Kitabı oku: «Саг-гиг де Баб-илю», sayfa 3
Сами насекомые имели лица человеческих женщин и длинные волосы разных оттенков c маленькой короной на голове. Тело их было заковано в броню. При нападении они скалились, оголяли львиные клыки, а задняя часть тела обнимала жертву и впивалась скорпионьим хвостом. Эти существа нападали на всех попавшихся и оставляли рваные раны и частичные параличи. Люди катались по земле с дырами в теле, захлёбывались кровью, кричали и барахтались в собственных выделениях. Я боялся попасться этим насекомым, потому что не видел чтобы от их укусов кто-то погибал. Если это были наказания богов, думал я, то лучше молить о скорой смерти, чем о мученической жизни в их когтях…
Шестая труба была самой долгой. По лестнице из облака спускались формы, которые невозможно представить в природе. По небу разлетелись крылатые мохнатые шары с огромным глазом по центру и маленькими глазами вокруг. Их мохнатые крылья, размером с двух полных орланов, поражали своими движениями. Иные были с маленькими крыльями, но пропорционально большими телами. У других вообще отсутствовали крылья. Это скорее были сгустки света вокруг которых кружились упряжки с глазами. Это были десятки вращающихся глаз вокруг ослепительного света. Уменьшенные кольца Аншара1 крест-накрест опоясывали их.
Когда все трубы стихли – чудовища вдруг мерзко, скрипуче, неумело подражая человеческому голосу, запели: <<СВЯЯЯТ, СВЯЯЯТ, СВЯЯЯТ. ГОСПОДЬ ВСЕМОГУЩИЙ! ОН КТО БЫЛ И КТО ЕСТЬ И КТО ГРЯДЁТ!>> Я понимал их, но язык это был не наш. Хотя я уже и не могу вспомнить как он звучал… Их слова оглушали и причиняли боль в висках. Вместе со звоном в ушах они рождали в воображении видения, словно я вышел из тёмной пещеры на невыносимо яркий свет и резкий контраст ослепил меня.
Затем я просыпаюсь от чудовищной и резкой боли. На меня упал крупный осколок, раздробивший мне ноги и заваливший нижнюю часть тела. Мрак и смрад не заканчивался. Целые секции башни уже порушены, город всё больше напоминает руины, а я едва шевелясь, лежу в груде развалин. Видимо я потерял сознание от удара. Холод и озноб пробирает моё тело. Ни существ, ни людей я не слышу. Я бессильно опрокидываюсь на спину и смотрю в небо. Моё сознание и мысли путаются. Я пытаюсь мысленно говорить с самим с собой. Всё кружится. Да. Я тут. Это я. Я ещё существую и понимаю себя. Как понимаю? Откуда язык? Я ли это? На каком языке я общаюсь с самим собой? Чем был тот язык пришельцев и почему я его понял? Я пытаюсь крикнуть и позвать на помощь, но все мои попытки так и продолжают превращаться в неразборчивый бред.
Я вновь отключился. Слёзы, сопли, кровь и рвота превращают моё лицо в омерзительное подобие. А ведь сейчас я понимаю, что мы никогда и не задумывались, что язык и свобода слова могут исчезнуть. Я сомневаюсь, чтобы кто-то даже предполагал, что мы можем это потерять. Потерять жизни – да. Потерять дома, еду, одежду, но язык… А теперь я не могу произнести даже одного слова. Так ли себя чувствуют животные? Не способные изъясняться и свободно передвигаться? Рабы и пленники, перевезённые насильно в другую часть света? А для людей в целом? К чему это приведёт… Я не могу докричаться до помощи, но продолжаю мыслить картинками, ощущениями и даже понимаю себя! Хотя и не понимаю, как я себя понимаю… Ох, люди конечно изобретут новые языки, но сколько горя принесут эти разделения… Многие в мире несчастны потому, что не могут правильно донести мысли до другого. Даже говоря на одном языке мы имели конфликты и не всегда понимали друг друга. Я стараюсь успокоить себя и не двигаться. Любые движения приносят боль и забивают собой сознание. Я вспоминаю, как несколько дней назад посещал судебное разбирательство, где чтобы точнее описать визуальные детали столкновения повозок на перекрестке – судьи организовали процедуру, где при помощи глиняных моделек карет и пешеходов воспроизводили аварию. Слова позволяют создать форму картинок, которые помогают другому человеку мысленно увидеть ситуацию и понять её. Один язык создаёт максимально одинаковые картинки. Ой… Насколько же плохо будет получаться создавать верные картинки в чужом сознании, если будут десятки разных языков. Я старался вспоминать что то приятное, но никакие радости не лезли в голову. Подумал я, что если не могу успокоиться добрыми воспоминаниями, то нужно заинтерисовать себя размышлениями.
