«Проклятый горн» kitabından alıntılar, sayfa 5
Его придется убить. Нелепо, правда? Для того чтобы сделать что-то хорошее, приходится оставлять за собой трупы.
-... Поверь, я тоже когда-то умела мечтать и хотела сеять добро. Спасать человечество.
– И что же изменилось?
Ее взгляд стал очень серьезным.
– Я. После сотен безуспешных попыток поняла, что нельзя спасти того, кто этого не хочет. Не имеет никакого смысла показывать свиньям солнце, когда их интересует лишь грязь. Иначе они запачкают даже его, лишат света тех немногих, кто этого достоин, но так и не поднимут задницу из лужи.
Арденау - сказка из моего детства. Снежная, пахнущая имбирными и апельсиновыми пряниками, хагжитской корицей и песнями той, кого я уже никогда не вспомню.
К сожалению, даже у магистров, пускай они и прожили больше сотни лет, есть дар любого обычного человека, и имя ему - ошибка.
Я мечтаю о том, чего не случится. А мечтами, как известно реальные дела не делаются.
Если тебе что-то кажется невозможным, то это не означает, что так оно и есть.
Ненавижу могилы! Они как оспины на теле земли. Почему мы умираем?
Какой-то конопатый парень со смехом протянул мне пивную кружку, до краев полную красного вина.
— За свободу! И смерть глупых ландратов! Выпей из бургомистрских запасов, друг! Эта мразь теперь-то возражать не станет! Притих, падла! — Он кивком указал на столб, где болтался труп в богатых одеждах. — Еще бы вице-примара отловить, и Господь будет благоволить к нам!
Я оставил при себе комментарий, что бог вряд ли будет рад тем убийствам, что они учинили, и взял вино. С кружкой пересек площадь, провожаемый насмешливым взглядом Пугала. Только оно из всех присутствующих понимало, насколько сильно я сейчас ненавижу этих опьяневших от крови людей.
Ненавижу и ничего не могу сделать.
— Вот теперь-то мы заживем! — крикнул какой-то лысый детина, тиская хохочущую девицу. — Свобода без всяких ландратских ублюдков! Теперь мы решаем, что делать и за что платить, братцы!
— Придурки, — холодно произнес Проповедник, внезапно оказавшийся рядом. — Надо же быть такими идиотами! Когда они поймут, Людвиг?
Когда протрезвеют. И насытятся минутной властью, кровью и добром соседей. Только будет немного поздно. Потому что герцог Удальна не позволит, чтобы голытьба решала в его стране, кому жить, а кому умереть. Большинство из тех, кто сейчас мечтает о райской жизни и новом мире, — уже покойники. Об этом знаю я, знает Пугало и даже Проповедник. Не подозревают лишь устроившие анархию.
— Никаких налогов! Пусть герцог засунет в задницу свои указы! — едва ворочая языком, проорал валяющийся на мостовой пьяница.
— Ты из этих? Неверующих?
— Не верующих в поддельные святые реликвии, которые впаривают простодушным невеждам по всему миру? О да. Я из таких. И меня не интересуют ни пояса Богородицы, которых, уверен, в твоей сумке не меньше трех штук; ни волосы с отрубленной головы Крестителя; ни дощечка из ковчега Ноя; ни даже ослиные какашки, подобранные тобой на обочине дороги пару недель назад.
Я достал из-за пазухи один из двух камней, попавших ко мне из коллекции бургграфа Бризена.
— Как теперь? Веры прибавилось? — Я позволил ему рассмотреть лежащую на ладони драгоценность.
— Где ты их добыл?
— Это так важно?
— Никто не станет покупать вещь, украденную у какого-нибудь князя с туалетного столика. Себе дороже. Ты же понимаешь.
Уверен, он купил бы его, даже если бы я притащил булыжник, лежащий на туалетном столике, в который впивалась бы отрубленная рука князя, но конечно же кивнул и рассказал, «боясь», что клиент уйдет.
