Kitabı oku: «Борис Годунов», sayfa 4

Москва. Дом Шуйского

ШУЙСКИЙ, МНОЖЕСТВО ГОСТЕЙ. УЖИН.

Шуйский

Вина еще.

Встает, за ним и все.

Ну, гости дорогие,

Последний ковш! Читай молитву, мальчик.

Мальчик

Царю небес, везде и присно сущий,

Своих рабов молению внемли:

Помолимся о нашем государе,

Об избранном тобой, благочестивом

Всех христиан царе самодержавном.

Храни его в палатах, в поле ратном,

И на путях, и на одре ночлега.

Подай ему победу на враги,

Да славится он óт моря до моря.

Да здравием цветет его семья,

Да осенят ее драгие ветви

Весь мир земной – а к нам, своим рабам,

Да будет он, как прежде, благодатен,

И милостив и долготерпелив,

Да мудрости его неистощимой

Проистекут источники на нас;

И царскую на то воздвигнув чашу,

Мы молимся тебе, царю небес.

Шуйский

(пьет)

Да здравствует великий государь!

Простите же вы, гости дорогие;

Благодарю, что вы моей хлеб-солью

Не презрели. Простите, добрый сон.

Гости уходят, он провожает их до дверей.

Пушкин

Насилу убрались; ну, князь Василий Иванович, я уж думал, что нам не удастся и переговорить.

Шуйский

(слугам)

Вы что рот разинули? Все бы вам господ подслушивать. Сбирайте со стола да ступайте вон. Что такое, Афанасий Михайлович?

Пушкин

Чудеса да и только.

Племянник мой, Гаврила Пушкин, мне

Из Кракова гонца прислал сегодня.

Шуйский

Ну.

Пушкин

Странную племянник пишет новость.

Сын Грозного… постой.

(Идет к дверям и осматривает.)

Державный отрок,

По манию Бориса убиенный…

Шуйский

Да это уж не ново.

Пушкин

Погоди:

Димитрий жив.

Шуйский

Вот-на! какая весть!

Царевич жив! ну подлинно чудесно.

И только-то?

Пушкин

Послушай до конца.

Кто б ни был он, спасенный ли царевич,

Иль некий дух во образе его,

Иль смелый плут, бесстыдный самозванец,

Но только там Димитрий появился.

Шуйский

Не может быть.

Пушкин

Его сам Пушкин видел,

Как приезжал впервой он во дворец

И сквозь ряды литовских панов прямо

Шел в тайную палату короля.

Шуйский

Кто ж он такой? откуда он?

Пушкин

Не знают.

Известно то, что он слугою был

У Вишневецкого, что на одре болезни

Открылся он духовному отцу,

Что гордый пан, его проведав тайну,

Ходил за ним, поднял его с одра

И с ним потом уехал к Сигизмунду.

Шуйский

Что ж говорят об этом удальце?

Пушкин

Да слышно, он умен, приветлив, ловок,

По нраву всем. Московских беглецов

Обворожил. Латинские попы

С ним заодно. Король его ласкает

И, говорят, помогу обещал.

Шуйский

Все это, брат, такая кутерьма,

Что голова кругом пойдет невольно.

Сомненья нет, что это самозванец,

Но, признаюсь, опасность не мала.

Весть важная! и если до народа

Она дойдет, то быть грозе великой

Пушкин

Такой грозе, что вряд царю Борису

Сдержать венец на умной голове.

И поделом ему! он правит нами,

Как царь Иван (не к ночи будь помянут).

Что пользы в том, что явных казней нет,

Что на колу кровавом, всенародно,

Мы не поем канонов Иисусу,

Что нас не жгут на площади, а царь

Своим жезлом не подгребает углей?

Уверены ль мы в бедной жизни нашей?

Нас каждый день опала ожидает,

Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,

А там – в глуши голодна смерть иль петля.

Знатнейшие меж нами роды – где?

Где Сицкие князья, где Шестуновы,

Романовы, отечества надежда?

Заточены, замучены в изгнанье.

Дай срок: тебе такая ж будет участь.

Легко ль, скажи! мы дома, как Литвой,

Осаждены неверными рабами;

Все языки, готовые продать,

Правительством подкупленные воры.

Зависим мы от первого холопа,

Которого захочем наказать.

Вот – Юрьев день задумал уничтожить.

Не властны мы в поместиях своих.

Не смей согнать ленивца! Рад не рад,

Корми его; не смей переманить

Работника! – Не то, в Приказ холопий.

Ну, слыхано ль хоть при царе Иване

Такое зло? А легче ли народу?

Спроси его. Попробуй самозванец

Им посулить старинный Юрьев день,

Так и пойдет потеха.

Шуйский

Прав ты, Пушкин.

Но знаешь ли? Об этом обо всем

Мы помолчим до времени.

Пушкин

Вестимо,

Знай про себя. Ты человек разумный;

Всегда с тобой беседовать я рад,

И если что меня подчас тревожит,

Не вытерплю, чтоб не сказать тебе.

К тому ж твой мед да бархатное пиво

Сегодня так язык мне развязали…

Прощай же, князь.

Шуйский

Прощай, брат, до свиданья.

(Провожает Пушкина.)

Царские палаты

ЦАРЕВИЧ,

ЧЕРТИТ ГЕОГРАФИЧЕСКУЮ КАРТУ.

ЦАРЕВНА, МАМКА ЦАРЕВНЫ.

Ксения

(целует портрет)

Милый мой жених, прекрасный королевич, не мне ты достался, не своей невесте – а темной могилке на чужой сторонке. Никогда не утешусь, вечно по тебе буду плакать.

Мамка

И, царевна! девица плачет, что роса падет; взойдет солнце, росу высушит. Будет у тебя другой жених и прекрасный и приветливый. Полюбишь его, дитя наше ненаглядное, забудешь своего королевича.

Ксения

Нет, мамушка, я и мертвому буду ему верна.

Входит Борис.

Царь

Что, Ксения? что, милая моя?

В невестах уж печальная вдовица!

Все плачешь ты о мертвом женихе.

Дитя мое! судьба мне не судила

Виновником быть вашего блаженства.

Я, может быть, прогневал небеса,

Я счастие твое не мог устроить.

Безвинная, зачем же ты страдаешь? —

А ты, мой сын, чем занят? Это что?

Феодор

Чертеж земли московской; наше царство

Из края в край. Вот видишь: тут Москва,

Тут Новгород, тут Астрахань. Вот море,

Вот пермские дремучие леса,

А вот Сибирь.

Царь

А это что такое

Узором здесь виется?

Феодор

Это Волга.

Царь

Как хорошо! вот сладкий плод ученья!

Как с облаков ты можешь обозреть

Все царство вдруг: границы, грады, реки.

Учись, мой сын: наука сокращает

Нам опыты быстротекущей жизни —

Когда-нибудь, и скоро, может быть,

Все области, которые ты ныне

Изобразил так хитро на бумаге,

Все под руку достанутся твою.

Учись, мой сын, и легче и яснее

Державный труд ты будешь постигать.

Входит Семен Годунов.

Вот Годунов идет ко мне с докладом.

В царских палатах.

Б. Зворыкин. Париж, 1927. Национальная библиотека Франции

(Ксении)

Душа моя, поди в свою светлицу;

Прости, мой друг. Утешь тебя господь.

Ксения с мамкою уходит.

Что скажешь мне, Семен Никитич?

Семен Годунов

Нынче

Ко мне, чем свет, дворецкий князь-Василья

И Пушкина слуга пришли с доносом.

Царь

Ну.

Семен Годунов

Пушкина слуга донес сперва,

Что поутру вчера к ним в дом приехал

Из Кракова гонец – и через час

Без грамоты отослан был обратно.

Царь

Гонца схватить.

Семен Годунов

Уж послано в догоню.

Царь

О Шуйском что?

Семен Годунов

Вечор он угощал

Своих друзей, обоих Милославских,

Бутурлиных, Михайла Салтыкова,

Да Пушкина – да несколько других;

А разошлись уж поздно. Только Пушкин

Наедине с хозяином остался

И долго с ним беседовал еще.

Царь

Сейчас послать за Шуйским.

Семен Годунов

Государь,

Он здесь уже.

Царь

Позвать его сюда.

Годунов уходит.

Царь

Сношения с Литвою! это что?..

Противен мне род Пушкиных мятежный,

А Шуйскому не должно доверять:

Уклончивый, но смелый и лукавый…

Входит Шуйский.

Мне нужно, князь, с тобою говорить.

Но кажется – ты сам пришел за делом:

И выслушать хочу тебя сперва.

Шуйский

Так, государь: мой долг тебе поведать

Весть важную.

Царь

Я слушаю тебя.

Шуйский

(тихо, указывая на Феодора)

Но, государь…

Царь

Царевич может знать,

Что ведает князь Шуйский. Говори.

Шуйский

Царь, из Литвы пришла нам весть…

Царь

Не та ли,

Что Пушкину привез вечор гонец.

Шуйский

Все знает он! – Я думал, государь,

Что ты еще не ведаешь сей тайны.

Царь

Нет нужды, князь: хочу сообразить

Известия; иначе не узнаем

Мы истины.

Шуйский

Я знаю только то,

Что в Кракове явился самозванец

И что король и паны за него.

Царь

Что ж говорят? Кто этот самозванец?

Шуйский

Не ведаю.

Царь

Но… чем опасен он?

Шуйский

Конечно, царь: сильна твоя держава,

Ты милостью, раденьем и щедротой

Усыновил сердца своих рабов.

Но знаешь сам: бессмысленная чернь

Изменчива, мятежна, суеверна,

Легко пустой надежде предана,

Мгновенному внушению послушна,

Для истины глуха и равнодушна,

А баснями питается она.

Ей нравится бесстыдная отвага.

Так если сей неведомый бродяга

Литовскую границу перейдет,

К нему толпу безумцев привлечет

Димитрия воскреснувшее имя.

Царь

Димитрия!.. как? этого младенца!

Димитрия!.. Царевич, удались.

Шуйский

Он покраснел: быть буре!..

Феодор

Государь,

Дозволишь ли…

Царь

Нельзя, мой сын, поди.

Феодор уходит.

Димитрия!..

Шуйский

Он ничего не знал.

Царь

Послушай, князь: взять меры сей же час;

Чтоб от Литвы Россия оградилась

Заставами; чтоб ни одна душа

Не перешла за эту грань; чтоб заяц

Не прибежал из Польши к нам; чтоб ворон

Не прилетел из Кракова. Ступай.

Шуйский

Иду.

Царь

Постой. Не правда ль, эта весть

Затейлива? Слыхал ли ты когда,

Чтоб мертвые из гроба выходили

Допрашивать царей, царей законных,

Назначенных, избранных всенародно,

Увенчанных великим патриархом?

Смешно? а? что? что ж не смеешься ты?

Шуйский

Я, государь?..

Царь

Послушай, князь Василий:

Как я узнал, что отрока сего…

Что отрок сей лишился как-то жизни,

Ты послан был на следствие; теперь

Тебя крестом и богом заклинаю,

По совести мне правду объяви:

Узнал ли ты убитого младенца

И не было ль подмена? Отвечай.

Шуйский

Клянусь тебе…

Царь

Нет, Шуйский, не клянись,

Но отвечай: то был царевич?

Шуйский

Он.

Царь

Подумай, князь. Я милость обещаю,

Прошедшей лжи опалою напрасной

Не накажу. Но если ты теперь

Со мной хитришь, то головою сына

Клянусь – тебя постигнет злая казнь:

Такая казнь, что царь Иван Васильич

От ужаса во гробе содрогнется.

Шуйский

Не казнь страшна; страшна твоя немилость;

Перед тобой дерзну ли я лукавить?

И мог ли я так слепо обмануться,

Что не узнал Димитрия? Три дня

Я труп его в соборе посещал,

Всем Угличем туда сопровожденный.

Вокруг его тринадцать тел лежало,

Растерзанных народом, и по ним

Уж тление приметно проступало,

Но детский лик царевича был ясен

И свеж и тих, как будто усыпленный;

Глубокая не запекалась язва,

Черты ж лица совсем не изменились.

Нет, государь, сомненья нет: Димитрий

Во гробе спит.

Царь

(спокойно)

Довольно; удались.

Шуйский уходит.

Ух, тяжело!.. дай дух переведу…

Я чувствовал: вся кровь моя в лицо

Мне кинулась – и тяжко опускалась…

Так вот зачем тринадцать лет мне сряду

Все снилося убитое дитя!

Да, да – вот что! теперь я понимаю.

Но кто же он, мой грозный супостат?

Кто на меня? Пустое имя, тень —

Ужели тень сорвет с меня порфиру,

Иль звук лишит детей моих наследства?

Безумец я! чего ж я испугался?

На призрак сей подуй – и нет его.

Так решено: не окажу я страха, —

Но презирать не должно ничего…

Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!

Краков. Дом Вишневецкого

САМОЗВАНЕЦ

И PATER ЧЕРНИКОВСКИЙ

.

Самозванец

Нет, мой отец, не будет затрудненья;

Я знаю дух народа моего;

В нем набожность не знает исступленья:

Ему священ пример царя его.

Всегда, к тому ж, терпимость равнодушна.

Ручаюсь я, что прежде двух годов

Весь мой народ, вся северная церковь

Признают власть наместника Петра.

Pater

Вспомоществуй тебе святый Игнатий,

Когда придут иные времена.

А между тем небесной благодати

Таи в душе, царевич, семена.

Притворствовать пред оглашенным светом

Нам иногда духовный долг велит;

Твои слова, деянья судят люди,

Намеренья единый видит бог.

Самозванец

Аминь. Кто там?

Входит слуга.

Сказать: мы принимаем.

Отворяются двери; входит толпа русских и поляков.

Товарищи! мы выступаем завтра

Из Кракова. Я, Мнишек, у тебя

Остановлюсь в Самборе на три дня.

Я знаю: твой гостеприимный замок

И пышностью блистает благородной

И славится хозяйкой молодой. —

Прелестную Марину я надеюсь

Увидеть там. А вы, мои друзья,

Литва и Русь, вы, братские знамена

Поднявшие на общего врага,

На моего коварного злодея,

Сыны славян, я скоро поведу

В желанный бой дружины ваши грозны. —

Но между вас я вижу новы лица.

Гаврила Пушкин

Они пришли у милости твоей

Просить меча и службы.

Самозванец

Рад вам, дети.

Ко мне, друзья. – Но кто, скажи мне, Пушкин,

Красавец сей?

Пушкин

Князь Курбский.

Самозванец

Имя громко!

(Курбскому)

Ты родственник казанскому герою?

Курбский

Я сын его.

Самозванец

Он жив еще?

Курбский

Нет, умер.

Самозванец

Великий ум! муж битвы и совета!

Но с той поры, когда являлся он,

Своих обид ожесточенный мститель,

С литовцами под ветхий город Ольгин,

Молва об нем умолкла.

Курбский

Мой отец

В Волынии провел остаток жизни,

В поместиях, дарованных ему

Баторием. Уединен и тих,

В науках он искал себе отрады;

Но мирный труд его не утешал:

Он юности своей отчизну помнил,

И до конца по ней он тосковал.

Самозванец

Несчастный вождь! как ярко просиял

Восход его шумящей, бурной жизни.

Я радуюсь, великородный витязь,

Что кровь его с отечеством мирится.

Вины отцов не должно вспоминать;

Мир гробу их! приближься, Курбский. Руку!

– Не странно ли? сын Курбского ведет

На трон, кого? да – сына Иоанна…

Все за меня: и люди и судьба. —

Ты кто такой?

Поляк

Собаньский, шляхтич вольный.

Самозванец

Хвала и честь тебе, свободы чадо!

Вперед ему треть жалованья выдать. —

Но эти кто? я узнаю на них

Земли родной одежду. Это наши.

Хрущов

(бьет челом)

Так, государь, отец наш. Мы твои

Усердные, гонимые холопья.

Мы из Москвы, опальные, бежали

К тебе, наш царь – и за тебя готовы

Главами лечь, да будут наши трупы

На царский трон ступенями тебе.

Самозванец

Мужайтеся, безвинные страдальцы —

Лишь дайте мне добраться до Москвы,

А там Борис расплатится во всем.

Ты кто?

Карела

Казак. К тебе я с Дона послан

От вольных войск, от храбрых атаманов,

От казаков верховых и низовых,

Узреть твои царевы ясны очи

И кланяться тебе их головами.

Самозванец

Я знал донцов. Не сомневался видеть

В своих рядах казачьи бунчуки.

Благодарим Донское наше войско.

Мы ведаем, что ныне казаки

Неправедно притеснены, гонимы;

Но если бог поможет нам вступить

На трон отцов, то мы по старине

Пожалуем наш верный вольный Дон.

Поэт

(приближается, кланяясь низко и хватая Гришку за полу)

Великий принц, светлейший королевич!

Самозванец

Что хочешь ты?

Поэт

(подает ему бумагу)

Примите благосклонно

Сей бедный плод усердного труда.

Самозванец

Что вижу я? Латинские стихи!

Стократ священ союз меча и лиры,

Единый лавр их дружно обвивает.

Родился я под небом полунощным,

Но мне знаком латинской музы голос,

И я люблю парнасские цветы.

Я верую в пророчества пиитов.

Нет, не вотще в их пламенной груди

Кипит восторг: благословится подвиг,

Его ж они прославили заране!

Приближься, друг. В мое воспоминанье

Прими сей дар.

(Дает ему перстень.)

Когда со мной свершится

Судьбы завет, когда корону предков

Надену я, надеюсь вновь услышать

Твой сладкий глас, твой вдохновенный гимн.

Musa gloriam coronat, gloriaque musam¹.

Итак, друзья, до завтра, до свиданья.

Все

В поход, в поход! Да здравствует Димитрий,

Да здравствует великий князь московский!

Замок воеводы Мнишка в Самборе

РЯД ОСВЕЩЕННЫХ КОМНАТ. МУЗЫКА.

ВИШНЕВЕЦКИЙ, МНИШЕК

.

Мнишек

Он говорит с одной моей Мариной,

Мариною одною занят он…

А дело-то на свадьбу страх похоже;

Ну – думал ты, признайся, Вишневецкий,

Что дочь моя царицей будет? а?

Вишневецкий

Да, чудеса… и думал ли ты, Мнишек,

Что мой слуга взойдет на трон московский?

Мнишек

А какова, скажи, моя Марина?

Я только ей промолвил: ну, смотри!

Не упускай Димитрия!.. и вот

Все кончено. Уж он в ее сетях.

Музыка играет польский. Самозванец идет с Мариною

в первой паре.

Марина

(тихо Димитрию)

Да, ввечеру, в одиннадцать часов,

В аллее лип, я завтра у фонтана.

Расходятся. Другая пара.

Кавалер

Что в ней нашел Димитрий?

Дама

Как! она

Красавица.

Кавалер

Да, мраморная нимфа:

Глаза, уста без жизни, без улыбки…

Новая пара.

Дама

Он не красив, но вид его приятен

И царская порода в нем видна.

Новая пара.

Дама

Когда ж поход?

Кавалер

Когда велит царевич,

Готовы мы; но, видно, панна Мнишек

С Димитрием задержит нас в плену.

Дама

Приятный плен.

Кавалер

Конечно, если вы…

Расходятся. Комнаты пустеют.

Марина Мнишек.

Б. Зворыкин. Париж, 1927. Национальная библиотека Франции

Мнишек

Мы, старики, уж нынче не танцуем,

Музыки гром не призывает нас,

Прелестных рук не жмем и не целуем —

Ох, не забыл старинных я проказ!

Теперь не то, не то, что прежде было:

И молодежь, ей-ей – не так смела,

И красота не так уж весела —

Признайся, друг: все как-то приуныло.

Оставим их; пойдем, товарищ мой,

Венгерского, обросшую травой,

Велим отрыть бутылку вековую

Да в уголку потянем-ка вдвоем

Душистый ток, струю, как жир, густую,

А между тем посудим кой о чем.

Пойдем же, брат.

Вишневецкий

И дело, друг, пойдем.

Ночь. Сад. Фонтан

САМОЗВАНЕЦ

И МАРИНА МНИШЕК.

Самозванец

(входит)

Вот и фонтан; она сюда придет.

Я, кажется, рожден не боязливым;

Перед собой вблизи видал я смерть,

Пред смертию душа не содрогалась.

Мне вечная неволя угрожала,

За мной гнались – я духом не смутился

И дерзостью неволи избежал.

Но что ж теперь теснит мое дыханье?

Что значит сей неодолимый трепет?

Иль это дрожь желаний напряженных?

Нет – это страх. День целый ожидал

Я тайного свидания с Мариной,

Обдумывал все то, что ей скажу,

Как обольщу ее надменный ум,

Как назову московскою царицей, —

Но час настал – и ничего не помню.

Не нахожу затверженных речей;

Любовь мутит мое воображенье…

Но что-то вдруг мелькнуло… шорох… тише…

Нет, это свет обманчивой луны,

И прошумел здесь ветерок.

Марина

(входит)

Царевич!

Самозванец

Она!.. Вся кровь во мне остановилась.

Марина

Димитрий! Вы?

Самозванец

Волшебный, сладкий голос!

(Идет к ней.)

Ты ль наконец? Тебя ли вижу я,

Одну со мной, под сенью тихой ночи?

Как медленно катился скучный день!

Как медленно заря вечерня гасла!

Как долго ждал во мраке я ночном!

Марина

Часы бегут, и дорого мне время —

Я здесь тебе назначила свиданье

Не для того, чтоб слушать нежны речи

Любовника. Слова не нужны. Верю,

Что любишь ты; но слушай: я решилась

С твоей судьбой и бурной и неверной

Соединить судьбу мою; то вправе

Я требовать, Димитрий, одного:

Я требую, чтоб ты души своей

Мне тайные открыл теперь надежды,

Намеренья и даже опасенья;

Чтоб об руку с тобой могла я смело

Пуститься в жизнь – не с детской слепотой,

Не как раба желаний легких мужа,

Наложница безмолвная твоя,

Но как тебя достойная супруга,

Помощница московского царя.

Самозванец

О, дай забыть хоть на единый час

Моей судьбы заботы и тревоги!

Забудь сама, что видишь пред собой

Царевича. Марина! зри во мне

Любовника, избранного тобою,

Счастливого твоим единым взором.

О, выслушай моления любви,

Дай высказать все то, чем сердце полно.

Марина

Не время, князь. Ты медлишь – и меж тем

Приверженность твоих клевретов стынет,

Час от часу опасность и труды

Становятся опасней и труднее,

Уж носятся сомнительные слухи,

Уж новизна сменяет новизну;

А Годунов свои приемлет меры…

Самозванец

Что Годунов? во власти ли Бориса

Твоя любовь, одно мое блаженство?

Нет, нет. Теперь гляжу я равнодушно

На трон его, на царственную власть.

Твоя любовь… что без нее мне жизнь,

И славы блеск, и русская держава?

В глухой степи, в землянке бедной – ты,

Ты заменишь мне царскую корону,

Твоя любовь…

Марина

Стыдись; не забывай

Высокого, святого назначенья:

Тебе твой сан дороже должен быть

Всех радостей, всех обольщений жизни,

Его ни с чем не можешь ты равнять.

Не юноше кипящему, безумно

Плененному моею красотой,

Знай: отдаю торжественно я руку

Наследнику московского престола,

Царевичу, спасенному судьбой.

Самозванец

Не мучь меня, прелестная Марина,

Не говори, что сан, а не меня

Избрала ты. Марина! ты не знаешь,

Как больно тем ты сердце мне язвишь —

Как! ежели… о страшное сомненье! —

Скажи: когда б не царское рожденье

Назначила слепая мне судьба;

Когда б я был не Иоаннов сын,

Не сей давно забытый миром отрок, —

Тогда б… тогда б любила ль ты меня?..

Марина

Димитрий ты и быть иным не можешь;

Другого мне любить нельзя.

Самозванец

Нет! полно:

Я не хочу делиться с мертвецом

Любовницей, ему принадлежащей.

Нет, полно мне притворствовать! скажу

Всю истину; так знай же: твой Димитрий

Давно погиб, зарыт – и не воскреснет;

А хочешь ли ты знать, кто я таков?

Изволь, скажу: я бедный черноризец;

Монашеской неволею скучая,

Под клобуком, свой замысел отважный

Обдумал я, готовил миру чудо —

И наконец из келии бежал

К украинцам, в их буйные курени,

Владеть конем и саблей научился;

Явился к вам; Димитрием назвался

И поляков безмозглых обманул.

Что скажешь ты, надменная Марина?

Довольна ль ты признанием моим?

Что ж ты молчишь?

Марина

О стыд! о горе мне!

(Молчание.)

Самозванец

(тихо)

Куда завлек меня порыв досады!

С таким трудом устроенное счастье

Я, может быть, навеки погубил.

Что сделал я, безумец? —

(Вслух.)

Вижу, вижу:

Стыдишься ты не княжеской любви.

Так вымолви ж мне роковое слово;

В твоих руках теперь моя судьба,

Реши: я жду

(бросается на колени)

Марина

Встань, бедный самозванец.

Не мнишь ли ты коленопреклоненьем,

Как девочки доверчивой и слабой

Тщеславное мне сердце умилить?

Ошибся, друг: у ног своих видала

Я рыцарей и графов благородных;

Но их мольбы я хладно отвергала

Не для того, чтоб беглого монаха…

Самозванец

(встает)

Не презирай младого самозванца;

В нем доблести таятся, может быть,

Достойные московского престола,

Достойные руки твоей бесценной…

Марина

Достойные позорной петли, дерзкий!

Самозванец

Виновен я; гордыней обуянный,

Обманывал я бога и царей,

Я миру лгал; но не тебе, Марина,

Меня казнить; я прав перед тобою.

Нет, я не мог обманывать тебя.

Ты мне была единственной святыней,

Пред ней же я притворствовать не смел.

Любовь, любовь ревнивая, слепая,

Одна любовь принудила меня

Все высказать.

Марина

Чем хвалится, безумец!

Кто требовал признанья твоего?

Уж если ты, бродяга безымянный,

Мог ослепить чудесно два народа,

Так должен уж по крайней мере ты

Достоин быть успеха своего

И свой обман отважный обеспечить

Упорною, глубокой, вечной тайной.

Могу ль, скажи, предаться я тебе,

Могу ль, забыв свой род и стыд девичий,

Соединить судьбу мою с твоею,

Когда ты сам с такою простотой,

Так ветрено позор свой обличаешь?

Он из любви со мною проболтался!

Дивлюся: как перед моим отцом

Из дружбы ты доселе не открылся,

От радости пред нашим королем

Или еще пред паном Вишневецким

Из верного усердия слуги.

Самозванец

Клянусь тебе, что сердца моего

Ты вымучить одна могла признанье.

Клянусь тебе, что никогда, нигде,

Ни в пиршестве за чашею безумства,

Ни в дружеском, заветном разговоре,

Ни под ножом, ни в муках истязаний

Сих тяжких тайн не выдаст мой язык.

Марина

Клянешься ты! итак, должна я верить —

О, верю я! – но чем, нельзя ль узнать,

Клянешься ты? не именем ли бога,

Как набожный приимыш езуитов?

Иль честию, как витязь благородный,

Иль, может быть, единым царским словом,

Как царский сын? не так ли? говори.

Лжедмитрий и Марина Мнишек.

Б. Зворыкин. Париж, 1927. Национальная библиотека Франции

Димитрий

(гордо)

Тень Грозного меня усыновила,

Димитрием из гроба нарекла,

Вокруг меня народы возмутила

И в жертву мне Бориса обрекла —

Царевич я. Довольно, стыдно мне

Пред гордою полячкой унижаться. —

Прощай навек. Игра войны кровавой,

Судьбы моей обширные заботы

Тоску любви, надеюсь, заглушат.

О как тебя я стану ненавидеть,

Когда пройдет постыдной страсти жар!

Теперь иду – погибель иль венец

Мою главу в России ожидает,

Найду ли смерть, как воин в битве честной,

Иль как злодей на плахе площадной,

Не будешь ты подругою моею,

Моей судьбы не разделишь со мною;

Но – может быть, ты будешь сожалеть

Об участи, отвергнутой тобою.

Марина

А если я твой дерзостный обман

Заранее пред всеми обнаружу?

Самозванец

Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь?

Что более поверят польской деве,

Чем русскому царевичу? – Но знай,

Что ни король, ни папа, ни вельможи

Не думают о правде слов моих.

Димитрий я иль нет – что им за дело?

Но я предлог раздоров и войны.

Им это лишь и нужно, и тебя,

Мятежница! поверь, молчать заставят.

Прощай.

Марина

Постой, царевич. Наконец

Я слышу речь не мальчика, но мужа.

С тобою, князь, она меня мирит.

Безумный твой порыв я забываю

И вижу вновь Димитрия. Но – слушай:

Пора, пора! проснись, не медли боле;

Веди полки скорее на Москву —

Очисти Кремль, садись на трон московский,

Тогда за мной шли брачного посла;

Но – слышит бог – пока твоя нога

Не оперлась на тронные ступени,

Пока тобой не свержен Годунов,

Любви речей не буду слушать я.

(Уходит.)

Самозванец

Нет – легче мне сражаться с Годуновым

Или хитрить с придворным езуитом,

Чем с женщиной – черт с ними; мочи нет.

И путает, и вьется, и ползет,

Скользит из рук, шипит, грозит и жалит.

Змея! змея! – Недаром я дрожал.

Она меня чуть-чуть не погубила.

Но решено: заутра двину рать.