Kitabı oku: «Убийство на бис (сборник)», sayfa 3
Глава 2
Крик был женским и очень громким, переходящим в визг. Он буквально пробил музыкальный фон, взорвал его беззаботную непринужденность, выдернул людей из приятной атмосферы, мгновенно дал понять: случилось что-то не просто страшное, а непоправимое. Красивое и нарядное окружение, роскошь обстановки, богатство стола и радужное настроение – всего этого больше нет. Оно зачеркнуто, перекрещено истошным женским воплем, возвещающем о какой-то трагедии.
Ступор первого момента, когда все замерли в изумлении, впитывали в сознание услышанное, постепенно сходил. Он и длился-то считаные секунды, которые только в экстремальной ситуации казались долгими. Люди стали приходить в себя.
Послышались робкие вопросы:
– Кто мертвая?
– Где?
– Да ерунда. Наверное, недоразумение какое-то!
– Плохо, видимо, стало кому-то.
Только два человека отреагировали на крик по-деловому. Оба сделали это в силу своей профессии, хотя она и была у каждого своя.
Лев Хаимович Лейбман, продюсер и руководитель, привык держать все под контролем. Он резко поднялся со своего места и торопливо зашагал к кричавшей женщине.
Она стояла в дверях, обхватив себя за плечи обеими руками, словно сильно мерзла и пыталась согреться. Ее и впрямь потрясывало, но, вероятнее всего, от пережитого шока.
С другой стороны к женщине подходил Гуров. Он даже в светской обстановке, куда был приглашен в качестве гостя, не переставал быть опером. Полковник понимал, что сейчас в его силах внести ясность и порядок в ситуацию, разобраться в ней и избежать паники. Она сейчас была совершенно ни к чему, что бы там ни произошло на самом деле.
Гуров подошел к женщине первым, положил ей руку на плечо и спросил:
– Где она?
Женщина вскинула на него широко распахнутые глаза, заморгала накрашенными ресницами, дрожащей рукой ткнула в сторону коридора и ответила:
– Там. В комнате отдыха.
Гуров успокаивающе похлопал ее по плечу и двинулся в указанном направлении. За ним, полсекунды подумав, последовал Лейбман. Дверь в комнату была приоткрыта. Полковник осторожно распахнул ее и заглянул внутрь. Там было очень светло, поскольку лампы, встроенные в потолок, сейчас работали все до единой.
Анна Кристаллер лежала на боку в центре комнаты, подвернув под себя одну ногу. Лицо ее было хорошо видно, особенно глаза, широко открытые, в которых застыло выражение какой-то горечи. Они были совершенно неподвижны. Рот ее был приоткрыт, а уголки его скорбно опущены.
Одного взгляда на госпожу Кристаллер было достаточно, чтобы понять, что она мертва, и это отнюдь не сердечный приступ. В самой середине высокого открытого лба женщины виднелось округлое отверстие с запекшейся кровью, по краям которого проходил синеватый ободок, так хорошо знакомый сыщику Гурову. Такой след оставляет на теле порох после пулевого ранения.
Гуров услышал, как протяжно вздохнул Лейбман, стоявший за его спиной, повернулся к нему и спросил:
– С кем она сюда вошла? Вы видели?
– Нет. – Лев Хаимович едва разлепил пересохшие губы.
– Вы, кажется, вернулись в зал совсем недавно?
– Да, но я был в другом месте, – пробормотал Лейбман.
Его маленькие глазки были сощурены, он сосредоточенно о чем-то размышлял.
Гуров несколько секунд наблюдал за ним, потом произнес:
– Нужно вызывать полицию.
– Именно об этом я и думаю. – Лейбман мрачно кивнул. – Видимо, придется вызывать. Тут уже никуда не денешься. – Он достал из кармана сотовый телефон, потом посмотрел на Гурова и спросил: – Может быть, вы позвоните?
– А какая разница?
– Видите ли, насколько мне известно, тому человеку, который вызвал стражей порядка, приходится отвечать на массу дополнительных вопросов. Это лишние хлопоты. У меня сейчас и так забот по горло. Представляете себе ситуацию? Похороны, нотариальные дела, рабочие моменты!.. Это же все ляжет на мои плечи!
Гуров подумал, что этот человек на удивление хладнокровно воспринял смерть своей работодательницы. Это при том, что они, кажется, сотрудничали не первый год, проводили много времени бок о бок. И вообще, наблюдая за Лейбманом и Анной во время банкета, сыщик пришел к выводу, что Лев Хаимович в доме свой человек. Он вел себя уверенно и где-то даже по-хозяйски.
Поэтому его слишком хладнокровное поведение сейчас выглядело особенно странным. Вероятно, он был настолько деловым человеком, прирожденным администратором, что рационализм и четкость всегда стояли у него на первом месте и вытесняли все остальное. То ли Лев Хаимович ожидал этой трагедии. Во всяком случае, Лейбман не рыдал, не сокрушался, даже не вздыхал, сохранял здравость и ясность мышления.
– Распорядитесь, чтобы охрана никого не выпускала из дома! – бросил полковник Лейбману. – До приезда полиции все остаются на своих местах, как бы они там ни протестовали. Объясните, что это в их же интересах. В противном случае участников мероприятия и обслуживающий персонал вызовут в полицию, не принимая в расчет, сколько времени на часах.
Лейбман кивнул и вышел из комнаты. Через пару секунд из зала донесся его голос. Лев Хаимович призывал всех гостей успокоиться и дождаться приезда полиции.
Гуров молча достал сотовый телефон и набрал свой служебный номер. Он знал, что в главном управлении сейчас находился только дежурный, но и не собирался докладывать о произошедшем генерал-лейтенанту Петру Николаевичу Орлову. Полковник вел себя как обычный человек, исполняющий свой гражданский долг, а не как оперуполномоченный по особо важным делам, прослуживший несколько десятков лет.
Лев Иванович услышал голос дежурного, представился, коротко изложил ситуацию, потребовал выслать опергруппу на место происшествия. Гуров услышал вопрос, нужно ли докладывать о случившемся Орлову, и уточнил, на месте ли тот. Он получил ответ, что генерал-лейтенант полчаса назад уехал домой, и высказался отрицательно.
– Я сам ему доложу, – добавил сыщик и разъединил связь.
Гуров задумчиво поскреб свой подбородок. Орлову, по всей видимости, сообщить все же придется. Ему так и так доложат о случившемся. Дело-то ведь не рядовое!
Анна Кристаллер – она ведь гражданка Германии? Или нет? Этого Гуров не знал. Так или иначе, но убийство известной, преуспевающей личности, к тому же накануне осуществления нового проекта, о котором уже упоминалось в прессе, незамеченным не пройдет. Орлова начнут трясти со всех сторон.
Так бывало всякий раз при совершении особо тяжкого резонансного преступления. Сегодняшний инцидент вполне подходил под это определение. Орлову ничего не останется, как оправдываться, заверять, что работа идет полным ходом. Мол, его подчиненные, да и он сам прилагают все усилия для поимки преступника.
Генерал-лейтенант в сотый раз услышит, что убийство это должно быть раскрыто в кратчайшие сроки. Ему придется соглашаться и морщиться. Потом он станет глотать валидол и вызывать своих сыщиков для отчета, доклада, раздачи профилактических оплеух и добрых советов.
Все это уже происходило неоднократно. Всегда было трудно, но в большинстве случаев дело разрешалось благополучно. Порой оно оборачивалось благодарностями и поощрениями. Только сам Петр Николаевич Орлов знал, сколько седых волос добавлено на его голову и какое количество нервных клеток убито намертво.
Но Гуров тоже не был наивным юнцом. Посему он решил не тревожить Орлова до утра.
«Пусть хотя бы ночь поспит спокойно», – подумал сыщик.
До приезда опергруппы ему нужно было управиться с одним важным делом: самому осмотреть место убийства. Нет, вовсе не потому, что ему придется над ним работать. Гуров вообще не знал, кому поручат это убийство.
Просто как прирожденный сыщик, оказавшийся на месте совершения тяжкого преступления, он не мог занять полностью стороннюю позицию. Ему хотелось вникнуть хотя бы в техническую схему этого убийства. В первую очередь его интересовало, где оружие. Возле тела ничего подобного не было.
Гуров посмотрел по сторонам, на окно, задернутое плотными шторами изумрудно-зеленого цвета. Он подошел к нему и осторожно отдернул ткань. Окно было закрыто, никаких дырок от пули в нем не имелось – отличное целехонькое стекло высотой почти во всю стену. Следовательно, в Анну стреляли не с улицы, а прямо отсюда, из комнаты. Пистолет, разумеется, был с глушителем. Но где же он?
Ответить на этот вопрос даже гипотетически Гуров не успел, поскольку со стороны коридора раздался истошный, совершенно истерический крик:
– Пустите меня сейчас же! Я все равно войду, имею право! А вы пошли все вон! Я вас всех ненавижу!
Гуров едва обернулся к двери, как та распахнулась, и в комнату, чуть не сбив с ног Льва Хаимовича Лейбмана, ворвался светловолосый парень. Гуров тут же узнал Эдика, хотя вид у парня был еще тот. Бейсболка съехала на затылок, длинная челка растрепалась, а футболка, за которую сзади его пытался удержать Лейбман, вот-вот готова была с треском порваться. Но главное состояло в том, что глаза у парня были просто дикими, почти невменяемыми.
Он невидящим взглядом поблуждал по комнате, кажется, даже не заметил Гурова и не слышал того, что настойчиво говорил ему Лейбман. Затем его взгляд упал на тело, лежавшее на полу. Парень сразу как-то сжался, обмяк, словно внутри него лопнула пружина, державшая его в напряжении. Он стал совсем растерянным, только медленно моргал ресницами.
Лейбман обреченно вздохнул, отпустил его футболку и махнул рукой. Мол, теперь уж все равно.
Эдик неуверенно сделал пару шагов, остановился возле тела и наклонился к нему. Он всматривался в лицо Анны и никак не мог поверить, что это она. Постояв несколько секунд в таком положении, он протянул руку и провел ею по лицу женщины.
– Мама, – как-то удивленно произнес Эдик и всхлипнул.
Потом парень опустился на пол. Бейсболка упала с его головы, но он даже не обратил на это никакого внимания. Эдик вдруг всхлипнул еще пару раз, а затем заревел, совсем как маленький ребенок, кулаками вытирая глаза, размазывая слезы по щекам.
Лейбман решительно шагнул к нему, с неожиданной для его комплекции силой и ловкостью подхватил Эдика под мышки и приподнял.
– Пойдем, – мягко проговорил он. – Не нужно тебе сейчас тут быть. Давай поговорим, посидим спокойно.
Он повел парня к двери. Тот послушно шагал, на ходу утирал слезы и не делал попыток воспротивиться. Вся его агрессия и напор ушли, уступили место боли и какой-то покорности. Он шел, переставляя ноги механически, как робот.
В коридоре показалась испуганная Виктория Павловна. Увидев бредущего Эдика, она тут же всплеснула руками, подхватила его под локоть с другой стороны и тоже принялась говорить что-то успокаивающее. Потом Виктория Павловна повела парня на второй этаж, а Лейбман встал у двери, преграждая посторонним личностям путь в комнату с телом покойной.
Гуров остался там один и снова вернулся к своим мыслям на тему об убийстве хозяйки дома. Он прикрыл глаза, держа в памяти положение тела Анны и пытаясь представить, как все произошло.
Анна Кристаллер вошла в эту комнату, сделала буквально пару шагов вперед и тут же получила пулю в лоб. Единственный выстрел оказался очень точным. Смерть наступила мгновенно. Анна тут же упала. Убийца, судя по всему, стрелял вот отсюда, из-за шторы.
Гуров еще раз протянул руку и потрогал плотную ткань. Никакого корявого уродливого отверстия с обуглившимися краями сыщик не обнаружил. Этого и быть не могло, потому как на лбу госпожи Кристаллер имелся характерный черный ободок.
Он понюхал штору и уловил едва ощутимый запах пороха. Полковник был прав в своих предположениях. Скорее всего, картина была именно такой, какую он только что нарисовал. Убийца спрятался за шторой, резко сдвинул ее, выстрелил в Анну, после чего сразу же вышел из комнаты.
Выбраться через окно он не мог. Оно выходило во двор, и его сразу увидела бы охрана, либо засекли камеры слежения. Значит, киллер просто вышел в коридор. Из этого факта вытекает другой. Убийца присутствовал среди гостей. Скорее всего, он вернулся за стол как ни в чем не бывало.
Так!.. Гуров открыл глаза и потер лоб. Все это только предположения, причем первоначальные. Дальнейшая проверка, конечно, многое выявит. Пока что рисовалась вот такая ситуация, но уже сейчас Гуров ясно видел в ней целый ряд нестыковок.
Стрелял, судя по всему, профессионал, то есть киллер, или же человек, деятельность которого напрямую связана с оружием и умением пользоваться им. Среди гостей Анны Кристаллер, кажется, не было никого и близко похожего на подобную личность. Разве что кто-то из спортсменов?
Гуров взял себе на заметку этот момент. Нужно будет тщательно проверить всех спортсменов, выяснить, кто из них занимается стрельбой или делал это в прошлом.
Но и это не все. Главный вопрос – куда делось оружие? Логичнее всего было предположить, что киллер просто бросит его возле тела, после того как застрелит Анну. Зачем оно ему? Ведь понятно, что труп обнаружат очень быстро. Следовательно, оружие начнут искать и непременно найдут.
Он же не полный идиот, чтобы просто сунуть ствол себе в карман! Или убийца решил его спрятать, чтобы забрать потом? Опять же зачем? Пистолет же, скорее всего, найдут при обыске! Ладно, допустим, что он сунул его в какое-то очень хитрое место, рассчитывая на тугую сообразительность полиции, и хочет взять позже, когда все немного утихнет.
Но опять же зачем? Этот тип ведь может купить себе другой ствол, если понадобится! Обычно киллеры так и делают. А если он не наемный убийца, а обладатель вполне мирной профессии, то снова непонятно, для чего ему этот ствол, который уже засветился на мокром деле, да еще таком громком? Разве что…
Гуров нахмурился. Разве что он рассчитывает подбросить его кому-то, чтобы подозрение пало на другого человека. Но тогда убийца должен был заранее все четко продумать.
«А он так и сделал, – сам себе ответил Гуров. – Убийство явно спланированное. Преступник точно был в курсе насчет многих деталей, вплоть до мелочей.
Список приглашенных, распорядок банкета, расположение комнат в этом доме, перемещения людей – все это он знал. Следовательно, этот человек должен быть довольно близок Анне Кристаллер. Теперь мне, видимо, предстоит тесно познакомиться со всеми этими людьми, выяснить по максимуму все как об этих персонах, так и об отношениях с хозяйкой дома».
Гуров задумчиво смотрел на тело. Все, о чем они говорили с Марией в начале вечера, придется повторить еще не один раз, и не только с ней, но и со всеми, кто здесь был.
Полковник посмотрел на часы. Опергруппа должна была прибыть с минуты на минуту. У Гурова не было полномочий вести это дело, однако он хотел довести до конца осмотр места происшествия.
Полковник нагнулся над телом Анны, красивое лицо которой начало тускнеть. Смерть уже стала оставлять на нем свои необратимые следы. Но тело сейчас не слишком интересовало Гурова. Он знал, что эксперты отлично поработают тут и без него.
Сыщик уже поднимался, как вдруг заметил, что левая рука женщины сжата и из нее торчит какой-то предмет. Присмотревшись, Гуров понял, что это сотовый телефон. Она так и вошла с ним в комнату, не выпуская из рук. Хотя, собственно, ей и убрать-то его было некуда. При Анне не было сумочки, на ее платье, разумеется, не оказалось ни единого кармана.
На пару секунд полковник задумался. Соблазн взять телефон и посмотреть, что за сообщение получила его владелица за несколько минут до смерти, был очень велик. Гуров не сомневался в том, что оно сыграло решающую роль. Но нет. Лев Иванович слишком давно работал опером. Такие вещи были недопустимы. Все надлежит оставить так, как есть, до прибытия опергруппы и следователя.
Гуров с сожалением разогнулся и решительно отбросил мысли об осмотре мобильника. У него была другая задача. Следовало найти гильзу, и он начал спешно осматривать помещение.
Пол был чистым, практически стерильным. Прислуга перед прибытием гостей постаралась от души. Но гильзы не было ни возле тела, ни у подоконника, где ей по логике вещей и надлежало находиться.
Гуров обвел взглядом комнату. Собственно, здесь и обстановки-то почти не было. Следовательно, и количество мест, куда она могла закатиться, было ограничено. Это помещение оказалось небольшим. В нем стоял лишь мягкий диван с журнальным столиком перед ним, да на стене красовался огромный телевизор. Вполне достаточно для комнаты отдыха.
Гуров встал на колени и заглянул под диван. Несмотря на то что в комнате было светло, он все же включил фонарик своего мобильного телефона. Это не помогло обнаружить гильзу. Зато вместо нее полковник углядел под диваном какой-то плоский предмет.
Он надел тонкие перчатки, которые всегда имел при себе по старой профессиональной привычке, протянул руку и взял его. Это оказалась бутылка из-под армянского коньяка. Гурову было совершенно непонятно, как она здесь оказалась.
На донышке плескались остатки жидкости, совсем чуть-чуть. Гуров отвинтил крышку и понюхал – пахло спиртом. Безусловно, коньяк. Но кто его здесь оставил? Неужели киллер решил хлебнуть для храбрости перед убийством?
В том, что бутылка оставлена здесь совсем недавно, сомневаться не приходилось. Уборщицы перед банкетом наверняка все здесь вычистили, просто вылизали. Гуров сунул бутылку обратно. Он знал, что ее так и так найдут при осмотре комнаты, следовательно, передадут на дактилоскопическую экспертизу, которая станет работать с отпечатками пальцев, если таковые, конечно, имеются. А Гурову очень хотелось, чтобы они здесь были.
Полковник поднялся с пола и отряхнул брюки, хотя на них и не было ни пылинки. Пресловутую гильзу и само оружие он так и не нашел, и это беспокоило его больше всего. Пусть в данном деле он был лишь свидетелем, но прирожденный талант сыщика не давал ему равнодушно отнестись к убийству, совершенному здесь и сейчас.
Он двинулся к двери, намереваясь встретить опергруппу. Тут со двора донесся шум подъехавшего автомобиля и голоса, и полковник понял, что оперативники прибыли.
Буквально через минуту они уже были в коридоре. Гуров выглянул из комнаты. Первым, кого он увидел, был майор Карасев из следственного комитета. Он был знаком сыщику. Полковник считал его вполне достойным профессионалом и в душе был рад, что это дело поручили именно Карасеву.
Тот смерил Гурова быстрым взглядом, пожал ему руку и коротко спросил, указывая на дверь:
– Здесь?
Гуров кивнул, и майор приказал группе проходить внутрь. В комнате сразу же стало тесно. Туда прошли и оперативники, и эксперты, и следователь, долговязый мужчина с длинным унылым лицом. Гуров встречал его пару раз, но знал плохо и даже фамилию сейчас не мог вспомнить.
– Сухарев Аркадий Павлович, – сам представился тот, подавая Гурову ледяную узкую ладонь. – Мы с вами, кажется, встречались?
– Да, было дело, – подтвердил полковник.
– А вы, Лев Иванович, тоже будете работать по этому делу? – в отличие от Гурова, Сухарев прекрасно помнил его имя-отчество.
– К сожалению, нет, – ответил полковник. – Или к счастью. Я здесь, можно сказать, случайно. В качестве гостя.
Сухарев удивленно посмотрел на него из-под очков, видимо, пытаясь понять, каким ветром занесло полковника МВД в богемную среду.
– Ах, да. – Он кивнул, словно нашел ответ, и проговорил: – У вас ведь жена актриса.
Гуров не стал продолжать эту тему, вместо этого сказал:
– Кое-то из того что мне известно, могу сообщить прямо сейчас. Запишете?
Сухарев кивнул и поправил очки. Они присели прямо в коридоре, и Гуров подробно рассказал о том, что происходило в течение вечера и как был обнаружен труп. Сухарев быстро писал, опергруппа тем временем работала в комнате. Осмотр закончился довольно быстро. Майор Карасев вышел из комнаты, когда Сухарев заканчивал фиксировать показания Гурова.
– Та женщина, которая обнаружила тело, кто она? – нетерпеливо спросил Карасев.
– Не знаю. – Гуров пожал плечами. – Одна из тех, о ком я вообще ничего не знаю.
– Покажете? Она где сейчас? – быстро проговорил майор.
– Наверное, в банкетном зале вместе с остальными. Пойдемте. Если она там, я покажу.
Они двинулись к банкетному залу, дверь в который была плотно закрыта. Возле нее переминался с ноги на ногу Лев Хаимович Лейбман. Он церемонно поклонился Карасеву и посторонился. Тот походя бросил на него безразличный взгляд, на поклон не ответил, взялся за ручку двери и открыл ее.
Они вошли в зал. Гости сидели за столом с каменными лицами. Музыка была выключена, и в комнате висела тягучая, тяжелая тишина. Никто не ел, не пил и уж тем более не танцевал. Позы у всех были неестественными, зажатыми, движения скованными. Кое-кто перебрасывался между собой фразами, совсем короткими, в одно-два слова. Даже Жанна Саакян притихла. От былого веселья не осталось и следа. Атмосфера из праздничной превратилась в трагическую.
При появлении майора все задвигались на стульях, бросая на него вопросительные взгляды. Кое-где пронеслись вздохи облегчения. Так бывает всегда, когда ты сидишь в постоянной неизвестности и вдруг происходит нечто, способное сдвинуть с мертвой точки это тягостное ожидание.
Карасев бегло поздоровался с присутствующими и сухим деловым тоном заявил, что с каждым из присутствующих будет проведена короткая беседа. В связи с этим майор попросил всех оставаться на месте до официального разрешения.
– Но позвольте! Уже очень поздно!
– У меня завтра утром запись!
– А у меня репетиция!
– А мне вообще к восьми утра на самолет! – послышались реплики с разных концов стола.
Карасев с совершенно непроницаемым лицом выслушал их, после чего обвел взглядом людей, сидящих за столом, и произнес:
– Господа, вы, кажется, не отдаете себе отчета в том, что произошло.
– А кстати, что, что произошло? – с надрывом спросила какая-то дама. – Никто ничего не объясняет. Нас держат в этой комнате словно под арестом. Что случилось-то?
– Случилось убийство, – проговорил майор так резко, словно выстрелил, и за столом повисла почти такая же тягучая пауза, как и до их с Гуровым появления в зале. – Поэтому, думаю, не надо объяснять, насколько необходима беседа с каждым из вас, – продолжал Карасев. – Обещаю долго никого не задерживать. Еще вот что. У каждого из вас наш эксперт снимет отпечатки пальцев. Процедура абсолютно безболезненная, все будет сделано быстро и профессионально.
Некоторые из присутствующих аж задохнулись от возмущения. Гуров подумал, что опергруппа обнаружила пустую коньячную бутылку под диваном. Эксперт нашел-таки на ней чьи-то пальчики.
Полковник заметил, как Жанна Саакян достала из сумочки планшетник и принялась быстро-быстро печатать на нем что-то. Гуров усмехнулся. Проворная журналистка в любой обстановке оставалась верна себе. Вот и сейчас, едва опомнившись от шока, она уже строчила репортаж, что называется, с места событий.
Гуров поискал взглядом Марию. Она сидела на своем месте, стул полковника рядом с ней был пуст. С другой стороны около Марии примостился Михаил Обручев, выглядевший совсем не так бодро и самоуверенно, как в начале вечера. Видимо, он решил держаться поближе к кому-то, кто мог считаться для него своим человеком.
Лицо у Марии было усталым, однако она не протестовала, сидела молча и лишь посмотрела в сторону Гурова. Лев Иванович ответил ей едва заметным кивком, призывая потерпеть немного. Майор Карасев уже достал авторучку, готовясь переписать присутствующих поименно.
– Всех, у кого есть документы, попрошу их предъявить, – сказал он. – Да, кто обнаружил тело?
При слове «тело» Сенин вдруг ахнул и вздрогнул. Однако его коллега Полонский пихнул Андрея в бок, и тот быстро совладал с нервами. Полонский сидел мрачнее тучи и молчал. Перед ним стояла рюмка, наполненная коньяком, из которой он периодически делал небольшие глотки.
К Карасеву подошла та самая женщина, которая своим криком возвестила о гибели хозяйки дома. С нее майор и начал опрос. За остальных взялись его помощники – два проворных, похожих друг на друга оперативника в гражданской одежде.
Гуров наконец-то смог подойти к Марии.
– Ну вот, терпеть придется тебе, а не мне. А уйди мы минут на десять раньше, всего этого не было бы. Вот что значит быть непокорной женой, – пошутил он, однако тон его был совсем невеселым.
Гурову хотелось хотя бы немного подбодрить жену.
Она слабо улыбнулась и сказала совершенно серьезно:
– Тогда ты не простил бы самого себя за то, что не послушал советов своей непокорной жены.
Обручев намеревался спросить у Гурова, сколько все это продлится и чем грозит, но Карасев в этот момент позвал его, и Михаил пошел, растерянно оглядываясь на Гурова и Марию.
Полковник лишь махнул ему рукой, а сам обратился к жене:
– Маша, а ты знаешь женщину, которая обнаружила труп?
– Лариса Гололобова, модный художник, – ответила та. – Мы с ней незнакомы.
В этот момент с улицы послышался шум автомобильного двигателя, а затем голоса охраны. Через минуту на пороге банкетного зала появился Анатолий Петрович, тот самый мужчина, который беседовал с Анной в дверях незадолго до ее смерти.
Виктория Павловна увидела его, первой метнулась к нему и тут же принялась что-то быстро шептать. Однако майор Карасев на некоторое время оставил в покое Гололобову, подрагивавшую от нервного напряжения, и переключился на него. Он быстро подошел к Анатолию Петровичу и задал ему ряд уточняющих вопросов. Майор записал данные на нового гостя, попросил его подождать более подробной беседы и вернулся к знаменитой художнице.
Анатолий Петрович наконец смог осмотреться. Он прищурился и скользил взглядом по залу так, словно кого-то искал. Виктория Павловна вновь подошла к нему и что-то шепнула. Анатолий Петрович дернулся было в сторону выхода из зала, потом перевел взгляд на Карасева и остался на своем месте.
– Он только-только заснул, не надо сейчас!.. – прошелестел голос Виктории Павловны.
Мария перехватила вопросительный взгляд сыщика и сказала:
– Это муж Анны. Точнее, бывший. А Эдик, мальчик в бейсболке, их сын.
– Вот как? Это его фамилия Кристаллер? И что, они не живут вместе?
– Это первый муж, – устало пояснила Мария. – Они давно в разводе. А Кристаллер – фамилия второго мужа. Он немец.
– То есть Анна официально замужем во второй раз?
– Нет, она вдова. Герр Кристаллер умер. Ах, Гуров, я не знаю всех этих подробностей! – с просьбой в голосе воскликнула Мария. – Наверняка найдется человек, который просветит тебя гораздо лучше, чем я. Я чувствую себя совершенно разбитой и мечтаю добраться до подушки. Да и вообще, разве ты ведешь это дело?
– Прости, профессиональная привычка, – сказал Гуров.
Карасев действовал, как и обещал, быстро и четко. Опрос каждого человека длился недолго. Эксперт снимал отпечатки пальцев, напоминая хорошо налаженный автомат. Все переносили эту не слишком приятную процедуру по-разному. Кто-то брезгливо морщился, старался поскорее вытереть пальцы платком или салфеткой. Кто-то молчал и послушно подставлял руки эксперту. Оперная дива в меховом боа чуть не завизжала, боясь, что ей сломают ноготь. После снятия отпечатков гости с перепачканными пальцами подходили к двери и отправлялись мыть руки в туалетные комнаты.
Гуров знал, что всех этих людей, во всяком случае большинство из них, допросят повторно, когда следователь проанализирует полученную информацию и начнет строить версии и искать дополнительные свидетельские показания. Понимал он и то, что следователю придется нелегко. Учитывая специфику занятий этих людей, застать многих на месте просто не получится. А это, конечно, затянет расследование.
Дошла очередь до Марии. Она совершенно спокойно поднялась и направилась в сторону Карасева, держа спину прямо, а голову высоко.
Анатолий Петрович, который все еще стоял у дверей, не зная, куда сесть и, кажется, не желая ни с кем общаться, нерешительно посмотрел на освободившийся стул.
Он подошел к Гурову и спросил:
– Вы разрешите ненадолго присесть, пока ваша дама занята?
– Да ради бога. – Сыщик пожал плечами.
Неожиданное соседство было полковнику даже на руку. Оно давало ему возможность задать Анатолию Петровичу несколько вопросов.
– А вам, простите, кто сообщил о несчастье? – спросил он.
– Что? – Анатолий Петрович очнулся от своих мыслей. – Вика мне позвонила. Виктория Павловна, – поправился он. – Пришлось вернуться. Хорошо, что далеко уехать не успел. Меня, собственно, больше всего волновал Эдик. Это наш с Анной сын, – пояснил он. – Парень впечатлительный и очень ранимый. Но Виктория сказала, что ей удалось уложить его в постель. Вот и хорошо. – Он вздохнул и прошептал, качая головой: – Господи, какая нелепость! Я никак не могу отделаться от ощущения нереальности происходящего. Мне как будто снится дурной сон!
– Вы давно расстались с Анной? – спросил Гуров.
– Восемь лет назад. Она тогда уехала в Германию.
– А Эдик? – осторожно спросил Гуров.
– Поначалу отправился с ней. Ему тогда было четырнадцать. Но через четыре года он вернулся, сказал, что ему скучно в сытой благопристойной Германии. К тому же сын повзрослел и уже не так нуждался в матери. Мы договорились, что он станет жить со мной. К матери Эдик, конечно, ездил раза два в год. Да и она частенько бывала в России, так что нельзя сказать, что они надолго разлучились.
– Но вы сохранили с бывшей женой хорошие отношения?
– Да! – Анатолий Петрович закивал. – Мы с ней и расставались не врагами. Наши семейные отношения к тому времени себя исчерпали. Любовь прошла, но уважение осталось. А тут как раз подвернулся хороший человек, я имею в виду Германа. Анна приняла его предложение. Я и сам ей советовал так поступить. Мы с ней регулярно переписывались и перезванивались. У нас ведь общий сын. Такое связывает людей на всю жизнь. Так что к чему нам ссориться?
– Надо же, нечасто встретишь такие взаимоотношения между бывшими супругами, – заметил Гуров.
– Нормальные отношения, – заявил Анатолий Петрович и пожал плечами. – По-моему, именно так и должны поступать нормальные люди в случае развода. А что, было бы лучше, если бы между нами пылала взаимная ненависть, мы спекулировали бы сыном, настраивали бы его друг против друга? По-моему, это отвратительно!
Гуров помолчал, потом все-таки решился спросить:
– О чем вы разговаривали сегодня с Анной?
Анатолий Петрович впервые за время разговора внимательно посмотрел Гурову в лицо.
– Простите, а вы кто по профессии? – поинтересовался он в свою очередь.
Вместо ответа полковник достал служебное удостоверение, которое носил с собой постоянно, даже на неофициальные мероприятия.
– Но я здесь обычный гость, – пояснил он. – Просто в силу профессиональной привычки вас расспрашиваю. Если не хотите, можете не отвечать.
– Нет, отчего же! – Бывший супруг Анны покачал головой. – Тут скрывать нечего. Мы говорили об Эдике. В его поведении были моменты, которые беспокоили Анну. Сами знаете, двадцать лет – такой возраст!.. К тому же Эдик довольно инфантилен, его подростковые заскоки несколько затянулись. Это и я сам признаю. Поведение парня порой оставляет желать лучшего. Анна в этот приезд пообщалась с ним и сегодня советовалась со мной, как лучше поступить. Она даже хотела забрать его с собой в Германию после постановки мюзикла. Я обещал подумать. Мне нужно было завтра лететь в командировку. Теперь, конечно, останусь здесь.
