Kitabı oku: «Паргоронские байки. Том 6», sayfa 11

– Единение! – прогремел Мардзекадан, пока противник валялся на земле. – Здесь всего десять моих гохерримов! Представьте, что я сотворю, если приведу весь клан!

– Ты… ты одолеешь всех нас разом, – с плохо скрытым страхом сказала Руналодана. – Я… этому… с этим…

– Я не буду таить это искусство! – великодушно воскликнул Мардзекадан. – Я научу и вас!.. Я научу всех!.. Мне одному мало от того толка – единение клинков требует единения душ! Все гохерримы как один, все – как единый клинок! Нам нужно войско, нужны легионы! Нам нужны лидеры, нужны вексилларии…

– Нам нужен предводитель! – вскочил Сильдибедан. – Нужен… архистратиг!

Все взгляды скрестились на Мардзекадане. Первородные разом отсалютовали, и хором грянули:

– Архистратиг!!! Архистратиг!!! Архистратиг!!!

И вот так в тот день была затеяна великая кампания. Гохерримы решили покончить с бесконечными войнами… самым надежным способом.

55321 год до Н.Э, Паргорон, Обитель Мазекресс.

Что-то назревало. Весь Паргорон это чувствовал. Уже сто двадцать лет гохерримы ни с кем не воевали, ни на кого не нападали. Они отражали удары нактархимов, но ответных не наносили. Они не делали налетов на внешнюю сторону, не охотились в Червоточинах, не штурмовали дворцы гхьетшедариев.

Могло показаться, что гохерримы наконец-то пресытились пролитием крови – но в это никто не верил. Могло показаться, что у них начались междоусобицы, что кланы перессорились и теперь заняты друг другом – и вот в это многие верили. Они действительно стали часто сражаться между собой, только вот… странные это были битвы.

В них почти никто не погибал.

Всевидящие Бекуян и Согеян первыми поняли, что грядет. От них это узнал Ксаурр, а от него – Саа’Трирр. Информация попала в сеть кэ-миало и быстро разлетелась по всему миру. Нактархимы, и без того всегда готовые к войне, тоже прекратили мелкие набеги и тоже стали копить силы.

– В такие моменты я рада, что выбрала внешнюю сторону, – прозвучал мягкий голос.

– Даже гохерримы не так кровожадны, чтобы напасть на Сердце, – раздался другой. – Но мне тоже больше нравится внешняя сторона. Тут не так жарко.

Мазекресс и Оргротор обменялись улыбками. Вокруг колыхались лианы, позвякивали дрепте-лец, цветы-колокольцы, от земли поднимался пар, а два Органа сидели прямо на воздухе, с нежностью глядя друг на друга.

Это была не сама Мазекресс, а ее Ярлык, астральная проекция. Основное тело Сердца Древнейшего пребывало поодаль – громадная туша цвета сырого мяса. Безмолвная и неподвижная, без рук, ног или щупальцев, она простиралась здесь уже восемь тысяч лет.

Первое время Мазекресс еще могла перемещаться, хотя и очень медленно. После Разделения она сначала уходила все глубже в землю, скрывалась от кипящих на поверхности битв. Ей помогали Кишки и некоторые кульминаты, а дикие ла-ционне поклонялись, как божеству. У нее была определенная власть над другими Органами, а ее песнь наполняла души забытыми чувствами.

За полторы тысячи лет она проросла сквозь толщу Чаши и объявилась на противоположной стороне. Давно обосновавшиеся тут сурдиты покорно потеснились, молча признали превосходство Сердца, которое по сути тоже Мышца. Ее обитель быстро стала самым цветущим местом в Паргороне… пока на другом конце Туманного Днища не разбил свои сады Оргротор.

Восемь тысяч лет они то ссорились, то мирились, были лучшими друзьями и заклятыми врагами. Их отношения описывали все новые круги, шли по кривой спирали – и сейчас эта спираль вернулась в фазу примирения и приближалась к дружбе.

Население Паргорона постепенно меняется. Рождаются все новые существа, появляются новые лица – а старых с каждым веком остается все меньше. Мир вокруг полон насилия, и даже бессмертные существа в нем периодически гибнут.

Потому те, кто прожил достаточно долго, проникаются особыми чувствами к старым друзьям… и врагам. Бывает сложно отличить одних от других, когда вы знакомы тысячи лет. Когда подобных вам конечное число, когда вы периодически сверяетесь со списком – сколько еще Плоти Древнейшего пребывает в живых?

Оргротор и Мазекресс пытались убить друг друга минимум трижды. Но вот колесо в очередной раз провернулось – и им снова нечего делить, снова нет причин для вражды. Грядущие события важнее тех, что занесли пески времени.

– Жаль, что мы не сделали этого вместе, – сказала Мазекресс, смыкая кончики пальцев. – Мазед, Саа’Трирр… даже Гламмгольдриг…

– Ты знаешь о Гламмгольдриге?.. – моргнул Оргротор.

– Я видела твоих детей. Видела этих… гхьетшедариев. Для кого-то проницательнее айчапа не составляет труда догадаться, от кого ты их породил.

– Другие не догадываются.

– Или считают неприличным давать тебе знать о своих догадках.

Оргротор покачал головой. Конечно, дело было не в этом. Просто далеко не все знали о том, как Оргротор это делает. Многие даже не подозревали о его участии в появлении бушуков и кэ-миало – первых считали детьми только Мазеда, вторых – только Саа’Трирра.

И гхьетшедариев все считали детьми только Оргротора. Даже, кажется, сам Гламмгольдриг. Во всяком случае, интереса к своему потомству он не проявил и никак не намекнул, что ему известна правда.

Но Мазекресс… она-то уж, конечно, все поняла.

– Значит, сегодня ты решила побыть неприличной, – изогнул уголки губ Оргротор. – Тебе ли не знать, насколько это опасно в моем присутствии?

– Возможно, именно этого я и желаю, – спокойно ответила Мазекресс.

По телу Оргротора прошла сладкая, давно не ощущавшаяся дрожь. Он поостыл за последние тысячелетия, утратил пыл с тех пор, как обзавелся полноценными детьми, но теперь его снова взял кураж.

Флирт с Мазекресс. Волнительно. Единственная из вершин Паргорона, которую он все еще не покорил.

Однако…

– Откуда мне знать, что это не очередная ловушка? – игриво спросил Оргротор.

Мазекресс улыбнулась. Ее астральная проекция была удивительно прекрасна, она казалась живой богиней – и в то же время это был только Ярлык. Истинное тело Сердца было гораздо больше Оргротора, было больше даже его дворца. Любому другому она казалась бесформенным чудовищем, горой пульсирующей плоти.

Но Оргротор видел суть. Видел душу. И, как… мнэ… божественному Фаллосу, ему нравилось то, что он видел.

Огромное, но прекрасное создание. Полное жизненной силы и нерастраченной любви. Во всем Паргороне Мазекресс была ему ближе всех по духу, по образу мыслей.

Тем сильнее становилась его ненависть, когда они в очередной раз начинали враждовать из-за эгоистического следования своим интересам. Мазекресс пыталась использовать Оргротора, Оргротор – властвовать над Мазекресс.

У них были общие цели, но каждый желал лидировать. Они оба хотели составить пару, но каждый хотел быть в этой паре главным. Каждый возвышал себя и свое видение того, каким должен быть Паргорон.

И каждый принижал заслуги другого.

Иногда чаша терпения переполнялась. Около тысячи лет назад они по-настоящему воевали. Чудовища Оргротора брали штурмом Мазекресс, а та успокаивала их своими песнями, ломала волю и обращала против создателя.

При этом она их еще и трансформировала. Она всегда считала, что может сделать лучше. Всегда находила, что можно исправить или усовершенствовать.

Но в одном она уступала Оргротору. В отличие от него, Мазекресс не могла создавать жизнь с нуля. Только менять уже существующее. И Отец Чудовищ не упускал возможности об этом напомнить.

– Зря мы столько раз ссорились, – сказал он, касаясь изящной руки Ярлыка. – Нам просто следует принять себя такими, какие мы есть. Я несу детородную силу Древнейшего и создаю жизнь. Ты же – Сердце этого мира. Тебе следует принять это и задуматься о своем главенстве над ла-ционне… над всеми обитателями Паргорона. Мне же оставь то, ради чего существую я.

– Оргротор, я прекрасно понимаю, что ты пытаешься меня уязвить, – мягко ответила Мазекресс. – Былые обиды заставляют колкости плясать на твоем языке. Но ты должен понимать, что я воплощаю не тривиальный кусок плоти, не буквально анатомический орган, а саму любовь Древнейшего. Больше всего он любил творение. Я не могу без этого.

– Да… Я понимаю. Я тоже воплощаю не буквально… орган…

– К счастью. Иначе нам всем было бы очень неловко с тобой общаться.

Оргротор натянуто улыбнулся. Шпилька Мазекресс оказалась больнее.

Будь он совсем юн, как когда-то – мог бы обидеться. Но возраст Отца Чудовищ приближался к десяти тысячам лет. Он испытал за это время бесконечно много – и о многом же передумал. Ему, в общем-то, повезло с происхождением, поскольку во многих культурах его образ – самый сильный. Где-то вызывающий стыд, где-то смех, но при этом обладающий бесконечным глубинным контролем над психикой смертных… да и бессмертных.

Он уступает в могуществе Триумвирату, но его способности уникальны. Он единственный сумел создать существ, равных тем, что явились непосредственно из Тела. Бушуки, кэ-миало и гхьетшедарии – такая же Плоть Древнейшего, как гохерримы, нактархимы и сурдиты. У них нет памяти о том, что они были частью чего-то большего, они явились в мир через его посредничество… и это самое веское доказательство его власти над миром. Он не приказывает – но он делает жизнь такой, какая она есть.

И все-таки… не такой, как хотелось бы. Не до конца. Небезупречно.

– Я много кого создал, – произнес Оргротор, глядя вдаль. – Много кого породил. Но всегда были какие-то недочеты. Не получается добиться совершенства. Такого, каким его видел бы Он.

– Возможно, мы добьемся его вместе.

– Возможно. Я раскритиковал тебя, но ты… действительно улучшаешь мои творения. И для этого тебе не нужна помощь других Органов.

Это было нелегко произнести. Нелегко признать.

– Я всегда восхищалась твоим умением создать жизнь с нуля, – прозвучал мелодичный голос. – Ты слишком строг к себе. Твои творения… они небезупречны, но жизнь не бывает безупречной. Древнейший всю вечность тянулся сердцем к идеалу – но так и не смог его достичь. А мы – всего лишь две его частички.

– Я не настолько безумен, чтобы пытаться достичь идеала Древнейшего… но хотел бы достичь собственного.

– Что если нам попробовать вместе?

Они как-то незаметно придвигались все ближе. Ярлык Мазекресс уже почти касался Оргротора. Дыхание ее физического тела становилось все жарче. Воздух наполняли миазмы демонического вожделения.

– Я возьму с тебя брачную клятву, – тихо сказал Оргротор. – И сам принесу такую же.

– О непричинении вреда и защите интересов друг друга, – согласилась Мазекресс. – Попробуем создать жизнь, которая будет… нести нашу волю. Нас обоих. Здесь и за Кромкой.

– И ты никогда не будешь рассказывать им, откуда я взялся, – шутливо потребовал Оргротор.

– Не порть момент.

Их соитие… вы же понимаете, что Оргротор сошелся не с Ярлыком? Едва они заключили договор и уверились в чистоте помыслов друг друга, остальное не заставило себя ждать. И эта сцена… она была прекрасна на метафизическом плане, но у какого-нибудь смертного вызвала бы рвоту.

Возможно, безумие.

И она была длительной. Она была очень длительной. Она продолжалась часы… дни… недель тогда не было, поскольку не было Нижнего Света, но она продолжалась недели. Оргротор и Мазекресс не могли насытиться друг другом.

В некотором смысле… в некотором смысле это происходит по сей день. Оргротор и Мазекресс оказались настолько идеальной парой, что они буквально… срослись. С каждым днем, с каждой неделей этого необыкновенного соития Оргротор все глубже погружался в лоно Мазекресс.

Их плоть все сильнее взаимопроникала. Граница меж их существами становилась все менее четкой. Сознания все теснее переплетались.

И спустя какое-то время они перестали воспринимать себя по отдельности. Стали фактически единым целым.

Мазекресс была гораздо больше, и она была сильнее, так что внешне осталась одна она. Но она… изменилась. Именно тогда у нее появились многочисленные хоботы. Она не обрела подвижности, осталась вросшей в землю, но Паргорон везде Паргорон, а покидать его она все равно не собиралась.

Никто из них не собирался.

Оргротор не погиб. Он органично вплелся в это новое существо. Как те самцы глубоководных рыб, которые настолько щедры к будущим поколениям, что отказываются от собственной индивидуальности и навсегда прирастают к своим самкам.

– Подожди… – подал голос Дегатти. – То есть эти ее хоботы… это… это…

– Ну нет же, – поморщился Янгфанхофен. – Не опошляй.

Но для всего остального Паргорона Оргротор погиб. Его дети перестали чувствовать его присутствие. Он исчез, осталась только Мазекресс. И все стали считать, что она его убила. Поглотила, вероятно… в общем-то, это было почти правдой. Демоны и в самом деле частенько проделывают такое друг с другом, это заложено в их природе. Им свойственно забирать, а не дарить. Поглощать, а не расточать.

Однако на самом деле то было не поглощение, а слияние. Мазекресс не убивала Оргротора, он по-прежнему жив внутри нее, активно влияет на ее решения… и пребывает в вечном блаженстве.

Своего идеала он достиг.

– Помянем, – поднял бокал Бельзедор.

– Помянем, – поднял и Дегатти.

А Мазекресс вскоре после этого получила прозвище Матери Демонов. Она перестала просто переделывать других существ и начала порождать новых, сама по себе. В Паргороне стали появляться невиданные прежде зверодемоны – иногда штучные, иногда скопом. Она экспериментировала, тренировалась, выбирала лучшие стратегии.

В слиянии с Оргротором она обрела новое могущество. И через некоторое время начала усложнять задачи, создавая разумных существ. Тех, кого потом будут называть низшими демонами.

Но это все произойдет уже позже. А первые несколько десятилетий у них с Оргротором был… медовый месяц. Они просто наслаждались друг другом, пока над Чашей сгущались тучи, пока все громче гремели громы, и сверкали клинки гохерримов.

Паргорон вступал в финальную фазу Десяти Тысяч Лет Войны. И началась она с решающей битвы Зубов и Ногтей.

Десять Тысяч Лет Войны. Часть 2

55307 год до Н.Э, Паргорон, где-то на границе Пекельной Чаши и Каменистых Земель.

В небесах пылал Центральный Огонь. Воздух дрожал от жара. Мистлето сегодня был не в духе, он ворочался и бурчал в своей пламенной обители, а внутренняя сторона Чаши скворчала, как яичница. Дворцы гхьетшедариев окутались призрачной дымкой, их владельцы изогнули пространство, подстраивая под себя климат.

Но прямо здесь гхьетшедариев не было… почти. Один-единственный таки явился посмотреть на события – до жути любопытный весельчак Гариадолл. Он парил высоко в воздухе и хищно ухмылялся, не в силах дождаться начала. Он сам пока не решил, хочет ли помочь одной из сторон или просто таращиться со стороны… в общем, ему было все равно, лишь бы повеселиться.

Но он единственный был настроен так несерьезно. Внизу раскалились добела ауры. Десятки тысяч высших демонов сошлись в одном месте – там, где пески Пекельной Чаши превращались в пыльную равнину Каменистых Земель. В одну сторону уходила пустыня, постепенно все сильнее загибаясь, исчезая в дрожащей дымке. В другую – потрескавшаяся почва, поначалу ровная, но затем вздымающаяся холмами и скалистыми отрогами.

Гохерримы обрушились на нактархимов четыре года назад. Их легионы мгновенным штурмом уничтожили три крепости – но оказалось, что нактархимы сами выставили их на съедение. Они давно смекнули, что планируют заклятые враги, и дали тем узнать о якобы важнейших своих точках. На деле же то были пустышки – толком не защищенные, зато окутанные сложными миражами. Гохерримы зря потратили время, а нактархимы вовремя узнали о нападении.

Они не любили открытые бои, Ногти Древнейшего. Им не нравились лобовые атаки и поединки лицом к лицу. Нактархимы предпочитали силе скорость, а мощным и неотвратимым ударам – точные и непредсказуемые. На внутренней стороне Чаши невозможно таиться в ночи, поскольку настоящие ночи случаются там лишь изредка, но за сотню веков нактархимы научились множеству трюков.

У них не было демонических клинков – но у них тоже была демоническая сила. Они заключали ее в собственных телах, прятали под костяной броней. Это во многом даже удобнее, во многом надежнее… но тем слаще было гохерримам эту броню вспарывать.

Еще нактархимы зависели от своих крепостей. В них они создавали средоточия силы, насыщали сами стены душами… далеко не в таких масштабах, как потом будут делать бушуки, но тем не менее. Это давало им преимущество – но это же делало их замки желанными призами. Потеря каждого была весьма болезненна.

Поэтому открытого противостояния нактархимы долго не принимали. Ускользали от гохерримских легионов, рассыпались в холмах и ущельях Каменистых Земель, наносили булавочные уколы, выбивали врагов по одному, обрушивались на спящих. До последнего скрывались в самых тайных своих крепостях, подставляли гохерримам менее ценные, устраивали засады и обманки.

Их тактика воплощала в себе все то, что гохерримы особенно не переносили.

Таким образом Зубы и Ногти воевали тысячелетиями. Кланы нападали на кланы, одиночки на одиночек. Вечное кровопролитие, бесконечные битвы. Но прежде каждый клан был сам по себе, и иногда случались даже междоусобицы – теперь же гохерримы отступать не собирались. Они шли железной лавой, вырезая и вычищая всех, кого могли.

Нактархимы не были так централизованы. Между собой они все были в союзе, они не вели междоусобиц, как гохерримы, но это были зыбкие союзы, шаткие. Старейшины даже сейчас что-то выгадывали, торговались друг с другом. Каждый хотел, чтобы именно его клан пострадал меньше остальных, чтобы основные удары пришлись на других.

У гохерримов в основном гибли разведчики. Ядро их войска было неуязвимо, но оно было слишком велико и отовсюду заметно. Для поиска и вылавливания нактархимов отправлялись летучие отряды – и они порой попадали в ловушки. Прямо сейчас семь молодых гохерримов скакали по ущелью, за ними развевались плащи, кони храпели – а впереди мелькала серая тень.

Нактархим убегал. Глупый нактархим пытался удрать, но клинки разведчиков уже пылали, и от них расходился жар, и демоническая сила струилась в скакунов, разгоняя их сверх возможного. Во все стороны летели камни, копыта высекали искры, силуэты всадников размылись, они достигли пределов скорости нактархима… а вот и превысили!

– Заходи слева! – крикнула юная Эсветегона.

Свистнул чей-то клинок, по скале прошла трещина. Ущелье все сильнее сужалось… нактархим резко отпрянул, едва увернулся от импульса. Эсветегона полоснула саблей, с той сорвалась огненная вспышка. Ее конь захрапел, поднялся на дыбы – почти прямо перед копытами разверзлась земля, из нее хлынули черные щупальца… поргул!.. Совсем близко к поверхности!..

Иронично, но благодаря этому поргулу Эсветегона осталась жива. Она потеряла несколько секунд, отстала от остальных – и увидела расправу издали. Нактархим, которого уже почти достал Амдеркедбек, вдруг ринулся наземь, расплылся… а впереди задрожал воздух и из него выступил… еще один нактархим, только гораздо крупнее и шире.

Ноготь Большого Пальца Ноги.

Гохерримы набросились разом – и Дой’Текерхреб вскинул щиты. Самый могучий среди нактархимов, он был и самым среди них медленным. Он не умел бегать так же быстро, как остальные, не умел мгновенно маневрировать – но ему и не требовалось. Закованный в несокрушимую броню, огромный и грозный, он просто позволял гохерримам идти на смерть. Высился как скала – и словно волны, разбивались об эту скалу их клинки.

Ему успели нанести только два или три удара, рассеянных импульса. Потом Дой’Текерхреб резко сомкнул щиты – и ущелье взорвалось. Звуковая волна шарахнула так, что разрезала скалы, разворотила камень… и убила на месте шестерых гохерримов.

Эсветегона в гневе закричала. Она не могла не признать силу Дой’Текерхреба… но ее возмутило нападение из засады!

Атаковать в лоб бессмысленно. Она встретилась взглядом с этим чудовищем – и натянула поводья. Он просто сотрет ее в порошок.

Куда важнее связаться с когортой, доложить вексилларию, что здесь первородный Ноготь!

Она не успела. Ее выбил из седла тот, первый нактархим. Пронесся потоком ветра, вспрыгнул на коня, дернул Эсветегону за руку – и вместе с ней упал на землю. Гохерримка увидела, как размеренно шагает Дой’Текерхреб, как взметается столбами пыль, как он заносит руку…

Вспышка! В нактархима врезался синий импульс, и тут же чиркнул по костяной броне топор. Вексилларий Сильдибедан рухнул с небес, спрыгнул с огромной высоты – и даже Дой’Текерхреба пошатнуло, даже он едва устоял на ногах. Взметнулся костяной щит, снова ударил топор… воздух загудел от ревущих энергий!

Битву первородных нечасто удается увидеть. Эсветегона жадно следила за ней… и одновременно отражала удары другого нактархима. Она не знала его имени. Щитки на ящериной роже разошлись, в прорезях пылали глаза… он тоже таращился на драку Дой’Текерхреба и Сильдибедана!

И в то же время успевал отражать каждый удар! Прямой выпад расколет эту гибкую кость, но скользящие она выдерживает… а эта скорость нактархимов!.. Эсветегона полвека провела в Школе Молодых, где Джулдабедан натаскивал их именно против этих живых молний, учил предвидеть их движения, опережать, подстраиваться…

Сабля неслышно пела. Гохерримка теснила противника, сама уклонялась от костяных когтей и шпор… полностью вошла в ритм. Отдалась упоительному восторгу, что дарует только бой, только поединок с равным противником.

Она видела, она слышала. Сильдибедан испытывал сейчас то же самое. Они с Дой’Текерхребом… это походило на сложный танец, на феерию убийственного счастья…

…Это было три года назад. Сегодня Эсветегона снова смотрела на Дой’Текерхреба, что стоял утесом среди тысяч простых нактархимов, и невольно искала среди них того, кого так и не сумела убить тогда. Она по-прежнему не знала его имени, но запомнила, как красиво он дрался.

Будь он гохерримом – она бы, возможно, влюбилась в него.

– Клинки, гохерримы!!! – раздался рев Мардзекадана.

– В бой, нактархимы!!! – прогремел Фар’Дуватхим.

Десятки тысяч демонов. За всю свою историю они не сшибались в таких количествах. Нактархимов в конце концов заставили, вынудили выйти в поле. Крепость за крепостью превращалась в руины, кланы теряли свои логовища. Несколько раз они пытались заманить гохерримов в по-настоящему крупный капкан – но те научились не поддаваться на провокации.

А прятаться за стенами у нактархимов больше не получалось. Не теперь, не в этот раз. Как только удавалось распутать миражи, крепость становилась легкой добычей. Хватало одного легиона… как вот сейчас.

Мардзекадан вскинул копье – а тысяча гохерримов обнажила клинки. Хлынули энергии, сошлись в вексилларии… и тот ринулся вперед.

Нактархимов разметало. Мардзекадан крутанул копьем, высек искры – и целая область занялась огнем. Вексилларий просто взорвал все, что видел, уничтожил. И продолжал шагать, гоня перед собой волну смерти, раскаляя до безумия воздух, испуская пламенные лучи из своего копья.

То же делали и другие вексилларии. Первородные Зубы всегда были сильнейшими в своем племени, но теперь они стали неостановимыми чудовищами. Этот их прием слияния энергий оказался чем-то страшным, непреодолимым.

Многие нактархимы сразу запеклись в собственной броне… но многие и выжили. Они тоже были высшими демонами, и одни успели исчезнуть, а другие закрылись щитами. Один нактархим вылетел вперед. Из столба дыма, из завесы пламени – он обогнул Мардзекадана и ринулся на строй недвижимых гохерримов, на стоящих с обнаженными клинками легионеров.

Теперь им пришлось защищаться! Либо биться, либо поддерживать клинком – гохерримы не могли делать то и другое одновременно! Нактархим успел вспороть нескольким глотки, успел перерезать несколько горл – и снова нырнул в дымовую завесу!

Тот самый! Эсветегона узнала его!.. Все нактархимы выглядят одинаково, но она как-то почувствовала, что это тот самый, увидела отображение его духа… какой сильный дух!

И она не выдержала, разорвала связь! Оставила поддержку вексиллария и прыгнула в Тень вслед за личным врагом!

Она стала первой. Нактархимы, не видя шансов одолеть вексиллариев, нападали на их легионы – и линии распадались, поддержка слабела. Один за другим гохерримы оставляли ее, разрывали связь, бросались в сечу сами… их сердца ныли, они не могли терпеть, им хотелось проливать кровь!

Вихрем пронесся Каш’Истербхем. Неформальный лидер всех нактархимов, старейшина сильнейшего из кланов и сам, пожалуй, сильнейший. Он ворвался в самую гущу, с непостижимой скоростью нанес несколько точных ударов – и десяток гохерримов обнаружили себя… мертвыми. У одних были вспороты животы, у других перерезаны горла.

Держателем Власти прозывали Каш’Истербхема. Он описал крутую дугу, почти взлетел над толпой – и врезался в вексиллария. Гаштерлодана прозывали Стремительным Клинком, и он успел отпарировать, успел выставить саблю. Сталь ударилась о кость, кость ударилась о сталь – и закружились первородные в смертельном танце.

Нет никого быстрей нактархимов. Но гохерримы умели вовремя реагировать. Они били огнем клинков. И они научились складывать силу, их первородные превратились в неостановимые машины убийства. Они создали стальные легионы – и сегодня те впервые сражались все вместе.

Описывал круги шест Джулдабедана. Ни единым днем он не был старше остальных первородных – но отчего-то его часто воспринимали как старца. Почти половина всех легионеров прошла Школу Молодых – и сегодня Учитель Гохерримов гордо ухмылялся, глядя на своих учеников. Он учил их сражаться… и в первую очередь с нактархимами!

Костяные коты терзали паргоронских псов. Сталептицы выклевывали алые глаза. Паргоронские кони топтали упавших, ломали копытами костяную броню. В этой сече обе стороны собрали все, что имели, привели всех, кого могли.

И тут были не только гохерримы и нактархимы. Словно рифы в океане, тут и там виднелись кульминаты, виднелись мегандоры. Высилась громада Агга – каждый его шаг заставлял землю сотрясаться. Огромный из огромных, кульминат топтал даже мегандоров – последние из чистокровных внезапно заняли сторону нактархимов.

Они были мельче. Рядом с кульминатами мегандоры казались карликами. Зато они были крепче. Прочнее. Устойчивее. Своими рожищами они вспарывали кульминатам животы, а рядом с гохерримами все равно оставались гигантами. Позвонки Древнейшего когда-то составляли божественный хребет, держали на себе все Тело.

И все же кульминаты были сильнее. Большая их часть давно уж не воевала с мегандорами, как гохерримы и нактархимы – они жили вперемешку, заводили общих детей. Однако не всем это нравилось, не все хотели раствориться в более рослом народе – и самых недовольных нактархимы уговорили выступить единым фронтом.

Опустилась колоссальная стопа. Тех’Кшетоган использовал шанс и скрылся в облаке пыли. Молнией он атаковал оттуда спины, шеи и руки.

Перебить позвоночник. Отсечь руку, вздымающую меч. Перерезать бедренную артерию. Гохерримы – живучие твари, но точный удар выведет из строя и их. Костяные когти нактархимов не так хороши, как их стальные зубы, но зато они их собственная плоть, в них струится дух Древнейшего!

Пусть гохерримы попробуют воевать без ступней, рук и голов!

Тех’Кшетоган исчезал и появлялся на поле боя, словно мерцающий фантом. Пробежать тенью паргоронского коня, отделиться от скалы, вынырнуть из тумана войны – и снова исчезнуть, забрав с собой жизнь врага. Проиграют ли они, победят ли – его разум был занят только боевой задачей. Только настоящим моментом.

Моментом боя.

Лишь ненадолго Тех’Кшетоган выбился из ритма. Он увидел отца. Увидел, как сражается Фар’Дуватхим. Против него стоял Сильдибедан, Судья Паргорона – и он едва поспевал за Перстом Указующим. Его страшный топор описывал дуги, раскалял воздух, оставлял трещины и сколы на броне противника.

Но Фар’Дуватхим всегда успевал уйти. Он скользил в потоках воздуха, дрожал горячим маревом. Костяные шпоры почти касались кожи, угрожали вспороть ее, разорвать гохерримову шкуру. В скорости Фар’Дуватхим превосходил врага, и только боевое искусство выручало Сильдибедана. Он всю жизнь сражался с нактархимами и умел предугадывать их движения.

Они не в первый раз сошлись в поединке. Фар’Дуватхим и Сильдибедан уже мерились силами, уже едва не убили друг друга однажды – много тысяч лет назад, когда Тело еще не закончило разлагаться. Возможно, они были первыми гохерримом и нактархимом, встретившимися на просторах Чаши.

Возможно, именно с них началась эта вечная война.

Земля превратилась в месиво. Десятки тысяч демонов сошлись в безумной мясорубке. Вексилларии командовали своими легионами, но и сами не оставались в стороне от боя. Ни один гохеррим на такое не способен. Сильдибедан бился с Фар’Дуватхимом, Гаштерлодан – с Каш’Истербхемом, а Худайшидан – с Дой’Текерхребом. Клинки высекали искры из костяных пластин, когти и шпоры рвали плоть.

– Энергию мне!.. – вскричал Сильдибедан, когда его кровь оросила землю.

Два десятка свободных легионеров ответили, отозвались на команду – и ринулись потоки с их клинков. Сильдибедан сразу ускорился, его топор засветился внутренним светом – и Фар’Дуватхим отпрянул. Двадцать клинков – это не тысяча, Сильдибедан не предстал неостановимым чудовищем, но все равно получил безусловное преимущество.

Вот так сегодня сражались гохерримы. Они до последнего придерживали этот козырь, прятали его, не раскрывали. К тому же у них было численное преимущество. На их стороне оказались кульминаты… они пока бьются с мегандорами, но тех неизбежно растопчут, и тогда колоссы обратятся к нактархимам!

Из всех народов Паргорона гохерримы и нактархимы, пожалуй, наиболее близки друг другу. Со множеством различий, абсолютно не схожие внешне, но взгляды на мир… Зубы и Ногти имели гораздо больше общего, чем любые другие демоны.

И именно поэтому они все время воевали, именно поэтому так ненавидели друг друга. Нет худшего врага, чем твой сосед или даже брат, который в чем-то с тобой не сошелся. Сегодня гохерримы и нактархимы собирались выяснить свои разногласия раз и навсегда… и не только они.

Нактархимы не удовлетворились помощью одних мегандоров. Узнав, что гохерримы заручились поддержкой кульминатов, что на их стороне сам Агг, они стали срочно искать друзей среди Органов. Их послы побывали и у Саа’Трирра, и у Мазекресс, и у Гламмгольдрига (от него не вернулись), и у Рвадакла, и у Мизхиэрданна, и у Кхатаркаданна… у всех этих чудовищ, оживших кусков божественной плоти.

Двое дали согласие. Из Кровавой Пены спустился Бекуян – и его всевидение немало помогло нактархимам вовремя узнавать о планах врага. Своим взором он пронизывал все Каменистые Земли, видел каждое перемещение гохерримских легионов и всякое прочее их действие.