Kitabı oku: «Когда зацветает сирень», sayfa 2
Глава 4
Марк
Телефон вздрагивает на соседнем пустом стуле, оглашая тишину аудитории глухим звуком вибрации. Отрываю от стола голову, уложенную на руки, и смотрю на светящийся экран.
Поляк: «На фиг тебе эта рыжая?»
Покосившись на препода, который весьма активно вырисовывает какие-то формулы на доске, прячусь за спиной толстой одногруппницы и печатаю ответ:
«Симпатичная, да? Смотри, чё урвал!»
Делаю селфи с очками девочки и отправляю абоненту «Поляк». А потом и номеру под именем «Рыжик». Получают сообщение оба. Только если Лика прочитала и тут же вышла в «офф», то Поляк уже минуту строчит мне ответ.
Рыжая, блин. Не выпендривайся, что ты вообще об этом не паришься. Думаешь, незаметно, как неслабо коротнуло твоё тело, стоило мне случайно прикоснуться к тебе?
И, пока жду опусы от своего лучшего друга, опять возвращаюсь к чату с абонентом «Рыжик». Ничего не пишу, а просто нажимаю на аву с фотографией, которую отправил Полякову, и раскрываю её на весь экран.
И что не так Дэну? Ну ведь реально симпатичная, даже несмотря на то, что на фото она в этих конченых очках. Миловидное личико с тонкими чертами, аккуратный носик, усыпанный татушками из веснушек, и какие-то слишком невинно-выразительные губы. Не назову Лику прям эффектной. Моя память может подкинуть более ярких и сочных мадам, но…
Она непривычно естественна и изящна. И как-то выделяется своим рыжим водопадом волос из общей массы. Скорее всего, я бы её и так заметил где-нибудь в универе, не одёрни она меня так удачно вчера на выходе. А теперь точно есть чем заняться в ближайшее время.
Хмыкнув, продолжаю рассматривать Лику на фотке. Интересно, через сколько она сдастся?
На экран падает сообщение от Поляка:
«Ну не настолько симпатичная, чтобы начать впрягаться ради потрахушек. Имеются варианты побыстрее, посговорчивее, где есть за что подержаться. Зачем тебе распыляться?»
Ухмыляясь, пишу ответ:
«Думаешь, мне потребуется много времени?»
Поляк печатает в этот раз быстрее: «Откуда ж мне знать? Тебя здесь не было целый год. Может, ты уже и всю хватку растерял?»
Даже через экран телефона чувствую откровенную издёвку с намеком на вызов. Серьёзно? Поляк пытается взять меня на понт? Как в старые добрые времена? Детский сад, блин! Хотя… Осматриваюсь вокруг, словно хочу точно убедиться, что в аудитории за последним столом в среднем ряду сижу только я. И свидетелей замысла моей шалости нет. Может, это и не гуд, но… По фиг! Весело будет точно.
Возвращаюсь к фото Лики и снова всматриваюсь в каждый миллиметр её личика. И в эти чистейшие голубые глаза… Внутри что-то вздрагивает и тёплым потоком медленно опускается к паху. Чёрт!
Ответ Поляку пишу тут же: «Дэн, неделя. Отвечаю. Не больше. И эта малая – моя»
Поляк: «Твоя так твоя. Хочешь мороки – камон. Но я бы лучше звякнул Карине. По щелчку приползёт. Пока ты тусил в своей Канаде, она ждала как пёсик Хатико. Кстати, а чё канадские тёлки? Где порноотчёт и…»
Дальше я сообщение не читаю. Блокирую телефон и откладываю его в сторону, потому что не планирую ничего отвечать.
Снова утыкаюсь лбом в поверхность стола, прислушиваясь к тихим переговорам совершенно незнакомых мне одногруппников. Мои родные рожи, в том числе и Поляк, выпустились ещё в прошлом году, пока я зависал в академическом отпуске. Да и я бы мог уже не отсиживать себе зад в душных стенах факультета международных экономических отношений, если бы не одно но…
Именно из-за этого мне приходится париться, казалось бы, о мелочах. Например, таких, как подробные рассказы про год учебы в Канаде.
Только что-то мне совсем не хочется быть пойманным на вранье.
Глава 5
Лика
– А где Громов был весь прошлый год? – этот вопрос настолько резко всплывает в моей голове, что я даже не понимаю, как озвучиваю его.
– Вроде за бугром учился по обмену. То ли в Америке, то ли в Канаде… не помню, – отмахивается от меня Настя, не переставая гипнотизировать конспект по экономике.
– Ясно, – вздыхаю я, потирая глаза у переносицы.
Чёрт! Как же непривычно и неудобно. Пришлось сегодня надевать линзы. Спасибо Громову.
Подперев затылком стекло, бросаю взгляд на время в телефоне. И вздыхаю опять. Сидеть нам в коридоре ещё полчаса точно. В связи с внезапно нагрянувшей в вуз проверкой, третью пару отменили. И теперь у нашей группы полуторачасовое окно до следующего занятия. Все разбрелись кто куда, а я и Настя нашли укромное местечко для наших пятых точек на подоконнике в конце коридора второго этажа.
– А чего ты вдруг интересуешься? – Семёнова отвлекается от конспекта и подозрительно прищуривается.
– Просто, – как можно равнодушнее веду плечами.
Правда, мои щёки моментально багровеют. Я бы, может, и хотела отрицать своё любопытство по поводу Марка Громова, если бы оно не нарастало во мне с каждым присланным им сообщением.
И пока не могу даже понять. Меня раздражает такая настойчивость? Или уже забавляет? Но вот Плюш реально классный. Оказывается, у Марка есть кот. Вчера я проигнорировала все сообщения Громова. Даже его селфи с моими очками. Но каюсь. Не смогла остаться равнодушной при виде фото огромного белоснежного британца с апельсиновыми глазами, греющегося на солнышке.
Я ответила Марку смайликом с сердечками вместо глаз. А следом мне прилетело сообщение с адресом и подпись:
«Приезжай. Потискаешь моего котика».
И я не удержалась. Нет, я не поехала тискать кота, просто ещё раз отправила ответ Марку, но уже буквами:
«Звучит как-то пошло».
Номер с пятью восьмёрками: «Какое пошло? Плюш кастрированный».
А вдогонку ещё одно сообщение от этого же абонента: «Зато я – нет».
Это была самая отвратительная «шутка», которую мне за восемнадцать лет пришлось услышать, но… В общем, я не знаю… Вряд ли информация о некастрированном Марке заставила меня отвечать ему и дальше. Какого-то чёрта мы переписывались с ним часов до трёх ночи. Обо всём и ни о чём. Об универе, фильмах, музыке…
Громов оказался ещё той болтушкой. Иногда мне приходилось глушить подступающие порывы смеха, уткнувшись носом в подушку, чтобы не разбудить девочек в комнате. А также выяснилось, Марк ненавидит зелёный чай, шоколад и в совершенстве знает французский. И, к моему удивлению, речь шла не о поцелуе. Он клятвенно заверял, что Цветаева на французском языке – «ваще не проблема».
«Спокойной ночи, Лика. Еcoute ton coeur…»
Пришлось лезть в гугл.
«…Слушай своё сердце…»
А моё сердце непривычно тянуло и давило где-то под рёбрами, пока я пыталась найти сон на подушке.
Правда, на первой паре мне вдруг стало стыдно. И за полотно из тысячи ночных сообщений и за то, что на присланном с утра фото с котом я смотрела уже не на кота… Обнажённый торс Марка оказался рельефным холстом для татуировок. Вензельная надпись на одной стороне рёбер, какое-то когтистое животное – на другой, и ещё несколько абстрактных тату на накачанной груди и крепких плечах. Их рассматривать я уже не смогла. По моей коже пополз такой жар, что пришлось расстегнуть дополнительную пуговицу рубашки, пуская воздух под шифоновую ткань.
И сейчас, после вопроса Насти, с чего это я интересуюсь Громовым, мне снова нестерпимо жарко.
– Лика-а-а? – Настя смотрит на меня с ехидной улыбкой.
Я торможу с ответом, быстро обдумывая его в голове. И врать не хочется, и признаваться во вчерашней активной переписке как-то…
Но мои внутренние колебания нарушает звук пришедшего сообщения. И сообщение падает не только мне. Телефон Насти пиликает тоже.
Достав мобильник из сумки, вижу оповещение из общего чата нашей группы.
– Офигеть. Это что? У нас? – Настасья спрыгивает с подоконника, пока я изумленно смотрю на экран с фотографиями холла нашего университета.
И он выглядит весьма… необычно. Практически всё пространство занимают охапки цветов в вазах.
Переглянувшись, я и Настя, не сговариваясь, сгребаем сумки с окна и, распираемые любопытством, мчим на первый этаж.
– Интересно, кто это учудил? – пыхтит подруга позади меня.
Даже с лестницы видно, что холл универа без преувеличения весь заставлен огромными букетами. От такой пестроты начинает рябить в глазах. Я делаю шаг с последней ступеньки и замираю в полнейшем ступоре, а моя челюсть готова поцеловаться с полом. Потому что ответ на вопрос: «Кто это учудил?» – уже перед моими глазами.
Темноволосый, широкоплечий силуэт в чёрной футболке и джинсах заметно выделяется на фоне изобилия цвета и яркости вокруг. Заметив меня, «чудило» разводит татуированными руками и, как всегда, широко улыбается.
– Привет.
– Марк, это что? – Я делаю несколько шагов вперёд и застываю перед ним.
– Это цветы, – торжественно заявляет он, сияя притягательно-белоснежной улыбкой. – Ты вчера не ответила на мой вопрос, какие тебе нравятся больше. Поэтому я решил не тыкать пальцем в небо, а предложить всё, что нашёл в ближайших цветочных.
Обвожу взглядом букеты, а потом ошалело хлопаю ресницами, смотря на невероятно счастливого Марка. Боже. Да он выглядит как ребёнок, получивший самый заветный и желанный подарок!
– Ты реально скупил все цветочные магазины?
Хотя зачем я спрашиваю? Это и так очевидно. В холле тупо не протиснуться. Цветы заполняют каждый его метр. Сколько их здесь? Сто? Сто пятьдесят? Двести? Не меньше, это точно.
– Да. Так что выбирай любой букет, – спокойно и не без гордости произносит Марк. А потом, как ведущий прогноза погоды, ведёт в сторону сначала одной, потом другой рукой. – Здесь розы голландские и пионовидные. А там есть лилии и…
У меня не получается сдержать эмоций. Уголки губ медленно ползут вверх, собственно, как и ползёт вверх ритм пульса.
– Ты дурак?– перебиваю Марка и прикладываю ладони к пылающим щекам.
Не моргая смотрю на него. Этот двухметровый татуированный богатырь, стоящий с горящими глазами посреди цветочной армии, просто не оставляет мне выбора. Я очень глупо улыбаюсь.
– Ну почему сразу дурак? – Громов делает шаг ко мне. – Я не смог выяснить, что тебе нравится. Принёс бы алые розы, а ты любишь ромашки. Кстати, они там тоже где-то есть.
Марк останавливается напротив меня, и так близко, что я мгновенно оказываюсь окутана аурой его парфюма. Этот аромат щекочет мои рецепторы, слегка кружа голову. И это странно… Гораздо страннее того, что я и он опять в центре внимания всех, кто сейчас не на паре, а глазеет на этот стихийный цветочный бутик.
– Лика, – усмехается Марк, – отомри. Ты вообще дышишь?
Растерянно киваю. Конечно дышу. Только, кроме цитрусовых нот его парфюма, ничего больше и не чувствую.
Склонив голову набок, Марк молчит, не прекращая наблюдать за моей реакцией. А я просто переглядываюсь то с ним, то с цветами. Господи! А сколько же это стоит?
– Нет. Ты точно не в себе, Громов, – судорожно выдыхаю, убирая руки от лица.
Марк вдруг хмурит брови и с серьёзным видом делает ещё небольшой шаг ко мне. Пронзительно впивается взглядом мне в глаза, а его ладонь тянется к моему лицу. Я замираю, ощущая, как дрожит сердце в ожидании того, что Марк вычудит дальше. Но зычный женский возглас за моей спиной рушит его намерения:
– Громов! Опять ты!
Я резко оборачиваюсь, а Марк обречённо вздыхает. И мгновенно становится понятно, что сейчас кому-то устроят полный разнос, потому что перед нами сама декан экономического факультета.
И её ходящие по лицу желваки не сулят ничего хорошего. Оглядев всё это цветочное безобразие, она просто холодно отрезает:
– Я даже больше с тобой разбираться не буду. Немедленно в кабинет ректора!
– Марина Михална, – нацепив свою обаятельную улыбку, Марк прячет ладони в карманы джинсов и непринуждённо пожимает плечами, – это же всего лишь цветы.
Не знаю, что меня заставляет развязать свой язык, но, ничего не обдумав, я просто уверенно ляпаю:
– А мы всё сейчас уберём. Правда!
Декан тут же переводит убийственно жёсткий взгляд теперь и на меня:
– Фамилия?
– Соболевская… – уже не так уверенно лепечу я, втягивая голову в плечи.
Мария Михайловна важно одёргивает полы своего пиджака и цедит раскатисто и чётко на весь холл:
– Громов и Соболевская, к ректору. Живо!
Глава 6
Лика
Я бы могла назвать кабинет ректора весьма уютным, если бы пришла сюда по доброй воле и собственному желанию. А не под конвоем в виде декана и её жесткого взора. Не совсем понятно, каким боком к выходке Марка приплели и меня. Надо было стоять и молчать в тряпочку, но поздно. Уже сижу перед ректором и нервно перебираю пальцами ремешок от сумки, уткнувшись глазами в пол.
«Меня же не отчислят? Нет?» – так и хочется запричитать, заглядывая в ректорские глаза.
Но такой мандраж охватывает, по всей видимости, только меня. Марк, сидящий рядом, уж совсем не походит на того, кто хоть как-то переживает о происходящем. Вальяжно восседает в кресле, широко расставленные колени и скучающий взгляд ясно намекают – он вообще не парится.
– Громов, – вздыхает ректор, протирая свою блестящую лысину платочком, – я даже удивлён. Ты продержался целую учебную неделю без приколов. А теперь у тебя и сообщник имеется, – подбородком указывает в мою сторону. – Да ещё какой. Первокурсница!
Я сжимаюсь под ректорским взглядом в комочек. Даже с внешностью добродушного пухляка Павел Петрович всё равно вселяет в меня напряжение. Не хотелось бы каких-либо проблем в дальнейшем. Я бюджетница и рассчитываю на существование в университетских стенах и место в общаге, как никто другой.
– Так ради этой девочки всё и затевалось, – хмыкает Марк, скрещивая руки на груди. – Как мужчина, Павел Петрович, вы должны меня понять. Бьюсь за внимание этой барышни как могу.
Громов загадочно косится на меня, а его чёрные глаза из-под густых бровей просто прожигают взглядом. Мои щёки вмиг становятся как один сплошной ожог.
– А нельзя знаки внимания выражать где-нибудь за пределами университета, а? – ректор монотонно постукивает ручкой по столу и поочерёдно смотрит то на густо краснеющую меня, то на Марка.
И тот протяжно вздыхает.
– Так не выходит, Павел Петрович. На звонки не отвечает, в кино приглашаю – не идёт. Даже просто прогуляться не соглашается.
– А может, ты банально ей не нравишься, Громов? – Павел Петрович иронично прищуривает глаза.
– Может, – ещё тяжелее вздыхает Марк, а потом поджимает губы и смотрит на меня, растерянно моргая пушистыми ресницами. – Не нравлюсь, да?
Только вот в его глазах целая пляска бесноватых огоньков. Мне очень хочется стукнуть Марка чем-нибудь по темноволосой макушке. Например, вот этой статуэткой в виде совы, стоящей на столе у ректора. Но, краснея с каждой секундой ещё больше, лишь выдавливаю из себя натужное и какое-то неправдоподобное:
– Нет.
Отворачиваюсь от сканирующих меня до молекул глаз Марка и делаю вид, что рулонная штора напротив ничуть не хуже картины Рембрандта. Ну и кто он после этого? Нахал!
– Усёк, Громов? Не нравишься ты девушке. А мне не нравятся твои выходки, – цокает ректор. – Что будем делать?
Слышу, как Марк шумно и с наигранной тоскливостью выдыхает:
– Я буду залечивать своё горячее разбитое мужское сердце. А вянущие цветы в холле станут мемориалом моей неразделенной любви…
Боже! Громов! Ну хитровыделанный гад! Я не выдерживаю. С силой закусываю щёку изнутри и утыкаюсь носом в своё плечо, пряча подступающие раскаты смеха.
– Марк, я серьёзно. К нам приехала проверка, мне не до твоих выходок, – лояльный голос Павла Петровича мгновенно меняется на жёсткий. – Мне не очень хочется звонить твоему отцу.
На этих словах моё любопытство берёт верх. Я бросаю осторожный взгляд на Марка, лицо которого на секунду становится вне эмоций, а в глазах вспыхивает недовольство. Но он в прямом смысле проглатывает выпад ректора про звонок отцу: кадык на его крепкой шее дёргается вниз. На какое-то мгновение мне кажется, что Марк напрягся. Но уже через секунду всё напряжение с его лица и из позы испаряется.
– Звоните, – расслабленная ухмылка касается губ Марка. – Я же такое жуткое преступление совершил…
– Это не преступление, а нарушение дисциплины и порядка в стенах нашего университета. В общем, так, – Павел Петрович громко бьёт колпачком по столу, – давай убирай свою цветочную лавку. И начни уже вникать в учёбу. Неглупый же парень, за границей стажировка была. У тебя диплом на носу, а ты… – ректор замолкает, снова перекидывая свой взгляд то на Марка, то на меня. – Идите отсюда оба.
Громов, не дожидаясь дополнительного приглашения покинуть кабинет, тут же поднимается с кресла и направляется к выходу. Мне ничего не остаётся, как мысленно поблагодарить всех существующих богов, что моё присутствие здесь особо ректора и не интересовало. Тихо бормочу: «До свидания», – и семеню за Марком, прижав свою сумку к груди.
– Соболевская.
Я испуганно замираю, а по спине прокатывается холодная волна. Рано радовалась.
– Да. – Оборачиваюсь и морально готовлюсь к выговору теперь и в свой адрес.
– Тебе партийное задание особой важности. Займи ты этого оболтуса на недельку хоть чем-нибудь, пока проверка здесь. Сходи с ним уже в парк. Лишь бы Громов мне больше ничего не учудил, – на полном серьёзе заявляет Павел Петрович.
Это шутка? Но, наверное, нет, потому что он смотрит на меня с лицом мученика.
Мягко говоря, я теряюсь и не нахожусь, что ответить. Зато слышу довольную усмешку Марка, задержавшегося в этот момент дверях кабинета.
***
– Лилии?
– Не-а.
– Белые розы?
– Мимо.
– Орхидеи?
– Холодно.
– Да блин! – недовольно фыркает Громов. – Тогда, может, реально ромашки?
– Не ромашки, Марк, – усмехнувшись, уверенно качаю головой.
Я бы могла уже находиться под пристальным допросом Насти, от которой пришла тонна эсэмэсок, но подпираю плечом колонну в холле. И с улыбкой наблюдаю, как кое-кто, демонстрируя рельефное напряжение в татуированных мышцах, оттаскивает цветы к стене, освобождая проход к турникетам. Так сказать, проявляю бдительность, дабы Его Величество Громов ещё чего-нибудь не вытворил. Партийное задание же!
А вообще, это какая-то подстава! Занять Марка? Серьёзно? Может, его ещё и на концерт сводить? Так он и без того неплохо справляется с ролью концертмейстера.
Четвёртая пара вот-вот начнётся, но в холле уже достаточно зевак, делающих селфи на необычном фоне. А мне так хочется топнуть ногой и сказать: «Кыш, это подарили мне». Но не потащу же я всю эту цветочную ораву в общагу? Поэтому было решено просто бросить в соцсети университета клич следующего содержания: «Забирай. Налетай. Халява». И с десяток букетов уже укатили в руки и в интернет-посты местных див.
– Сдаюсь, – оттащив последние цветы с прохода, Марк поднимает руки, обозначая поражение. – Я не знаю, что тебе нравится больше. А раз ты все цветы забрать не можешь, то выбери хотя бы один букет. Зря старался, что ли? – обиженно бурчит он.
Хмыкаю и задумчиво перевожу взгляд на эту пёструю выставку. Выбрать букет? А вот возьму и выберу. Я нахожу взглядом цветы, которые мне всегда нравились больше всех. И, как бы банально ни было, – это розы. Охапка тугих, нераскрывшихся, жёлтых бутонов. Да. Точно. Это они. Самые красивые и выделяющиеся из всех своих собратьев.
Поправив сумку с тетрадями, перекинутую через одно плечо, уверенно подхожу к высокой пластмассовой вазе с цветами и осторожно вытягиваю оттуда увесистый букет. В нос тут же проникает сладковато-нежный аромат. И я позволяю себе дать слабину. Улыбнувшись, закрываю глаза и прижимаю бутоны к лицу, делая глубокий вдох.
– Чёрт! Надо было назвать жёлтые розы, – тихий бас, пробирающий меня до мурашек, раздаётся над ухом.
Я вздрагиваю и поворачиваюсь, упираясь охапкой цветов в грудь Марка. Приподнимаю голову, и мы сталкиваемся взглядами. Жар снова прилипает к моим щекам. У меня неконтролируемо теплеет где-то под рёбрами… или где-то глубоко в животе… или даже немного ниже.
А ещё, пока играем в гляделки, я неосознанно обвожу взглядом каждую черту его лица. Смугловатая кожа, широкий подбородок с пробивающейся щетиной, резкая линия челюсти, высокие скулы, невероятно густые брови и крупные чувственные губы. Марк определённо смазлив, но как-то по-мужски. Это даже какая-то неправильная смазливость. Грубая.
– Букет помочь подержать? Могу довезти тебя прям с ним до общаги, – Марк почти вплотную наклоняется ко мне и, касаясь горячим дыханием лица, лукаво приподнимает уголки губ.
Я медлю с ответом, потому что всё ещё вязну где-то в его глазах.
– Ах да, – сощурив взгляд, Марк неожиданно отступает, разочарованно вздыхая. – Ты же сказала, что я тебе не нравлюсь. Наверное, уже как-то некультурно навязывать своё общение. Так что… – он разводит руками, отступая ещё на шаг от меня.
Недоуменно хмурю брови. Это он сейчас к чему?
– Было приятно познакомиться, рыжая-бесстыжая, – с серьёзным лицом выдаёт Громов. – У меня четвёртая пара через пять минут. Отчаливаю зализывать сердечные раны.
Отвесив мне, вовсю хлопающей ресницами, учтивый поклон головой, Марк достаёт из кармана джинсов беспроводные наушники и затыкает ими уши. Подмигнув, он просто оставляет меня посреди холла с букетом жёлтых роз в руках.
И, пока я какие-то мгновения изумлённо смотрю на широкую спину в чёрной футболке, быстро удаляющуюся по лестнице вверх, холл универа уже заполняет толпа студентов.
А я всё ещё стою, крепко прижимаю несколько десятков роз к себе и не понимаю. В голове всего один вопрос: в смысле «приятно было познакомиться»?
Всё? Так просто. Одного раза прямо сказать «нет» было достаточно? Ну, хорошо…
На четвёртой паре – иностранном языке – я появляюсь всё так же с букетом в руках. И сразу же становлюсь предметом пристального внимания своих одногруппниц. Я слышу и вижу, как они перешёптываются, искоса поглядывая в мою сторону. Да и как на меня не смотреть, если цветы заняли всю площадь моего стола. Но уверена, их больше интересуют не розы, а слухи о моём общении с Марком.
И сегодня я даже рада, что мы с Настей попали в разные группы по английскому. Потому что на моём телефоне уже лавина сообщений от неё с примерно одинаковым содержанием.
«Лика, что происходит?»
«Ты как умудрилась захомутать Громова?»
С какой-то дёргающей горечью усмехаюсь в ответ на Настины вопросы. Захомутать… Скорее это просто «было приятно познакомиться».
Мне бы надо ответить подруге, но всю пару я занята. И не тем, что внимательно слушаю лекцию препода о неправильных глаголах.
Подперев рукой подбородок, я, под глухие и неровные удары своего сердца, гипнотизирую солнечные бутоны, периодически украдкой наклоняясь к ним и вдыхая их сладкий запах.
Нет. Мне не нравится Марк Громов. Совершенно, абсолютно, точно. Он наглый, напористый и понятия не имеет, что такое личное пространство. И что с того, если Марк —это два метра косой сажени в плечах, украшенной татуировками, и бездонно чёрные глаза? Я ничего не чувствую.
Не чувствую же?
Нет?
