Kitabı oku: «Под позолотой кровь», sayfa 4
Наблюдатель
Вот так всегда. Одного и того же можно добиться разными способами – простым и сложным. Элементарные познания в математике дают возможность вычислить вероятность неправильного выбора из двух вариантов как пятьдесят процентов. Любая лотерея с такой вероятностью выигрыша разорилась бы сразу же, но только не в случае с Гаврилину. На его долю обычно выпадают только сложные способы. Для того, чтобы наблюдать все происходящее в кафе на летней площадке ему пришлось сидеть почти час на самом солнцепеке. Со всеми вытекающими отсюда духотой, потом, раскаленным пластиком стола и стула и резью в глазах. Хотя в рези глаз виноват сам – не нужно было забывать солнцезащитные очки. И в это же самое время кое-кто мог спокойно сидеть у окна на третьем этаже, под струей прохладного воздуха из кондиционера и наблюдать все происходящее как из театральной ложи. Начальство бессердечно и непреклонно.
Нет, чтобы действительно обеспечить комфортабельное место для выполнения своего служебного долга. Гаврилин сидел у окна в кресле и убеждался, что хозяйка квартиры была совершенно права.
Милиция разогнала зевак и стала заниматься рутинным делом описания места преступления. Приехавший начальник милиции провел в кафе всего минут десять и уехал. Начальник милиции был похож на начальника милиции в штатском, и Гаврилин смог бы его вычислить даже и без подсказки.
Подполковник Симоненко носил на себе отпечаток своей милицейской биографии, как индеец бы носил свою боевую раскраску. Опер он и есть опер. Только этому в связи с заслугами и служебным рвением приказали сидеть в отдельном кабинете и ездить на «волге».
Некоторые оперативники не выдерживают подобной смены в ритме жизни и превращаются в носителей регалий, а другие продолжают вести оперативную работу среди преступников, среди своих сотрудников и внутри себя.
Симоненко, похоже, относился ко второй категории. Очень уверенный в движениях человек. И, судя по тому, что хозяйка квартиры назвала его не ментом и не мусором, а по званию и фамилии, подполковник пользовался среди местного населения некоторым уважением.
Вообще, хозяйка квартиры к терминам относилась аккуратно. Гаврилина покорило ее деление милиции на ментов и мусоров. Было в этом что-то личное, заставляющее подумать, что есть у хозяйки веские основания так называть блеклого старшего лейтенанта, судя по всему местного участкового.
Гаврилину было очень стыдно, но задуматься об этом он смог только после того, как сел в кресло у окна и хозяйка исчезла из его поля зрения. Когда ее формы маячили перед глазами Гаврилина ни о чем другом он думать не мог. Не получалось.
Так нельзя. Нужно очень серьезно относиться к полученным приказам и не на секунду не отвлекаться от… Да, как говорил один приятель, я бы ей отдался. Сходу. Без раздумья. Только из-за одного запаха.
Гаврилин тряхнул головой. О чем это он? О серьезном отношении к работе. Трагично, но его рабочее настроение улетучилось сразу, как только она прошла молча у него за спиной. Нужно отвлечься от крамольных мыслей. Начальство само виновато. Для молодых людей длительное воздержание чревато повышенной возбудимостью. Хотя до этого дня Гаврилин не замечал за собой подобного. А тут как с цепи сорвалось.
Вначале та блондинка с пистолетом, потом эта русоволосая. Как, кстати ее зовут? Так, а как, собственно, он собирается рапортовать начальству о сегодняшних событиях? Словесный портрет блондинки – с грехом пополам. Описать человека с автоматом – вот тут возникнут некоторые сложности.
Если честно, то Гаврилин смотрел в тот момент не на него, а на девушку с пистолетом и на беднягу-охранника. Это была первая смерть человека на глазах Гаврилина, и, как бы ни хотелось Гаврилину в этой ситуации выглядеть красиво, он вынужден был констатировать, что шока избежать не удалось.
И чем больше Гаврилин думал о происшедшем, тем больше приходил к выводу, что его очень красиво обвели вокруг пальца. Вся мизансцена была построена таким образом, что все свидетели могли реагировать только таким образом.
Вначале все мужики пялились на прелести дамы, а там было на что посмотреть, а потом все мужики должны были переваривать появление пистолета в руках у дивы и брызг крови из затылка охранника. Мужчина с банальной полиэтиленовой сумкой в руках не мог, естественно, конкурировать по зрелищности с бюстом и ногами красотки, а извлеченный из сумки автомат вызвать большего интереса, чем стреляющий пистолет и падающий навзничь парень в пиджаке.
Даже если бы в кафе оказались женщины, то они либо глазели бы на конкурентку осуждающе, либо отвели бы от нее взгляд, чтобы не расстраиваться. Ну а потом, после первого выстрела, уже было бы не до созерцания.
Что там говорилось на занятиях по тактике? Сочетание времени, места и способа действия? Три пятерки. Плюс еще пятерка за артистизм. Итого двадцать балов из пятнадцати возможных. И два бала товарищу Гаврилину за внимание и наблюдательность. И единица за отношение к… Впрочем, об этом он уже думал.
– Я тебе обещала чего-нибудь холодного.
Обещала. Это точно. Если бы таким голосом она бы пообещала стакан серной кислоты, Гаврилин все равно не смог бы отказаться. Невероятная женщина. Перешла с Гаврилиным на «ты», пока они молча поднимались на третий этаж. Переход состоялся односторонний, потому, что Гаврилин так и не смог заставить заговорить с ней.
Мучительница подошла к окну и протянула запотевший стакан. Второй был у нее в руке. Стаканы были высокие, рука – изящно очерченная, а глаза у хозяйки были зеленые. Ярко-зеленые и прозрачные.
Такие глаза сравнивают с каким-то драгоценным камнем, но все геологические названия в купе с требованиями инструкций вылетели из головы Гаврилина мгновенно. Он попытался сосредоточить свое внимание на стакане, но взгляд неизбежно возвращался к груди хозяйки дома. Иметь на уровне глаз подобное зрелище – не лучший способ держать себя в руках.
– Это вино, – сказала она, – ты не избегаешь виноградных вин?
– Да, то есть, нет. Не избегаю. – Гаврилин прикинул, сможет ли он встать, как джентльмен в присутствии дамы и при этом не протаранить этой самой даме бюст – слишком близко подошла она к креслу. Слишком близко – не получится. Тем более, что находился он в состоянии при котором мужчинам лучше сидеть.
– За знакомство. Меня зовут Марина.
– Александр, в смысле, Саша. Можно еще Шура, но мне так не очень нравится.
– Тогда – Саша, – согласилась Марина и легонько коснулась своим стаканом стакана Гаврилина.
– Только пожалуйста, – не выдержал он, – поймите меня правильно…
– Постараюсь.
– Если можно, давайте мы это сделаем не на брудершафт. Без поцелуя.
– Это еще почему?! – весело изумилась Марина.
Почему – почему? По качану. Есть такой термин в криминалистике, Гаврилин и его тоже забыл, но подразумевает он провокацию изнасилования. Если она приблизится к нему на несколько сантиметров ближе, то он ни за что уже не отвечает.
– Понимаете, Марина, мне будет очень трудно удержать в руках одновременно и вас и себя, – сообщив столь многозначительную информацию, Гаврилин отпил вина и уставился во двор.
Старший лейтенант сумрачно восседал на стуле в тени дерева, клуши с наследницей уже не было, суетящихся людей на территории кафе стало значительно больше. Пора выметаться отсюда, и чем скорее, тем лучше.
Доклад назначен на двадцать два ноль-ноль, сейчас уже около четырнадцати. Гаврилин посмотрел на часы и убедился, что время летит значительно быстрее, чем ему хотелось бы.
Четырнадцать тридцать пять, а ему еще все нужно обдумать и решить, как все объяснять и формулировать, как… как, кстати, выбраться из этой квартиры, не растеряв остатки мужского достоинства.
Гаврилин посмотрел на Марину и натолкнулся на ее взгляд. И прилип. Отвести своих глаз уже не мог. Точно – ведьма. Гаврилин не отводя глаз допил вино, поставил стакан на подоконник и осторожно стал отодвигать кресло.
– Мне пора, извините за беспокойство, – Гаврилину удалось отвести взгляд, и дышать стало легче. Он встал с кресла и, неловко кивнув, двинулся к выходу.
Насколько он мог видеть краем глаза, Марина стояла опершись бедром о подоконник и скрестив руки на груди. О груди лучше не думать. Нет у нее груди совсем. И бедер у нее нет, и шеи нет, и ног нет.
И только бы она не заговорила. Пусть просто молча постоит. Да. А взгляд ее Гаврилин ощущал не то, что спиной – всем телом. Ну, точно – ведьма. Только бы не заговорила. Нужно ведь и сострадание иметь.
Гаврилин чувствовал, как горят щеки и уши. Давненько у него такого не было. Уже несколько лет никому не удавалось вгонять его в краску. Карету мне, карету!
И он бы сбежал, оставалось всего пару метров до выхода, когда Марина спокойно сказала:
– Ты еще попытайся меня убедить в том, что мы сегодня с тобой в постель не ляжем.
– До свида… что? – Гаврилин остановился и медленно обернулся к Марине. Марина была совершенно спокойна и серьезна. Ну разве что легкая улыбка, но это не признак насмешки, а знак хорошего настроения.
– Когда мужчина по совершенно идиотскому поводу приглашает к себе в квартиру девушку и поит ее там вином, он что, действительно предполагает, что она спокойно уйдет домой?
Интересно, насколько он будет глупо выглядеть, если попытается убежать из квартиры? И надо отдать ей должное, логика в ее словах есть. Совершенно точно.
Ситуация недвусмысленная. Гаврилин оценивал свою мужскую привлекательность достаточно высоко. Но не до такой же степени, чтобы сходу поверить во внезапную страсть Марины. Бывают еще, конечно нимфоманки, которым совершенно все равно с кем, где и когда, но не настолько же быстро.
Эти мысли ясно бродили по его лицу. А Марина самым откровенным образом наслаждалась его реакцией. Может, она просто садистка? Самая обыкновенная садистка, получающая удовольствие от того, что ставит мужиков в неловкое положение.
Стоп. А как на его месте повел бы себя обычный мужик, не отягощенный инструкциями и государственной службой? Вот именно. Именно так он и объяснит своему начальству все, что произошло. И все, что, по-видимому, сегодня еще произойдет.
Он просто должен поступать адекватно ситуации. Если все бегут к кафе – нужно бежать вместе с ними. Если женщина зовет в постель – бежать в постель.
– И что в таком случае мне делать? – спросил Гаврилин. Все, чтобы он сейчас не попытался предпринять, выглядело бы смешно. Броситься на нее с радостным воплем? Или начать томно раздеваться? Или…
Гаврилина бросило в жар, потом в холод, потом снова в жар потом… потом Марина засмеялась. Странно, но Гаврилин не обиделся. В смехе не было ничего, кроме… наверное, радости.
Радости не тому, что одержана победа, а радости жизни. Гаврилин вообще не очень хорошо разбирался в тайнах женского характера, а эта ситуация просто выбила его из колеи. Марина крепко держала в руках управление положением. И мастерски управляла.
– Самое правильное, что можно сделать в такой ситуации тебе – расслабиться и получить удовольствие.
Гаврилин начал считать в уме. До миллиона. Хотя, лучше до миллиарда. Тридцать пять, тридцать шесть… Это происходит не со мной. Тридцать семь, тридцать восемь… Я могу обладать этой женщиной прямо сейчас и здесь… Тридцать семь, тридцать восемь… вот на том диване, или вон в том кресле… тридцать семь, тридцать восемь… тьфу ты, черт, никакая математика и психология не сможет противостоять энергии, которую излучает Марина.
Век живи – век учись. Было в биографии Гаврилина несколько случаев, когда женщины, демонстрировавшие к нему самые нежные чувство, отвечали ему отказом, как только он пытался получить от них прямое и недвусмысленное согласие. Полумрак, тихая мелодия и шампанское – три источника и три составных части интимной близости.
Марина сжалилась:
– Не бойся, изнасилования не будет. Тем более, что этим я дома не занимаюсь.
Очень хорошо, хотя чем это «этим» она дома не занимается? Не ложится в постель с малознакомыми мужчинами.
– Ты где живешь?
– В смысле? – Гаврилин продолжал тормозить. Совершенно понятно, что она спрашивает не место постоянного жительства и паспортные данные.
– Ты где комнату снимаешь?
– В Уютном, возле крепости. Там сразу возле конечной остановки автобуса.
– У бабы Агаты, – удовлетворенно улыбнулась Марина, – в комнате один?
– Один.
– Правильно, она в этом году курортников не принимает.
– У нее муж в больнице и… – начал было Гаврилин объяснять, но осекся. Похоже, Марина знала все и обо всех. А раз так, то она прекрасно знала, что баба Агата ночами дежурит в больнице и взяла в качестве квартиранта только его одного, чтобы дом оставался под присмотром. А днем баба Агата занималась своими делами. Так что почти круглые сутки дом находился в распоряжении одного Гаврилина.
– Я дам тебе шанс, Саша. Иди вперед и жди меня на автобусной остановке. Я тебя догоню через пятнадцать минут. Времени чтобы сбежать – достаточно.
Достаточно. Времени достаточно как для того, чтобы сбежать, так и для того, чтобы передумать приходить. По дороге к остановке Гаврилин пытался думать. Это у него получалось не слишком хорошо. Марина казалась загадкой. Волшебной, но все-таки загадкой.
В глубине души Гаврилин понимал, что если Марина просто не придет на остановку – это будет самым простым выходом из дурацкой ситуации. Гаврилин это понимал, но глаз с дорожки, идущей от Марининого дома, не отрывал. И на часы не смотрел. Он даже не предполагал, что может попасть в подобную ситуацию.
Почему ее нет так долго? Просто решила подшутить и не придет. Иначе вышла бы из дому вместе с ним. А, может, она решила переодеться? Какое-нибудь особенно эротичное белье? Хотя, куда уж эротичнее? Точно не придет.
Гаврилин понимал, что как профессионал катится все ниже и ниже. Он не мог думать ни о чем, кроме тела Марины. Глупо. Глупо и опасно. Если она не придет вовремя – он будет сидеть здесь и сидеть, сколько нужно. Пойти к ней домой он не решится, а здесь сидеть будет.
Пока она не придет, или не приедет. Гаврилин так погрузился в свои мысли, что отреагировал на «восьмерку» только тогда, когда она остановилась напротив него и дверца распахнулась.
– До Уютного подвезти? – спросила, выглянув из машины, Марина.
– Подвезти, – пытаясь сдержать идиотски счастливую улыбку ответил Гаврилин. Вот теперь все действительно неважно. Пусть стреляет, кто хочет и в кого хочет – Гаврилину на это наплевать. Будь что будет.
Глава 3
Суета
По дороге в мэрию Симоненко пытался представить себе реакцию Короля. И ловил себя на мысли, что не может этого сделать. Король был непредсказуем, не смотря на то, что имел твердые устоявшиеся привычки и наклонности. Жизнь Короля проходила по жестко расписанному графику.
Это в Короле Симоненко нравилось. Подполковник и сам старался планировать свою жизнь и деятельность, но жизнь постоянно вносила свои коррективы и неожиданности. Симоненко это злило.
Обстоятельства оказывались сильнее его желания и стремления к порядку. А Королю удавалось заставить обстоятельства подчиняться себе. Еще когда Король только поднимался наверх, а Симоненко не был начальником городского управления, их интересы пару раз пересеклись.
Тогда Симоненко попытался определить слабые места у бывшего первого секретаря горкома комсомола и натолкнулся на непроницаемую броню. Вначале Симоненко показалось, что он ошибся. Просто невозможно было себе представить, что молодой парень с амбициями настолько контролирует себя.
Он был женат, и Симоненко не удалось найти ни одного факта о хотя бы попытках супружеской измены. Это при том, что высокий подтянутый комсомольский деятель был всегда в центре внимания, и очень многие женщины были бы не против добиться от него взаимности.
Чего греха таить, Симоненко сгоряча даже попытался подставить Королю даму, обычно работавшую без проколов, и испытал сильное разочарование. Даже секретарем у Короля был мужчина. И в этом проявился весь Король. Он был рационален. Секретарь одновременно выполнял функции референта, водителя и охранника. Только когда Король вместе со своей тенью уезжал из мэрии, место у телефона занимала девушка.
За время знакомства с Королем Симоненко убедился в том, что остановить Короля невозможно. Задержать на время – да, но заставить отказаться от тщательно выверенной цели – для этого должно было произойти нечто совершенно невообразимое.
За все время работы в милиции Симоненко тщательно избегал двусмысленностей. Он твердо знал одно – деньги брать нельзя. Нельзя, если ты хочешь хоть немного уважать себя, и чтобы уважали тебя.
О неподкупности Симоненко знали. С одной стороны, это прибавляло авторитета, с другой – сдерживало карьеру. Тем более, что сам Симоненко не особенно увлекался поддерживанием нужных знакомств и связей. В таких вопросах он был негибок и однажды был потрясен, когда узнал, что его неподкупность и верность закону и инструкциям используют те, против кого он, Симоненко, борется.
Все знали, что если сказал Симоненко, то так оно и есть. И когда он получил доказательство взяточничества одного из своих подчиненных, расправа была короткой. Он сам ходатайствовал о возбуждении дела. А через полгода после того, как осужденного отправили в зону, к Симоненко пришел Король.
Пришел домой, один и без предупреждения. И доказал, что никакой взятки на самом деле не было, что следователя подставили для того, чтобы прикрыть дело. И назвал тех, кто это сделал. А потом спокойно сидел, рассматривая Симоненко. Симоненко поверил не сразу. Король спокойно предъявил документы и записи разговоров. И добавил к ним еще несколько бумаг, убедивших Симоненко, что и до этого его использовали.
Тогда они с Королем просидели молча часа два, а потом Симоненко спросил, что, собственно, Королю от него нужно. И Король в первый и последний раз попросил о помощи.
Симоненко просто не должен был мешать. Просто закрыть глаза на все в течение недели. Просто не вмешиваться, когда в городе кое-что произойдет, а потом передать наверх те документы, которые ему даст Король.
Симоненко молчал. Молчал долго и тяжело до тех пор, пока сам Король не ушел, попросив перед уходом, перезвонить завтра. В ту ночь Симоненко не уснул, а утром позвонил к Королю и сказал «да».
На кладбище отправилось несколько человек, на стол начальству легла толстенная пачка компромата, а Симоненко получил место начальника городского управления, после того как его предшественник сел.
То проклятое дело о взятке было пересмотрено, освобожденного восстановили в звании и должности. Справедливость восторжествовала. Так тогда несколько высокопарно успокаивал себя Симоненко.
Потом, защищая справедливость, ему пришлось вместе с Королем отбивать натиск конкурентов, которые решили, что места убитых нужно занять, и что Короля можно во внимание не принимать. Эта ошибка стоила агрессорам дорого, как в прямом, так и в переносном смысле.
Первую группу боевиков остановил Симоненко, но их пришлось отпустить с миром – ничего криминального они совершить не успели, и ничего на них в тот момент не висело. Симоненко понял, что так может продолжаться бесконечно. Поэтому следующую группу он просто сдал Королю.
Группа исчезла, а отправитель получил от Короля письмо, в котором тот извинялся за причиненное беспокойство и просил о личной встрече. Встреча, неожиданно для многих закончилась тем, что Короля признали, и дела с ним стали вести как с равным.
Его территория была его территорией, и посторонним на ней делать было нечего. Одновременно он свято выполнял свое слово и в чужие дела не лез. К моменту выборов мэра других кандидатов просто не было. Да здравствует Король! Тем более, что фамилия нового мэра была действительно Король.
Симоненко напрягся. Перед его глазами встала картина грядущего беспредела. И он даже хотел было предупредить Короля о том, что беспорядка не потерпит, но мэр первым назначил ему встречу у себя в кабинете. Симоненко пришел, ожидая скандала, и скандал состоялся. Только содержание его было неожиданным для Симоненко.
Мэр обрисовал в нескольких энергичных выражениях положение, которое, по его мнению, сложилось в городе, и потребовал у начальника городской милиции навести порядок. Симоненко сломался после того разговора. Преступник и убийца, а иначе Короля Симоненко не воспринимал, потребовал у представителя закона выполнения этого закона.
Оказалось, что Король требует соблюдения законности. Король вел себя как хозяин и Симоненко почувствовал это. А почувствовав в Короле хозяина города, поймал себя на том, что признает за ним право на власть.
Для Симоненко ситуация была мучительной, но он видел, что Король прав. Более того, Король не просто требовал выполнения законов и делал все для того, чтобы городская милиция имела для этого все необходимые средства, но иногда даже выполнял функции закона высшего, исправляющего недостатки кодекса.
Когда осужденного за зверское изнасилование подонка Верховный суд неожиданно оправдал, Король распорядился привезти насильника в город, и тело его было найдено на площади. Кто приказал сделать это – в городе знали все и все согласились с приговором.
Тогда Симоненко впервые напился, а потом стал выполнять свои обязанности. Не работать, а именно выполнять обязанности по поддержанию порядка на улицах. Симоненко избегал лишних встреч с Королем, а Король принимал это как должное. В городе был порядок, жизнь города протекала спокойно, насколько это было возможно для курортного города.
До этого дня. До этого дня. До этого дня. Симоненко закурил, но после двух затяжек сигарету выбросил в окно. Вытащил из кармана бумажник, раскрыл паспорт.
Леонид Григорьевич Лазарев, сорока трех лет отроду, женат, трое детей. Хоронить его придется в закрытом гробу. Тут уж ничего не поделаешь. Бурную жизнь прожил Леонид Григорьевич, любил пошуметь. И умер шумно. Но по сравнению с тем громом, который грянет после его смерти – автоматная очередь будет не громче хлопушки.
Какого черта принесло Лазаря на чужую территорию? Король явно не знал, что его город осчастливил своим визитом такой уважаемый человек.
Обычно, приехав на чужую территорию, деловые предупреждали хозяина, иначе могли произойти самые разные недоразумения. Но вор в законе Леня Лазарь закон нарушил. И погиб.
Теперь Королю придется объяснять коллегам Лени, что именно произошло в кафе. А вот кто объяснит Королю, что именно делал в том же кафе один из бригадиров самого Короля, Мастер? Все это слишком походило на переговоры за спиной Короля, а Королю такие вещи не нравились. Не тот он человек, чтобы оставлять без внимания столь явные признаки возможной опасности.
Куда ни кинь – всюду клин. Симоненко прямо из машины отдал распоряжения по организации поиска убийц, но слишком уж профессионально все было сработано, чтобы рассчитывать на положительные результаты.
Оставалась еще слабая надежда на то, что стреляли по приказу Короля. Хотя… Слишком непохоже это было на него, да и в этом случае за кровь придется платить. Уже на пути от машины к мэрии Симоненко подумал, что обстоятельства, пожалуй, могут попытаться взять реванш.
И еще подумал, что на его памяти Король ни разу не проигрывал.
