«Закон трех отрицаний» kitabından alıntılar, sayfa 2
Говорить правду трудно и больно. Особенно самому себе.
Кто я такая, чтобы оценивать его и судить? Я поступила примерно так же, как Раскольников у Достоевского, у того тоже была сугубо личная проблема проверить, тварь ли он дрожащая или право имеет, и он эту проблему решил за счёт старухи-процентщицы и ее беременной сестры.
А вовсе не за счёт внутреннего душевного и интеллектуального ресурса. Это неправильно. Более того, это гадко и недостойно.
Мной нельзя пренебрегать, меня нельзя ругать, и на меня нельзя кричать, а то я начинаю ужасно расстраиваться. А когда я расстраиваюсь, я тупею. И плохо работаю.
А тебе нужно два, – невозмутимо ответствовал Алексей. – И вообще, пора уже подключать третий подъем. Ты мало тренируешь ногу. Давай иди, нечего рассиживаться. – Ты не оставляешь мне выбора, – с горечью констатировала она. – А как же моя свобода? – Напротив, Асенька, я предоставляю тебе полную свободу выбора. Вот смотри. Ты можешь пойти
Спасибо тебе, нога, за то, что ты сломалась, иначе мне в голову могли бы никогда не прийти те мысли, которые пришли. Я учусь быть благодарной всему, что со мной происходит и меня окружает… Уф-ф! Все. Первый этаж.
Люди очень часто не используют собственные ресурсы, предпочитая ресурсы чужие, потому что изначально уверены в том, что у них ничего не получится....
А если вдуматься, что значит «я больше не могу» или «я не смогу»? А еще «у меня больше нет сил», «я этого не вынесу», «я не в состоянии»? Да все то же: уверенность в том, что собственных сил не хватит. Не хватит терпения, выдержки, силы воли. Лучше прибегнуть к помощи чужих денег, чем задействовать внутренний ресурс и свои способности.
Сознательное претерпевание страдания или неудобства мы рассматриваем как некую жертву, которую приносить, естественно, не хотим. И стремимся сделать так, чтобы жертву приносили другие.
Каждый человек, с которым ты имеешь дело, в чем-то становится твоим учителем. (...) Нужно научиться видеть в каждом человеке своего учителя и почитать его.
Если отношения испорчены, нельзя делать вид, что их нет совсем. Надо признаться себе, что они плохие, и постараться понять, чего ты хочешь: чтобы они стали нормальными, чтобы так и оставались плохими или чтобы их не было вовсе.
«Ты меня прости. И я тебя прощаю и отпускаю с миром»
преступлений смыслил мало, но свою безграмотность он ловко прикрывал более опытными людьми, потому и не желал общаться с простыми операми, которые могут оказаться не особо квалифицированными в силу молодости или отсутствия длительной практики, а требовал к себе исключительно их начальников, которые по определению должны кое-чего смыслить. – Все переписал? – с подозрением спросил Высоткин, глядя, как Селуянов закрывает блокнот и прячет его во внутренний карман куртки. Ну ни дать ни взять строгий учитель в школе, надзирающий за тем, чтобы нерадивый ученик, которого после полученной за диктант двойки специально оставили после уроков и велели 50 раз написать фразу без ошибок, не схалтурил и не написал ее не 50 раз, а 48. – Все, – Коля посмотрел на следователя честными глазами. – Ну иди работай, сам знаешь, что нужно делать, не буду тут тебе ликбез
