Kitabı oku: «Основание», sayfa 3
Глава 3
Ласт Пранк собрался с мыслями, но вдруг спросил то, чего сам от себя не ожидал:
– А зачем мне слышать умерших?
– Не всех, – призналось древо, – только одного.
– Почему только одного?
– Коли дать тебе слышать даже не всех, а только кто находится «рядом», ты в самом деле подвинешься рассудком.
– Зачем мне слышать этого одного?
– Это важно для тебя, быстрей исполнишь свой урок.
– А у меня уже есть урок?
– Ты с ним появился в этом мире.
– Погоди, – задумался Свод, – то есть выходит, что вся моя жизнь – это урок?
– Да, так и есть.
– У всех так?
– Нет, не у всех. Одни приходят в явь для того, чтобы наполнять свой ум опытом только проявленного мира; другие, кому дано познавать что-либо из миров соседних, набираются опыта и там, и здесь. Но есть и те, что не доработали или сделали что-то такое, что изменило Судьбу других сущностей и ход игры Богов, и приходят сюда с уроками.
– И у всех уроки такие же, как у меня?
– Нет. Есть те, чей урок просто поднять камень у дороги и забросить его в реку, а есть те, чей урок быть камнем, а есть и те, чей урок быть рекой.
– А мой? Какой мой урок?
– Это сложно, – задумчиво ответило древо, – на то, чтобы понять в полной мере даже самый простой урок, тебе будет мало образов, что хранятся в твоей котомке. Однако же и открыть тебе его я обязан…
– Обязан, – ухватился за слово Ласт Пранк, – кем?
– Получается, – нехотя произнесло древо, – что Богом Колядой, но вернее будет сказать, что уроками иных сущностей и самой Судьбой-Макошью.
Чайтанья, давая тебе пруток с Рунами, знал, что тебя вынесет ко мне. Издавна читая многие уроки, я и подумать не мог, что доведется столкнуться с подобным. Божий промысел и самым мудрым из нас мало понятен, а тут вдруг такое проявление Высших сил. Выходит, мил человек, и не торг у нас с тобой ладится. Через тебя Бог дал мне письмена. Образы их в толковании уроков просто бесценны. Чайтанья тем самым и меня за труды долгие сполна отблагодарил, и тебя ко мне направил, дабы я открыл тебе путь.
– Так это что? – озадачился Свод и со страхом вымолвил: – Выходит, я отмечен Богом?
– Отчего же только ты? Все отмечены, как в Ведах сказано: «Боги наши суть Отцы наши, а мы дети их».
Война спал плохо. Не то чтобы его беспокоила раненая рука, или он ворочался, или просыпался… Но свалившиеся на него сны были под стать последним безумным событиям: тяжелы и неприятны. Что бы сегодня ни происходило в ночных видениях, оно обязательно вертелось вокруг мрачной лесной поляны и стоящего посреди нее огромного дерева. Будто кто-то специально привязал отбывающую куда-то на ночь сущность Якуба к этому старому, испещренному глубокими морщинами стволу.
К моменту, когда серый свет сделал различимыми очертания предметов в его комнате, молодой пан настолько был измотан этими однообразными картинками с поляной, что решил не искушать Судьбу далее, снова пытаясь погрузиться в сон, а тихо оделся, перебросил через шею косынку, подвязал руку и вышел в коридор.
Замок был тих и загадочно прекрасен в этот час. Едва заметный свет от дальних окон добавлял широкому коридору завораживающей пустынной мистики. Возникало чувство, что ты бродишь где-то в привходе ночного костела или даже кладбищенской часовни. Второе виделось куда как ближе, если учесть, что гладкую плоскость пола в дальней части и середине коридора перескали бледно-желтые клинышки света. Они пробивались через приоткрытые двери комнаты раненого Свода и из-под рамки покоев Сусанны. Свет в расположении англичанина был вполне объясним: рядом с ним был оставлен на бдение Казик, а вот то, что не спала его возлюбленная, Войну не могло не удивить и потревожить.
Молодой хозяин мельницкого замка осторожно постучал в дверь. Тихо скрипнула древняя дубовая кровать в глубине комнаты.
– Якуб, – прозвучал откуда-то издалека голос Сусанны, – это ты?
– Я, – тихо ответил он. – Ты не спишь?
– Нет, – произнесла девушка, торопливо поправляя постель. – Входи.
Война, стараясь не шуметь, потянул на себя массивную створку и боком, дабы не открывать ее полностью, проник к любимой. В комнате горел масляный ночник и пахло какими-то травами.
– Я сегодня почти не спала, – призналась, стыдливо натягивая до подбородка одеяло Сусанна. – Сходила к Гражине, та дала какие-то успокаивающие травяные порошки. Говорит, что остались еще от иностранного лекаря, что приезжал когда-то к твоей бабушке. Наверное, они старые, не помогают. Мне все равно не спится.
Знаешь, около полуночи Климиха приводила к Своду какого-то великана с бородой. Я не знаю, что они там делали. Странно это все. Дверь в комнате открыта, а в коридор не просочилось ни слова. Я сначала думала, – заговорщицки зашептала девушка, – что виной всему моя дверь, поэтому, когда шла пожаловаться Гражине на лекарство, специально не стала ее закрывать. Все равно – ни звука! А не больше, чем за час до рассвета сама Гражина приходила сюда справиться о том, не стало ли мне легче. Я спросила ее про космача. Оказывается, она по пути заглядывала и к Казику на огонек. Никого там не-е-ет, – с дрожью в голосе протянула Сусанна, – ни Климихи, ни ее косматого гостя. Гражина говорит, что мне это все привиделось. Разве такое может быть, Якуб? Я ведь его ясно видела.
Боюсь даже думать об этом. Хотя, – едва заметно улыбнулась Сусанна, – я и на самом деле немного спала, да только ведь во сне не великана этого видела. Глаза закрою, и – как наваждение – передо мной стоит дерево. Большое, раскидистое…
– Дерево? – не поверил своим ушам Война.
– Да, – принимая его удивление за простое участие, снова вздохнула Сусанна, – никогда бы не подумала, что не смогу спать из-за такого пустяка. Смешно, правда?
– Ты, – неловко дернулся к выходу Якуб, – …подожди меня. Я сейчас. Нужно проверить Казика, вдруг Свод очнулся?
– Я с тобой, – отбросила от подбородка одеяло Сусанна.
– Нет, – остановил ее Война, – не нужно. Это же Казик. Мало ли, твои прелестные глазки заметят то, что не пристало видеть панночке? Я скоро…
Он беззвучно проскользнул в коридор и на цыпочках подобрался к двери Свода. Взору предстала вполне себе мирная картина: скрутившись калачиком и поджав руки к раненым бокам, на краю широкой кровати глухо храпел англичанин, а на приземистом кресле, обычно стоявшем у камина в гостиной, его «песне» раскатисто вторил младший Шыски. Глядя на это, можно было подумать, что пламя масляного светоча, который Казику еще с вечера было запрещено тушить, несмотря на царившее в замке разорение, пляшет не от тянувшего из окна и коридора сквозняка, а целиком от трубных вариаций этой парочки.
Молодой пан мог бы вполне этим утешиться и вернуться успокоить любимую, если бы только он не знал, как умело эти двое могут маскировать свои темные делишки.
– Надеюсь, – воровски озираясь по сторонам и тихо, чтобы не было слышно в коридоре, произнес Война, – дорогой мой Ласт Пранк, ваш храп говорит о том, что воздух из вашего нутра наконец-то снова обрел отпущенные природой истоки, а ваши раны больше не сквозят. Бросьте же наконец кривляться, – продолжил после паузы Якуб, твердо начиная верить в то, что англичанин на самом деле спит мертвецким сном.
– Холера! – выругался Война, собираясь беззвучно покинуть погруженное в дрему помещение, но сладко почивающий Свод вдруг гулко потянул носом и открыл глаза:
– Черт, – хрипло вымолвил он. – Вы снова меня раскусили, мистер ночной гость.
– Гость? – Якуб вскинул брови. – По-вашему, я уже тут гость?
– Не цепляйтесь к словам, – заметил Ласт Пранк, с гримасой боли поправляя съехавшую на бок подушку за своей спиной.
Якуб подошел помочь.
– Климиха была? – участливо спросил он, когда Ричи наконец откинулся назад и перестал корчиться от неприятных ощущений.
– Была, – сухо ответил англичанин.
– И что?
– Ничего хорошего, – кисло выдохнул Свод. – По ее разумению, вокруг меня, как и прежде, лишь скорбный мрак и непроглядная темень.
– Ну хоть какая-то стабильность, – шутливо заметил Война.
– Это точно, – улыбнулся в ответ Ласт Пранк и тут же с досадой поморщился. – Мог ли я когда-нибудь подумать, что моя жизнь из фейерверка событий, начиненных порохом, вдруг перетечет в какое-то траурное, кладбищенское существование? Ей-богу, уж лучше в аду скакать на сковородках, чем так маяться, как сейчас.
Посмотрите на меня: ни жив, ни мертв. Мое существование – это какая-то поминальная кутья. Вроде и не горькое питье, но такое противное!
Как-то один из моих былых товарищей завещал нам отпеть его после кончины в христианской келье на острове близ Корсики. Возможно, наслушавшись священников, он решил-таки спасти свою душу? Звали его Эрлах, и наверняка он чувствовал, что с ним скоро что-то случится.
Так вот, епископ, когда к нему прибыла похоронная ватага «бывалых моряков», выпучил глаза и ответил нам, что тот персонаж, что рискнул бы заниматься грехами нашего, кстати, вполне мирно усопшего от гангрены товарища, ныне находится на работе! Он-де вечно занят тем, что разогревает для всех нас смолу в своих адских чанах.
Мы не впали в уныние, услышав эти слова, поскольку знали от людей о чудесах, происходящих в лоне римской церкви.
Так вот, когда толстяк епископ увидел сумму, отряженную усопшим на погребение, он (о чудо!) в тот же миг закрыл перед нами врата ада и выстелил ясные перспективы нашего будущего в райских кущах.
На мой взгляд, самого короля Испании этот епископ отправлял бы в последний путь с меньшим старанием. И все, казалось бы, хорошо, Война, но эта кутья…
Ведь ничего особенного: вода в миске, мед и кусочки пресной лепешки. Но вкус! Мне на тот момент казалось, что я лобызаю холодные уста нашего Борно. А ведь испить это надо было трижды! Понимаете теперь, почему я называю свою нынешнюю жизнь кутьей?
Мы, Якуб, когда прозябали без дела на судне, занимались черт-те чем: играли, спали, пили, а умница Эрлах читал нам арабские сказки или толстые книги эллинов о былинных героях и великанах.
И вот я думаю: что, если бы моя прошлая далекая жизнь попала на перо какому-нибудь сочинителю! Поверьте на слово, выходка с призраком, обитающим в разрушенной церкви, просто детский лепет по сравнению с моими былыми «подвигами»!
– Могу себе представить… – улыбнулся Война.
– Нет, – замотал головой Ласт Пранк, – не можете, мой друг, не можете… – Не понимаю, Ричи, к чему вы ведете?
– Эх, – тяжко выдохнул пират, – к тому, Война, что не дай Бог кому-то пришло бы в голову описать не ту мою жизнь, полную перца и соли с порохом, а теперешнюю… Вот разве только какому-нибудь кладбищенскому смотрителю – ведь не часто из могил выползают ожившие люди, или священнику – я ведь по сути воскрес.
– Полно вам, – отмахнулся Якуб, – на вашу, как и на мою жизнь, никто не стал бы тратить ни чернил, ни киновари.
– Якуб, – вдруг сменил тон Ласт Пранк, – мне нужно уходить.
Красные от недосыпания глаза хозяина мельницкого замка округлились.
– Куда, Ричи? Что вы такое говорите?
– Меня зовут в дорогу те самые «пороховые искры», мой дорогой друг. И не только они.
– Да ведь через дыры в вашем теле можно муку просеивать!
– Ну-ну-ну, – урезонил разыгравшуюся фантазию Войны англичанин, – стоит ли так утрировать?
– Куда там еще утри-ро-ва… – Якуб умолк на полуслове, глядя, как Ласт Пранк стянул вниз одну из повязок на своем правом боку.
Еще вечером там ясно зияла дыра, и ободранные сулицей кости ребер скалилась столь зловеще, что мысль о том, будто мистер Свод ненадолго вернулся с того света, упрямо не уходила из головы Войны до сего момента.
Теперь же перед глазами Якуба было не иначе, как чудо: на месте страшных дыр просвечивали розовые округлые шрамы, размером со свиной пятак. Только то, что на них была совсем еще тонкая, нежная кожа, хоть как-то связывало произошедшее с реальностью.
– В чем дело, Свод? – сдержанно спросил Якуб, чувствуя, как стали набирать опасный темп скачущие в чехарде мысли. – Мы с вами неглупые люди и прекрасно понимаем, что такого просто не может быть.
– Не знаю, что вам и ответить, – легкомысленно пожал плечами Ричи, – значит, может.
– Вам не больно?
– Больно, – признался, Свод, – но где-то внутри, и, скорее, это боль по привычке. Что-то где-то покалывает, иногда жжет или зудит, но я чувствую, что поправляюсь. Если брать общее состояние, я бы оценил его, как второй день после серьезной простуды. Что самое интересное, появилось точно такое же, как и после простуды, непреодолимое желание начать что-то делать, шевелиться.
– …Не смешите меня, Ричи, – возразил Война после короткой паузы. – Вам в любом случае запрещено сейчас нагружаться какой-то работой. Не думаю, что Климиха утверждала обратное.
– О! – вскинул брови англичанин. – Миссис Климиган! Она и на самом деле ничего такого не говорила. Она вообще молчала, но вот ее спутник… В общем, Война, не позднее завтрашнего дня мне придется начать шевелиться и немало.
Хозяин мельницкого замка здоровой рукой осторожно, чтобы максимально ограничить слышимость их разговора в коридоре, прикрыл дверь и, тревожно сдвинув брови, спросил:
– Ну-ка, дорогой мой друг, расскажите мне поподробнее о спутнике миссис Климиган. Кажется, я сегодня упустил что-то весьма важное и связано оно именно с этим пришельцем.
– А вы его не видели, Война?
– Клянусь вашим воскресением – нет!
– Ну, – неуверенно начал Свод, – тогда это, конечно, не дело. Замок-то ваш, как же без разрешения? Миссис Климиг…
– С ней, – не дал ему договорить Якуб, – я как-нибудь разберусь позже. Мне интересно узнать именно от вас о том человеке-дереве, который с ней приходил.
– И вы видели дерево?
– Да, мой друг, и я, и даже пани Сусанна. Бьюсь об заклад, спящий мертвецким сном Казик тоже видел во сне это дерево. Что это, Свод? Кто? И как это вообще возможно – проникать в сон сразу нескольких людей?
Англичанин заерзал. Было видно, что он и ответил бы Якубу, и поговорил бы на эту тему, но по какой-то причине не мог этого сделать.
– Ричи, – осторожно продолжил Якуб после неловкого молчания, – у вас с ним заключен какой-то договор?
– Близко к тому, Война, – радуясь догадливости друга, подтвердил Свод. – Только не бойтесь, ради бога, я ничего не подписывал кровью…
Якуб уперся взглядом в бледное небритое лицо друга. Оно сейчас вполне вписывалось в образ бывалого пирата, но вот глаза! Они просто лучились легким, безшабашным весельем.
– Вы полагаете, это смешно? – стараясь выглядеть строго, спросил хозяин Мельника.
– Нет, Война, – с облегчением выдохнул джентльмен удачи, – просто с каждой минутой мне становится все лучше. Честное слово, за такую сделку следовало бы расписаться кровью. Если так пойдет и дальше, завтра же утром я уеду.
– Куда Свод? Зачем?!
– Этот …человек, это дерево попросило.
– Бред! – не выдержал Якуб.
– Выходит, и у вас тоже бред? И у пани Сусанны? Может, Казика разбудим, спросим?
– Это просто… – от нелепости происходящего стал заикаться Война, – н-н-не слыхано! Какое-то дурацкое дерево является вам в бреду и приказывает убраться отсюда?
– Не убраться, Якуб, а сделать некое одолжение. В противном случае меня ждут серьезные неприятности, и даже не спрашивайте какие, поскольку об этом я должен молчать.
– Но куда, куда вы поедете?
– В Англию.
– Что? – едва не вскрикнул Якуб. – Вас же там ищут, Ричи!
– Якуб, друг мой, мне сложно объяснить вам, что со мной произошло. У меня просто нет на это времени, как и на то, чтобы в полной мере отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. Не перебивайте, прошу вас, – Свод улыбнулся. – Я изменился здесь. Я и представить себе не мог, что когда-либо сумею так изъясняться.
– Ричи, – рассмеялся Война, – вы сейчас пытаетесь умничать, как Никаляус Эшенбурк, только его слова, в отличие от ваших, заслуживали…
– Откуда вам знать, чего они заслуживали? – неожиданно и жестко оборвал его Ласт Пранк. – Привыкли отзываться о нем: «Никаляус – умница, добряк, образованный человек», а он меж тем прозябает сейчас в затхлом подвале, в полном мраке, в грязи и невежестве. У него, у образованного, нет даже возможности выбраться оттуда!
Глаза Якуба округлились. Он вглядывался в лицо Свода и понимал, что уж это-то точно не бред и не хмельной припадок. Англичанин на самом деле переживал какие-то свежие эмоции, связанные с Эшенбурком.
– Никаляус в подвале? – неуверенно спросил Война. – В нашем?
– О, – тяжело выдохнул Ласт Пранк, – многое можно было бы отдать за то, чтобы узнать, где находится этот подвал. И даже за то, чтобы объяснить, что это за подвал. Это… – Свод силился вогнать в слова проносящиеся в его сознании образы, но отпущенных ему природой рамок было для этого решительно мало, – это и здесь, и сразу же в другом месте, где-то по ту сторону этого мира.
– Там, где мертвые? – попытался понять Якуб.
– Ну вот, опять, – с досадой ответил Ласт Пранк, нервно оглаживая небритое лицо, – там и мертвые все еще живы. Понимаете, Война? Не все, а кого …задержали на какое-то время. Черт подери, – привычно выругался себе под нос пират, – вся штука в том, что там и времени такого, как здесь, нет. Как сказать-то? Их там держат, пока здесь все не сложится так, как надо.
– Кто держит, – с кислой физиономией спросил Якуб, – черти?
– То-то и оно, что не только…
Глава 4
…там, – продолжил Свод, – и те, кого вы называете черти, и те, кто добрые, светлые, заодно. Просто одни из них вытрясают из человека все недоброе, что тот натворил в жизни, а другие следят за тем, чтобы первые не перестарались.
Вот видите, – горько вздохнул англичанин, глядя на то, как реагирует собеседник на поступающую информацию, – слова, слова. Приходится признать вашу правоту, Якуб. Помните, некогда в шутку вы высказались об ограниченности английского языка? В тот момент вы были абсолютно правы. Мне будет очень сложно объяснить вам… Но я попробую.
Бог, имея абсолютную власть над всеми мирами, поручил бесам, или чертям, как вы их называете, «вытряхивать грязь» из грешников. Того же, кого очистить уже нет никакой возможности, они-таки утаскивают куда-то, но я даже думать не хочу куда и что там с ними делают.
Выводы, которые лезут в голову в связи с тем, что происходит в этом подвале Чистилища, просто переворачивают человеческое мироустройство. Уверяю вас, ничего общего с тем, что говорят нам епископы. Там известен каждый наш шаг – в былом ли, в будущем. То, что мы высокопарно называем «непознаваемый рок» или «судьба», для них просто открытая книга. Все определено заранее.
И если кто-то из нас, людей, не пошел предначертанным путем или серьезно ошибся, или погиб раньше времени, искривив тем самым линии других судеб, – Ричи смахнул со лба проступающие капельки пота, – тогда одна очень красивая женщина возвращает их назад… И за порогом жизни подобное может сделать не только она.
– Ну, тогда объясните мне, Свод, – выглядя подавленным, наконец-то произнес хоть что-то Война, – почему такого грешника, как вы, отпустили, а вполне безобидного Никаляуса, держат там, с ваших слов, до сих пор? И еще: при чем тут этот человек-дерево, что пришел с Параскевой Климовной?
– С кем?
– С миссис Климиган, – уточнил Война, вспомнив, что славянские имена-отчества для англичанина являются весьма трудно дающейся штукой.
– Миссис Климиган тут не при чем, – ответил Ласт Пранк, – всему виной тот пастуший пруток, что я принес с собой. На нем были какие-то знаки.
Мне кажется, эта старая женщина лишь догадывалась о том, что там написано. Но она отнесла и показала его тому, кто знает. И тогда он пришел, этот человек-дерево, и рассказал мне столько, что я до сих пор не в себе.
– И все равно, – настаивал на своем Якуб, – я не могу понять: вы в своей жизни отправили на тот свет огромное количество людей. Не думаю, что Бог мог написать кому-то такую Судьбу – шагать по жизни и нанизывать на клинок всех, кто перешел тебе дорогу! Вы оборвали множество жизненных путей, Свод, почему тогда в подвале не было тех, кого, по вашим словам, должны были воскресить? Они ведь не закончили свой земной путь? Почему вдруг завернули только вас, того, что по определению должен был сразу провалиться в самое Пекло?
Свод горестно потянул уголки губ вниз:
– На это, мой друг, – вздохнул он, – мне вам ответить нечего. Я просто не знаю.
– А почему не пустили в тот мир Эшенбурка? – продолжал рассуждать Война. – Он-то что сделал не так?
– Я, – неуверенно ответил Ричи, – подозреваю, что нас с ним зачем-то свели еще при жизни. Вернее, теперь уже я точно знаю зачем. Более того, глядя на все это, я сделал совсем уж крамольный вывод: там, наверху, с нами попросту забавляются. Нет, на самом деле! В нашем понимании они, эти Высшие Силы, живут где-то веками, тысячелетиями, им просто нельзя не развлекаться. Зная, что никто из нас, людей, никак не проскочит мимо Чистилища, они попросту играют с нами, как дети с куклами. При этом я уверен, в этих забавах они обязательно преследуют какие-то свои цели…
– Свод, – предупредительно поднял здоровую руку Война, – не надо мне больше философии. Ей-богу, от нее уже дурно становится. Вы можете, в конце концов, объяснить, что с Эшенбурком было не так, или вам запрещено говорить об этом?
– Могу, – ответил англичанин, – но не все.
– И?
– Наш друг, – неохотно начал Ласт Пранк, – персонаж неоднозначный. До того, как стать «Никаляусом Эшенбурком – умницей, добряком и образованным человеком», он, находясь в Англии, был посвящен в дела страшных людей. Страшных, Якуб!
Сейчас у них в руках находится нечто ценное, что привезено было издалека. Это следует вернуть сюда, человеку-дереву, иначе многие и многие нити Судьбы просто перепутаются, и тогда на Земле наступит хаос.
– Но что «это» надо вернуть? – не удержался от вопроса Война.
– Я, конечно, не должен вам говорить, но все же рискну. «Это» – ящик с золотыми пластинами, на которых древние письмена. Дело в том, что нынешние хозяева хотят разделить запечатленную там Мудрость и золото, на котором она отображена. Зачем им улики, далекие голоса из прошлого? Золото обезличить от надписей совсем не сложно. Наделают брошек или монет.
У меня были видения – лесной человек показывал мне, к чему может привести в будущем потеря этой части Мудрости. Это сродни второму потопу, Якуб. Без нее люди отупеют и через пару веков на Земле останется лишь людской хлам, мусор. Наши потомки станут безумными. Многие будут выглядеть как обезьяны. Вы видели обезьян, Война?
– Да, – погруженный в свои мысли, ответил молодой пан, – они забавные.
– Они противные, Якуб, – возразил пират, – вонючие, злопамятные, шкодливые и все, как одна, – ворюги. Так вот представьте, «друзья» Эшенбурка, с какой-то скрытой целью планомерно уничтожая Мудрость разных народов, добьются того, что люди станут считать себя потомками обезьян!
– Что вы такое говорите? – дернулся в испуге Война. – Как в такой бред можно поверить?
– Поверят, – вздохнул англичанин, – все поверят.
– Эй, – оживился вдруг Якуб, – раз так, выходит, эти пластинки все же исчезнут? Вы их все равно не спасете?
– Одно дело исчезнуть, – ответил Свод, – а другое – быть уничтоженными. То, что надежно припрятано, прежде, чем уничтожить, надо сначала найти.
– Чудеса! – тихо рассмеялся Якуб. – И вы, Ричи, человек, которого невозможно обвести вокруг пальца, верите в эти видения?
– Да, – просто ответит тот.
– Хорошо, однако у меня есть еще один вопрос, – продолжая держать что-то в уме, спросил Якуб, – допустим, вы твердо уверены, что отправитесь в Англию, но справитесь ли вы с этим в одиночку?
– Мне нет смысла задавать себе этот вопрос, не так ли, Якуб?
– Конечно, Свод, просто, на мой взгляд, вам обязательно нужен напарник. Тот человек, который вовремя смог бы остудить ваш неудержимый пыл. Я боюсь, Ричи, что если вас не сдерживать, то скоро в вашем подземелье может оказаться четверть населения Англии.
– Напарник? – удивился Ласт Пранк. – Уж не на себя ли вы намекаете? А как же мисс Сюзанна? А замок? Уверен, что вашему отцу это не понравится. Вы же мечтали лить пушки?
– Да-да, Свод, – тут же стал остывать поддавшийся странному импульсу Война, – вы правы, мне следует, наконец, приступить к исполнению своих задумок и, конечно же, создать семью. Как я мог об этом забыть? Да, и пушки… Даже если они не понадобятся Короне, мне будет чем отбиваться от непрошеных визитеров. И стены надо обновить, а где-то и заново отстроить. Вон, через сад можно целую армию провести во двор.
– Якуб, – прервал его рассуждения англичанин, – я вижу, вы расстроены. Но, поверьте, я и сам бы рад как-нибудь увильнуть от этого навязанного мне дела, но увы, не могу.
– Почему не можете, Свод? Глупости! Оставайтесь! Да, я должен признаться, мы были не готовы к нападению, но теперь-то уж мы подготовимся, нас никто не застанет врасплох. Ну же!
– Не могу.
– Почему, черт побери?! Что вам такого обещано взамен? Подумайте хорошенько, взвесьте, вы же разумный человек!
– Мне это нужно, Якуб, – горько вздохнул пират, сердце которого вдруг защемило, – поверьте, мне ничего такого особенного и не обещано. Однако я точно знаю: если все удастся, моя жизнь перестанет быть напрасным, часто – бессмысленным, а порой – безумным приключением.
– Если? – едко заметил Война.
– Я твердо уверен, что сделаю все как надо. И дело тут совсем не в моем необузданном духе авантюризма, нет. Никогда, слышите, Якуб, никогда я не мог с открытой душой подумать о Боге, не доверяя россказням святош, а тут… Он, Коляда, сам спустился! Пусть не ради меня, но ради всех нас, понимаешь? Ради нас: глупых, жадных, подлых…
Выходит, про нас там, наверху, не забыли. Мало того, просят об одолжении. Как я после всего этого могу пренебречь таким доверием? А если я берусь за это дело, то со мной Бог, он ведь сам попросил меня об этом, значит, поможет. А если я с ним, то кто устоит против меня с Богом?
– Похоже, вас не отговорить, – обреченно произнес Война, – но… как вы найдете то, что нужно?
– У-у-у-у, мой друг, – тихо рассмеялся Свод. – Мне оставили «окошко» в тот самый подвал и, кстати, возможность понимать, чувствовать намерения человека. А если и возникнут какие-то вопросы, то есть у кого спросить в то самое «окошко» – у мистера Эшенбурка. – Он недобро скривился, помянув Николяуса. – Вляпался-то учитель сам, а расхлебывать за него другим.
– Ну же, – вдруг отвлекаясь от недобрых мыслей, ободряюще улыбнулся Ласт Пранк, – мистер Война! Выше нос. Клянусь, если бы не ваши здешние обязательства и ответственность за людей, для меня было бы лучшим подарком – иметь такого компаньона в моей миссии. Без помощи мне и на самом деле будет достаточно сложно.
Поток учтивых речей Ласт Пранка сладко поплыл где-то рядом, а взгляд молодого хозяина королевского замка уперся в похрапывающего в углу Казика.
– Постойте, Свод, – остановил англичанина Война. – Вам ведь на самом деле нужен будет помощник. Тот, кто возьмет на себя хотя бы какие-то мелкие бытовые хлопоты…
– Казик? – скорчил ужасающую мину англичанин. – Вы с ума сошли?
– Почему? – прищурился недобро Якуб. – А как же все эти медоточивые речи о помощнике?
– Ну-у-у, – вскинул глаза к потолку лукавый пират, – а что еще я должен был вам сказать? Правду? То, что следить за своей безопасностью мне куда как проще, чем прикрывать еще кого-то? Вы бы наверняка обиделись, Якуб. Заметьте, – улыбнулся он, – я этого так и не сказал.
– Бросьте юлить, Свод, – Война стал уставать и, откинувшись назад, оперся спиной о стену, – по вашей милости этого парнишку скоро отдадут под суд.
– За что это?
– А за то, что знал про ваши фокусы с призраком Юрасика и никому не доложил. С вас, Ричи, какой теперь спрос? Вы мертвы, и это даже к лучшему, что вы уедете отсюда подальше. Но беднягу Казика даже отправить некуда. У Шыских нет родни, Свод, так что раз уж вы вторглись в судьбу этого несчастного парня, то нужно сыграть в ней свою роль до конца.
– Так тому и быть, – ответил, немного помолчав, Свод. – С Казиком так с Казиком, халэра иасна! – выругался он на польский манер. – Только ведь мы с ним, мистер Война, беднота…
– За это не беспокойтесь, – устало улыбнулся молодой пан. – Бандиты не добрались до отцовских тайников, так что чего-чего, а денег у нас пока в достатке.
Субботним утром девятого ноября 1517 года, как раз в то время, когда где-то в пределах Великого княжества Литовского начал собираться в дальний путь исцелившийся чудесным образом Свод, вдоль южной стороны Йоркского кафедрального собора прогуливался человек.
На вид ему было около сорока, одет он был богато, тепло и в понимании снующих рядом с собором, отягощенных утренними заботами горожан, мог бы так не хмуриться. Ох, уж эти показные заботы господ! Всё лишь только для того, чтобы пустить пыль в глаза простому люду. Когда в брюхе не гуляет ветер, когда сыты и обогреты дети, когда не льет с потолка даже в легкую морось, эти гладко выбритые щеголи умудряются напустить на себя столько вселенской озабоченности, что порой, глядя на некоторых из них, хочется дать подаяние.
Вскоре к этому господину подошел другой горожанин. Этот был постарше и носил большую голландскую шляпу из фетра, которая начала входить в моду среди английской знати.
Сидящий невдалеке нищий смерил подошедшего взглядом и стал менее интенсивно трястись. Похоже святой дух, наполнявший стоящий позади него храм, начал оказывать на несчастного свое благотворное воздействие.
Встретившиеся мужчины тепло поприветствовали друг друга, и оборванец, отметив это, закрыл глаза, как бы внимая проливающейся на него милости небес. До него долетел ясно различимый голландский говор того, кто был в широкополой шляпе. Но вдруг говорившие перешли на неведомый наушнику язык, и ему, бедняге, ничего не оставалось, как снова начать трястись, в который раз отказываясь от ниспосланного ему божественного исцеления. Все же, как ни крути, а святой дух, в отличие от настоятеля собора, на даст тебе за труды скорбные полдюжины мелких деньжат и не накормит вечером наваристой, жирной похлебкой…
– Господин королевский советник, – тихо спросил тот, что был в модной шляпе, – вы полагаете, этот оборванец наушничает?
– Я полагаю, – так же на греческом ответил Томас Мор, – здесь, в Йорке, не наушничают только бездомные псы, да и то потому, что они не умеют говорить, а кроме того, их нещадно истребляют, дабы эти твари не принесли какой-нибудь заразы на Шэмблз20. Вы же знаете наши порядки: Тюдоры предпочитают держать одну руку на шее подданных, а другую у них в кармане.
– Осторожнее, мой друг, – тут же тихо заметил собеседник, – сами же говорили, у всего вокруг есть уши.
Уполномоченный королем руководитель «огораживающих» комиссий едва заметно улыбнулся.
– Вряд ли, – заметил он, – «уши» Йорка понимают греческий язык. Но я ценю вашу осторожность, мой дорогой Эразм.
