Kitabı oku: «Отель с темными окнами (сборник)», sayfa 3
Глава 3
Новый день для Гурова начался не совсем гладко. Обещанные генералом Орловым «неограниченные ресурсы личного состава» каким-то волшебным образом превратились в скудную шестерку оперов, трое из которых служили в Управлении меньше года и совершенно не были знакомы с методами работы полковника. В итоге на инструктаж он потратил битых два часа, но и тогда уверенности в том, что собранная группа выполнит задание так, как следует, у полковника не появилось.
План оперативно-разыскных мероприятий был до смешного прост, но это не означало, что его выполнение окажется легким. Гуров разделил оперов на пары и каждой паре дал конкретное задание, которое те должны были выполнить к шести часам вечера, после чего вернуться в Управление с отчетом. Двое из них отправились на поквартирный обход прилежащего к Лосиному парку жилого массива. Двоих он отправил по элитным салонам красоты, снабдив снимками маникюра убитой. Еще двое получили задание и того сложнее: вооружившись зубной картой неизвестной, им предстояло обойти стоматологические клиники Москвы, начиная с района близ места происшествия.
Ни один из оперативников радости ввиду предстоящей работы не испытывал, и Гуров их за это не винил. Он прекрасно осознавал, что посылает их на поиски иголки в стоге сена. А что оставалось делать? Сложить руки и по примеру капитана Трушина ждать, что кто-то придет и заберет дело «Девушки в чемодане»? Только если у Трушина была хоть какая-то надежда на подобный исход, то ему такая удача явно не светила. Скорее дождется нагоняя от генерала. Тот будет кричать и брызгать слюной, доказывая Гурову, что результатов нет лишь потому, что он плохо старается. И, пожалуй, будет прав.
Гурову и самому предстояло занятие не из приятных. Во время ночного бдения в компании с капитаном Жаворонковым он отсортировал порядка десяти заявлений о пропаже девушек в возрастном диапазоне от двадцати трех до двадцати семи лет. Описание пропавших из этого списка не совсем точно совпадало с имеющимися параметрами, а по снимкам, представленным родственниками, понять, является ли пропавшая той самой, что найдена в Лосином парке, ввиду плохого качества снимков, а порой и давности предоставленного фото, было невозможно. Здесь Гуров делал скидку на разницу в возрасте и не всегда точное описание родственников.
По опыту он знал, что близкие порой не знают о своих родных элементарных вещей. Таких, как рост и вес, например. Что касается остального, то и подавно. В его практике был случай, когда двоюродный брат дал описание пропавшего родственника, перепутав даже цвет волос. Назвал русый, а на деле оказалось, что волосы пропавшего имеют характерный пепельно-седой оттенок. Когда заявителя спросили: как так вышло, что он перепутал цвет волос, тот растерянно ответил, что родственник был таким в возрасте чуть больше двадцати, а к сорока годам поседел. Заявитель решил, что первоначальный цвет важнее для поиска, и объяснить свое решение никак не смог.
Семь человек из подготовленного списка не являлись жителями столицы. Разбираться с их родственниками предстояло исключительно по телефону. Гуров послал запросы в города, в которых проживали родственники пропавших в Москве девушек, назначив время для беседы с интервалом в тридцать минут. Местным операм предстояло организовать доставку родственников в отдел, проследив за тем, чтобы те озаботились поиском наиболее поздних фотографий пропавших, и наладить видеосвязь со столицей. А пока шла подготовительная работа в областях, Гурову предстояло встретиться с родственниками оставшихся трех, которые проживали в столице.
Он не стал приглашать родственников в отдел, посчитав, что будет лучше встретиться с ними на их территории. В случае, если его предположение подтвердится, им и так предстояло нелегкое испытание опознания. Выехать по адресам Лев смог только в четверть одиннадцатого, а первый сеанс видеосвязи был назначен на три часа дня, так что в его распоряжении оставалось не так много времени. Особенно если учитывать ситуацию на столичных дорогах.
До первого заявителя он доехал в максимально короткий срок, за сорок минут добравшись до улицы Лобачевского. Заявителем оказался дородный дядька лет пятидесяти пяти. Пропавшая приходилась ему племянницей по линии жены. Сама жена, уроженка села Панино Воронежской области, лет десять как скончалась, а вот родственники ее до сих пор присылали своих детей в столицу, полагая, что дядька обязан устраивать их судьбу. Все это Дмитрий Пружаков буквально с порога вывалил на Гурова, как только тот появился в дверях.
– А мне это надо? – раздраженно потрясая головой, громогласно возвещал Пружаков, его массивный третий подбородок при этом трясся, как плохо застывший студень. – Я ее приютил, обогрел, а она вон что выкинула. Теперь мне еще по милициям бегай.
– Вы позволите войти? – Гуров решительно отодвинул хозяина в сторону, проходя в прихожую. – Не думаю, что разговор на пороге такая уж хорошая идея.
– Да, да, проходите, – запоздало предложил Пружаков. – Не обращайте внимания на беспорядок, я немного расстроен, а в таком состоянии, сами понимаете, не до уборки.
Гуров прошел в гостиную, запущенную до безобразия. Старая мебель хранила следы долгих возлияний и чрезмерного увлечения кулинарными изысками. Потеки от сока соседствовали с пятнами жира, а кое-где и с присохшими к мебели остатками пищи. Занавески на окне походили на физическую карту мира, так много было на них пятен всех цветов и оттенков. По всей видимости, хозяин гостиной использовал занавески вместо салфеток. У кресла, расположенного возле окна, стоял журнальный столик. Гора немытой посуды высотой с Эйфелеву башню выглядела так, будто в любой момент готова рухнуть. Под столом скопились бутылки исключительно одного сорта водки, вероятно, самой дешевой из ассортимента ближайшего супермаркета. Перехватив хмурый взгляд Гурова, Пружаков сделал вялую попытку оправдаться.
– А чего вы ждали? Я уже две недели на нервах, – заявил он и даже нотку слезливости в голос добавил. – Как Ларочка исчезла, так я места себе не нахожу. Все думаю: где она, как она? Что, если ее не найдут, мне ведь перед родней отчитываться.
– Так родственники Ларисы не знают о ее пропаже? – опешил Гуров.
– Разумеется, нет! Как я им об этом скажу, когда и сам не в курсе, что с Ларочкой случилось?
– И вы не связывались с ними, чтобы узнать, не дома ли она?
– Ну, почему, звонил. Узнал, как у них дела, какие новости. Так они про Ларочку ничего не говорили, значит, не дома она. Тогда я в полицию и пошел, заявление писать.
– В какой комнате жила Лариса? – спросил Гуров, оглядываясь на две закрытые двери в узком коридоре.
– В той, что слева. Там ее спальня, – охотно отозвался Пружаков. – Желаете взглянуть?
– Если можно.
– Можно, только дверь на ключ заперта, а ключа у меня нет, – неожиданно заявил хозяин. – Ларочка – девочка скрытная, как въехала, сразу замок в дверь врезала. Я не противился, пусть себе закрывается, мне-то что? Пока она условия выполняет… – Пружаков осекся, сообразив, что сболтнул лишнее, но Гуров тут же зацепился за его слова и строго спросил:
– Что за условия?
– Да так, бытовые мелочи, – неохотно произнес Пружаков. – Мусор выносить, на кухне прибирать. То да се.
– Про это «то да се» поконкретнее, пожалуйста.
– Ну, Ларочка не совсем безвозмездно моим гостеприимством пользовалась, – промямлил Пружаков. – Продукты мне иногда покупала, из бытовой химии кое-что.
– И спиртное, – подытожил Лев.
– Бывало, – не стал отрицать очевидное Пружаков.
– Поэтому вы в розыск и подали, не хотелось лишаться дармовой выпивки.
– Почему дармовой? Знаете, сколько в Москве квартиру снять стоит? Тыщи немереные! А я ее за просто так пускал. Даже за коммунальные платежи с нее не высчитывал. Подумаешь, пару бутылок «сорокоградусной» в месяц купить. Это же халява.
– На работу к Ларисе вы обращались? Быть может, она просто от вас ушла, а не пропала без вести?
– Нет ее на работе. Сказали – уволилась. А как уволилась, если ей жить на что-то надо?
– Оставайтесь здесь, я осмотрю ее комнату. Отвертка у вас найдется? – спросил Гуров.
– В прихожей в верхнем ящике комода, – ответил Пружаков и, усевшись в любимое кресло, загремел бутылками, отыскивая среди них недопитую.
Лев прошел в прихожую, выдвинул верхний ящик комода. Там действительно лежали инструменты. Выбрав отвертку покрепче, прошел к двери комнаты Ларисы. Замок на двери оказался несложной конструкции, он справился с ним за пару минут. Войдя в комнату, сразу понял: версия о том, что девушка попросту сбежала от пьяницы-дядьки, не подтвердилась. Все личные вещи девушки оказались на месте. В шкафу висела одежда на все сезоны, на прикроватной тумбочке стояли флаконы духов и тюбики крема, на стене висели фотографии в дешевых рамках, преимущественно одних и тех же мужчины и женщины. Лев решил, что на снимках родители Ларисы. Как ни крути, а оставить все это по доброй воле девушка не могла, хоть фотографии, но забрала бы.
Он открыл тумбочку, проверил содержимое. Пара любовных романов в мягкой обложке, косметичка, электронный планшет не из дешевых, кое-что из посуды, видимо, Лариса брезговала пользоваться одной посудой с дядей. Затем включил планшет, заряда в нем оставалось процентов тридцать. Поискал папку с фотографиями, открыл ее и начал просматривать снимки. На них была изображена девушка в компании друзей и в одиночестве. Гуров вздохнул. Никакого сходства с девушкой, найденной в Лосином парке. На всякий случай решил убедиться, что на снимках изображена именно Лариса, и предъявил снимки Пружакову. Тот подтвердил, что это она, и Лев, вернув планшет на место, запер дверь и вернулся в гостиную.
– Простите, что отнял у вас время, – сухо проговорил он. – Если появятся новости о Ларисе, вас оповестят.
– Так а зачем вы приходили? – не понял Пружаков. – Разве вы не нашли Ларочку?
– Нет, мы ошиблись, – ответил Гуров и быстрым шагом вышел из квартиры. Оставаться в доме Пружакова дольше необходимого у него не было никакого желания.
Родственники второй девушки из списка оказались полной противоположностью пропойцы Пружакова. Дорогая квартира в элитном доме довольно престижного района. Встретила Гурова мать пропавшей. Сухо поздоровалась, провела в шикарно обставленную гостиную и выложила перед ним фотоальбом в электронном формате, заявив, что эта вещь принадлежит дочери. На снимках была изображена девушка, чем-то отдаленно напоминающая убитую. Вот только волосы… Девушка на фото так часто меняла цвет волос, что из доброй сотни просмотренных снимков Лев так и не встретил того оттенка рыжего, что у покойной.
Пришлось задавать вопрос матери. Та подтвердила, что натуральный цвет волос ее дочери – рыжий. Она предоставила в районный отдел более двух десятков снимков, но по какой-то причине сотрудники полиции, составлявшие досье, выбрали ту, что видел Гуров. На ней, по словам матери, девушка снята три года назад, когда период поиска своего стиля еще не вышел за рамки разумного. Гуров прокрутил в голове содержание заявления: девушка пропала два месяца назад, тогда ее волосы были окрашены сразу в три цвета. Произведя нехитрые подсчеты, он понял, что, даже если бы девушка обрила голову наголо, пышная рыжая шевелюра не успела бы вырасти до дня предполагаемой гибели. Подробности расчетов он матери сообщать не стал, ограничившись заявлением, что найденная девушка не ее дочь, и, произнеся стандартную фразу о том, что в случае появления новостей с ней свяжутся, поспешил откланяться.
Квартира родственников последней из списка девушки располагалась в соседнем районе. Гуров подъехал туда около часа дня. Дом, в котором проживали заявители, оказался типовой застройки многоэтажкой. Нужная квартира отыскалась на четвертом этаже. Дверь ему открыла заплаканная женщина. Средних лет, средней комплекции, с печальными глазами и морщинками вокруг глаз. Волосы женщины резко контрастировали с бледным цветом лица. Оттенок рыжины точь-в-точь совпадал с тем, что Гуров видел в Царицынском морге.
– Добрый день, – поздоровалась женщина. – Проходите, пожалуйста. Чаю хотите?
– Нет, спасибо, – отказался Лев. У него возникло смутное ощущение, что визит его не принесет женщине облегчения. – Полковник Гуров. Если можно, перейдем сразу к главному.
– Ну а я – Зинаида Васильевна. Вы ведь насчет Танюши? Из телефонного разговора я не совсем поняла, в чем заключается цель вашего визита, – проговорила женщина. Она пропустила Гурова в небольшую комнату, видимо, принадлежавшую когда-то пропавшей девушке. – Есть новости о Тане?
– Пока неясно, – уклонился от прямого ответа Лев. – Скажите, Татьяна проживала вместе с вами?
– Нет, что вы, Танечка у нас совершенно самостоятельная девочка. Да я и не родственница ей, – замахала руками Зинаида Васильевна. – Она снимала у меня комнату, когда только в Москву перебралась. Раньше она в Подмосковье жила, вместе с сестрой и престарелой бабкой. Потом бабка померла, а Танюша приехала в Москву, деньги зарабатывать. Вот в этой комнате и жила.
– Как давно она съехала? – машинально поинтересовался Гуров.
– Лет пять назад, – смущенно ответила Зинаида Васильевна. – Я после нее никого на постой не пускала, как-то не хотелось чужих возле себя держать. После Танечки. Мы ведь с ней крепко подружились, по-настоящему, понимаете? Такое редко бывает, но все же случается. Танюшка пару раз в месяц ко мне в гости приезжала, для нее комнату и держу.
– А потом приезжать перестала, – подсказал Гуров.
– Перестала. И на звонки не отвечает, и на работе ее нет. Я туда ездила. Мне сказали, что пропала она, на работу не выходит. Ее кадровики уже уволили задним числом, так у нас в столице дела делаются, – вздохнула Зинаида Васильевна.
– Я думал, она ваша родственница, – красноречиво взглянув на прическу Зинаиды Васильевны, произнес Гуров.
– Это из-за цвета волос? – Зинаида Васильевна рассмеялась неожиданно задорным, заразительным смехом. – Мы с Танюшей часто шутили по этому поводу. Оттенок уж больно идеально совпадал. Она рыжая, и я рыжая. Может, на этом и сошлись.
– У вас есть последние фотографии Татьяны?
– Совсем свежих нет. Года два назад она в Крым отдыхать ездила, оттуда привезла пару снимков. Ну, знаете, из категории «посмотрите, где я была». Там лица почти не видно, только достопримечательности крымские. Ялта, Мисхор, Ласточкино гнездо. Танюша на них совсем крошечная, вряд ли что разглядите. Вы ведь для этого про фото спросили, чтобы понять, ее ли нашли?
Гуров промолчал, отметив про себя, что Зинаида Васильевна попала в самую точку, хотя о найденном теле он ей ни слова не говорил, ни по телефону, ни в разговоре.
– Послушайте, товарищ Гуров, так ведь вас зовут? – Зинаида Васильевна мягко прикоснулась к его плечу. – Вы меня не щадите. Что бы вы ни сказали, все лучше неизвестности. Как подумаю, что Танечка жива, что ее мучает какой-то маньяк, так сразу мысли в голову лезут: лучше б уж мертва оказалась. Наверное, плохо так думать, но тут ничего не поделаешь.
– Ничего плохого в ваших мыслях нет. Иной раз действительно лучше узнать самое страшное, чем день за днем прокручивать в голове ужасные картины. Да и для пропавших так бывает лучше.
– Наверное, это оттого, что она мне не родная. Будь она моей дочерью, может, я бы до последнего молилась, чтобы жива была.
– Скажите, вы с ее сестрой связаться не пытались? – перевел тему Гуров.
– Так я и не знаю, где ее искать, – ответила Зинаида Васильевна. – Знаю, что Танюша из Подмосковья, а откуда конкретно, не помню. То ли Зуево, то ли Зуйково, а может, и вовсе другое название. Танюша редко про дом рассказывала, не любила вспоминать. И сама туда не ездила. Разладилось у них что-то с сестрой. А бабка померла, к кому ездить-то?
– Значит, никаких снимков у вас нет? – повторил вопрос Лев, понимая, что скоро придется предложить женщине проехать в морг на опознание.
– Нет, боюсь, что нет. Одна была, так я ее в полицию сдала, когда заявление писала, – пояснила Зинаида Васильевна. – Они ведь сперва брать его не хотели, но я, когда требуется, могу быть настойчивой. Взяли. С третьего раза, но взяли. Правда, не думала, что ее на самом деле ищут, а тут ваш звонок. Скажите, вы нашли Таню? Из-за этого и приехали?
– В парковой зоне Лосиного Острова найдено тело девушки, – после короткой паузы начал Гуров. – Приметы совпадают с теми, что указаны в вашем заявлении. Приложенный снимок не дает полной уверенности в том, что найденная девушка действительно Татьяна Комова. Я надеялся получить от вас другие снимки и по ним определить более точно.
– Но снимков нет, и остается один-единственный способ узнать, правы ли вы, – я должна опознать тело, так ведь у вас это называется?
– Совершенно верно, Зинаида Васильевна, вам нужно опознать тело. – Гуров был благодарен женщине, что страшные слова за него произнесла она. – Вы готовы сделать это? Принуждать вас мы не имеем права.
– Какое принуждение? – махнула рукой Зинаида Васильевна. – Конечно, я поеду. Прямо сейчас?
– Если вы готовы.
Без лишних слов Зинаида Васильевна скрылась в соседней комнате, а через пять минут вышла, сменив халат на строгий костюм темных тонов. Взяв с полки дамскую сумку, она коротко проговорила:
– Я готова, – и указала рукой на выход.
Гуров вышел первым, Зинаида Васильевна следом за ним. Лифта дожидаться не стали, спустились по лестнице. Всю дорогу до морга женщина не проронила ни слова, а как припарковались на стоянке, вдруг расплакалась. Гуров вышел из машины, давая ей возможность выплакаться в одиночестве. Плакала Зинаида Васильевна долго, потом успокоилась. Вышла из машины, взглянула заплаканными глазами на Гурова и задала вопрос, который мучил ее всю дорогу:
– Это будет страшно?
– Нет, – с полуслова поняв, о чем идет речь, поспешил успокоить ее Лев. – Она не сильно пострадала, я имею в виду, внешне. Никакой крови, никаких шрамов, – и добавил, сам не зная, почему: – Она очень красивая.
– Я ведь даже не спросила, как она умерла. Та девушка, что лежит в морге… Как она умерла?
– Перелом шейных позвонков, – стараясь говорить как можно мягче, ответил Лев.
– Что это значит?
– При переломе шейного отдела позвоночника происходит повреждение продолговатого мозга, отвечающего за работу жизненно важных центров. Они отключаются. Прекращается дыхание, сердечная деятельность…
– Это больно? Она страдала? – Губы Зинаиды Васильевны задрожали, она снова готова была расплакаться.
– Нет, не страдала. Это мгновенная смерть.
Чтобы предотвратить дальнейшие расспросы, Гуров развернулся и пошел к дверям морга. Зинаида Васильевна с минуту стояла на месте, потом поспешила за полковником. В морге их встретил все тот же Юрков. Он провел их к холодильным камерам, открыл дверцу под номером шестнадцать, выдвинул носилки и бросил вопросительный взгляд на Гурова. Тот выждал некоторое время, затем обратился к Зинаиде Васильевне:
– Сейчас сотрудник морга покажет вам лицо. Вы должны будете посмотреть и определить, является ли покойная Татьяной Комовой. Не торопитесь, начнем тогда, когда вы будете готовы.
– Я готова, – просто ответила женщина.
Юрков помедлил пару секунд, потом потянул за край бумажной простыни. Зинаида Васильевна напряглась, вцепилась в руку Гурова и едва слышно прошептала:
– Погодите, стоп!
Он был готов к подобной реакции, поэтому жестом остановил Юркова, взял руку Зинаиды Васильевны в свою и крепко пожал. Она же неотрывно смотрела на прядь волос, выбившуюся из-под простыни, и не могла произнести ни звука.
– Зинаида Васильевна, мы можем остановиться. Выйдем на воздух, вам сразу полегчает, – предложил Лев. – А когда поймете, что готовы, снова зайдем.
– Нет, не стоит затягивать, – справившись с волнением, произнесла женщина. – Давайте поскорее покончим с этим.
Юрков сдвинул простынь до плеч. Зинаида Васильевна впилась взглядом в лицо лежащей на носилках девушки. По ее щекам потекли слезы. Она и не пыталась их стереть. Молча стояла, смотрела и плакала. Гуров дал ей пару минут, после чего задал главный вопрос:
– Зинаида Васильевна, вы узнаете эту девушку?
– Танечка, Танюшка, – сорвалось с уст женщины, и она, выпустив руку полковника, лишилась чувств.
Гуров и Юрков были готовы и к этому. Лев подхватил тело Зинаиды Васильевны, Юрков поспешил на помощь. Вдвоем они отнесли женщину в комнату отдыха, положили на диван.
– Еще долго продержалась, – прокомментировал привычный к женским обморокам Сергей. – Некоторые еще на пороге отрубаются. И не только женщины, но иной раз и мужики.
– Серега, хорош разглагольствовать, – прервал его Гуров. – Нашатырь неси.
– Будет сделано, гражданин начальник, – шутливо козырнул Юрков. – Да не переживай ты так, все с твоей Зинаидой будет в порядке. Пару минут – и она придет в норму.
Он метнулся к аптечке, принес пузырек нашатырного спирта и кусок ваты. Щедро смочив вату пахучей жидкостью, поднес ее к лицу женщины и поводил возле носа. Никакой реакции не последовало.
– Да, крепко ее скрутило, – вздохнул Юрков. – Как думаешь, она узнала девушку?
– Трудно сказать, – пожал плечами Лев. – По словам и реакции вроде как узнала, но ты ведь знаешь, как бывает: увидела похожий цвет волос, остальное воображение дорисовало, и уже перед тобой не неизвестная девушка, а родная кровинка. Сколько ни смотри, будешь видеть того, кого воображение рисует.
– Повторно придется показывать?
– Скорее всего, – вздохнул Лев.
Юрков снова провел ваткой возле носа Зинаиды Васильевны. Она пошевелилась, наморщила нос и громко чихнула.
– Ну вот, я же говорил, что все будет в порядке, – довольно заметил Сергей. – Просыпайтесь, мадам, пора возвращаться к жизни.
Зинаида Васильевна открыла глаза, поморгала ресницами, привыкая к яркому свету. Взгляд ее задержался на лице Гурова, и тут она вспомнила, где находится и что тут делает. Из глаз снова потекли слезы.
– Ну-ну, не стоит плакать. – Юрков помог ей принять сидячее положение. – Сейчас я вам водички налью. А может, что покрепче?
Вопрос был адресован Гурову, тот отрицательно покачал головой, и Сергей, наполнив стакан обычной питьевой водой, поднес его к губам женщины. Та сделала два маленьких глоточка, отодвинула его руку в сторону и снова перевела взгляд на Гурова. Он выждал с минуту, после чего спросил:
– Зинаида Васильевна, вы помните, зачем мы здесь?
– Чтобы опознать тело Танюши, – негромко произнесла женщина.
– Это Татьяна?
– Да, это она, – ответила Зинаида Васильевна и залилась слезами.
– Похоже, без горячительного не обойтись, – вздохнул Юрков и, достав из тумбочки металлическую фляжку, плеснул пару глотков в пустой стакан. На этот раз разрешения Гурова он дожидаться не стал. Поднес стакан к губам женщины и принялся мягко уговаривать:
– Выпей это, родная. Поверь, сразу станет легче, – и, запрокинув ее голову, буквально насильно влил янтарную жидкость ей в рот. – Вот, теперь глотай. Не выплевывай, глотай, говорю. Молодчина! А теперь водички. Всего три глоточка – и отпустит.
Зинаида Васильевна послушно отпила три глотка из стакана, затем забрала его из рук Юркова и допила до дна. Вода смешалась с алкоголем и погнала его в кровь. Спустя несколько минут щеки женщины порозовели, губы приобрели привычный оттенок, и лишь в глазах оставались тоска и безысходность. Гуров наблюдал за действиями друга и не вмешивался. В деле успокоения родственников у того опыта было куда больше. Некоторое время Юрков внимательно наблюдал за реакцией женщины и озабоченно качал головой. Ему что-то явно не нравилось. Женщина не плакала, не причитала, она вообще никак не реагировала на окружающих. Сидела, как соляной столб, уставившись в одну точку.
– Такую ее обратно в холодильную вести нельзя, – негромко, чтобы мог расслышать только Гуров, проговорил Сергей. – Доза маловата, что ли?
– Ты ее еще напои здесь, – проворчал Гуров, но, когда друг полез за второй порцией коньяка, останавливать его не стал.
После второй порции спиртного лицо Зинаиды Васильевны приняло расслабленное выражение. Юрков удовлетворенно кивнул и повернулся к Гурову:
– Теперь пора.
– Ты уверен? – с сомнением глядя на женщину, переспросил Лев.
– На все сто, – ответил Юрков и первым заговорил с женщиной: – Зинаида Васильевна, процедура опознания еще не окончена. Так уж положено, чтобы заявитель дважды осмотрел тело. Первое впечатление обманчиво, а нам ошибки допустить никак нельзя. Вы меня слышите? Понимаете, о чем идет речь?
– Я должна снова вернуться в ту ужасную комнату и еще раз посмотреть на Танюшку, – на автомате повторила Зинаида Васильевна.
– Верно, должны вернуться. Так как, пошли, что ли?
– Пошли, – согласно кивнула она.
Гуров и Юрков подхватили Зинаиду Васильевну под руки, подняли с дивана и повели ее, поддерживая с двух сторон. Оказавшись возле холодильной камеры, Зинаида Васильевна снова заплакала. Гуров нахмурился, а Юрков быстро выдвинул носилки и отбросил простыню, не обращая внимания на слезы женщины.
– Откройте глаза, Зинаида Васильевна, – мягко проговорил он. – Взгляните еще раз. Только смотрите не на волосы. На нос, на лоб, на уши и плечи. Танюшкин ли это нос? Он с горбинкой. У Танюшки нос с горбинкой? А разрез глаз? Ресницы не особо густые. У Танюшки ресницы жидковатые? На скулы внимание обратите. Видите, какие они острые и широкие. У вашей Танюшки тоже такие?
Юрков все приговаривал и приговаривал, а Зинаида Васильевна вглядывалась в лицо лежащей перед ней девушки и постепенно выражение боли стало исчезать с ее лица. Наконец она отстранилась от Гурова, подошла ближе, потом поменяла ракурс, зайдя с противоположной стороны. Склонилась совсем близко над телом, изучая мочки ушей. Потом перешла к рукам и ногам. Гуров и Юрков отошли в сторонку, не желая ей мешать. Осмотрев последний сантиметр тела, Зинаида Васильевна повернулась к мужчинам. Лицо ее озарила улыбка облегчения, которая сказала Гурову больше, чем последующая фраза:
– Это не моя Танюшка. Это не Татьяна Комова.
– Вы в этом уверены? – переспросил он, не зная, обрадовал ли его ответ женщины или разочаровал. – Вы уверены в том, что эта девушка не Татьяна Комова?
– Уверена. На этот раз уверена, – подтвердила Зинаида Васильевна. – Когда он про мочки ушей сказал, я вспомнила, что у Танюшки уши никогда проколоты не были, а тут дырочки, видите? Конечно, она могла и после своего исчезновения уши проколоть, я это понимаю. Но вот форма ушей. Она ведь не могла измениться? Знаете, почему Танюшка уши не прокалывала, предпочитая серьгам клипсы? Потому что у нее практически не было мочек. Так, перемычка от хряща к шее. Ей это не нравилось, из-за этого она и волосы длинные носила, чтобы уши в глаза не бросались. И без клипс из дома не выходила. Раньше ей трудно приходилось, с таких мочек клипсы постоянно слетают, а теперь новые зажимы придумали. Они не на мочке, а прямо на раковине держатся. Очень оригинально, между прочим.
– Я понял, – остановил нервный речевой поток Гуров. – Это не Татьяна, и вы в этом абсолютно уверены.
– Есть и другие доказательства, – начала Зинаида Васильневна, но Лев снова ее прервал:
– Этого достаточно, – и кивнул Юркову, намекая на то, что пора закругляться.
Юрков вернул простыню на место, задвинул носилки и закрыл холодильную камеру. После этого мягко взял Зинаиду Васильевну под руку и вывел на улицу. Гурову не хотелось оставлять женщину в таком состоянии, но время поджимало, пора было возвращаться в отдел. Юрков догадался о терзаниях друга и заявил, что вызовет такси.
– Езжай, Лева, я проконтролирую, чтобы Зинаида Васильевна добралась до дома целой и невредимой, – пообещал он.
Гуров благодарно кивнул, попрощался с Зинаидой Васильевной, сел в машину и покатил в Управление. Времени на дорогу оставалось всего ничего. Первый сеанс связи был назначен на три часа, и ему не хотелось опаздывать. «Жаль, что с Комовой не срослось, – размышлял он по дороге. – Скорее всего, Комова тоже мертва, только ее тело пока не обнаружили, так что ты, Гуров, своими сожалениями не навлекаешь на нее беду. Просто ее опознание откладывается на неопределенное время».
Ему стало любопытно, думает ли Зинаида Васильевна теперь, после проведенного опознания, что Татьяне Комовой лучше бы быть мертвой? Гуров склонялся к тому, что на этот вопрос у женщины мнение изменилось. Сам же он предпочел бы, чтобы у его неизвестной появилось наконец имя и можно было бы начать раскручивать дело. А пока имени нет, ему предстояло провести семь бесед, в ходе которых он должен решить, стоит ли кого-то из заявителей вызывать в Москву на опознание или их приезд окажется такой же «пустышкой», как визит к Зинаиде Васильевне.
Размышления помогли скоротать время в дороге. Гуров не заметил, как подъехал к зданию на Петровке. Он завел машину на спецстоянку без двух минут три. Хлопнув дверцей, на ходу спрятал ключи в карман брюк, достал удостоверение и, промчавшись по вестибюлю, ворвался в аналитический отдел к капитану Жаворонкову. Тот сидел перед монитором компьютера, камера работала, а из динамика звучал голос одного из сотрудников полиции города Северодвинска, которому было назначено на пятнадцать часов. Лев жестом приказал Жаворонкову освободить кресло, сам плюхнулся в него и включил микрофон. Сеанс связи начался.
