средствами, средствами для прочистки труб и тому подобным. В середине 1990-х годов до 30 (!) наименований веществ бытовой химии при взаимодействии с люминолом давали ту же самую картину, что и человеческая кровь.
То есть технология была неизбирательна и потому могла приводить к серьёзным ошибкам. Тем не менее в случае использования люминола на природе получаемый результат можно было считать достоверным, поскольку в естественной среде нет тех веществ бытовой химии, что находились в 1990-х годах в широком обороте.
Проведённое в мае 1994 года на месте обнаружения трупа опрыскивание люминолом позволило выявить обширную зону свечения как на грунте, так и на стволах и ветвях окружающих деревьев. В этом месте, безусловно, произошло обильное разбрызгивание крови, и данный результат был интерпретирован таким образом, что место обнаружения трупа и явилось местом убийства.
Что показало судебно-медицинское вскрытие? Его проводил главный судебно-медицинский эксперт Северной Каролины Джон Баттс (John Butts), который обнаружил на трупе 2 небольших слепых огнестрельных ранения. Одно входное отверстие находилось в левом виске потерпевшего на самой линии волосяного покрова, а другое – у основания шеи справа. Из тела были извлечены 2 деформированные пули, после их взвешивания стало ясно, что они имеют 22-й калибр [особо подчеркнём, что гильз в лесу не оказалось].
Никаких телесных повреждений, свидетельствовавших о целенаправленных побоях или пытках, на теле жертвы не оказалось. На запястьях обеих рук имелись хорошо узнаваемые следы прижизненного заковывания в наручники – это было, пожалуй, и всё из повреждений, которые можно было соотнести с преступным посягательством. Кроме них эксперт отметил несколько поверхностных царапин, которые имели, скорее всего, бытовое происхождение и, по-видимому, никак не были связаны с убийством. Поскольку этот момент мог быть неправильно истолкован при чтении заключения, Джон Баттс сделал для детективов устное разъяснение, из которого следовало, что обдиры кожи протяжённостью до 12 см [6 дюймов], обнаруженные на спине и груди убитого, были оставлены ногтями сексуального партнёра в порыве, если можно так выразиться, романтической игры. Опытный эксперт умел отличать следы ногтей, оставленные в драке и в момент эмоционального всплеска при интимном соитии.
Рост убитого составлял 188 см, вес – 102,5 кг, сложение тела – худощавое (полиморфное).
Дабы выполнить свою работу максимально полно, Джон Баттс попросил предъявить ему кусок склеенных между собой малярной ленты и сантехнического скотча, найденный под трупом. Эксперт сам не знал, что именно хочет отыскать, однако его дотошность оказалась вознаграждена сполна. В ленте он обнаружил отверстие, оставленное пулей! Зная, где именно на теле имеются раневые каналы, эксперт стал «играть» с найденным кусочком, пытаясь понять, как тот располагался. Он пришёл к выводу, что злоумышленник плотно замотал голову жертвы таким образом, чтобы исключить крик или укус. Прочный сантехнический скотч охватывал нижнюю челюсть несколькими витками, не позволяя убитому раскрыть рот, однако длины скотча явно не хватило – по крайней мере так решил преступник – и тогда он принялся накладывать поверх малярную ленту.
Однако удаление наложенной «обмотки» после убийства жертвы вызвало у убийцы определённые затруднения. Он действовал, не снимая перчаток, и данное обстоятельство создало определённые неудобства. Убийце пришлось разрывать довольно прочную склейку из малярной ленты и сантехнического скотча на фрагменты, и один из таких фрагментов он в конечном итоге забыл под трупом.
Джон Баттс, главный судебно-медицинский эксперт Северной Каролины лично проводил вскрытие мужского трупа, найденного в районе «Дип Гэп» 7 января 1994 года, и руководил подготовкой экспертного заключения для следствия.
Следов каких-либо сексуальных посягательств, а также целенаправленного травмирования половых органов убитого эксперт не обнаружил. Посягательство на половые органы взрослого человека – это обычно даже не следствие сексуальных побуждений, а элемент психологического подавления, запугивания и унижения. В данном случае ничего подобного не наблюдалось.
Пытаясь установить, что и когда в последний раз потерпевший принимал в пищу, Джон Баттс исследовал содержимое его желудка и выяснил, что тот ел приблизительно за 2,5—3 часа до смерти. Может показаться удивительным, но главный судмедэксперт штата составил настоящее ресторанное меню, включавшее в себя жареный картофель, не менее 400 граммов жареной свиной отбивной, какую-то острую приправу, включавшую халапеньо, и порядка 6 пинт пива [~3 литра]. Правда, содержание алкоголя в крови было установлено ближе к концу января 1994 года, но в любом случае оно не было слишком уж большим с учётом физических кондиций убитого.
Остаётся добавить, что никаких следов наркотиков или барбитуратов судебно-химическая экспертиза в крови неизвестного мужчины не выявила.
Всё, описанное выше, заставляло серьёзно задуматься над целеполаганием преступника. Что он делал, и для чего он это делал именно так? Привезти голого или частично обнажённого человека в какие-то американские заснеженные дебри, заставить его идти пешком от парковки чуть ли не 400 метров, при этом не избивая и не унижая его… Это было не похоже на месть. Да и само убийство – выстрелы в висок и шею – выглядело предельно рациональным и безличным. Более простую и эффективную схему умерщвления придумать просто невозможно. В каком-то смысле убийца оказался довольно гуманен, поскольку в лесу расправиться с беззащитным человеком можно намного более жестоко и отвратительно. Поскольку понятие гуманности в случае убийства беззащитного человека может показаться многим совершенно неуместным и недопустимым, автор позволит себе выразить эту мысль немного иначе – убийца продемонстрировал свою полную функциональную адекватность при довольно незначительной степени агрессии. Он действовал весьма профессионально.
На что же было похоже содеянное?
Больше всего эта расправа была похожа на казнь…
Уже 8 января данные о неопознанном трупе были помещены в электронную систему учёта и розыска пропавших без вести штата Северная Каролина. В тот же день в отдел уголовного розыска службы шерифа округа Ватога – а его численность составляла тогда всего 5 человек, один из которых находился в длительной командировке в другом округе, где работал под оперативным прикрытием – стали поступать телефонные звонки. Это обращались детективы из других территориальных полицейских подразделений и служб шерифов, полагавшие, что найденный в «Дип Гэпе» труп может находиться в их розыске.
Позвонил и Дональд Гейл (Don Gale), детектив службы шерифа округа Роуэн (Rowan сounty), занимавшийся расследованием убийства Кэтрин Миллер. Во время разговора с детективом-сержантом Полой Мэй он рассказал о проживавшей в Солсбери учительнице английского языка Кей Веден и о том, как в течение 1-й декабрьской недели та потеряла сначала своего возлюбленного, а затем мать. Гейл предположил, что найденный в «Дип Гэп» труп обнажённого мужчины принадлежит Виктору Гунарсону.
Всё это звучало до некоторой степени интересно, однако имелась одна деталь, которая лишала предположение Дона Гейла базиса. Дело заключалось в том, что труп, найденный в Аппалачах, имел рост 188 см, а в ориентировке на Виктора Гунарсона был указан рост 195 см или выше. Разница в 7 или более см слишком велика для того, чтобы её можно было объяснить невниманием или ошибкой тех, кто составлял описание пропавшего без вести шведа.
Тем не менее Гейл посоветовал детективу-сержанту не отбрасывать предположение о принадлежности трупа Гунарсону и предложил обратиться с официальных запросом в Интерпол, дабы получить оттуда его дактилоскопическую карту. Виктор рассматривался шведскими спецслужбами как потенциальный террорист, и притом подозреваемый в убийстве премьер-министра Пальме, а потому в базе Интерпола должны были находиться данные, способные помочь его опознанию.
Отмахиваться от такого предложения было глупо, в конце концов, продуктивных идей по опознанию убитого было не так уж и много. Поэтому уже на следующий день соответствующий запрос был составлен и отослан.
И уже 14 января 1994 года соответствующий ответ был получен. В тот же день дактокарта Виктора Гунарсона была сопоставлена с дактокартой убитого, чей труп был найден в «Дип Гэп». Совпадение оказалось полным – не могло быть никаких сомнений в том, что в Аппалачах был найден именно пропавший без вести швед.
Детектив-сержант Пола Мэй, сотрудник Службы шерифа округа Ватога, Северная Каролина, занимавшаяся в середине 1990-х годов расследованием убийства Виктора Гунарсона.
Немного неожиданно, правда? Особенно с учётом несовпадения роста трупа с указанным в описании Виктора. В чём крылась причина столь серьёзного расхождения, сказать сложно. Самое очевидно объяснение состоит в том, что Гунарсон любил носить обувь на толстой подошве, хотя и без того являлся мужчиной довольно крупным. Наличие такой обуви на ногах, по-видимому, сильно затрудняло объективную оценку его роста – всем было понятно, что он – здоровый мужик, но насколько именно здоровый, мнения видевших его расходились. И, как видим, расходились значительно.
Итак, идентификация трупа сразу же привлекала внимание правоохранительных органов к Солсбери, административному центру округа Роуэн. Там жил Виктор Гунарсон, там он пропал без вести, там всё начиналось, и разгадка произошедшего в «Дип Гэп», очевидно, должна была находиться там же.
Уже 15 января детективы из Ватоги отправились в Солсбери. Разумеется, они побеседовали с Кей Веден, ведь эта женщина ещё 20 декабря минувшего года заявила о своих подозрениях в отношении Ламонта Андервуда. Если она была права, то должна существовать некая связь между «грязным копом» Андервудом и «Дип Гэп», другими словами, тот должен знать о существовании этого места, иметь представление о том, как туда проехать, и понимать, как двигаться от парковочной площадки к месту убийства, а затем – возвращаться обратно. Ведь всё это происходило в тёмное время суток, в лесистой горной местности, в условиях низкой освещённости.
Ответ нашёлся неожиданно просто. Кей, не задумываясь, ответила, что она вместе с Ламонтом дважды отдыхала в отеле «Cliff Dwellers», находящемся у дороги «Блю Ридж» примерно в том месте, где было найдено тело Гунарсона. Первый раз они приехали туда в августе 1992 года, а второй – в сентябре того же года. Если быть совсем точным, то дом №411 по «Блю Ридж», упоминавшийся выше, располагался ближе к месту убийства, но тем не менее отель также находился в пешей доступности. Женщина заявила, что вместе с Ламонтом неоднократно ходила по дороге на гору Уилкс, так что не было ничего удивительного в том, что Андервуд хорошо ориентировался в тех местах.
Кей Веден сообщила и другое любопытное наблюдение. Ламонт Андервуд, по-видимому, бывал в тех краях и до того, как приехал вместе с ней в отель «Cliff Dwellers» в августе 1992 года. Во время поездки туда он ни разу не сверился с картой, и подобную осведомлённость, учитывая характер местности и особенности дорожной инфраструктуры, можно было объяснить лишь тем, что он прежде туда приезжал.
Эта информация ставила Андервуда в самый эпицентр расследования. Следственная группа, в которую вошли детективы БРШ, полиции Солсбери [откуда был похищен Гунарсон], служб шерифов округов Ватога [где был найден труп Гунарсона] и Роуэн [на его территории находится город Солсбери, в пригородах которого жили Андервуд, Кей Веден и её застреленная мать Кэтрин Миллер], столкнулась с фундаментальной проблемой. А именно: как лучше осуществлять сбор информации – негласно или, напротив, сообщая о подозрениях в отношении Андервуда? Каждый из способов имел свои плюсы и минусы. После некоторых колебаний была выбрана тактика открытого оповещения опрашиваемых. Это означало, что каждому из свидетелей задавали вопрос, звучавший примерно так: «Ламонт Андервуд подозревается в совершении убийства, удивлены ли вы возникновению подобных подозрений?»
На протяжении нескольких месяцев [с середины января до июня 1994 года] делом об убийстве Виктора Гунарсона занимались члены следственной группы – в основном сотрудники БРШ Стив Уилсон (Steve Wilson) и Роберт Айяла (Bob Ayala), а также детектив-сержант Пола Мэй. Они разъезжали по Северной Каролине, встречаясь с людьми, знавшими Андервуда на разных этапах его жизни, и задавали им вопросы, связанные как с деталями биографии подозреваемого, так и особенностями его личности. Портрет, получившийся в результате такого опроса, следует признать малосимпатичным, но хорошо узнаваемым. Многие наверняка сталкивались с мужчинами такого сорта.
Родился Ламонт Клэкстон Андервуд (Lamont Claxton Underwood) 10 сентября 1951 года в городе Уинстон-Сэйлем (Winston Salem), штат Северная Каролина, он стал средним из 3-х детей. Старшего брата Ламонта звали Ричард, младшую сестру – Марджери. Родители его – Флойд Клэкстон (Floyd Claxton Underwood) и Этель Мэй (Ethel May Underwood) Андервуды являлись людьми крепко пьющими и, выражаясь предельно мягко, непутёвыми.
Родители развелись в 1956 году после того, как Флойд застал Этель в объятиях другого мужчины. Отец, собрав вещички, отчалил в даль туманную, а мамаша с 3-я детьми перебралась жить в автомашину. Даже не в трейлер – у неё не было на это денег. По прошествии нескольких месяцев мамаша поняла, что дети ей надоели и тоже, собрав вещички, отчалила в неведомые дали.
Узнав о бегстве жены, Флойд Андервуд забрал детей и вместе с ними перебрался на жительство к своим отцу и матери, то есть их деду и бабушке. Произошло это в январе 1957 года. Прожив таким вот табором 3 месяца, Флойд понял, что не готов променять виски на семейные ценности и встал на лыжи повторно. На этот раз окончательно – более к своим детям он не возвращался.
Дедушка и бабушка не собирались воспитывать подкидышей. Старшего из детей – Ричарда – они отдали одной из своих дочерей, то есть его тётке, а младших детей – Ламонта и Марго – одному из сыновей. Род Андервудов состоял из людей простых и очень простых, по-видимому, не без некоторых черт вырождения. Ламонт и Марго оказались в семье дяди Джорджа, который хотя формально и считался родственником, но был похуже иного боцмана на капере. Дядя практиковал очень странные, мягко говоря, наказания, например, он сажал Ламонта в мешок и подолгу держал его там. Что было ещё хуже, дядя наряжал мальчика в платье его младшей сестрёнки и в таком наряде выгонял на улицу. Маленький Ламонт с бантами на голове и в коротком платьице с рюшечками был вынужден выносить мусор, убирать веранду или собирать стриженую траву. Это видели другие дети и соседи, и неудивительно, что мальчик являлся объектом насмешек и унижений. Говоря по совести, за такого рода педагогику дядю имело бы смысл направить на стационарную психолого-психиатрическую экспертизу – у мужчины, чьи фантазии уходят в область переодевания детей в одежду противоположного пола, явно что-то сильно не в порядке с головой.
Северная Каролина в 1950-1960-х гг. являлась по-настоящему процветающим штатом со значительной прослойкой зажиточного белого населения, минимальным процентом чёрных и цветных жителей, с прекрасными климатом и экологией. Здесь можно было провести замечательное детство и получить отличное образование, но не в случае Ламонта Андервуда. Воистину, родословная – это если и не приговор, то почти всегда судьба.
В 1960 году Этель Андервуд неожиданно возвратилась и забрала детей из семьи дяди. Через несколько месяцев ей надоело с ними возиться и… она возвратила их обратно. Путеводная звезда повела эту женщину по жизни дальше и в конечном итоге завела в Калифорнию, где она повстречала одинокого пожилого владельца магазина у дороги. После смерти этого мужчины магазин достался Этель, и та в начале 1990-х годов управляла им, даже не вспоминая о детях, брошенных на другом конце страны.
Надо сказать, что ко времени возвращения Ламонта и Марго в семью дяди они уже отличались весьма негативными поведенческими стереотипами. Дети были лживы и вороваты, все, общавшиеся с ними, отмечали присущий им прямолинейный нескрываемый эгоизм. Они никогда ничем не делились и никогда никого не угощали. Ламонт пронёс это сквалыжничество через всю жизнь, он даже через силу не мог заставить себя быть великодушным и щедрым.
В 1961 году произошёл инцидент, положивший конец проживанию Ламонта и Марго в семье ненавистного дяди. Будучи запертым на чердаке дома – это был новый вид наказания, придуманный изобретательным дядюшкой – мальчик поджёг теплоизоляцию потолочного перекрытия. Он едва не спалил дом и сам чудом избежал смерти в огне и дыму. Ситуацию спасло то, что дядя Джордж был в это время в доме, он почуял неладное и залил водой очаг возгорания.
Однако дядюшка испугался до такой степени, что решил отказаться от воспитания племянников и обратился к властям с просьбой забрать их в учреждение социальной защиты. В июне 1961 года Ламонт и его сестра Марго были помещены в «Методистский детский дом» всё в том же Уинстон-Сэйлеме.
Марджери Андервуд, допрошенная в марте 1994 года, дала старшему брату резко негативную характеристику. Она говорила о нём как об очень жестоком и лживом человеке. По её словам, в детском доме Ламонт убивал животных, и об этом говорили многие дети, хотя сама Марго этого не видела. Описывая способ умерщвления собак и кошек, Марго заявила, что Ламонт предпочитал брать животных за хвост и бить их головой о стену или о камень. Описывая присущую брату поведенческую модель, Марго высказалась в том смысле, что он сначала очень старался расположить человека к себе, а затем в какой-то момент ожесточался и бросался на него с таким остервенением, словно был готов перерезать горло. Не забываем, что речь идёт о детях 10—14 лет… Понятно, что друзья Ламонта не понимали, что произошло и чем вызвана такая чудовищная перемена поведения их товарища.
Рассказывая об отношении к себе, Марго заявила, что не видела от старшего брата ни поддержки, ни минимального соучастия. Тот был с нею чрезвычайно жесток и крайне нетерпим, бил её при каждом удобном случае, а если не мог ударить, то плевал. Особого упоминания заслуживало то, что жестокость свою Ламонт демонстрировал без свидетелей. Если же рядом находились взрослые, то Ламонт превращался в идеального старшего брата – он становился внимателен, участлив, задавал всевозможные вопросы и был готов помочь во всём… Ровно до тех пор, пока рядом находились посторонние.
Марго заявила полицейским, что не желает знать своего брата, не хочет его видеть и желает ему всяческих неприятностей. На вопрос о дом, допускает ли она причастность Ламонта к убийству, родная сестра подозреваемого ответила не задумываясь и без колебаний: «Конечно же, да!» А когда Ричарда, старшего брата Ламонта, попросили охарактеризовать последнего, тот выпалил: «Это подлец, который любит власть». Подумав немного, Ричард добавил, что у Ламонта крайне развит собственнический инстинкт, и он стремится манипулировать людьми.
В 1969 году Ламонт Андервуд окончил школу и навсегда покинул «Методистский детский дом». На том его жизненные пути с младшей сестрой разошлись [Марго продолжала обучение до 1972 года, а в следующем году вышла замуж]. Ламонт после школы хотел устроиться в полицию, благо его старший брат уже служил там [Ричард отдал полицейской службе 10 лет, а затем перешёл на работу в пожарную команду Уинстон-Сэйлема, где в начале 1990-х годов занимал должность начальника смены]. Ламонт обратился к старшему брату за протекцией, но… тот отказал ему в поддержке, заявив, что такому, как он, не место в правоохранительных органах.
Отказ был унизителен, и вряд ли следует удивляться тому, что братья более не общались. Если быть совсем точным, то можно упомянуть, что 1 раз они всё же поговорили по телефону – это произошло в 1989 году, когда умер их отец. Ламонт тогда заявил Ричарду, что не придёт на похороны, и попросил более не звонить… Такие вот высокие отношения!
Несмотря на отказ старшего брата в помощи, Ламонт не отказался от мысли попасть на службу в полицию. Он пошёл к этой цели путём довольно извилистым. Устроившись в конце 1969 года грузчиком на склад табачной компании «RJ Reynolds», он в мае следующего года записался в Национальную гвардию штата Северная Каролина, где проходил подготовку на аэродромного техника. На протяжении следующих 6 лет он прошёл полный курс обучения и стал специалистом самого высокого 4 класса.
Начиная с апреля 1967 года Национальная гвардия Северной Каролины активно привлекалась к обеспечению работы «воздушного моста» между США и Южным Вьетнамом. Ламонт Андервуд к этой работе не имел отношения, но когда его спрашивали о том, чем он занимался во время службы в Национальной гвардии, он либо интригующе отмалчивался, либо изрекал многозначительную несуразицу, нечто вроде: «Мы всегда признаёмся в том, что делаем многое, но во многом из того, что мы делаем, мы никогда не признаёмся». Явно у кого-то подслушал и повторял, как восхищённая мартышка…
Военно-транспортный самолёт Национальной гвардии Северной Каролины перед вылетом в Южный Вьетнам.
Надо сказать, что, как выяснили детективы в начале 1994 года, болтовня про «особо секретные задания», «поручения», «миссии» и «операции» в последующие годы сделалась неотъемлемым элементом имиджа Андервуда. Он любил к месту и не к месту изрекать что-то вроде: «То, что делаю я каждый день, слишком секретно, чтобы об этом рассказывать».
В начале 1970-х годов Ламонт попал в некую криминальную историю, деталей о которой через 20 лет детективы узнать так и не смогли. Было известно, что он стрелял в девушку, находившуюся в автомашине, девушка эта была его знакомой, но фамилию её установить не удалось. Было возбуждено уголовное дело, но затем произошло нечто такое, скрытую подоплёку чего прояснить никто не смог – судья вынес запретительный приказ на продолжение расследования и распорядился уничтожить собранный материал. Это исключительно редкое по американским понятиям решение явно опиралось на некий бэкграунд, который в 1994 году уже никому не был известен.
Что же произошло? Самый разумный ответ звучит, по-видимому, так – расследование угрожало репутации человека, которого судья высоко ценил. Скорее всего, в автомашине находилась не только девушка, но и некий молодой человек, и парочка эта занималась чем-то, что вызвало неконтролируемую ревность Андервуда. Что это могло быть, остаётся только гадать, может быть, они грызли фисташки… а может кардамон… или обычные семечки. Как бы там ни было, разглашение деталей случившегося до такой степени угрожало уничтожить репутацию находившихся в автомашине людей, что судья предпочёл уничтожить полностью все следы проведённого расследования.
Ламонт Андервуд должен был отправиться за решётку годков эдак на 5—10, но вместо этого остался на свободе и даже с безупречной репутацией! Каково?
Летом 1973 года Ламонт познакомился с некоей Карен, с которой бракосочетался 29 июля того же года. Когда детективы разыскали её в начале 1994 года, женщина откровенно испугалась их расспросов. Она заявила, что не придёт в суд и не станет свидетельствовать против Андервуда – очень примечательная реакция, надо сказать! На заданные ей вопросы она отвечала уклончиво и неконкретно, постоянно повторяла, что не помнит деталей и её брачный союз с Ламонтом оказался очень кратким. Они действительно прожили вместе буквально пару месяцев, потом разъехались и официально развелись в марте 1974 года. Карен явно была запугана бывшим мужем, хотя никогда этого не признавала и твердила, что он относился к ней очень хорошо.
Самое примечательное в её рассказах о Ламонте заключалось в том, что, по её мнению, тот являлся гомосексуалистом. Это было очень неожиданное утверждение, поскольку Ламонт всегда исправно играл роль эдакого ловеласа, либо уже находящегося в интимной связи с женщинами – причём не одной даже! – либо занятого активным поиском такой связи. Детективам удалось отыскать довольно много женщин, с которыми Андервуд поддерживал интимные отношения – таковых оказалось более десятка! – и все они сходились в том, что Ламонт интереса к сексу не демонстрировал. То есть он старательно поддерживал образ мачо и эдакого альфа-самца, но в действительности интимная близость с женщиной его совершенно не привлекала.
