Kitabı oku: «Кофе на ночь», sayfa 3
КОФЕ С МАМОЙ
Костик заметил одну нехорошую закономерность.
Стоило ему чем-то прилюдно похвалиться, тут же с предметом хвастовства происходила пренеприятнейшая оказия.
Порадовался покупке нового смартфона, выложил в сеть – через два дня разбил экран.
В кои-то веки нашёл правильного парикмахера, выложил фото своей идеальной прически – через неделю узнал, что мастер переехал в другой город.
В компании полчаса рассказывал друзьям, что никогда голова после вечеринок и дискотек не болит, что может следующим утром свежим на работу прийти – после очередного праздника неделю расхлебывал последствия алкогольного отравления.
Рисовался перед знакомыми, что его девушка даже не заикается о замужестве – на следующий день Костина подруга оставила у него в квартире свои ванные принадлежности и весь вечер намекала, как давно они вместе, листая в интернете свадебные платья.
Словно какой-то злорадный невидимый гоблин слышал все его беседы и нарочно портил ему жизнь, по непонятным гоблинским причинам.
Вот и сегодня Костя выложил в сеть фото: ноги на столе, в руке бокал пенного пива. Подпись: улепётываю за город на законные выходные. Через час позвонил начальник: в серверной большая проблема, нерешаемая удалённо, а бухгалтерию вообще «хакнули».
Прежде, чем ринуться на работу, Костик понуро брёл к маме: занести лекарства и продукты.
Маму он сердечно любил и очень уважал, но заходил нечасто. Опять накормит борщом со сметаной, духовыми пирожками, так что прости прощай программа здорового питания, плюс хлеб с чесноком, а ему как раз в офис к людям ехать. И потом слушать и слушать ему, тридцатилетнему лбу, со знакомой интонацией: «а ты поговори с начальником», «не ложись так поздно», «жениться давно пора», «совсем ничего не ешь», «не дружи с Денисом, он травку курит» …
Мама открыла дверь, странно улыбаясь, и предложила кофе.
– Мне сегодня посылка пришла. Знаешь откуда? Из Кении! Одноклассник бывший, занесла его работа в Африку. Между прочим, разведён. Ну, там мелочи всякие прислал и кофе в зёрнах. Настоящая арабика, чуть ли ни прямиком с плантации, великолепная обжарка, с привкусом какао, «Лавацца» и в подметки не годится!
Костя приподнял брови.
– А ты думал, я у тебя глухомань? Не разбираюсь? – она шумно перемолола зерна, и Костик задышал обворожительной шоколадной горечью, рисуя в голове темнокожих женщин с плавными бедрами. – Ты думал, что я невостребованная старая вешалка?
Костик так не думал. И зачем-то пожаловался:
– Мам, как скажу кому, что что-то хорошо, так сразу становится плохо…
Она внимательно следила за кофе, чтобы не залить конфорку.
– Зачем всем сказал? Зачем всем продемонстрировал? Ты взял свою радость, свою чуткую чудесную эмоцию, оформил её в рамки, заключил безбрежное в фотокарточку или фразу и выставил напоказ. И кому? Вряд ли в твоём окружении кто-то любит тебя также искренне, как я… Разве что… среди них есть твоя будущая жена! – и мама игриво закатила глаза.
А Косте захотелось борща и хлеба с чесноком.
– Ты сегодня не готовила?
– Нет, – она взмахнула рукавами шелкового халата, как тропическая бабочка. – Сегодня кофе. Только кофе.
КОФЕ И ПЕРЕСЕЧЕНИЕ МИРОВ 1
Лори и Дрыщ никогда не были друзьями, поэтому отношения между ними сложились искренние и прочные.
Встретили они друг друга в глубоком влажном овраге, заросшем колючками и заваленном стволами от не выживших после бурелома деревьев. Оба были изранены после очередного побоища с хищниками, которых на Апике было немерено. У Лори сильно пострадало лицо, и теперь он не мог сфокусироваться и видел свой мир мутно, словно в глаза непрестанно лил дождь.
Дрыщ был раза в два с половиной меньше Лори. Дрыщу искалечили левую нижнюю конечность, кость была раздроблена, и на ней безнадёжно болтались ошмётки отмирающей плоти. Он скулил от боли и, естественно, был обречён, не в состоянии убегать.
Лори обладал обостренным обонянием и слухом, звуки, которые рядом издавал Дрыщ, действовали ему на нервы, поэтому Лори сделал себе доброе дело: перекусил Дрыщу кость и обработал слюной рану, потом наложил повязку из кожаного пояса.
Когда неподалёку послышался угрожающий шорох, они как-то интуитивно и не сговариваясь объединились. Дрыщ взобрался на спину Лори, ухватившись руками за его широкие плечи, очень подробно и четко комментировал всё происходящее вокруг.
Вместе они дали отпор зверине, Дрыщ активно помогал отбиваться здоровой правой ногой. Дрыщ питался зеленью, Лори ел мясо. Дрыщ спал мало и ночью, Лори дремал днём и бодрствовал с наступлением темноты.
Однажды у сумеречного костра, когда заманчивые россыпи звёзд на небе располагали к сантиментам, Дрыщ поведал, почему за ним охотятся.
– Я нашёл на Апике место, провал в куда-то… – сказал Дрыщ, – там всё другое. Жители похожи на нас, только выше нас и толще нас. И кожа у них не синяя, а коричневая. Планета Земля, материковая местность Кения. Живут не по одиночке, а большими, очень большими стаями и не кочуют. Оттуда я добыл вот это, – Дрыщ продемонстрировал содержимое мешочка: маленькие продолговатые коричневые зёрна с трещинкой посередине и сильным запахом.
Лори узнал этот запах. Редчайший на Апике наркотик. Одно зерно усиливало способности строителя или выносливость хищника в десятки раз ровно на один лунный оборот.
– Если добраться до Центра, можно продать это строителям. Десять таких мешочков, и у нас будет своя крепость с видом на залив и безбедное существование.
Они лежали ничком на каменистой поверхности, Дрыщ, наблюдая, как уносятся вверх к звёздам оранжевые искорки от костра, Лори – слушая их затихающее шипение. Впереди было захватывающее приключение и общая мечта.
Разве было что-то крепче и надежнее на Апике, чем связь этих двоих?
КОФЕ И ЭПИДЕМИЯ
– Ты проходи, проходи. Разувайся. Вот тапочки чистые, – Яков Семёнович хлопотал у входной двери, принимая в свои гостеприимные объятия зятя.
Долговязый археолог семидесяти двух лет любых гостей всегда встречал радушно, потому как предвкушал приятную беседу и оправдывал рюмашечку коньяку.
– Я салатики нарезал, по рюмочке кофейку сообразим, – продолжал суетиться Яков Семёнович, зазывая родственника на кухню, поправляя забинтованные на переносице очки и поглаживая клинообразную бородку «а-ля-Троцкий».
Серёжа, как обычно, зашёл отдать книги. Он уже знал, что у Якова Семёновича лучше не обедать. Почему так-то? Да потому что, то яблоко с сыром смешает, то апельсин с колбасой, а то и вовсе одуванчики с картошкой. Благо, для одуванчиков нынче не сезон, но Серёжа рисковать не стал и на изысканные салаты не польстился.
А вот по части напитков тесть был непревзойдённый мастер, специалист и коллекционер. Тут тебе и бар в серванте со всем на свете со всего мира, от трёхпроцентной крепости жидкостей, наливок, настоек, бальзамов, ликёров, вин до семидесятипроцентного самодела, тут тебе и чаи всех мастей и ароматов, от дешёвых (в бумажных сумочках) до раскрывающегося крупнолиста. Отдельным пунктом – кофе в непрозрачных банках и пакетах с витиеватыми золотыми надписями.
Серёжа присел, незаметно отодвинув от себя цветастые мисочки не пойми с чем, и положил себе пару магазинных печенек, а Яков Семёнович подготовил ему кофейную чашку.
– Кстати о кофе, – археолог как бы невзначай поставил на стол армянский коньяк в янтарных переливах.
– Я весь ваш, – улыбнулся Серёжа, понимая, что, как всегда, здесь его угостят занимательной историей.
– Видишь ли, дружочек, коллега мой из Эфиопии прислал интересные заметки. Второй день перечитываю.
Не буду загружать тебя научными подробностями, дабы не потерять прелесть сказочного повествования. Давным-давно жило в тех местах эфиопских темнокожее племя. Жили себе, не тужили, домики из чего-попало лепили, на зверьё охотились, размножались с удовольствием. И вдруг, случись беда непоправимая. Напала откуда ни возьмись хворь… Сначала на одного, потом на жену его, потом на детей, и так пошло по цепочке. Состояние нездоровья заключалось в следующем: гнили и болели уши, от ушей зараза распространялась вовнутрь, и в конце концов в страшных болевых мучениях человек умирал. Погибали, надо сказать, не все. В основном те, кто старый да дряхлый, или уже и так на ладан дышал. Но народ переживал, болтал всякое про проклятие богов и тому подобные инсинуации.
Призадумался сильно вожак племени и в смятении болезненном созвал собрание местных мудрецов. Решили они, что причина загнивания ушей неизвестная, но можно бы попробовать исправить ситуацию. Очередному заболевшему отрезали поражённые уши, раны прижгли. Неожиданно этот соплеменник выкарабкался и даже стал жить прежней жизнью.
Обрадовались мудрецы, собрались снова (собраться – это ж всегда полезно для ощущения собственной важности и придания собранию статуса особой избранности и загадочности).
Так вот, собрались они, пьют ягодный напиток, вероятно (кофе-то у них точно не было!), и додумались, что, во избежание повторения болезни, уши старикам и слабым лучше бы отрезать. Спустя какое-то время, решили они, что и без ушей жить нормально, стали ампутировать всем. Потом, опять собравшись, решили, что резать уши взрослому человеку как-то хлопотно и больно, так что гораздо эффективнее и проще отрезать уши всем новорожденным. Так сменилось несколько поколений. Болезни уже не было в помине, но тамошние безухие акушерки обязательно отрезали уши всем, кто рождался, уже не помня и не понимая, зачем они это делают.
В один по-африкански солнечный день заявилось на эти земли другое племя. С копьями, с ушами и с невозмутимым желанием пополнить запасы женщин. Испугалась и запаниковала наша безухая братия. Вожак и мудрецы повели всех к краю самой высокой скалы, и случилось добровольное массовое самоуничтожение.
Яков Семёнович секунд на пятнадцать завис, в его умных зрачках за толстыми стёклами светился микрокосмос. Так, в раздумьях, он наполнил чашку зятя чёрным кофе и открыл коробку конфет.
– Так, а что кофе? – спросил Серёжа.
– А что кофе? – не понял археолог.
– Ну… Вы в начале рассказа сказали: «Кстати, о кофе», – напомнил внимательный зять.
– А… – Яков Семёнович закинул за щеку три конфетки сразу и, жуя шоколад, вопреки этикету, промямлил с набитым ртом, – говорю же, не было у них кофе… Вот дурью-то и маялись.
