Kitabı oku: «Все грехи мира. Книга 1», sayfa 4

Более того, свидетелем защиты Ламберта стал продавец обуви, в магазине которого покупались каучуковые калоши. Он представил сначала прокурору, а потом и в суде, калоши того же самого размера, чтобы были приобретены обвиняемым. Это была обувь размера 8 по американской мужской шкале. Кроме этого, продавец сделал другое важное заявление. По его словам, калоши женского размера 6,5 были куплены четой Аллен для дочери! Если возле «кабины» Элмера Хаффа действительно были отпечатки обуви размером 6,5, значит их оставили калоши Кэрри! Возможно убийца позарился на дорогую обувь, надел калоши и некоторое время ходил в них…

Уже 22 мая американские газеты сообщили читателям о том, что расследование убийства семьи Аллен продвигается вполне успешно и правоохранительные органы располагают отличным подозреваемым. Называлось его имя – Генри Ламберт – и уточнялось, что он попал в число подозреваемых с самого начала расследования.

Выше уже отмечалось, что американская шкала женской и мужской обуви немного различается (женская примерно на 1 см. меньше мужской того же номера). Если бы отпечатки на грунте были точно измерены линейкой, а не на глазок, то это значительно упростило бы ситуацию и многое разъяснило. Но… история не знает сослагательного наклонения, а потому рассуждать на эту тему сейчас бессмысленно – получилось так, как получилось! И все утверждения владельца обувного магазина были проигнорированы.

Другим, безусловно весомым доводом в пользу невиновности Генри Ламберта, являются следы крови от сгоревших построек к «кабине» Хаффа. Если таковые следы действительно наблюдались на значительном протяжении, скажем, 40—50 или более метров, то это означало, что преступник имел открытую рану. У Ламберта никаких телесных повреждений, кроме стёртых в кровь мозолей на ногах, не имелось. К сожалению, это соображение никому не пришло в голову – ни обвинителям Ламберта, ни его защитникам. Впрочем, ждать сколько-нибудь серьёзных познаний в области криминалистики и судебной медицины у американских провинциальных пинкертонов вряд ли приходится, поскольку люди в дебрях самого северного штата на Атлантическом побережьи жили тогда в мире весьма простых и незатейливых представлений.

Сторона обвинения напирала на то, что Генри Ламберт не сумел представить alibi на время совершения преступления и не объяснил толком исчезновение собственных калош. Конечно и тот, и другой довод по сути своей были довольно лукавы. Судя по всему, Ламбер любил выпить, причём не важно, пил ли он постоянно или же страдал запоями. Как хорошо известно, у сильно пьющих людей провалы в памяти в состоянии делирия являются нормой, а потому Ламберт мог свои ценные галоши и потерять, и продать, наконец, их могли у него попросту украсть. Их отсутствие само по себе ничего не доказывало.

Тезис обвинения про отсутствие alibi смехотворен хотя бы потому, что противоречил той картине случившегося на которой настаивала окружная прокуратура. Обвинение считало, что преступление являлось протяженным во времени и должно было занять не менее получаса, а скорее всего, несколько больше. Если в 20:30 Ламберт входил в своё жильё, расположенное за 7 км. от места преступления, то он вряд ли успевал домчаться до фермы у Спектакл-пондс, расправиться с её обитателями так, как это рисовалось воображению окружного прокурора, а после этого поджечь ферму до 21:45. Тут следует принять во внимание, что в указанное время ферма уже вовсю горела, т.е. 21:45 – это не начало пожара, это фаза масштабного горения. Пожар должен был начаться примерно в 21:30 – 21:35 или даже раньше – и эта оценка получается на основании официальной версии!

Ламберт никак не успевал за один час метнуться из Ширли-Миллс к ферме Аллена и устроить там всё то, в чём его обвиняли. Тем более, что двигаться ему пришлось бы не по гравийной беговой дорожке стадиона и не по тротуару вокруг квартала, а по извилистой грунтовой дороге, срезая повороты через дикий лес с его кочками, ямками, кустами и сухостоем.

Следует признать, что фактически у Генри Ламберта имелось alibi, только прокуратура посчитала нужным этим пустяком пренебречь. Почему? Потому что неграмотный поденный рабочий из соседней Канады был очень удобной жертвой. Во всех отношениях удобной! Ни денег на хорошего адвоката, ни родни, готовой поднять шум, ни каких-то личных заслуг, способных вызвать сочувствие общественности – ничего этого у бедолаги Ламберта не имелось.

Судебный процесс над ним начался 16 ноября 1901 г и продлился две недели. На тот момент это был самый длительный суд в истории штата Мэйн. Присяжные совещались недолго – около 2-х часов. Они единогласно признали подсудимого виновным и судья тут же приговорил его к пожизненному заключению. Хорошо ещё, что не к смертной казни, за тройное убийство в те суровые времена путь на виселицу представлялся куда более вероятным, нежели в застенок!

Адвокат Ламберта подал апелляцию, которая в июле 1902 г. была отклонена. Осужденный находился в тюрьме штата, без всякой надежды на облегчение участи, но история его на этом не закончилась.

Через 20 лет после гибели семьи Аллен газетчики вспомнили об этой истории и в газетах появились публикации, заинтересовавшие общественность. Интригу придало то обстоятельство, что директор тюрьмы, в которой содержался Генри Ламберт, очень положительно охарактеризовал заключенного и заявил, что не верит в его виновность. Это было очень необычное для того времени заявление, не будем забывать, что в те суровые годы в американских тюрьмах людей пытали, не боясь вызвать осуждения общественности и властей. Заключенных в зимнее время помещали на многие дни в неотапливаемые камеры, подвешивали на ремнях, пороли, пытали разрядами электрического тока, избивали дубинками… Тюремщики не были гуманны и даже не пытались казаться таковыми; потому-то признание директора тюрьмы показались чем-то удивительным, эдаким снегом на экваторе.

В штате возникло общественное движение за освобождение Ламберта. Проблема заключалась в том, что юридических оснований для этого не существовало. Заключенный исчерпал все возможности обращений к судебным инстанциям на уровне штата, а в Верховный суд страны он обратиться не мог, поскольку не был приговорён к смерти.

В мае 1923 г., к 22-й годовщине убийства семьи Аллен, известный в штате Мэйн адвокат Чарльз Хичборн (Charles S. Hichborn) подал на имя Губернатора Персиваля Бакстера (Percival Proctor Baxter) доклад, в котором просил последнего вмешаться и своей властью помиловать Ламберта. Впоследствии этот доклад был издан в виде отдельной брошюры, стал широко известен и ныне признан в США в качестве своего рода эталона юридического красноречия. Во многих американских высших учебных заведениях он изучался как образчик того, как надо готовить судебные речи. Сейчас текст, представленный Хичборном губернатору штата, доступен в интернете под названием «Генри Ламберт… Аргументированный призыв к гуманности и справедливости, адресованный губернатору и совету» («Henry Lambert… A plea for humanity and an argument for justice before the governor and council»), любой может ознакомиться с ним безо всяких проблем.

В своём докладе юрист проанализировал ту сумму доказательств, на основании которых Ламберт был отправлен в тюрьму и подверг их обоснованной критике. Хичборн показал, что все те якобы улики, составлявшие базу обвинения, по сути своей уликами не являются и непредвзятым судом должны были быть исключены из рассмотрения.

Хичборну к тому времени уже исполнилось 64 года и его адвокатский стаж составлял почти четыре десятка лет. Но он являлся не только адвокатом, но и крупным бизнесменом, в частности, на момент описываемых событий Хичборн был Президентом одного из крупнейших банков штата – «First national granite bank of Augusta». Поэтому своё слово он мог подкрепить весомой поддержкой в средствах массовой информации и коридорах власти. Уже 22 мая доклад адвоката был опубликован, так что мы можем не сомневаться в том, что Хичборн расценивал гласность как важный элемент успеха затеянной им игры.

Губернатор Мэйна оказался в ситуации довольно непростой. Хотя, вполне возможно, что он полностью разделял взгляды Хичборна и искренне поверил в невиновность Ламберта. Но важно было обставить освобождение узника юридически корректно. В результате обе стороны – адвокаты осужденного и представители органов власти – пошли путём довольно извилистым. Доклад Хичборна было решено рассмотреть в Совете по помилованиям при Губернаторе штата, хотя формальных оснований для запуска процедуры помилования не имелось. На заседании Совета выступили представители Департамента юстиции штата, неожиданно признавшие необоснованность приговора 1901 г. Совет по помилованиям рекомендовал губернатору Персивалю Бакстеру признать Ламберта невиновным по существу предъявленных ему обвинений. Губернатор, опираясь на мнение Совета, отменил приговор в отношении Генри Ламберта и объявил его полностью невиновным. Фактически Губернатор штата принял на себя роль судебной власти, точнее, подменил её собственной волей. Это очень редкая юридическая коллизия, за более чем двухвековую историю штата Мэйн таковых случаев было всего 4.

Генри вышел на свободу, что с ним было дальше – неизвестно. Это хороший знак, мы можем быть уверены, что он не нарушал закон и не попадал более в каталажку, в противном случае его история получила бы продолжение. Ламберт не совершал насильственных преступлений до своего осуждения в 1901 г. и, по-видимому, не делал этого и после освобождения в 1923 г. Мы не можем сказать, что история убийства семьи Аллен закончилась для него хорошо, но он, по крайней мере, остался жив! Ведь всё могло сложиться много хуже…

Что именно, почему и в какой последовательности произошло на ферме у Спектакл-пондс правоохранительные органы представляли весьма смутно как в момент осуждения Генри Ламберта, так и при его освобождении. Многие – многие десятилетия никто не связывал эту трагедию ни с тем, что случилось в ноябре 1900 г. Трентон-Корнерс, в Нью-Джерси, ни с тем, что происходило после. Современники считали эти происшествия разрозненными случаями и пройдёт очень много времени, прежде чем из разрозненных фрагментов начнёт складываться весьма причудливый пазл.

Или всё-таки не начнёт?

8 декабря 1904 г.

В ночь на 9 декабря 1904 г. в небольшом поселении Трентон, штат Южная Каролина (не следует путать его с городом Трентон в штате Нью-Джерси!) вспыхнул дом 42-летнего торговца Бенджамина Хьюга (Benjamin Hughes). Хотя Трентон в то время являлся совсем небольшим населенным пунктом – менее 200 жителей – тем не менее, близость соседей и быстрота их реагирования на опасность дали результат, которого мы не видели в описанных ранее случаях. Сбежавшиеся на пожар жители Трентона дружно бросились тушить огонь и в этом им помог сильный дождь. Декабрь в Южной Каролине не самый дождливый месяц, но поскольку климат в этом штате вообще довольно влажный, то даже в начале зимы хляби небесные разверзаются примерно через два дня на третий, а то и чаще.

Сильный дождь, пошедший в ночь на 9 декабря помог жителями Трентона затушить пламя, поэтому хотя дом Хьюга и пришёл в полную негодность, нижняя часть помещений уцелела, что помогло довольно полно восстановить картину случившегося. Правда полнота эта, как мы вскоре увидим, лишь запутала следствие и загадала ряд загадок, ответы на которые оно так и не сумело найти.

Уже первый осмотр показал, что дом явился местом преступления, о чём ещё до наступления рассвета были поставлены в известность власти округа Эджфилд (Edgefield county), на территории которого находился Трентон. Окружной прокурор Джон Уилльям Тармонд ((John William Thurmond) утром 9 декабря лично прибыл на пожарище, для того, чтобы увидеть место преступления и оценить улики. В данном случае мы видим весьма похвальную оперативность правоохранителей, так контрастирующую с ленивой неторопливостью властей округа Пискатакус в штате Мэйн, которую мы видели в главе, посвященной убийству семьи Аллен в мае 1901 г. Тогда, напомним, окружные шериф и прокурор ехали к месту преступления более суток.

Упомянутый прокурор Тармонд являлся человеком во многих отношениях весьма примечательным. На момент описываемых событий ему исполнилось 42 года и он находился в должности уже 6 лет, проявив себя осторожным и рассудительным юристом. К слову сказать, он являлся отцом Джеймса Строма Тармонда, одного из самых известных политиков Южной Каролины, исполнявшего обязанности федерального сенатора на протяжении 48 лет и даже выдвигавшегося на пост президента США во время выборов 1948 г. Почти нет сомнений в том, что Джеймс Стром Тармонд по своим внутренним убеждениям являлся расистом, хотя и скрывал свои чувства под маской толерантности. Он выступал против законов десегрегации, призывал приостановить процесс уравнивания прав белых и чёрных жителей южных штатов, приветствовал силовые методы противодействия движению за равноправие цветного населения. Эти воззрения он вынес из детства, а родился он за 2 года до описываемых событий. Поэтому мы можем быть уверены в том, что и отец его, окружной прокурор Джон Тармонд, также придерживался расистских убеждений.

Как увидим из дальнейшего, эта деталь имеет в нашей истории определенное значение.

Что же показал осмотр пожарища? Бенджамин Хьюг проживал в доме вместе с женой Евой, также 42 лет, и двумя дочерьми – 19-летней Эммой (Emma) и 14-летней Хэтти (Hattie). Все четверо были убиты, но по-разному. Ева и дочери находились в своих кроватях, в ночных сорочках и закутанные в одеяла, их головы оказались изуродованы чудовищными ударами обуха топора. Вполне возможно, что смерть каждой из них последовала во сне, поскольку ничто не указывало на попытку подняться с кровати или прикрыть голову. Тела хорошо сохранились, поскольку огонь их практически не затронул, пламя, уничтожившее стены и потолок, просто не успело опуститься до уровня пола.

Одна из многих газетных заметок, посвященных убийству семьи Хьюг.

Обезображенная ударами топора голова Евы Хьюг оказалась прикрыта подушкой, причём, накрыли её после убийства. Момент этот поставил следствие в тупик. Для объяснения данной детали были предложены различные варианты и чуть ниже мы их вкратце рассмотрим. Женская часть убитой семьи не подвергалась каким-либо сексуальным нападениям – к этому мнению коронер пришёл на основании того, что ночные сорочки жертв на трупах были опущены, а одеяла полностью скрывали тела. Половые органы не имели следов или повреждений, присущих изнасилованию.

Вывод этот выглядит до некоторой степени спорным, поскольку убийца мог привести тела в порядок, но никаких убедительных доводов, опровергающих суждение коронера, у нас нет. Нам остаётся лишь положиться на умозаключение должностного лица, поскольку он лично видел трупы и имел некоторый опыт в той области, о которой судил. Хотя компетентность его как судебного медика, конечно же, может быть поставлена под сомнение.

Если убийства Евы, Эммы и Хэтти выглядели довольно однотипными, то глава семейства встретил совсем иную смерть. Бенджамин Хьюгс был застрелен, причём, тело его оказалось сильно повреждено огнём, что сделало невозможным определение того, стреляли ли в главу семейства в упор или же с некоторого удаления. Из трупа были извлечены 2 пули 32-го калибра, обе попали в грудь.

Это была отнюдь не единственная странность, связанная с этим трупом. Бенджамин оказался одет, что рождало вопрос о том, почему мужчина бодрствовал в то время, когда остальные члены семьи уже находились в кроватях и, по-видимому, спали? Труп Бенджамина оказался сильно повреждён огнём, причём особенно сильно – его верхняя часть. Это наводило на мысль о том, что очаг возгорания находился подле трупа главы семьи. Всё выглядело так, словно убийца вылил на тело убитого керосин из керосиновой лампы и бросил спичку.

Поскольку огонь на большей части дома распространялся по верхам – что и обусловило сохранность тел в кроватях – уцелела и бОльщая часть мебели. Её осмотр позволил следователям сделать ещё одно неожиданное открытие. Выяснилось, что ценности – как украшения, так и столовое серебро – остались неприкосновенны. Это, разумеется, рождало закономерный вопрос о мотиве нападения. Правда наличных денег в доме не оказалось, но сохранность изделий из золота и серебра заставляла усомниться в грабеже.

Говоря о расследовании событий в Трентоне, нельзя не упомянуть о громкой и широко известной в США скандальной истории, связанной с убийством семьи Ходжес, произошедшей примерно в то же время и в том же месте. Это преступление, в отличие от убийства семьи Хьюгс, не забыто до сих пор, о нём можно найти даже заметку в «Википедии» и читатель скоро поймёт почему.

Супруги Ходжес – Генри и Клаудиа – проживали вместе с тремя детьми – 9-летней дочерью и сыновьями 2-х лет и 6 месяцев на ферме в штате Джорджия. Ферма находилась в довольно пустынной местности на удалении примерно 9,5 км. от городка Стейтсборо (Statesboro). Расстояние от дома Ходжесов до дома семьи Хьюг немногим более 130 км, что довольно много, но отнюдь не непреодолимо даже по меркам того времени.

Ходжесы были убиты в ночь на 28 июля 1904 г., т.е. менее, чем за 5 месяцев до описываемых событий. Убийц удалось довольно быстро отыскать – ими оказались соседи, арендовавшие ферму неподалёку. Если быть совсем точным, то арендатором являлся один из убийц – некий Пол Рид (Paul Reed), другой преступник – Уилл Като (Will Cato) – являлся его батраком. Оба негодяя оказались чернокожими. По версии следствия убийц было более двух, но других участников банды отыскать не удалось.

Восточная часть США с указанием мест убийств в ночное время с использованием топора в начале XX века. Цифрами обозначены: 1 – место убийства членов семьи Ван Лью в Трентон-Корнерс 17 ноября 1900 г.; 2 – место расправы над семьёй Аллен в районе городка Ширли Миллс 12 мая 1901 г.; 3 – город Трентон, Южная Каролина, место убийства семьи Ходжес поздним вечером 8 декабря 1904 г.

Расследование этого жестокого преступления было проведено довольно хорошо и в целом нет сколько-нибудь веских оснований сомневаться в том, что Рид и Като являлись настоящими убийцами. Мотив нападения оказался довольно тривиален – злоумышленники считали, что семья Ходжес весьма богата и их ценности закопаны у сарая. Первоначально Рид и Като намеревались просто выкопать тайник, но первая попытка, предпринятая за 4 дня до убийства оказалась неудачной. Генри Ходжес обнаружил злоумышленников на территории фермы, но тем удалось правдоподобно объяснить своё появление и отвести подозрения фермера. Вечером 27 июля они предприняли повторную попытку, сначала убив Генри и пришедшую ему на помощь жену Клаудию, а затем расправившись с их детьми. Чтобы скрыть следы преступления, убийцы подожгли дом. Достойно упоминания то, что своей цели разбогатеть преступники так и не достигли – никаких богатств, закопанных в землю, они не нашли. Да их и не существовало!

На влажном грунте возле сгоревшего дома были найдены отпечатки ног 4-х человек, один из них был бос. Это было первое серьёзное соображение в пользу того, что убийцами являлись чернокожие – белые в декабре босиком грязь не месили. Кроме того, преступники умудрились частично потерять обувь, собственно, именно это обстоятельство и привело к их разоблачению. Одна из потерянных туфель принадлежала паре, которую Пол Рид незадолго перед нападением купил для своего батрака у местного торговца (последний эту обувь опознал). В качестве шнурка в этой туфле использовался скрученный кусочек сукна. Такие же точно самодельные шнурки использовались в обуви, найденной на ферме Рида.

Примечателен оказался и другой предмет, потерянный убийцами, т.н. броган, тяжёлый рабочий ботинок из толстой кожи, использовавшийся в Англии, Ирландии и в американских колониях начиная с 17-го столетия. К подошве брогана прилипла окровавленная прядь волос Клаудии Ходжес, так что причастность к убийству обутого в этот броган человека сомнений не вызывала. Парный ему ботинок был найден при обыске фермы Рида. Помимо обуви имелись и кое-какие другие улики, бросавшие тень на чернокожих соседей погибшей семьи, в частности, кровавые следы на одежде и т. п.

После того, как Полу Риду и его жене Харриет сообщили о результатах обыска, последняя поспешила сделать признание, фактически обрекшее мужа на смерть. Харриет рассказала о многих деталях подготовки и осуществления преступления, который вряд ли смог выдумать неосведомленный человек. Пол Рид и его батрак Уилл Като были судимы и после суда линчёваны, точнее, сожжены заживо, произошло это 16 августа 1904 г. Като перед смертью признался в убийстве и просил повесить его, но слова эти были оставлены толпой без внимания. Помимо них, в тот же день погибли ещё трое чернокожих мужчин, работавшие на ферме Рида. По общему мнению они также были причастны к преступлению, хотя перед судом предстать не успели и их вина, строго говоря, не была доказана.

Гибель семьи Хьюг во многом напоминала случившееся с семьёй Ходжес и неудивительно, что уже первые выпуски местных газет оказались полны пессимистических умозаключений относительно того, что в Трентоне имело место очередное преступление чернокожих против белых людей. Однако тут следует отдать должное окружному прокурору Джону Тармонду, проигнорировавшему общественное мнение и решившему провести объективное расследование.

Предположение об ограблении прокурор отмёл очень быстро, поскольку против этой версии работала сохранность ценных вещей и украшений, о чём было написано выше. Мотив убийства казался связан с чем-то глубоко личным, на эту мысль наводило то обстоятельство, что голову Евы Хьюг преступник после убийства накрыл подушкой. А с головами её дочерей он ничего подобного не сделал. Кроме того, следствие запуталось в объяснении того, почему глава семейства оказался одет, в то время как все остальные члены семьи были не просто раздеты, но и лежали в своих кроватях. Хотя как раз-таки эта деталь могла объясняться очень просто: телевидения в те годы не существовало, в тёмное время суток заняться особенно было нечем, читать при свете ночной лампы любили не все… Женская часть семьи могла отправиться после ужина спать, а Бенджамин вполне мог уйти в свой кабинет, чтобы поработать с документами. Он был начальником склада железнодорожной компании, поддерживал деловую переписку, вёл ведомости учёта имущества и кассу, рассчитывал работников – в общем, у него была своя бумажная работа, которой он мог заняться вечером.

Тот факт, что труп Бенджамина Хьюга оказался одет, отдельные детективы пытались объяснить даже тем, будто глава семейства убил жену и дочерей, после чего покончил с собою. То обстоятельство, что Бенни был убит 2-я пулями, творцов этой версии ничуть не смущало, они возражали на это, что истории криминалистики известны случаи самоубийства, совершенные двумя выстрелами. Такие казусы действительно бывают, хотя и выглядит экзотично и недостоверно. Окружной прокурор в конечном итоге отмёл предположение об убийстве членов семьи Бенджамином Хьюгсом, поскольку эта версия не объясняла причины пожара, последовавшего после смерти главы семейства.

Тем не менее, анализ этой версии побудил правоохранителей получше ознакомиться с прошлым супругов Хьюг и тут-то начались захватывающие открытия в стиле дамских романов 19-го столетия. Или «мыльных опер», столь популярных веком позже. Родная сестра Евы сообщила окружному прокурору, что Эмма, старшая из дочерей, была прижита вне брака, точнее, до брака. Ева, зная о собственной беременности, поспешила выйти замуж за нелюбимого Бенджамина, дабы скрыть грозивший ей позор. Отцом Эммы был некий мужчина, хорошо обеспеченный и весьма влиятельный, намного старше Евы и к тому же состоявший в браке. Сложно сказать, знал ли Бенджамин о том, что Эмма не его дочь, вполне возможно, что до какой-то поры жена скрывала от мужа неудобную и даже постыдную правду. Эмма рассталась со своим первым возлюбленным более чем на полтора десятка лет и всё это время оставалась преданной женой своему мужу. Однако отец Эммы её из вида не терял и не реже раза в год переводил значительные суммы на содержание дочери. Примерно за год до трагической гибели семьи этот мужчина овдовел и встретился с Евой Хьюгс, якобы, предложив ей оставить Бенджамина и выйти замуж за него. Женщина отказалась, решив, по-видимому, что время для подобных радикальных перемен жизни давно миновало. Но сестра допускала, что между Евой и её прежним любовником могла возникнуть связь. На протяжении последующих месяцев Ева имела возможность встретиться с этим человеком по крайней мере дважды, происходили эти встречи во время длительных отъездов мужа из Трентона.

Таким образом семейная пара превратилась в любовный треугольник. Сложно сказать, насколько подобный ход событий соответствовал истине, сюжет отдаёт чем-то в стиле Александра Дюма – он не то, чтобы совсем завиральный, но какой-то чересчур усложненный и выглядит слишком по-женски. Даже если допустить, что Ева Хьюг после большого перерыва согласилась восстановить интимные отношения с прежним любовником, то всё равно остаётся непонятен мотив столь кровавого преступления. Иначе говоря, даже если считать, что всё было так, как рассказала сестра убитой, то открытым оставался вопрос: а как вся эта история связана с чудовищной ночной расправой? Насколько можно судить, фамилия любовника Евы или, точнее говоря, предполагаемого любовника, была сестре известна и та назвала её окружному прокурору.

Наверное человек этот был допрошен, но никаких юридически значимых последствий сие не возымело. То есть никаких обвинений не выдвигалось и обысков не проводилось.

Расследование не привело к обнаружению убийцы, все лица, в той или мной степени вызывавшие подозрения, после подтверждения собственного alibi отпускались. К чести окружного прокурора Тармонда следует отнести проявленную им объективность – он не пытался свалить убийство семьи Хьюгс на местных чернокожих, хотя в реалиях того времени сделать это можно было без особых затруднений. Тем не менее, Тармонд хотел разобраться в этой криминальной загадке не формально, а по существу, а потому следствие не фальсифицировал и вёл максимально объективно.

Результат оказался неутешителен.