Kitabı oku: «Дома смерти. Книга III»
© Алексей Ракитин, 2024
ISBN 978-5-0064-2622-1 (т. 3)
ISBN 978-5-0060-3282-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дом смерти в Ла-Порте
В ночь на 28 апреля 1908 г. в округе Ла-Порт, штат Индиана, США, на большой ферме, принадлежавшей вдове Белль Ганес (Belle Gunness) начался сильный пожар. Полные имя и фамилия владелицы фермы с учётом девичьей фамилии и фамилии 1-го мужа звучали длинно и вычурно – Белль Бринхилд Полсеттер Соренсон Ганес – и чтобы не мучить читателя столь длинным именованием, далее мы будем называть эту женщину просто Белль Ганес. Ферма, имевшая площадь 15 акров, в первом приближении представляла собой прямоугольный участок земли со сторонами чуть более 200 на 300 метров. Часть земельного надела была заболочена, и там протекал безымянный ручей, впадавший в расположенное юго-восточнее озеро Клир (Clear lake). Ферма располагалась у северной границы небольшого поселения Ла-Порт, получившего от властей штата городскую хартию в 1852 году и являвшегося административным центром одноимённого округа. Численность жителей города к интересующему нас периоду времени составляла чуть менее 10 тысяч человек.
Ферма, на которой начался пожар, была лишь ненамного моложе города. Это было крепкое, весьма доходное хозяйство, на территории которого выращивались кукуруза, томаты, арбузы и табак. В разные года наделы отдавались под разные культуры согласно правилам севооборота. К северу от фермы располагались земельные наделы других фермеров, но при этом сохранялся довольно большой лесной массив, подходивший непосредственно к участкам возделываемой земли. Чуть ниже будет сказано несколько слов об организации фермерского хозяйства и надворных постройках; сейчас же следует отметить тот факт, что уклад тогдашней фермерской жизни довольно сложно соотнести с современным. С одной стороны, ферма Белль Ганес находилась в месте тихом и уединённом, а с другой – совсем рядом, буквально в четверти часа неторопливой ходьбы, располагался вполне современный по меркам того времени и удобный город с телефонной и телеграфной связью, собственной газетой, банками и железной дорогой.
Все эти детали имеют определённое значение для настоящего повествования, и о них следовало сейчас сказать.
Загоревшийся жилой дом был построен почти за полвека до описываемых событий. Он представлял собой внушительную постройку на крепком и высоком каменном фундаменте с большим подвалом и добротной пристройкой из 10-дюймового [25 на 25 см] бруса, в которой помещалась просторная летняя кухня и кладовка. В летней кухне той ночью спал батрак Джозеф Мэксон (Joseph Muxson), которому волею судьбы довелось наблюдать за развитием трагедии почти что от самого её начала до конца.
Это едва ли не единственная фотография фермы Белль Ганес до трагического пожара. Сгоревший жилой дом можно видеть ближе к левому краю фотографии, сарай для скотины и птичник (под одной крышей) – по центру, у правого края – большая мастерская.
Мэксон был разбужен в 4 часа утра крепким запахом дыма. Не до конца понимая, что именно является его источником, он прошёл впотьмах к двери, ведущей из кухни в дом, открыл её и… едва не свалился с ног от той волны жара, что накатила на него. В ужасе он бросился на улицу, ему понадобились несколько минут на то, чтобы промыть слезившиеся глаза, восстановить дыхание и немного прийти в себя.
В то самое время, когда Мэксон стоял, склонившись над бочкой с водой, из-за угла горевшего дома выбежал мужчина. Мэксон хорошо его знал и потому особой тревоги не испытал. Звали появившегося мужчину Рэй Лэмпхиар (Ray Lamphere), он некоторое время батрачил на хозяйку фермы, примерно так же, как теперь это делал Мэксон, ну а кроме того, вроде бы крутил с ней что-то, что можно было назвать романом. В общем, в ту минуту Мэксон не особенно удивился появлению Рэя и даже обрадовался тому, что теперь заняться тушением пожара он сможет не в одиночку.
Джозеф, схватив в руки топор, вознамерился было разбить одно из окон и проникнуть в горевший дом, дабы вывести хозяйку фермы и её детей, но Рэй остановил его. Он произнёс неразборчиво что-то вроде «они выскочили наружу» или «я их видел снаружи», но Мэксон в ту минуту сказанному не очень-то поверил. Он не сомневался в том, что если Белль действительно успела выбежать из дома, то она непременно разбудила бы его, ведь она знала, что в летней кухне спит батрак. Кроме того, он не слышал детских голосов, а трое детей во время пожара производили бы очень много шума.
В общем, Мэксон проигнорировал слова Лэмпхиара и попытался ещё раз проникнуть в дом, но Рэй опять его остановил и предложил заняться спасением имущества из сараев, находившихся неподалёку. Мэксон согласился с этим предложением и даже направился в сторону одного из сараев, но смутное беспокойство не позволило ему уйти далеко. Мужчина понял, что не может отойти от дома, не убедившись в том, что горевшая постройка пуста. Мужчина в третий раз попытался пройти в здание, но и теперь Лэмпхиар не позволил ему это сделать. Схватив Мэксона за плечи, он бесцеремонно потащил его прочь. Обратившись к людям, уже собиравшимся возле горевшего здания, он попросил их помочь ему удержать Мэксона, который обязательно погибнет в огне, если только войдёт в дом.
Аксонометрическая схема фермы Белль Ганес из майской газеты 1908 года. Рисунок даёт довольно точное представление о взаимном расположении построек, где «1» – сгоревший жилой дом; «2» – сенной сарай в 2 этажа; «3» – конюшня, в которой, помимо лошадей, находилась коляска для разъездов; «4» – сарай для скотины с птичником; «5» – мастерская. Буквами обозначены: «a» – огород подле жилого дома, «b» – заболоченная лощина к югу от дома, в которой протекал ручей.
При этом Лэмпхиар несколько раз успокаивающе повторил, что хозяйка и дети покинули дом и беспокоиться не о чем.
Жители соседних фермерских участков, разбуженные звоном пожарных колоколов, которые в те времена стояли возле каждого дома, стекались в район бедствия со всех сторон. Люди попытались было тушить горевший дом водой из расположенного неподалёку пруда и ручья, протекавшего в заболоченной низине на краю участка, но очень быстро стало ясно, что вручную, без специальной пожарной техники, огонь потушить не удастся.
Через несколько часов добротный жилой дом обратился в гору трещавших на ветру головешек, которые люди растаскивали по сторонам баграми, лопатами и топорами, а затем заливали водой. От большого и богатого дома, в конце концов, остались только мощный каменный фундамент и внушительных размеров подвал, лишившийся крыши.
Надворные постройки, к счастью, от огня не пострадали. Спасло их то, что они были удалены от очага возгорания на несколько десятков метров, а также относительно безветренная погода. Уцелели животные и птицы, разнообразное сельхозоборудование и инвентарь, а также довольно внушительные запасы от урожая прошлого года. Владелица фермы слыла за женщину весьма зажиточную, и база для восстановления хозяйства сохранилась весьма неплохая, однако… Однако где же находилась хозяйка?
Белль Ганес никто из тушивших пожар не видел. При этом люди – а их к 6-и часам утра собралось на пепелище уже под сотню! – были уверены, что с хозяйкой фермы и её тремя детьми всё в порядке. Ведь кто-то же вполне определённо утверждал такое, а стало быть, имел на то основание… Правда, кто именно, где и когда видел Белль и её детей, никто в точности сказать не мог.
Примерно в половине 7-го часа утра на территории фермы появился окружной шериф Альберт Смутцер (Albert Smutzer) – он намеревался побеседовать с Белль Ганес по поводу случившегося и выяснить, не подозревает ли хозяйка злонамеренный поджог принадлежащего ей имущества.
Шериф был хорошо известен жителям округа, поскольку родился, вырос и всю свою жизнь прожил на его территории. Его родители находились в числе первых поселенцев, появившихся в этом районе Индианы в середине XIX столетия, его родная сестра и три брата также были хорошо известны местным жителям. Лишь один из старших братьев шерифа – Фредерик Смутцер – покинул штат и отправился, выражаясь метафорически, «за звонкой монетой» на Средний Запад. Кстати, в этом деле он весьма преуспел и, работая страховым агентом в Колорадо, неплохо обогатился, после чего приехал в Бостон, где приобрёл бизнес по торговле театральными и железнодорожными билетами [да, такой бизнес существовал, этот род предпринимательства назывался «предоставление агентских услуг по приобретению билетов с доставкой заказчику»].
Сам же шериф в свои 42 года [родился он в январе 1866 года] отличался завидной активностью и энергией, что, правда, не гарантировало успех его начинаний. Альберт Смутцер периодически попадал в довольно неловкие и прямо дурацкие ситуации, причём происходило это даже как будто бы и не по его вине, а словно бы само собой. Так, например, 19 сентября 1906 года шериф с помпой организовал преследование по горячим следам грабителя, всю ночь гонялся по лесу с фонарями и факелами и… возвратился в Ла-Порт несолоно хлебавши. Ровно через год – 19 сентября 1907 года – шериф и его супруга Амелия попали в ситуацию намного более нелепую и трагикомическую. Началось всё с того, что Амелия принесла в окружную тюрьму больному заключённому то ли воду, то ли лекарство – эти детали никогда не уточнялись – и… была успешно взята в заложники. Согласитесь, жена шерифа в заложниках у тюремных заключённых – это идея неплохого криминального сюжета для любого фильма или книги! Реальность не подкачала – пользуясь возникшей суматохой, двое опасных грабителей и убийц, Артур Каммингс (Arthur Cummings) и Джон Эдвардс (John Edwards), завладели ключами от камеры и сумели бежать. История умалчивает о том, подверглась ли Амелия Смутцер сексуальному надругательству со стороны заключённых – да это и неважно для нашего повествования! – но не подлежит сомнению, что бедная женщина в те минуты натерпелась немало. Альберт Смутцер озаботился освобождением жены, а затем возглавил преследование беглецов по горячим следам. И не догнал их!
Информация о происшествии попала в газеты и вызвала обоснованный интерес. Согласитесь, не каждый день любимые жёны шерифов приходят в тюрьмы и попадают в заложники, после чего на свободу вырываются опасные уголовники.
В сентябре 1907 года газета «The Lake County times» сообщила о нападении уголовников, содержавшихся в тюрьме округа Ла-Порт, на жену шерифа и успешном побеге двух нападавших.
Поскольку произошедшее вызвало всплеск эмоций жителей округа и породило массу обоснованных вопросов о причинах столь невероятного эксцесса, шерифу пришлось оправдываться. Альберт Смутцер проделал это с изяществом слона в посудной лавке. Он заявил, что самоотверженные действия его жены предотвратили бегство 11 опасных преступников, находившихся под замком. При этом о бегстве Каммингса и Эдвардса шериф ничего говорить не стал, как не стал утруждать себя разъяснением того, почему и каким образом его жена оказалась внутри охраняемого периметра окружной тюрьмы и как ключи от камер попали в распоряжение преступников.
Нельзя не отметить того, что и в последующем шериф Смутцер попадал в, мягко говоря, неординарные ситуации. В марте 1914 года во время преследования преступника по горячим следам – не надо смеяться, шериф действительно любил это развлечение и упражнялся в подобных забавах постоянно! – Альберт Смутцер был ранен, упал с лошади и… потерялся в лесу. История эта выглядит как анекдот, хотя самому шерифу в те дни было явно не до смеха. Помощники шерифа в пылу скачки по ночному лесу потеряли своего шефа и поняли это лишь с наступлением рассвета. Пройдя маршрут движения в обратном направлении, они не обнаружили его тела.
Розыски Смутцера продолжались более 2-х недель! Каково? Всё это время он восстанавливался в небольшой хижине охотников, которую случайно обнаружил во время блужданий по лесу. Жизнь шерифу спасла предусмотрительность последнего посетителя хижины, оставившего в ней по заведённой у охотников традиции воду, дрова, спички и немного сухарей с консервами. Это приключение могло очень плохо закончиться для предприимчивого шерифа, но он благополучно подлечился в лесной хижине и, в конце концов, вышел к людям. Остаётся добавить, что Альберт Смутцер прожил до 1940 года, пережив как родных сестру и братьев, так и любимую супругу Амелию, ту самую, о попадании которой в заложники упоминалось чуть выше.
Впрочем, сейчас мы сильно уклонились от основной сюжетной линии, поэтому следует вернуться к событиям утра 28 апреля 1908 года. Итак, около половины седьмого часа утра возле дымящихся руин появился Альберт Смутцер и принялся задавать вопросы о судьбе хозяйки фермы. И тут-то быстро выяснилось, что никто из числа тушивших пожар Белль Ганес и её детей не видел.
Вернёмся, впрочем, в конец апреля 1908 года.
Когда Мэксон сообщил шерифу, что слышал от Лэмпхиара слова о том, будто женщина с детьми выбежала из дома уже после появления огня, Лэмпхиар моментально опроверг слова Джозефа. На эту нестыковку можно было бы не обратить внимание, но незадолго до 7-и часов утра на полу подвала был найден обезглавленный обгоревший женский труп, и после такого открытия противоречия в рассказах Мэксона и Лэмпхиара игнорировать уже было никак нельзя.
На руках мёртвого тела, сильно повреждённого огнём, находились 3 золотых кольца, принадлежавшие Белль Ганес. Они вроде бы удостоверяли принадлежность тела хозяйке фермы, но… для надёжного опознания желательно было бы осмотреть голову. Что вообще произошло с нею? Отсутствие головы невозможно было объяснить травмированием в результате падения потолочных перекрытий или стропил, голова – это такая часть тела, которую открытый огонь уничтожить без остатка практически не способен. Отсутствие головы стало ясным указанием на то, что причиной пожара был поджог в целях сокрытия следов преступления.
Ещё до обеда были найдены 3 детских трупа. А вот женскую голову найти так и не удалось. Её, кстати, вообще не нашли – ни 28 апреля, ни в последующие дни.
Едва только был найден женский труп – повторим, это произошло чуть ранее 7 часов утра – шериф сразу же объявил Рэю Лэмпхиару о том, что задерживает его до выяснения всех деталей произошедшего. Тут же начался первый допрос, который затем был продолжен в кабинете шерифа в его центральном офисе в Ла-Порте. Допрос этот продолжался практически весь день с небольшими перерывами на приём пищи. Рэй явно оказался не готов к такому повороту событий. В ходе этого допроса он дал ряд крайне неудачных ответов и тем весьма осложнил собственное положение.
Джозеф Мэксон (слева) в ночь на 28 апреля 1908 года спал в загоревшемся доме и потому невольно стал важнейшим свидетелем произошедшего. А вот Рэй Лэмпхиар (справа) не должен был находиться на пожаре, но почему-то там оказался. И это очень скоро превратило его в главного подозреваемого.
В частности, он заявил, что после начала пожара не видел Белль Ганес и её детей, но Мэксону он сказал обратное с целью удержать того от проникновения в дом. Дескать, если бы мужчина полез в огонь, то точно погиб бы, и тогда на пепелище оказалось бы одним трупом больше. Объяснение звучало так себе, не сказать чтобы убедительно. Попытка удержать Мэксона от проникновения в дом могла преследовать совсем другую цель – далеко не такую благовидную! – ведь если бы мужчина вошёл в дом и обнаружил там трупы Белль Ганес и её детишек, то моментально бы понял истинную подоплёку происходившего! Быть может, Лэмпхиар именно этого и не желал допустить?
Другим неудачным ответом подозреваемого стал его рассказ о причине собственного появления на ферме Ганес в столь ранний час. Или, наоборот, поздний? Лэмпхиар рассказал, что ночевал на ферме вдовы Смит и, проснувшись случайно посреди ночи, увидел зарево над лесом в той стороне, где находился участок Белль Ганес. Испытав искреннюю тревогу, он побежал посмотреть, что же там происходит. При этом в пожарный колокол Рэй почему-то не позвонил, хотя подобная подача сигнала тревоги была для фермеров обычной практикой… Впрочем, главная проблема предложенного Рэем объяснения заключалась даже не в этом! Расстояние между фермами Смит и Ганес составляло около 1,5 км, и для того, чтобы преодолеть такую дистанцию, переходя с шага на бег, взрослому мужчине должно было хватить 12—15 минут. Стало быть, Лэмпхиар должен был пуститься в свой путь примерно без четверти 4 утра. Но когда люди шерифа прибыли на ферму миссис Смит и вошли в комнату Лэмпхиара, то они обнаружили там будильник, поставленный на 3 часа! И женщина заявила, что Рэй покинул её дом в 03:15 – 03:20, то есть в окрестностях фермы Ганес он должен был появиться немногим позже половины 4 часа утра!
То есть именно в то время, когда начался пожар!
Ферма Белль Ганес после пожара. Вид со стороны сгоревшего жилого дома на надворные постройки.
На прямой вопрос о своих отношениях с владелицей сгоревшей фермы Рэй Лэмпхиар после некоторого колебания ответил, что поддерживал с женщиной интимные отношения, и они обсуждали возможность бракосочетания. Рэй, наверняка, предпочёл бы не сознаваться в этом, но сплетни о его отношениях с Белль гуляли по окрестностям довольно давно, и сейчас делать вид, будто между ними ничего не было, представлялось совершенно невозможным. И Лэмпхиар это прекрасно понимал.
Понимал он и то, что в качестве потенциального мужа Белль Ганес в глаза окружающих выглядел довольно жалко. Белль была старше него на 11 лет [Рэй родился в январе 1870 года], воспитывала 4 детей, владела крупным, приносившим хорошую прибыль хозяйством, имела за душой капиталец, а Лэмпхиар принадлежал к категории тех людей, кого принято обозначать эвфемизмом «шаромыжник». Или нищеброд, выражаясь языком современной блогосферы. Хотя Рэй и являлся коренным американцем и родился в Ла-Порте, образования он не получил и всю свою жизнь батрачил на других. Кроме того, мужчина злоупотреблял алкоголем и любыми наркотиками, какие только мог раздобыть – марихуаной, гашишем, морфием и прочими. По этой причине за душой он не имел ни цента, не было у него ни своего дома, ни своей брички с лошадкой… И даже одежду и обувь он донашивал за другими. Рэй являл собой образчик эталонного неудачника, вечно голодного и плохо одетого, в нём не было ничего от джентльмена, способного составить «партию» Белль Ганес.
Все местные жители, хорошо зная подноготную обоих [то есть Белль и Рэя], не могли испытывать иллюзий относительно мотивов, управлявших этими людьми. Никакой любви, конечно же, в их браке быть не могло. Женщина под видом мужа получала эдакого домашнего раба, а мужчина – хоть какое-то подобие дома и иллюзию стабильности. Лэмпхиар отдавал себе отчёт, как в глазах окружающих выглядели его отношения с Белль Ганес, и теперь, когда женщина погибла, все его надежды на обустроенную старость моментально обнулялись.
Сделав признание о существовании планов сочетаться браком с Белль Ганес, подозреваемый добавил к сказанному ещё кое-что немаловажное. Он заявил, что его отношения с владелицей фермы закончились несколько месяцев назад – в январе 1908 года – и произошло это по причине, прямо затрагивавшей мужскую честь Лэмпхиара. Дело заключалось в том, что тогда к Белль приехал солидный жених – некто Эндрю Хелгелейн, богатый фермер из другого штата, крупный, широкоплечий, в общем, не чета самому Лэмпхиару! Мужчина этот явно понравился Белль, и это вызвало сильную ревность Рэя. Он объяснился с хозяйкой фермы, сказав, что не намерен наблюдать за тем, как она обхаживает другого мужчину, а в ответ услышал слова, полные пренебрежения. Циничное отношение Белль возмутило Лэмпхиара, он потребовал немедленно рассчитать его, получил на руки деньги, сложил свои небогатые пожитки и покинул ферму.
В этом месте следует отметить то, что шериф Смутцер знал о весьма своеобразных отношениях Лэмпхиара и Белль Ганес, что называется, из первых уст. Дело заключалось в том, что минувшей зимой хозяйка фермы трижды (!) посещала Смутцера с жалобами на преследование Рэем Лэмпхиаром. Она заявляла, что этот батрак буквально одержим ею и втемяшил себе в голову, будто он сможет стать её мужем. Он не только изводит своим преследованием лично её, но и с некоторых пор взял за правило обсуждать свои дела сердечные с разного рода собутыльниками, приятелями и просто случайными людьми. Его поведение компрометирует её женскую честь, а угрожающие высказывания заставляют Белль беспокоиться о собственной безопасности.
Шериф во время личного общения с владелицей фермы попытался её успокоить, но ощущение тревоги, конечно же, не покинуло его полностью. Именно поэтому, услыхав ранним утром о пожаре, он немедленно решил отправиться на ферму лично, а не перепоручил это дело одному из своих помощников.
О зимних визитах Белль Ганес в офис шерифа и содержании их разговоров в конце апреля 1908 года не знал никто, кроме самого шерифа и его ближайшего помощника и друга Анстисса (Anstiss). Пройдёт довольно много времени, прежде чем Альберт Смутцер расскажет о своём знакомстве с владелицей фермы. Но поскольку такое знакомство имело место быть, не следует удивляться тому, что уже ранним утром 28 апреля шериф имел кое-какие подозрения в отношении Рэя Лэмпхиара, причём подозрения никак не связанные с поведением последнего во время пожара или его пояснениями, данными во время первой беседы.
Лэмпхиар клялся, что после расставания с Белль Ганес в январе месяце более контактов с нею не поддерживал и на её ферме не появлялся. А то, что он принял участие в тушении пожара – так это чистой воды случайное совпадение. Рэй настаивал на том, что, заночевав на ферме вдовы Смит, он случайно проснулся посреди ночи и увидел зарево за лесом и, подобно всякому честному человеку, не смог остаться равнодушным. То есть от своих первоначальных показаний о причине появления на пожаре Рэй не отступал ни единым словом.
Впрочем, несмотря на странности поведения Рэя и не очень удачные объяснения, звучавшие из его уст, шериф поначалу не был склонен всерьёз подозревать батрака в злонамеренных действиях. Лэмпхиар казался недотёпой и безобидным малым, которого по-человечески было даже жаль. Его появление на ферме во время пожара и в самом деле могло оказаться лишь трагическим совпадением – таковые, как известно, случаются. Однако уже вечером 28 апреля пришло сообщение, заставившее шерифа Смутцера посмотреть на Рэя Лэмпхиара другими глазами.
Рэй Лэмпхиар. Окружающие относились к нему, в общем-то, неплохо – он казался добрым, услужливым, работящим, но при этом бесхребетным и жалким. Любовь к алкоголю и наркотикам, понятное дело, обаяния его персоне не добавляли. В свои 38 лет мужчина не имел никаких сбережений, спал в чужих домах, донашивал одежду с чужого плеча. Ну, разве это настоящий джентльмен?
К шерифу явился городской нотариус, узнавший о пожаре на ферме, и рассказал в высшей степени подозрительную историю. По его словам, 25 апреля Белль Ганес явилась к нему и сделала кое-какие распоряжения на случай своей смерти. Женщина выглядела очень взволнованной, и по мере разговора с нотариусом волнение её только возрастало. После ряда наводящих вопросов она призналась, что очень боится за свою жизнь, поскольку ей угрожает ранее работавший у неё батрак, которого звали… Рэй Лэмпхиар! По словам женщины, этот человек был одержим ею, он отчего-то втемяшил в голову, что она нуждается в муже и таковым станет именно он. Кроме того, Лэмпхиар проявлял странный интерес к её старшим девочкам – а вот этого Белль стерпеть не могла. Видя столь неадекватное поведение наёмного рабочего, женщина рассчитала батрака, однако это помогло мало. Лэмпхиар продолжал регулярно появляться на ферме, заговаривал с детьми либо с нею самой. Разговоры его становились всё более и более угрожающими, и вообще, Рэй в своих домогательствах день ото дня делался всё более настойчивым. В последнее время Белль до такой степени стала опасаться за свою жизнь, что решила озаботиться составлением завещания, поскольку не могла исключить наихудшего исхода.
Шериф поинтересовался у нотариуса, кто являлся выгодоприобретателем от смерти Белль Ганес. Любопытство шерифа объяснялось просто – он хотел узнать, проживали ли на территории Соединённых Штатов родственники погибших. Оказалось, что наследниками Белль Ганес указала лишь своих детей, а на прямой вопрос нотариуса о взрослых родственниках ответила, что таковых не имеет. Поскольку дети погибли в пожаре вместе с матерью, вопрос о наследовании оставшегося имущества отпадал сам собой.
Выражаясь метафорически, можно было сказать, что Белль Ганес за несколько дней до смерти указала на своего убийцу. Если до этого времени поведение Рэя Лэмпхиара, хотя и казалось подозрительным, но могло быть объяснено вполне невинными соображениями [в том числе и банальными совпадениями], то после заявления нотариуса бывший батрак однозначно превращался в главного подозреваемого. Поздним вечером 28 апреля шериф Смутцер сообщил журналистам местных газет о том, что Лэмпхиар будет арестован без права выпуска под залог и изобличающие его улики представляются весьма весомыми. И уже в утренних выпусках газет, датированных 29 апреля, появились первые сообщения о предполагаемой причастности Рэя Лэмпхиара к гибели семьи на ферме в округе Ла-Порт.
Первые газетные сообщения о событиях, связанных с пожаром на ферме Белль Ганес. Слева: заметка в вечернем выпуске от 28 апреля 1908 г. с лаконичным рассказом об уничтожении жилого дома сильным пламенем и возможной гибели в огне целой семьи. Справа: статья в утреннем номере от 29 апреля, информировавшая читателей о подозрениях в отношении Лэмпхиара, коего власти уже в те часы связывали с гибелью владелицы фермы и её троих детей.
Белль имела трёх родных детей – двух девочек и мальчика. Девочки родились в первом браке – это были Люси Бергли Соренсон (Lucy Bergliat Sorenson), 11 лет, и Миртл Адольфина Соренсон (Myrtle Adolphine Sorenson), 2-я годами младше. Мальчик – 5-летний Филип Алекс Ганес (Philip Alex Gunness) – был рождён от 2-го мужа, который, правда, скончался до появления малыша на свет. Кроме того, Белль растила и приёмную дочь – 14-летнюю Дженни Олсен (Jennie Olsen). Последняя, как показали соседи, некоторое время уже не жила на ферме, а училась в частной школе где-то в Лос-Анджелесе. В доказательство этих слов Белль даже демонстрировала соседям фотокарточку Дженни, на которой та была изображена в школьной форме.
Обнаруженные на пепелище останки детей, как быстро установил врач коронерской службы Уилльям Уилкокс (W. L. Wilcox), и были именно тем, что осталось от родных детей Белль Ганес. К проведению вскрытия обнаруженных тел был привлечён и доктор Джордж Осборн (George R. Osborne). Оба врача – Уилкокс и Осборн – работали по этому делу от его начала до конца, так что их фамилии будут встречаться нам и далее. При вскрытии детских трупов врачи без особого затруднения установили, что все трое – Люси, Миртл и Филип – были усыплены с помощью хлоралгидрата. Упомянутое химическое соединение было открыто в 1832 году и получило широкое распространение в медицинской практике с конца 1860-х годов. Это было дешёвое и легкодоступное средство, поэтому не было ничего удивительного в том, что подобное снотворное в начале XX столетия оказалось в фермерском доме. Использование хлоралгидрата без особых затруднений определялось во время вскрытия трупа по довольно сильному специфичному запаху. Хлоралгидрат являлся промежуточным продуктом при синтезировании хлороформа, но запах его отличался от запаха хлороформа.
Употребление веществ с сильным запахом легко определяется в процессе вскрытия безо всяких специальных анализов. Это происходит при обнажении кровенаполненных органов – сердца, печени и других – но наиболее убедительно в этом отношении открытие черепной коробки. Обычно это происходит в начале вскрытия трупа, что служит хорошим ориентирующим врача признаком. Поэтому не следует удивляться тому, что Уилкокс и Осборн без проведения специальной судебно-химической экспертизы сразу же сообщили коронеру Чарльзу Мэку об использовании для усыпления детей хлоралгидрата.
Уснувшие дети отравились продуктами горения. Судебно-медицинская практика свидетельствует, что при пожаре обычно не просыпаются люди, находящиеся в нетрезвом состоянии, если же человек трезв, то он с большой вероятностью проснётся и предпримет попытку покинуть зону задымления. Насколько можно было судить по обстановке на месте происшествия, дети свои кровати не покинули, что хорошо объяснялось их усыплением посредством хлоралгидрата. Преступнику для этого надлежало лишь пропитать снотворным платок и положить его на лицо выбранной жертвы – именно так действовали в те времена опытные воры-«домушники», усыплявшие хозяев недвижимости, которую намеревались обворовать.
Можно было предположить, что обезглавленное женское тело принадлежало Белль Ганес – в этом, кстати, убеждало и присутствие на пальцах обгоревшего трупа золотых колец вдовы – но для полной уверенности в этом было бы очень желательно отыскать голову.
Между тем розыски на пепелище, проведённые 29 и 30 апреля, не увенчались находкой головы. И это выглядело крайне странно. Неужели убийца унёс голову жертвы с собой? С какой целью он мог это сделать? И как поступил с головой дальше – спрятал? выбросил? каким-то образом уничтожил? Отсутствующую голову в любом случае необходимо было отыскать – без этого расследование случившегося не могло считаться полным.
Таков был в общих чертах исходный материал, который принял к производству коронер Чарльз Мэк. Помимо коронера о предполагаемом убийстве почтенной вдовы и её детей был поставлен в известность и окружной прокурор Ральф Смит (Ralph Smith), но он подключился к делу чуть позже, уже после того, как своё дознание провёл коронер.
Трагические события на ферме Ганес не могли не привлечь внимание к личности хозяйки фермы.
Слева: Белль Бринхилд Соренсон Ганес с родными детьми. Фотография относится к 1906 г., то есть сделана приблизительно за 2—2,5 года до описываемых событий. Справа: Дженни Олсен, падчерица хозяйки фермы. Белль Ганес, показывая эту фотографию соседям, рассказывала, что девочка облачена в школьную форму и сейчас находится на пансионном обучении в Лос-Анджелесе.
Собранная в первые дни информация о предположительно убитой владелице фермы сводилась к следующему: Белль Ганес, в девичестве Бринхилд родилась в Норвегии в 1859 г., впоследствии семья переехала в Соединённые Штаты Америки, где в марте 1884 года Белль вышла замуж за Мэдса Дитлева Антона Соренсона. В браке родились 2 девочки. Супруги проживали в Чикаго, но летом 1900 года Мэдс Соренсон скончался, и Белль с девочками решила переехать в Индиану.
