Kitabı oku: «Следствие провели»

В сложно-непонятный период жизни я пообещала себе, что напишу то, о чем за годы службы узнала некоторые вещи. "Занимательная криминалистика" – так, по моему мнению, можно назвать мою задумку.

Насколько занимательно будет то, что, как мне кажется, лучше бы знать тем, кто работает в следствии/дознании, не знаю, но само название мне нравится). Теории нас учили хорошо, но все равно: некоторые вещи узнаешь только с опытом, встречая разные ситуации, сталкиваясь с проблемами по делам, наблюдая за людьми и анализируя ситуации.

Наука криминалистика, как известно, подразделяется на три основных части: наука о следах (трасология), процессуальные моменты и методики проведения отдельных следственных действий.

Первая более доступна описанию специалистов-трасологов. Во вторую сложно добавить что-то свое, тут главенствует УПК. Вот третья – более практика, чем теория. Об этом у меня есть, что сказать.

Хотя… в российском следствии как раз процесс, в том числе оформление, имеет определяющее значение.

Но. Надо ж еще иметь ТО, что оформлять. Т.е. факты и информацию, необходимые для результата.

А результат у нас что? Правильно – дело в суд с обвинительным заключением. С результатом рассмотрения в суде – обвинительный приговор.

Следы, вернее отображение действий во времени и пространстве (а проще говоря – окружающем мире) интересовали меня всегда. В детстве мы играли "в следопытов", ползая по заснеженной площадке с кучей разнообразных следов. Тогда это был просто интерес, без теоретической базы, а потому много пользы не принес.

Я хотела быть экспертом, но выбрала в итоге следствие. Мне нужен был конечный результат зафиксированного процесса (знать, чем закончилось), а эксперт владеет только частью информации по конкретным следам.

Я внимательно и с удовольствием изучала трасологию и, в принципе, на месте происшествия могла обойтись без эксперта, если что.

По прошествии лет неиспользуемая информация по большей части забылась, потому рассуждать в эту тему было бы непрофессионально.

Разных фишек в процессуальном оформлении тоже достаточно. Но здесь два главных момента: знать УПК и правоприменительную практику как "отченаш" и уметь систематизировать знания, что позволяет быстро ориентироваться в моментах. Тогда практически любую ситуацию можно обернуть если не "в свою пользу", то сделать нейтральной, а, значит, обезвредить противную сторону.

Даже в российской действительности уголовный процесс – дело состязательное. И победа в нем, не всегда, увы, но зачастую, зависит от того, кто кого переиграет/передумает.

Поскольку процесс состязательный, придется применять характер, знания и психологию. Главное, ясно отображать: ты изначально находишься в конфликте со всеми участниками процесса. Ибо: потерпевший хочет возмещения/возврата ущерба и наказания виновного; подозреваемый/обвиняемый (и его адвокат/представитель) хочет отмазаться; свидетели – чтобы их оставили в покое и не дергали; начальство и прокуратура требуют показатели…

А тебе надо всех выдернуть, получить от них информацию, составить четкую картину случившегося, произвести все необходимые действия, соблюсти все необходимые формальности, получить запланированный результат, преодолевая активное или пассивное сопротивление участников, потом систематизировать полученное, вывести анализ, сформировать в связную, понятную постороннему "книгу", подписать ее в нужных инстанциях – и все это в строго отведенное время.

Задача, при всей ее сложности, выполнима, если ты: четко представляешь себе, что хочешь иметь в общем итоге, результате каждого действия, знаешь, по каким законам это работает, планируешь, в том числе возможный форс-мажор, имея представление о путях его преодоления, и помнишь главное правило: всё против тебя, принимая его без оценок, как факт.

Готов? Поехали…

Каждое конкретное действие – всегда противоборство характеров. И ты обязан победить. В крайнем случае не дать победить визави, получив нейтральный результат.

Тебе надо: видеть картину целиком и каждый составляющий ее элемент; контролировать ситуацию каждый отдельный момент времени (или держать руку на пульсе, чтобы в нужный момент взять под контроль, это – тоже решать тебе). Ты – главный и отвечаешь за все.

Ты все еще хочешь стать следователем))?

Раньше молодые ломались в течение трех лет, сейчас – года за полтора. Если ты смог и остался, лет через пять, можешь идти работать куда угодно, ты справишься.

Возникает ощущение, что у тебя сплошные обязанности, и никаких прав.

На самом деле, не совсем так, и власти достаточно. Не всегда хватает осознания, что власть – прежде всего ответственность. И окружающие тебя – прежде всего люди, а уже потом – роли.

Два этих понимания позволили мне сохранять человеческие отношения со всеми участниками процесса.

Как-то на собеседовании работодатель, принимая окончательное решение по моей кандидатуре, поинтересовался, почему я выказываю так мало амбиций, претендуя на руководящую должность: «Неужели вы не хотите доказать, что вы достойны?». И крайне удивился моим: «Нет, не хочу.» На этом бы и закончился, не начавшись, мой путь в обычной жизни, но был в той конторе форс-мажор, потому со мной не попрощались, а дослушали.

– Я в своей жизни уже всем все доказала, причем буквально. А справлюсь или нет, время покажет.

Меня взяли, и я справилась. Хотя сомнения были с обеих сторон.

Опыт двадцатилетней службы пригодился в полном объеме. Опыт и сделанные выводы. Они разительно отличались от жизни обычных людей, и в кризисной ситуации пригодились и мне, и им.

Как обычно дети выбирают себе профессию?

Если выбирают, конечно, а не идут, куда родители устроили.

Или в блогеры-тиктокеры, по современным веяниям.

Я меняла пристрастия трижды. В раннем детстве очень хотелось петь, пока в музыкалке мне не объяснили, что со слухом не очень))

Позднее, понимая, что моё восприятие мира достаточно сильно отличается от большинства, собралась в геологи – подальше от людских глаз, норм и правил. Тем более, что камни разные, география и поиски меня всегда интересовали.

Ближе к старшей школе стало понятно, что неделями без цивилизации, в грязи и комарах для меня слабО. И примерно тогда же интерес к поискам перерос в желание расследований. Причем я хотела стать экспертом, потому что изучать разное естественно-научное было интересно. Но… это ж я не буду знать конечный результат! Ведь только в "Знатоках" они втроем везде.

Видимо-таки придется в следователи.

Я объявила родным о решении поступать в юридический, все обалдели))

Причем просто "на юриста" учиться не хотелось, именно на следователя!

Из гражданских, специализированных вузов, было три в стране, я ткнула в карту, не глядя, палец попал в Свердловск. Через необходимых два года стажа я полетела на северо-восток, в Азию.

Поступила на злости, ибо не готовилась вообще, и за годы работы школьная программа подзабылась.

Учиться было сложно. Отчисляли за малейшие провинности, драконили предметы, чтобы среди ночи «от зубов».

После четвертого курса я с несколькими одногруппниками пошла стажироваться в районный УВД. Ибо теорию нам преподавали отлично, а вот что, как и когда делать в реале, понятия никакого не было, несмотря на месячную практику после третьего.

Договорились о свободном посещении с обязательными семинарами, зачетами, экзаменами и нырнули во взрослую жизнь.

Первые два часа стажировки. Наставник – Юрий Сергеевич, лет 30, с юмором – рассказал о свежем грабеже, переданным ему в производство, троих задержанных по делу и двух скрывшихся, сказал сидеть в кабинете, сообщать начальству, что "вышел и сейчас будет", и отбыл по своим делам.

Сижу, изучаю судебную медицину – завтра очередной зачет.

Заявляются два молодых кавказца с небольшим чемоданчиком, требуют наставника. На информацию, что "я за него" отреагировали, в общем, нормально.

– Слушай, тут наших вчера взяли, надо отпустить, – и суют свой чемодан мне.

В ходе беседы, я понимаю, что эти – те двое, которых за грабеж не задержали вчера просто потому, что они шли по другой стороне улицы! Оставляю их ждать и бегаю по всем кабинетам с вопросом: "Что мне с ними делать?!". Абсолютно все сотрудники, включая дежурную часть, послали меня к наставнику, типа: его дело, пусть он и решает.

Я вернулась. Пока бегала, примерно придумала, что как мне быть.

Полчаса я им объясняла, что ничего не решаю, начальник будет завтра, всех отпустит, приходите обязательно. Вроде договорились.

Я и веселилась: в первые два часа работы взятку предлагали, и печалилась: не знала, что делать, а надо ж было задержать.

Прибывший вечером наставник пожурил за бездействие, практических советов не дал и не поверил, что они явятся назавтра.

Но они пришли, правда уже без чемодана. Были задержаны. В дальнейшем мы с наставником и еще одним стажером вместе и попеременно "кололи" задержанных, разыгрывая целые спектакли – мастер подходил к делу творчески. Тут и расстановка позиционно вокруг допрашиваемого, и расписанные поочередно реплики, и вопросы, много всего. Я, кстати, в дальнейшей своей работе этими методами не пользовалась, но тогда было интересно.

Еще ему нравилось поручать мне в его дежурство опросы заявителей по неочевидным делам. После сотни моих выясняющих вопросов и 8-10 исписанных листов объяснений редкий заявитель оставался уверен в том, что против него было совершено какое-либо правонарушение. Это не было моей целью, я просто тщательно уточняла обстоятельства, но было как раз целью моего наставника, ибо позволяло сразу вынести решение по материалу.

Со временем Юрий Сергеевич поручал мне готовить черновики постановлений. Результат мы обсуждали с ним и вторым стажером, который уже закончил учебу и поступил на службу, что как раз очень помогло мне в дальнейшей работе.

Еще при одном из обысков по какому-то делу был изъят редкий в самом начале 90-х компьютер. Он оказался бесхозным и завис в нашем кабинете надолго. Мы, конечно, в основном играли на нем в тетрис и подобные игрушки, но попутно освоили: как в нем и что, я даже познакомилась с "нортон командер" и предшественником Ворда, сейчас уже и не вспоминается, программа, позволяющая работать с текстовыми файлами, на букву "л", вроде… но не линукс. Всезнающий инет после долгих поисков нашел среди себя: Лексикон.

В ходе этой стажировки я четко усвоила: сколько бы ни было и каких чинов на месте происшествия, главный там – следователь, и весь спрос за результат только с него.

Очередные дежурные сутки наставника, он занят в РУВД, тут сообщают о квартирном разбое, надо ехать на место. Уж не знаю, чем он думал (мы с ним еще ни разу не были на выезде), но решил отправить одну меня в составе следственно-оперативной группы (СОГ), состоящей, обычно, из следователя, опера и эксперта.

Я знала, как действовать чисто теоретически, но поехала – молодость, что сказать))

Разбой – тяжкое преступление, потому на место происшествия выезжают не только районные СОГ, но и дежурные по городу и области.

Приезжаем в квартиру, там уже толпятся человек семь разной важности чинов в больших погонах и пытают шестилетнего очевидца разбоя Михаила. Пацан, кстати, не был особо напуган и отвечал довольно четко.

Я, согласуя свои действия с опытным доброжелательным экспертом, осматриваю квартиру под протокол. Тщательно и долго – первый раз же. До этого дня я только протоколы осмотра предметов составляла – нелюбимое следаками занятие, как и составление описей, очень пригождается богатый словарный запас, почерпнутый из проглоченных, буквально, книг двух с половиной библиотек.

Закончила протокол, допросила хозяйку, составили с ней список похищенного, и с чувством хорошо выполненного долга отбыла в райотдел, где составила необходимые постановления, завизировала все у наставника и передала дело в дежурку на регистрацию. Я, прям, гордилась собой! Целых пятнадцать минут. До звонка возмущенного дежурного: в деле не доставало основного – протокола допроса шестилетнего очевидца. Мне в голову не могло прийти, что ни один из толпы чинов, расспрашивавших мальца в течение часа, не удосужился внести его показания в протокол!

Выслушав моё блеяние, Юрий Сергеевич раз и навсегда объяснил, что кто бы и в каких погонах не присутствовал на месте, мое право и обязанность слать их лесом, чтоб не мешали работать, и только самой определять: кто, что, когда и в каком порядке делает на месте происшествия. Пусть и в свои 21.

Потому что спросят только с меня.

В дальнейшей своей работе я поступала именно так.

Многому я научилась на стажировке: добиваться нужного результата, добывать информацию, задавать нужные вопросы, даже звонить по телефону (что оказалось совсем не просто)!

Я, кстати, специально пошла на стажировку, понимая, что с моей застенчивостью работать будет сложно, а тут хочешь-не хочешь, придется, да и с практиканта спрос поменьше.

Наставник ничего особо отдельно не объяснял, я делала выводы из наблюдений. Поработать в таком режиме было очень полезно.

Закончилась полугодовая стажировка, мне приходилось самостоятельно проводить разные следственные действия и даже опросы населения, что обычно делают опера. В то время многое следователь делал лично: и проверки по материалам, и повестки доставлял, и понятых/подставных обеспечивал (особое изощрение – ночью в безлюдной части района), и жуликов по домам вылавливал. Поскольку стажеры – дополнительная бесплатная раб.сила, многое из этого ложилось на наши плечи.

Опрос населения мне не удался совсем, потому как нужное так и не выяснила, зато принесла два безнадёжных (в плане перспективы направления в суд) заявления. А как вы думаете, по закону милиционер обязан принять у граждан заявление о совершенном правонарушении! Так, на возмущенный ор дежурки я и выразилась. Народная молва дежурных смен навсегда определила: меня на опросы не пускать))

Тогда же, по самодельным "корочкам" (с настоящими подписями и печатями) нас даже в СИЗО (следственный изолятор) к арестованным пускали.

Мне было сложно в работе, потому как представления и о жизни, и о службе у меня были книжно-теоретические, при столкновении с реальностью я много косячила. Но было полезно "фейсом об тейбл" – нарабатывался опыт.

Нам (студентам-стажерам) дали каждому по десять фигурантных дел (с установленными подозреваемыми) и благословили на самостоятельное плавание.

Своего первого, задержанного за нанесение тяжких телесных повреждений, жулика я отпустила. С моей, чисто теоретической точки зрения, не имелось достаточных доказательств для предъявления ему обвинения и представления на арест. И за двое суток его задержания я их собрать не смогла. Я не прислушалась ни к начальнику следствия, ни к прокурору, требовавших обвинение-таки предъявить и в оставшиеся полтора месяца собрать нужное.

Как же! В кодексе же написано, что обвинение – только после сбора доказательств)))

Тот мой жулик был в розыске пять лет, я запомнила этот случай в разряд: как поступать не надо.

И свой первый визит в СИЗО к арестованному по делу заслуженному рецидивисту (многократно судимому ранее) тоже запомнила. Офигевание мое было полным. От обстановки и процесса.

Я, конечно, порасспрашивала коллег: как там и что, думая подготовиться и выстроить правильную линию поведения… Не знала тогда, что продумывать поведение надо, но планировать в следствии "от и до" – занятие бессмысленное и даже вредное: обстановка меняется каждые несколько минут, а предустановки мешают быстро ориентироваться в ситуации и соображать.

Так вот. Поднялась я по крутющим ступеням (при спуске один пролет был пересчитан не самой пышной моей пятой точкой) на самую верхотуру СИЗО в следственные кабинеты, выдала работникам конвоя бумажку с ФИО своего жулика и разложила на замызганном столе маленького кабинета нужные документы. Жду конвойного, который доставит "моего" (да, кино об этом процессе я тоже посмотрела). А надо сказать, что "заслуги" его я в деле видела (в том числе судимости за разбои и убийство), только фотографии не было.

Залетает в кабинет мужик, лет 40. Садится на табуретку и смотрит на меня выжидательно. Выглядела я в свои 22 лет на 16-17. Жулик смотрит уже даже и с легкой улыбкой. Я, косясь на замазанную многими слоями краски кнопку вызова (думаю, она давно нерабочая), стараясь говорить спокойно, спрашиваю: "Мухачев Виктор Павлович, 06.11.1957г.р.?"

Он кивает. Потом по-доброму так спрашивает: "Что, первый раз, да?"

А я понимаю, что у меня только папка с бумагами, табурет тяжелый и двигается свободно, как и стол (это лет через 5 только их закрепили к полу, а потом и решетки установили), расстояние между мной и ним – сантиметров 15, и видеокамер в кабинете нет…

Собираю себя и начинаю работать, решив: будь, что будет.

Все прошло нормально. «Спасибо» доброжелательности "своего первого арестованного" я даже сказала. Он оценил.

А выводы я сделала: необходимо излучать спокойную уверенность с легким нажимом, что бы ни случалось, и как бы подследственные себя ни вели.

Позже уяснила, что любое, даже самое хамско-агрессивное поведение – способ защиты, на который просто не надо вестись, гнуть свою линию.

Многие молодые следователи делают одинаковую ошибку, принимая защитное поведение подследственных (да часто и адвокатов) как личное оскорбление. Видела постоянно. И начинаются: ор и бессмысленные препирательства, ведущие к ухудшению изначально конфликтных отношений, а часто и к полной невозможности продолжать работу по делу.

Я разделяла рабочие и личные отношения. С многими из адвокатов мы учились на одном курсе и даже жили в одном общежитии.

И в каждом подследственном, каким бы он ни был, видела человека, прежде всего. За редкими исключениями, они это понимали.

В первый год самостоятельной работы я прекратила примерно 95% находящихся в моем производстве дел.

Принцип исповедовала такой: если можно не доводить дело до суда, разрешив противоречия и возместив причиненный ущерб, и находились хоть какие-то основания, надо все решать миром.

В то время в УПК было предусмотрено достаточно статей для досудебного урегулирования.

И несколько позже я поняла, что нам, молодым, специально давали неоднозначные дела, мы были полны энтузиазма и незамутненных знаний, чтобы найти решения для многолетних "залежей", от которых старшие товарищи отпихивались, как могли.

Еще через несколько лет наш, достаточно молодой прокурор района, давал нам в декабре карт-бланш на разрешение таких дел: "Кто придумает и внятно изложит приемлемые основания для прекращения, подпишу все." Мы пользовались. Правда, в первые несколько лет это было проще – не довлели усвоенные стандарты, аргументы формулировались легко и основательно. Нас хорошо учили!

Со временем-таки мышление как-то усреднялось что ли или глаз "замыливается". Когда через пять лет нашли моего первого отпущенного задержанного, я перечитала свое дело и свои постановления… Что сказать, ТАК я уже не напишу, а жаль!

В те "веселые 90-е" у меня, некогда пламенного пионэра, появилась привычка креститься, выходя из помещения. Каждый день был непредсказуем. Особенно суточные дежурства (по два-три в месяц). Не то, чтоб прям непременно убьют, но в нашем, на то время самом криминальном городе России, машины из автоматов расстреливали и днем, гранаты в окна кидали, даже из "мухи" по администрации жахнули. Как много позже мне стало известно, просто рядовым ОПСникам было любопытно "как же оно работает" – ничего личного)))

Да, в городе было официально зарегистрировано единственное в стране организованное преступное сообщество – ОПС "Уралмаш" – беспрецедентный и возможный только в то время случай.

На моё счастье, организованная преступность не была подследственна районному следствию. Потому основные рейдерские захваты с массовой стрельбой, беспорядками и убийствами прошли в то время мимо меня.

На нашу долю доставались бесчисленные имущественные преступления: квартирные кражи, грабежи, разбои (в основном); насильственные и против общественного порядка. И первые минирования, благо в большинстве – мнимые. Примерно через полгода после начала таких сообщений создали специальную службу "Вымпел", стало попроще жить.

Мой дебют в качестве поисковика взрывных устройств пришелся на очередное дежурство. Три сообщения подряд! Причем первое – здание хлебозавода.

Это отдельная тема: как следак, эксперт и опер (с папкой, экспертным чемоданом и пистолетом – соответственно) искали бомбу в цехах…

Поисковые собаки тоже образовались много позже. Как и инструкции по поведению на местах минирования. Достаточно внятные, где первым пунктом, заглавными буквами изложено: "Не приближаться! Ни при каких обстоятельствах не трогать руками! Вызвать спецов! Убрать население."

Мы запомнили. За время службы, в моих подразделениях никто не подорвался, слава Богу.

Но всё это было потом. А в то дежурство мы втроем лично залезали в каждый угол, предварительно вспомнив и обговорив, кто какие помнит мины и взрывные устройства (слава школьному НВП!), чтоб хоть примерно понимать, что ищем.

Не нашли. И не взорвалось. Перекрестились и поехали на следующий объект.

Наши дежурства… От 50 до 70 заявок в сутки. Я знала район по местам происшествий. В спальном микрорайоне не было квартиры, которую бы не "обнесли". В ОПС "Уралмаш" были разнарядки для каждой группы воров: столько-то квартир в неделю, "заслуги" каждой такой бригады исчислялись сотнями.

Мы проводили беседы с населением, разъясняли в каждый выезд… в конце концов перестали возвращать найденное имущество до смены замков входной двери (супермодные тогда – гаражные я лично спокойно открывала любой отверткой).

А еще амнистии каждые два с половиной года примерно. Только всех переловишь/посадишь, уже выпустили. Мы складывали справки-характеристики на каждого жулика в отдельные папочки, чтоб снова не собирать.

Тогда же наш мудрый начальник следствия сделал группы по направлениям. Наша, квартирная, была из четверых следаков: один сидел на всех бесфигурантных делах района (их было по 200-300 в месяц), мы трое "штамповали" дела с задержанными уже жуликами в суд. Конвейер, результат которого зависел от добросовестной работы каждого, в большой степени от бесфигурантника, который ежедневно, методично и последовательно должен был работать по каждому делу, не запуская, потому что потом не разгрести. Наши, когда 20, когда сорок ежемесячно, без его кропотливой, бумажной в основном работы, невозможно было бы в строго отведенные сроки направить в суд.