Kitabı oku: «Дорога крови», sayfa 2

Yazı tipi:

– А я из-за тебя потерял свободу. – В голосе пленника сквозила ненависть.

Мужчина с размаху отвесил ему пощёчину.

– Ты договоришься однажды, пёс.

Работорговец прошёлся по комнате, не сводя глаз с Айзека, который жадно смотрел на заставленный едой стол. Наконец, он снова остановился перед пленником и взял со стола тарелку с мясом. Айзек тут же впился в неё голодными глазами.

– Хочешь получить его? Через несколько дней мы придём в порт, где проходят бои рабов. О, на них можно неплохо подзаработать. Я выставлю тебя в качестве своего бойца. Ты должен выиграть. – Работорговец поставил еду на пол перед парнем.

Айзек, не отрываясь, смотрел на мясо – ещё не успевшее остыть и такое ароматное, оно казалось изголодавшемуся пленнику невероятным искушением.

– Победи, и станешь моим бойцом. Перестанешь быть избитым, перепуганным псом. И сможешь каждый день есть мясо досыта. Стань моим бойцом.

Мужчина положил руку на плечо Айзека.

Парень вздрогнул от прикосновения и опустил голову.

– Я не буду сражаться за тебя.

Работорговец скрипнул зубами и, выхватив у Уника хлыст, стеганул Айзека по груди.

– Ты будешь. Так или иначе, по-хорошему или по-плохому. Ты единственный воин среди этих никчёмных рабов. Ты владеешь мечом лучше половины моих наёмников, я видел тебя в деле! И мне нужно твоё умение. На тебе можно отлично зарабатывать. И только тебе решать, будешь ты выходить на бои сам или под ударами хлыста Уника. Учти это, пёс, прежде чем снова ответить отказом.

Пленник сжал зубы и, тяжело дыша, уставился прямо перед собой.

– Поверь мне, я знаю, как заставить тебя испытывать такие муки, что тебе и не снилось. – Работорговец зашёл за спину Айзека и снова хлестанул его, на этот раз удар попал на одну из подживавших ран, и парень зашипел от боли. – Я могу сделать из тебя бойца, ты будешь освобождён от любой работы, будешь есть досыта. Всё, что от тебя потребуется, – усиленно тренироваться, чтобы ты мог выходить на бои и выигрывать раз за разом, принося мне кучу денег. Или я могу отправить тебя назад на галеры, где тебе придётся управляться с неподъёмным веслом, надрывая себе жилы, ведя полуголодное и выматывающее существование. Туда, где так душно и где работа так трудна, что даже здоровые взрослые мужчины теряют сознание. Где надсмотрщики не жалеют ударов плёток. И где свежие раны нестерпимо разъедает от пота и морской воды, которой вас окатывают, чтобы привести в чувство. Ты хочешь вернуться туда, Айзек?

Парень с удивлением посмотрел на работорговца, услышав своё имя вместо привычного «пёс» или «раб», и неуверенно покачал головой.

– Вот и отлично. Отведите его назад в каюту, дайте еды и не отправляйте на галеры. Через несколько дней он будет нужен мне в хорошей форме, а потому снимите с него кандалы, пусть заживают раны, он должен суметь держать меч и быстро передвигаться. Да, и найдите ему какую-нибудь одежду. – Работорговец снова повернулся к пленнику. – Но то, что ты согласился стать моим бойцом, вовсе не означает, что наш старый договор больше не в силе. Я задолжал тебе удар за сегодняшний день.

Как ни старался Айзек, на этот раз он не смог сдержать стона, когда работорговец протянул его хлыстом по израненной спине.

Глава 3
Размышления в ночи

Аккуратный точёный почерк Савьо пришёлся по вкусу работорговцу, а потому новый писарь только и делал, что переписывал, переписывал, переписывал… И весь день при нём неотлучно дежурил кто-нибудь из надсмотрщиков – так что даже немного осмотреться в каюте хозяина не было никакой возможности. К вечеру у юноши уже болели глаза и пальцы, а голова, казалось, была полна жужжащих пчёл, и он был рад, когда появился работорговец и приказал увести его.

Войдя в каюту, Савьо в изумлении застыл на пороге. Сильно хромая, Айзек медленно кружил по комнате и сражался с невидимым врагом на невидимых мечах. А он-то ожидал увидеть парня опечаленным и угнетённым после всего произошедшего.

Увидев писаря, Айзек остановился и развёл руки в стороны.

– Смотри, я снова без цепей! До демонов приятно вернуть себе свободу передвижения!

– Вижу. – Савьо кивнул. – И, судя по всему, ты в прекрасном настроении.

Айзек, казалось, смутился.

– Это не… Я не…

– Ничего не говори. – Писарь опустился на койку. – Ты многое вынес. И, конечно, заслужил эту радость. И я рад, что ты рад… что ты рад, что будешь бойцом… – Голова никак не хотела трезво мыслить, а только болела – до тошноты сильно. – Ты, судя по всему, очень любишь эту стезю. И хорошо умеешь это делать. Ты ведь был наёмником? Воином?

Айзек едва заметно покачал головой, а потом решительно кивнул:

– Да, я был наёмником.

Савьо не поверил ему, но всё равно кивнул в ответ и внимательно посмотрел на товарища: теперь на нём была чёрная поношенная рубаха, чересчур большая и порядком выцветшая. Парень подогнул рукава и подобрал полы, но всё равно выглядел в ней как мальчишка, стащивший отцовские вещи.

– Уник одарил? – поинтересовался писарь.

Айзек ощерился и пробормотал нечто нечленораздельное. Кандалы с него сняли, а стёртые запястья и лодыжки аккуратно перевязали. Зато появилось то, чего не было раньше, – железный ободок вокруг шеи с кольцом спереди, чтобы прикреплять цепь. Глядя на отросшие волосы парня, падающие на лицо, на злые и одновременно обиженные глаза, Савьо не удержался от мысли, что Айзек и вправду похож на лохматого дворового пса – тощего, но непокорного. Может, он и не бросится сразу на тех, кто надел на него ошейник и пытается подчинить, но однажды точно подкрадётся со спины.

Айзек возобновил своё полусражение-полуспотыкание по комнате. Внезапно, сделав очередной выпад, парень охнул и ухватился за так кстати подвернувшуюся стену. Савьо подскочил с койки и бросился к нему.

– Ты чего?

Айзек осторожно разминал лодыжку.

– Ничего. Просто немного перестарался.

– Нога?

Парень кивнул.

Вдвоём они потихоньку добрались до жалкой постели Айзека в углу.

– И с чего ты тут взялся размахивать воображаемым мечом? – поинтересовался Савьо, помогая парню опуститься на кучу тряпок. – Говорю тебе как лекарь: чтобы браться за тренировки, мало просто снять кандалы. Надо дать время зажить ногам и рукам.

Айзек поморщился и недовольно повёл плечами.

– После этого весла у меня так всё болит. Как в то время, когда я был мальчишкой и только учился обращаться с мечом. Тогда я возвращался в постель весь в синяках и ссадинах, а наутро болела каждая мышца. – Он улыбнулся воспоминаниям. – И учитель всегда говорил мне, что лучший способ избавиться от боли – размяться, заставить мышцы опять поработать.

– Ну вот и размялся, – констатировал Савьо.

Дверь с грохотом распахнулась, и в каюту вошли два надсмотрщика. Один из них нёс поднос с едой. При виде мяса и тушёных овощей у Савьо закружилась голова – как же давно он не пробовал такой еды! Второй мужчина вытащил меч и ткнул им в сторону писаря.

– Ты, назад. Иди к своей койке!

Савьо непонимающе глянул на него, но подчинился – что он мог противопоставить вооружённому воину? Устроившись у стены, юноша заинтригованно наблюдал за тем, как надсмотрщики осторожно приблизились к Айзеку.

«Да ведь они боятся его! – пронеслось в голове писаря. – Обессиленного, едва стоящего на ногах! Впрочем, они-то этого не знают, – поправил себя Савьо. – А там, в каюте, работорговец говорил, что Айзек прикончил пятерых. Так что не удивительно, что они опасаются собственного раба теперь, когда с него сняли кандалы».

Надсмотрщик тем временем поставил поднос на пол и вытащил из кармана длинную цепь и замок.

– Держи руки так, чтобы я их видел.

Второй мужчина, с мечом наизготовку, подошёл поближе. Айзек развёл руки в стороны, показывая, что ничего не замышляет.

– Подними голову, – снова приказал первый надсмотрщик.

Парень беспрекословно подчинился, хотя по его лицу и пробежала тень недовольства. Когда надсмотрщик протянул цепь сквозь кольцо в стене и закрепил концы замком на ошейнике Айзека, мужчины заметно расслабились.

– Пёс на цепи, – заметил один из них.

Пленник сверкнул на него глазами, но промолчал. Надсмотрщик строго глянул на Савьо.

– Мясо только для бойца. Это приказ хозяина.


– Пёс на цепи, – со злостью повторил Айзек, когда дверь за надсмотрщиками закрылась. – Подумать только, какое остроумие. Ладно, Савьо, давай приниматься за ужин. По крайней мере, он совсем не плох.

Писарь пересел на пол рядом с Айзеком, и парень протянул ему кусок мяса.

– Бери. Тебе тоже понадобятся силы.

Савьо воровато схватил мясо и сунул в рот, пока надсмотрщики или Уник не надумали прийти проверить, и проглотил почти не жуя. Айзек криво усмехнулся и пододвинул ему остатки мяса.

– Угощайся. И не бойся, они не вернутся.


Писарь ел с большим удовольствием, тем более что ужин был и вправду хорош. И лишь доедая, юноша заметил, что Айзек вяло ковыряется в своей порции, через силу заставляя себя есть, хотя его, безусловно, должен был мучить зверский голод. Савьо отлично помнил, с какой жадностью новоиспечённый боец смотрел на еду в каюте работорговца. Писарь вытер тарелку хлебом.

– Ты почему не ешь?

Айзек поднял на него задумчивый взгляд.

– Что-то нет аппетита. – Парень глянул на чисто выскобленную тарелку писаря и улыбнулся. – Будешь мою порцию?

– Тебе нужно есть. Скоро предстоит бой, – напомнил Савьо.

Айзек угрюмо кивнул.

– Я знаю. Знаю. Ну так как, будешь доедать?

Писарь неуверенно взял протянутую ему миску. Бойца определённо что-то гнело. Савьо был бы и рад помочь ему. Но, несмотря на приветливую улыбку, взгляд Айзека оставался холодным и колючим – он не доверяет писарю и не подпустит к себе, нечего и пытаться.

Покончив со второй порцией, Савьо свернулся калачиком на койке, молясь про себя о том, чтобы успокоилась эта пульсирующая боль в голове, и наблюдая за тем, как Айзек осторожно разминает лодыжки. Всё так быстро переменилось: ещё вчера тот был рабом на галерах, мальчиком для битья. И вдруг в одночасье стал бойцом, о котором заботятся, которого кормят досыта и освобождают от работы. Савьо опасался, что всё это было какой-то извращённой игрой работорговца и может вернуться назад так же быстро, как поменялось. И что тогда станется с Айзеком? Он не хотел думать, что будет, если работорговец однажды окончательно сломит парня. Неким невероятным образом писарь уже успел привязаться к этому непокорному гордецу. И хотя ещё день назад Савьо был уверен, что больше никогда не увидит мятежного раба, отныне их с Айзеком судьбы были тесно переплетены, а жизни напрямую зависели друг от друга. Будет жив пёс работорговца – сохранит свою жизнь и писарь. Погибнет Айзек – и Савьо в тот же день отправят следом.

«Кто же ты такой? – размышлял писарь, глядя на склонённую голову пленника. – Отлично сражаешься, но, похоже, не наёмник. То ты сдаёшься, то снова полон сил бороться за себя. То разумен и сдержан, то выкидываешь очередную глупость, проявляя никому не нужную и неуместную дерзость. Непонятная, таинственная личность».

Савьо чувствовал, как постепенно погружается в пучину сна, его мысли становились всё более спутанными и беспорядочными. Юноша ничуть не сомневался, что Айзек может представлять нешуточную угрозу – такого опасно иметь врагом. И ещё сложнее стать такому другом. Но тем не менее этот странный парень внушал Савьо непонятное доверие.

«Его стоит держаться, а заодно и приглядывать за ним», – окончательно решил юноша, засыпая.


«Кажется, этот мальчик-писарь мне не поверил. Ну и какая, ко всем демонам, разница? Главное, что с меня сняли эти треклятые цепи, главное, что мне дают достаточно еды, и я смогу набраться сил для того, чтобы… чтобы…» – Айзек решительно одёрнул себя. Нет, пока даже думать об этом было опасно.

Парень посмотрел на Савьо – тот уже задремал. Лунный свет превратил его бледное усталое лицо в фарфоровую маску. Под глазами залегли глубокие тени, давно не мытые волосы свалялись. Казалось, с каждым проведённым в плену днём его и без того тонкокостная фигура становилась всё более прозрачной и бесплотной. Сложно было даже представить, что произошло бы с этим мальчиком, останься он в трюме, где мучились и умирали остальные рабы: некогда счастливые или несчастные, окружённые любовью или забытые всеми, добрые, злые, завистливые… все они когда-то были свободными и заслуживали жизни не менее, а скорей всего, и более самого работорговца.

Айзек осторожно, стараясь не потревожить подживающие раны, опёрся спиной о стену и прикрыл глаза, вспоминая безвозвратно ушедшие годы обучения, когда он считал себя самым ловким и непобедимым, лучше всех прочих. Но это было тогда, до его ошибки и побега. И вот теперь он здесь – пёс бессердечного работорговца.

Парень услышал шорох и открыл глаза. Около подноса, посвечивая на него глазами-бусинками, сидела крыса. Увидев, что человек пошевелился, зверёк схватил крошку и скрылся в темноте.

«Нас тоже учили прятаться в тени и выжидать, а не идти бездумно напролом. А я чуть не упустил свой шанс, не разглядев его из-за неуместной гордости».

Парень подобрал кусочек хлеба и кинул на середину каюты, но крыса больше не появлялась.

«Испугалась и сбежала. Прямо как я».

– Прав был учитель Мареун – предатель я и есть, – едва слышно прошептал Айзек.


Казалось бы, столько времени прошло, а совершённое им до сих пор не давало покоя. Прав он был или нет? Сотворил величайшую глупость или поступил верно? Парень не взялся бы ответить на эти вопросы. Неоспоримо лишь одно – возврата к прошлому уже нет. Опрометчивый поступок сжёг все мосты и вышвырнул из привычной жизни – мгновенно и бесповоротно. И вот теперь судьба посылает ему наказание – испытание, с которым он даже не пытается справиться. А ведь в них накрепко вдалбливали, что надо бороться до конца, как бы тяжело ни было сейчас; идти вперёд, даже если кажется, что всё безнадёжно. Потому что не позорно погибнуть, пытаясь достичь своей цели. Позорно сдаться и отступить, пока твой враг ещё жив. Позорно позволить себя убить, не попытавшись довести до конца начатое. Неужели он оказался таким негодным учеником?

Айзек запустил пальцы в волосы. Но ведь никогда не поздно попытаться ещё раз. Сбежав, он вздохнул чуть свободнее и наконец-то разрешил себе больше не жить по законам и правилам Ордена. Но только они и уроки Мареуна могли спасти парня сейчас. А значит, он должен отбросить в сторону глупые принципы и снова стать тем, кем его учили быть почти тринадцать лет.

Не обращая внимания на боль в исполосованной спине, Айзек расправил плечи.

Важна лишь цель. Самое главное – достигнуть её. А то, какими способами это придётся сделать, – уже мелочи. Отринуть свою непокорность и самолюбие, преклонить колени перед врагом, пойти на унижение, если надо, – всё это он сможет. Как и использовать доверчивого мальчишку Савьо в своих целях.

Глава 4
Бои рабов

Путь до порта они прошли при попутном ветре и прибыли туда гораздо раньше, чем рассчитывал Айзек, – а это означало меньше времени на то, чтобы хоть мало-мальски подготовиться к бою.

Парень закончил шнуровать кожаную куртку без рукавов, которую ему выдали по приказу работорговца, и попробовал подвигаться в ней. Сильного удара не выдержит, да и руки до самых плеч оставляет открытыми, но какая-никакая, а всё же защита.

– Надеюсь, ты готов, пёс?

Айзек обернулся и увидел застывшего в дверях Уника. За его спиной в коридоре маячили фигуры двух надсмотрщиков. Чёрный Человек, как про себя окрестил Айзек помощника работорговца, с презрением оглядел пленника.

– Не знаю, с чего твой хозяин решил, что ты хоть на что-то годен, раб. Ну, ничего, сегодняшний бой всё расставит по местам. – Уник шагнул в каюту и швырнул на пол наручи. – Твой хозяин велел передать тебе это. Будь ему благодарен, пёс.

Проглотив свою гордость, Айзек выдавил «спасибо» и поднял наручи. Они были старые и порядком потрёпанные, твёрдая кожа была во многих местах рассечена – очевидно, они неплохо послужили своему прошлому владельцу, приняв на себя не один удар.

– Нравятся? – поинтересовался Уник, прохаживаясь по каюте. – Или ты, раб, предпочитаешь новенькие доспехи? Только изготовленные, ещё пахнущие свежей кожей? И желательно, подогнанные под тебя?

– Благодарю, эти очень хороши.

– Несомненно. – Чёрный Человек остановился перед парнем, наблюдая, как раб шнурует наручи. – Смотрю, у тебя это ловко получается. Ты действительно был наёмником? Не рановато ли ты решил продать свою жизнь на чужой войне?

– Любой возраст хорош для того, чтобы умереть. А на войне или с голоду – не велика разница. – Айзек покосился на Уника, гадая, не сказал ли он чего, что может быть расценено как дерзость, но Чёрный Человек молчал. – Я готов.

– Неужели? Я уж думал, ты будешь возиться с ними вечно, раб. – Уник скрестил руки на груди, с издёвкой глядя на пленника. – Прямо будто девица, собирающаяся на свидание к милому.

Айзек опустил глаза в пол и пробормотал:

– Прощу прощения, что заставил вас ждать.

Парень слишком хорошо понимал, что огрызаться в ответ не имеет ни малейшего смысла, если, конечно, он не хочет украсить свою многострадальную спину ещё одним шрамом.

Уник недовольно фыркнул и прикрепил цепь к ошейнику пленника.

– Толпа жаждет крови и смерти. Твоей смерти. Господин Дьюхаз заявил тебя сегодня на два боя. Это очень мало, но надо же дать тебе шанс сдохнуть. Хочу, чтобы ты знал – я поставил немалую сумму на твой проигрыш, раб. Я мечтаю увидеть, как ты будешь скулить от боли и слёзно умолять сохранить твою ничтожную жизнь, пёс.

Чёрный Человек положил руку на рукоять кнута, надеясь, что раб хоть на этот раз даст повод пустить его в дело, но Айзек не поднимал глаз от пола и молчал.

– Идём, раб. – Уник дёрнул за цепь, и пленник послушно пошёл за ним следом.


Шумные улочки портового городка сводили с ума. Восхитительные ароматы продающейся с лотков еды, перемешанные с куда как менее приятными винными парами, которыми насквозь пропитались праздно шатающиеся матросы, и зловонием давно не мытых тел нищих; вездесущие мальчишки, путающиеся под ногами и норовящие стянуть всё, что плохо лежит; всадники, неистово требующие освободить им дорогу; важно вышагивающие гуси; стайки босоногой ребятни, с оголтелыми криками гоняющиеся за вымазанными в грязи свиньями, – Айзек отчаянно скучал по всему этому. Даже по лужам помоев – непременным атрибутам городской жизни – и отъевшимся нахальным крысам, что перебегали от одной мусорной кучи к другой, не обращая ни малейшего внимания на людей.

Идя следом за Уником по извилистым переулкам, уводящим прочь от наполненной неумолкаемым гомоном и ежедневной толчеёй пристани, парень ещё острее ощущал тоску по свободе. Как же давно он не чувствовал это биение жизни, наполнявшее суетные приморские города, не ощущал твёрдую почву под ногами! Как давно не бродил по городу, заходя то в одну лавку, то в другую или вышагивая куда-то по заданию учителя по залитым полуденным солнцем улицам, ощущая тепло нагретых камней под ногами.

Сколько же он не покидал пределов корабля? Неделю? Две? Месяцы? Айзеку казалось, что этого времени с лихвой хватило бы на целую жизнь. Запертый на проклятом невольничьем судне, ставшем ему тюрьмой, парень чуть не позабыл, как прекрасен и безграничен оставшийся в прошлом мир свободных людей. Мир, в котором шею не сдавливает железный ошейник с выбитым на нём именем хозяина, мир, в котором ты можешь не прятать глаза, боясь в очередной раз отведать безжалостно сдирающего кожу кнута. Мир, где, как бы худо тебе ни жилось, ты сам себе хозяин.

Айзек с удовольствием поменял бы свою сытую, рабскую долю на голодное, вольное существование в подворотне. Если бы только он смог сбежать, раствориться в окружающей их толпе! Уж потом парень приложил бы все усилия, чтобы больше никогда не увидеть ни Чёрного Человека, ни работорговца. Но с двумя надсмотрщиками позади и Уником, ведущим его на цепи, словно какого-то дикого зверя, нечего было и думать об этом. Пленник был полностью в их власти, бессильный что-либо изменить.

«Пока бессильный, – поправил себя Айзек. – Не всё потеряно. Придёт и мой черёд отплатить вам сполна».

– Смотри, раб. – Уник остановился и потянул за цепь, заставляя парня подойти. – Смотри внимательно и запоминай. Вот оно – место твоей будущей смерти.

Айзек поднял глаза на простирающуюся перед ними площадь. Заполненная невообразимым количеством народа, среди которого проталкивались горластые зазывалы, приглашающие сделать ставки, и торговцы, стремящиеся подороже всучить свой товар захмелевшей публике, она представляла собой грандиозное зрелище. И, конечно же, парень сразу увидел её – арену для боёв. Огромная клетка, сделанная из прочных деревянных перекладин, стояла на помосте в самом центре, возвышаясь над шумным человеческим морем. Безопасность для зрителей и ловушка для бойцов – живым оттуда сможет выйти только один. В клетке, подзадориваемые выкриками пьяной толпы, сражались два раба: вооружённый коротким мечом мужчина и совсем ещё юнец, который едва мог удержать оружие в трясущихся руках.

Айзек старательно подавил в себе малейшие эмоции и принялся осматривать площадь. Вдоль одной её стороны тянулись выкрашенные в кроваво-красный цвет трибуны, на которых восседали величавые, упивающиеся собственной значимостью богачи, укрытые от палящих солнечных лучей навесами. С другой стороны, у громоздких деревянных бараков, расположились рабы – кто в доспехах и кольчугах, а кто и вовсе в едва прикрывающих тощие тела лохмотьях, но все неизменно окружённые «свитой» из надсмотрщиков и городской стражи.

– Деллин выиграл. – Зычный голос распорядителя боёв пронёсся над площадью.

– Ты не туда смотришь, раб. – Уник схватил Айзека за подбородок и, больно сжав, бесцеремонно повернул лицо парня. – Смотри на своё будущее.

Вычурно разодетый мужчина стоял на возвышении у клетки и обводил глазами толпу.

– Кто-нибудь желает выкупить жизнь проигравшего? – Взгляд распорядителя отыскал среди зрителей владельца побеждённого парня. – Господин Хоулз?

Но хозяин раба только сплюнул в пыль – проигравшие никому не нужны. Под возбуждённые крики толпы победитель насадил на меч умолявшего о пощаде мальчишку.

– То же ждёт и тебя, пёс. Ты будешь рыдать и на коленях упрашивать оставить тебе жизнь, а потом тебе выпустят кишки. – Уник ухмыльнулся и двинулся к клетке. Наёмники тут же поспешили вперёд, расталкивая толпу перед ними.

Айзек чувствовал на себе взгляды зрителей, и от этого становилось не по себе – слишком многие из них были полны презрения, а на некоторых лицах и вовсе читался лишь равнодушный приговор.

– Знаешь, почему они так смотрят? Ты для них всего лишь ходячий кусок мяса, который неминуемо должен сдохнуть. Они с таким же спокойствием воспримут твою смерть, как крестьянин, сворачивающий голову курице. – Чёрный Человек резко дёрнул цепь на себя, и Айзек споткнулся. – Да ты и не заслуживаешь большего, раб.


– Итак, у нас новое сражение! – объявил распорядитель боёв. – Тощий Стэт от господина Вер Дильна и Пёс господина Дьюхаза!

«Что ж… Похоже, теперь это моё новое имя, – с горечью подумал Айзек, оглядывая беснующуюся толпу по ту сторону клетки. – Ну а раз так, пусть его запомнят получше. Пришло время показать себя, Пёс».

Парень взвесил в руке меч, который Уник с мерзкой ухмылкой вручил ему у самого входа на арену. Так и есть, оружие оказалось тупым и на редкость неудобным. Обречённо вздохнув, Айзек размял запястья и поправил наручи – оставалось только надеяться, что стёртые кандалами руки и ноги не подведут его.

Толпа загудела и засвистела, приветствуя вошедшего в клетку противника – тощего высоченного типа с шипастой булавой и заткнутым за пояс кинжалом. Он оскалился, взглянув на всё ещё прихрамывающего Айзека и его не особо грозное оружие.

– Похоже, у моего хозяина сегодня будет жаркое с собачатиной, Пёс.

Айзек на мгновение закрыл глаза и попытался почувствовать уверенность в победе, как его учил Мареун. Получалось плохо, но зато парень ощутил, как поднимается внутри привычное ледяное спокойствие. Пусть противник оскорбляет его и обзывает псом – контролируемая злость поможет собраться и придаст сил ещё не полностью восстановившемуся телу.

– Пусть начнётся бой! – объявил распорядитель, и Айзека захлестнула волна исступлённых выкриков – озлобленная, пьяная толпа требовала убийств и крови. Мельком глянув на неистовствующих зрителей, парень принял защитную стойку.

«Придётся быть очень осторожным, – напомнил он себе. – Кожаная куртка не защитит от переломанных костей».

Тощий Стэт издал воинственный клич и замахнулся булавой, намереваясь проломить череп противника первым же ударом, но Айзек легко увернулся, скользнув вправо, и нанёс рубящий удар мечом. Тупое лезвие попросту отскочило от дублёной кожи доспеха Стэта, не причинив тому особого вреда. Противник рассмеялся и мгновенно нанёс ответный удар, но Айзек видел его и поднырнул под булаву, уходя от её острых шипов и одновременно попытавшись достать до висевшего на поясе Стэта кинжала. Однако не тут-то было – мужчина проворно отскочил, оставив Пса ни с чем, и снова замахнулся, целясь выпрямляющемуся Айзеку в грудь. Мгновенно отшатнувшись, Пёс позволил булаве чиркнуть по мечу, отводя удар в сторону, – стёртые кандалами запястья отозвались болью, и парень чуть замешкался.

Стэт тут же воспользовался этим, чтобы обрушить на противника град ударов: Пёс вновь вынужден был отступать, уворачиваясь от смертельно опасной булавы и, по возможности, сбивая атаки мечом, – по крайней мере, на это его тупое оружие годилось. Избежав очередного удара Стэта, Айзек изловчился и пнул противника в живот, надеясь, что его сил хватит на ощутимый удар. К облегчению Пса, мужчина согнулся чуть ли не пополам и отступил. Будь меч Айзека острее, парень мог бы прямо сейчас достать Тощего Стэта, но с таким непригодным оружием ему оставалось или оглушить противника, или в очередной раз попытаться добраться до кинжала.

Но стоило только Псу сделать шаг вперёд, как Стэт стремительно выпрямился. На этот раз не до конца зажившие лодыжки подвели бойца, и Айзек оказался недостаточно проворен – булава зацепила правую руку у самого плеча, и острые шипы на её конце разорвали кожу и мышцы. Парень выронил меч и, не удержавшись на ногах, рухнул на посыпанный песком пол клетки. Публика тут же взревела, требуя прикончить его.

Стэт растянул губы в улыбке и направился к поверженному бойцу.

– Неужели ты поверил, что твоих хилых силёнок хватит, чтобы пробить доспех? А теперь приготовься стать жарким, Пёс.

Айзек сумел дотянуться до оброненного меча, но не слишком добротный клинок вряд ли станет помехой для прямого удара тяжёлой булавы – парень это понимал слишком хорошо. Старательно изображая смертельный ужас, Айзек подпустил победно ухмыляющегося противника поближе и пнул в колено. Тощий Стэт вскрикнул, его нога подвернулась, а последовавшая подсечка опрокинула мужчину на пол. Айзек же, стремительно вскочив, бросился на Стэта и через мгновение уже прижал противника к полу клетки, упёршись коленями в грудь. Тощий Стэт попытался дотянуться до булавы, но Айзек покачал головой и оттолкнул её в сторону.

– Жаркое из Пса отменяется. – Левой рукой парень выдернул из-за пояса Стэта кинжал, которым тот так и не воспользовался, и упёр остриё под подбородок противника.

Публика заревела, причём далеко не от восторга. Собравшиеся вокруг люди проклинали Айзека за то, что он выжил, в то время как они ставили на его поражение и теперь потеряли кучу денег. Распорядитель боёв поднял унизанную перстнями руку, успокаивая орущую толпу, и объявил:

– Пёс победил. Желает ли кто-нибудь выкупить Тощего Стэта?

Над площадью повисла гнетущая тишина.

– Прикончи его, – кивнул распорядитель боёв.

– Смерть! Смерть Тощему Стэту! – выкрикнул кто-то, и толпа тут же подхватила этот призыв.

– Да будет так. – Парень взялся обеими руками за кинжал и с силой вогнал его в горло противника.

– Итак, у нас новый чемпион, – провозгласил распорядитель. – Пёс работорговца Дьюхаза! Поприветствуйте его и запомните это имя!

Айзек засунул окровавленный кинжал за пояс и встал, придерживая пульсирующую болью правую руку – шипы на конце булавы порядочно распороли плечо. Распорядитель продолжал что-то вещать, но парень не слушал его. Айзек смотрел на сотни лиц вокруг себя и видел в них лишь злобу, кровожадность и алчность. А он стоял перед ними: ненавидящими его, бесчувственными и бессердечными игроками, которые пришли посмотреть на боль и смерть других людей. Пришли, чтобы насладиться властью дарить и отнимать жизнь, пока сами они в безопасности выпивали и смеялись, освистывая умирающих на арене рабов. Презираемых ими ничтожеств, чьи жизни и смерти были всего лишь поводом для ставки.

А Айзек был вынужден стоять перед ними, чувствуя, как по спине бежит кровь, как пот разъедает открывшиеся от резких движений раны: вчера работорговец был не в духе и вместо оговорённого одного удара за покушение выместил на невиновном пленнике всю свою злость.

– Я делаю это ради свободы. Ради мести, – шептал парень, сжав в кулаки липкие от крови руки. – Ради того, чтобы вырваться отсюда.


На выходе из клетки его встретил Уник.

– Давай сюда кинжал, Пёс.

Айзек послушно протянул ему оружие.

– Следующий бой через два часа, – сообщил Чёрный Человек, приделывая цепь к ошейнику.

– Два часа? – Пленник поднял на него мутные от боли глаза. – Но моя рука…

– Если ты не выйдешь, ты проиграл. Тебя в любом случае выволокут на арену и прикончат. Ты же не думаешь, что хозяин станет прятать тебя и спасать? – Уник усмехнулся. – Я совсем скоро верну свои денежки – проигранные, между прочим, из-за тебя.

Он потащил Айзека к расположенным чуть поодаль баракам.

– Хозяин приказал привести тебе лекаря. А по мне – так истекай ты себе кровью.

– Мне понадобится острый меч для следующего боя. И этот кинжал – я его честно заработал.

Уник резко развернулся и схватил пленника за горло.

– Ты что, мне условия ставишь?

Айзек посмотрел ему прямо в глаза.

– Или ты скажешь, что это было распоряжением твоего хозяина: выпустить меня на арену с тупым мечом? Он хочет, чтобы я побеждал. Вряд ли для этого сгодится незаточенный кусок железа.

Уник отпустил парня и презрительно скривил губы.

– Не льсти себе, Пёс, – он ставил против тебя.

– В первый раз, возможно, – невозмутимо парировал Айзек, снизу вверх глядя на рослого мужчину. – Но вряд ли он освободил меня ото всей работы и кормил только затем, чтобы увидеть моё поражение в первом же бою. Он планирует зарабатывать на моих победах. Он знает, что я это умею. Иначе он давно бы прикончил меня. Ты же не хочешь, чтобы я спросил у самого работорговца?

Уник смерил его тяжёлым взглядом.