Kitabı oku: «Без вины виноватые», sayfa 6

Явление восьмое

Незнамов, потом Шмага.

Незнамов (у двери.) Шмага, Шмага, поди сюда! Поди сюда, говорят тебе!

Шмага за дверью: «Бить не будешь?»

Да не буду, очень мне нужно об тебя руки марать!

Шмага входит, Незнамов берет его за ворот.

Говори, говори! Что там шепчутся, что говорят обо мне?

Шмага. Постой, не души! Отпусти на минутку, дай вздохнуть! Все скажу, всю правду скажу.

Незнамов (выпуская из рук Шмагу). Ну, говори!

Шмага. Что говорят-то? Да говорят глупости.

Незнамов. Это я знаю.

Шмага. А коли знаешь, за что ж сердишься!

Незнамов. Да ты не рассуждай, а говори, что слышал.

Шмага. Да я, признаться, и не слушал. Зачем слушать-то? Ведь, кроме глупости, я от них ничего не позаимствую: а этого у нас и дома много.

Незнамов. Да они что-то поминали меня и Кручинину и шептались.

Шмага. Да шепотом ли, вслух ли глупости говорить – разве это не все равно?

Незнамов. Да ведь они смеются. Это ужасно, это невыносимо! Ведь по крайней мере с моей-то стороны было искреннее, глубокое чувство. И зачем я рассказал!

Шмага. Ну вот то-то же.

Незнамов. И этот вечер у Нила Стратоныча, о котором они хлопочут! Нет ли тут интриги, нет ли какой-нибудь подлости? Не хотят ли они глумиться над женщиной, которая заслуживает всякого уважения?

Шмага. Уважения, ты говоришь?

Незнамов (хватаясь за голову). Ах, да я и сам не знаю, уважения или презрения.

Шмага. А не знаешь, так не водись ни с ними, ни с ней.

Незнамов. Постой! Представь себе, что человек бедный, самый бедный, который всю жизнь не видал в руках гроша, нашел вдруг груду золота…

Шмага. Превосходней ничего быть не может!

Незнамов. Погоди! И вдруг эта груда оказывается мусором. Что тогда?

Шмага. Да, если человек жаден, и золото очень мило ему показалось, так после такого превращения уж он непременно зацепит петельку на гвоздик, да и начнет вправлять туда свою шею.

Незнамов. Ну, так слушай!

Шмага (махнув рукой). Философия пошла. Нет, Гриша, нет, ты меня своей философией не май, не томи!

Незнамов. Да ведь есть же разница между добром и злом?

Шмага. Говорят, есть какая-то маленькая; да не наше это дело. Нет, ты меня философией не донимай! А то я затоскую так же, как ты. Направимся-ка лучше в «Собрание веселых друзей».

Незнамов. О, варвары! Что они делают с моим сердцем! Но уж кто-нибудь мне ответит за мои страдания: или они, или она!

Идут к двери.

Действие четвертое

Лица:

Кручинина.

Коринкина.

Дудукин.

Муров.

Незнамов.

Миловзоров.

Шмага.

Гости и прислуга.

Лунная ночь. Площадка в большом барском саду, окруженная старыми липами; на площадке скамейки и столики ясеневые, на чугунных ножках; на сцену выходит терраса большого дома, у террасы рабатки с цветами и вьющимися растениями. На террасу из дома стеклянная дверь и несколько окон; в доме полное освещение.

Явление первое

На одной скамейке сидят Незнамов и Миловзоров, на другой – Шмага; он смотрит то на луну, то по сторонам, вздыхает и принимает разные позы.

Миловзоров. Что ты, Шмага, вздыхаешь? Чем недоволен, мамочка?

Шмага. На луну сержусь.

Миловзоров. За что?

Шмага. Зачем она на меня смотрит? И какое глупое выражение! Точь-в-точь круглолицая, сытая деревенская девка, которая стоит у ворот, неизвестно чему рада, скалит зубы и во весь рот улыбается.

Миловзоров. Ты, мамочка, не понимаешь поэзии, а я сижу и про себя думаю: «Эка ночь-то!»

Шмага. Как бы хорошо в такую ночь…

Миловзоров. По Волге кататься?

Шмага. Нет, в трактире сидеть.

Миловзоров. Ну, что за вздор! В трактире хорошо зимой. На дворе вьюга или мороз, квартиры у нас, по большей части, сырые или холодные; в трактире светло и тепло.

Шмага. И весело.

Миловзоров. Ну, а летом там душно, мамочка.

Шмага. А ты вели окно открыть; вот тебе и воздух, и поэзия! Луна смотрит прямо тебе в тарелку; под окном сирень или липа цветет, померанцем пахнет…

Миловзоров. Это от липы-то?

Шмага. Нет, от графина, который на столе стоит. Петухи поют, которых зажарить еще не успели.

Миловзоров. Петухи! Проза, мамочка! Ты, вероятно, хотел сказать: соловьи.

Шмага. Да ведь это по деньгам глядя: много денег, так до соловьев просидишь, а мало, так только до петухов. Соловей зарю воспевает, попоет, попоет вечером да потом опять на заре защелкает; а петух полночь знает, это наш хронометр. Как закричит, значит, наш брат, бедняк, уходи из трактира, а то погонят. (Смотрит на луну и вздыхает.) Нет, вот мука-то, я вам доложу! Мы, изволите видеть, к богатому барину в гости приехали! А зачем, спрашивается! Природой любоваться? Сиди да гляди на луну, как волк в зимнюю морозную ночь. Так ведь и волк поглядит, поглядит, да и взвоет таково жалобно. Давай, Гриша, завоем в два голоса! Ты вой, а я подвывать стану с разными переливами; авось хозяин-то догадается.

Незнамов. Тебе, видно, не очень худо; ты еще шутить можешь, а мне, брат, скверно.

Шмага. Ну, и мне не легче.

Незнамов. Ты доберешься до буфета, у тебя и пройдет твое горе.

Шмага. А тебе кто ж мешает?

Незнамов. Мне это средство не поможет; пожалуй, хуже станет.

Миловзоров. Ну, не скажи, мамочка!

Шмага. А ты попробуй, чудак, попробуй!

Незнамов. Не проси; и то, кажется, попробую.

Шмага. Что ж это такое, в самом деле! Назвал человек гостей, а занять их не умеет.

Миловзоров. Ну, уж это ты напрасно, мамочка. Нил свое дело знает. Солидные люди у него играют в карты, молодые разговаривают с дамами.

Шмага. А актеры?

Миловзоров. Чем же актеров занимать? Они сами должны оживлять общество.

Шмага. Так ты прежде нас настрой как следует, подыми тон, придай фантазии, тогда мы и станем оживлять общество.

Миловзоров. Всему свой черед, мамочка. Теперь чай пьют; не хочешь ли чаю?

Шмага. Нет, уж это сами кушайте! (Вздыхает.)

Входит Коринкина.

Явление второе

Незнамов, Миловзоров, Шмага и Коринкина.

Коринкина. Господа, что же вы удаляетесь от общества? (Незнамову.) А вы что надувшись сидите, отчего нейдете к нам?

Незнамов. Зачем я вам понадобился?

Коринкина. Кручинина уж два раза про вас спрашивала. Она очень хорошо о вас отзывается.

Незнамов. Да хорошо ли, дурно ли, это мне все равно. Я вообще не люблю, когда про меня разговаривают. Ах, уж оставили бы вы меня в покое. Точно у вас нет другого разговора!

Коринкина. Да что вы за недотрога! Уж и хорошо-то про вас не смей говорить. Кручинина находит, что у вас талант есть и много души.

Шмага. Ну, душа-то для актера, пожалуй, и лишнее.

Миловзоров. Для комиков – это так; но есть и другие амплуа.

Шмага. Да вот ты каждый день любовников играешь, каждый день в любви объясняешься; а много ль у тебя ее, души-то?

Миловзоров. Я нахожу, что для здешней публики достаточно, мамочка.

Шмага. Для публики достаточно, а для домашнего употребления, брат, мало.

Незнамов. Желал бы я знать, как настоящие великие артисты в обыкновенной жизни себя ведут? Неужели так же притворяются, как на сцене?

Коринкина. Вероятно. Много надо опытности, много надо пожить на свете, чтобы выучиться отличать настоящее чувство от поддельного.

Незнамов. Так, значит, надо ждать, пока состаришься? А до тех пор всё будут тебя обманывать да дураком звать. Покорно вас благодарю. Лучше совсем не верить никому.

Коринкина. Да, пожалуй, что так.

Шмага. Душа-то у Незнамова есть, это правда; да вот беда-то, смыслу-то у него мало; не знает он, куда ее деть, куда ее расходовать.

Незнамов. Это ты правду говоришь.

Шмага. А вот я хочу узнать, есть ли у вас душа, Нина Павловна?

Коринкина. Это что еще за глупость?

Шмага. Я согласен, что меня, актера Шмагу, можно в порядочный дом и не пускать; ну и не пускайте, я не обижусь. Но ежели пустили и тем более пригласили, то надо принять в соображение мой образ жизни и мои привычки. Если у вас есть душа, то распорядитесь…

Коринкина. Понимаю, понимаю. У меня есть душа, я уж давно распорядилась. Я затем и пришла, чтоб пригласить вас.

Шмага. Пришли с таким приятным известием и молчите до сих пор! Ну, хорошо, что я не умер от нетерпения, а то могло бы возникнуть уголовное дело. (Подходит к Незнамову.) Гриша! Брось философию-то, пойдем! Что нам природа: леса, горы, луна? Ведь мы не дикие, мы люди цивилизованные.

Незнамов. Действительно, брат, скучно. Ну, пойдем, цивилизованный человек. Пойдем в буфет! Пойдем туда, куда влечет меня мой жалкий жребий!

Коринкина (Миловзорову, тихо). Он, кажется, в ударе. Подогрейте его хорошенько!

Миловзоров. Постараюсь.

Идут все к дому; навстречу им выходят Кручинина и Дудукин.

Явление третье

Незнамов, Миловзоров, Шмага, Коринкина, Кручинина и Дудукин.

Кручинина. Куда же вы, господа? Вы не от меня ли бежите?

Коринкина. О, нет; они сейчас же вернутся; я их к вам приведу.

Шмага. Бывают в жизни артиста минуты, когда он стремительно спешит к своей целя, как из лука стрела. Остановить его – напрасный труд!

Кручинина. Когда же эти минуты бывают?

Шмага. Когда загремят ножами и вилками и скажут: закуска готова.

Незнамов. Пойдем! Довольно тебе паясничать!

Коринкина, Незнамов, Миловзоров и Шмага уходят в дом.

Дудукин. Когда Шмага заговорит о закуске, так до пафоса доходит; он возбуждает аппетит; мы за этим его и приглашаем.

Кручинина. Да, это тоже своего рода талант; но едва ли нужно поощрять такие способности.

Дудукин. Что ж делать! Жизнь-то у нас, в провинции, скучна очень, так будешь рад и Шмаге. Я ведь не проповедник; у меня правило: живя сам и жить давай другим. Вы еще не соскучились у нас, не надоело вам?

Кручинина. Да где ж веселее-то? Везде одно и то же. Но отсюда все-таки мне надо уезжать скорее.

Дудукин. Почему же?

Кручинина. Слишком много волнения я испытываю; здесь все напоминает мне мое печальное прошлое.

Дудукин. Прошлое пора позабыть.

Кручинина. Да уж я было и стала забывать, да вот попала случайно на родину, все и ожило в моей памяти.

Дудукин. Забудьте, забудьте! Пора вам пользоваться своей славой, своими успехами, пора успокоиться на лаврах.

Кручинина. И рада бы успокоиться, да не дают. Я чуть было не умерла вчера.

Дудукин. Неужели? Что же случилось?

Кручинина. Оказалось, что я была обманута самым безжалостным образом. Когда мне писали, что мой сын умер, он был жив, он выздоровел. Его отдали кому-то в приемыши.

Дудукин. Кому же?

Кручинина. Ничего не известно, никто не знает. У кого только можно было спросить, я спрашивала. Некоторые помнят, что действительно были какие-то приезжие купцы или мещане, а кто говорит, что и господа, что взяли ребенка и уехали; а куда – никто не знает. Так и следов не осталось.

Дудукин. Где ж теперь следов искать! Кому ребенок мешал, кому нужно было его спрятать, так уж, поверьте, спрятали хорошо.

Кручинина. Так вы думаете, что это сделано умышленно, что его хотели сбыть с рук?

Дудукин. Без сомнения. А то зачем же было писать вам, что он умер?

Кручинина. Да, конечно. Ну, вот видите ли… А вы всё советуете успокоиться.

Дудукин. Да и думать-то об одном и том же что хорошего! Пользы никакой не будет, ничего не придумаете, а с ума сойти можно.

Кручинина. Да, можно, можно; я теперь понимаю, что даже легко сойти с ума.

Дудукин. А вы положитесь на судьбу! Коли суждено вашему сыну найтись, так он найдется.

Муров показывается на террасе.

А пока будем жить и веселиться! Жизнь для радостей дана.

Входит Муров.

Явление четвертое

Кручинина, Дудукин и Муров.

Муров. Там последний роббер кончили; новая партия составляется.

Дудукин. Извините! Я побегу, усажу господ играющих и сейчас же возвращусь. (Уходит.)

Муров. Вы мне позволите побеседовать с вами?

Кручинина. Вы имеете что-нибудь сообщить мне?

Муров. Имею; но, к сожалению, известие не совсем приятное.

Кручинина. Ничего, говорите! Я приятными известиями не избалована.

Муров. Я видел того человека, о котором давеча говорил вам.

Кручинина. Что же вы узнали от него?

Муров. Что этот купец Простоквашин…

Кручинина. Вы, кажется, говорили: Иванов?

Муров. Я давеча ошибся, а потом вспомнил. Так вот-с что: купец Простоквашин вместе с приемышем своим, года три или четыре тому назад, уехали в Астрахань по своим торговым делам; оба там захворали какой-то заразительной болезнью и умерли.

Кручинина. Если это и правда, то ведь осталась вдова. Уж вам лучше сказать, что все умерли.

Муров. Нет, как можно! Зачем ей умирать! Помилуйте! Вдова осталась, непременно осталась.

Кручинина. Где ж она, что ж она?

Муров. А она, должно быть, с огорчения, вышла замуж за молодого человека, за своего приказчика.

Кручинина. Как ему фамилия?

Муров. Это неизвестно; впрочем, легко узнать: стоит только спросить, за кого вышла замуж вдова купчиха Непропёкина.

Кручинина. Вы сейчас только сказали, что фамилия этого купца Простоквашин, а теперь уж Непропёкин!

Муров. Как, неужели? Впрочем, спорить не смею; я очень часто перепутываю фамилии.

Кручинина. Теперь еще вопрос: во всем том, что вы мне говорили давеча и теперь, есть сколько-нибудь правды?

Муров (смеется). Вопрос категорический! Не сомневайтесь! Есть!

Кручинина. Что же именно?

Муров. Что сын ваш умер, что его давно нет на свете, и пора забыть все это дело.

Кручинина. Забывайте; я вам не мешаю.

Муров. Нет, я вам советую. Занимайтесь своим делом артистическим, благо оно идет у вас так успешно. Вы не семнадцатилетняя девочка; вам уж пора бросить сентиментальность, пора иметь рассудок и смотреть на жизнь серьезнее.

Кручинина. Как вы осмеливаетесь давать мне советы!

Муров. Вы меня сами вынудили. Вы тут ездите по городу, расспрашиваете, нашли какую-то полоумную старуху… Приятно ли мне это – подумайте! Я один из самых крупных землевладельцев, у нас скоро выборы, я баллотируюсь на видную должность, а вы тут заводите сплетни; так и жди какого-нибудь скандала.

Кручинина. Да какое мне дело до вас? Я ищу своего сына; мне запретить никто не может.

Муров. Вот что! Я еще раз предлагаю вам бросить всю эту мелодраму и помириться со мной на самых выгодных для вас условиях. А если не хотите, так по крайней мере уезжайте отсюда.

Кручинина. Я не хочу ни того, ни другого. Я обязана сыграть здесь еще два спектакля, и сыграю их, и уеду тогда, когда мне заблагорассудится.

Муров. Обязаны! Что за обязательства! Сборы здешние, что ли, вас очень прельщают? Так я вам заплачу, заплачу и антрепренеру.

Кручинина. Вы уж заплатили мне злом за добро, а за зло, которое вы мне сделали, у вас не хватит состояния заплатить мне. Я не так богата, как вы, а готова заплатить, что угодно, чтоб только не видать вас, чтоб вы не встречались мне никогда. Я избегала вас, вы сами меня нашли.

Муров. Вот видите ли, я бы для вас и даром уехал отсюда, без всякой платы, да мне нельзя. Я здешний обыватель, здесь все мои интересы, а у вас что здесь? Только одни фантазии. Так фантазировать можно и во всяком другом месте. Послушайте, не ссорьтесь со мной! Вам это будет невыгодно: я человек сильный, у меня большая партия.

Кручинина. Я не боюсь вас. Я знаю, что вы способны на все; но хуже того, что вы сделали, вам уж не придумать.

Муров (пожимая плечами). Ну, как угодно.

Входит Дудукин.