Kitabı oku: «Страж», sayfa 4

Через несколько минут появился дилижанс.

На противоположной стороне площади показался мой старый знакомый – господин студент. Пройдя половину пути, молодой человек заметил меня, остановился как вкопанный, несколько секунд колебался, затем презрительно скривился, сплюнул на брусчатку и направился прочь.

Воистину некоторых людей жизнь ничему не учит.

Я обменялся вежливым кивком с уорэнт-офицером второго класса, который все также сопровождал студента, встал, поднял дорожный саквояж и вместе с Проповедником и Пугалом направился к дорожной карете.

История вторая
Ключ от рая

Дом эпохи Клемента Вседержателя находился на узкой, увитой диким виноградом улице, в самом центре Старого города. Вывеска «Фабьен Клеменз и сыновья» была неброской и маленькой, но знающим людям говорила о многом. Я переложил саквояж в другую руку и толкнул дверь. Колокольчик над моей головой звякнул хрустально и нежно, и почти тут же рядом оказался привратник в темно-бордовой ливрее, которая едва не лопалась на его плечах. По плоскому лицу, переломанному носу и ссадинам на огромных кулаках сразу угадывался род занятий этого человека – вышибала. На его поясе висел корд в дорогих ножнах. Не удивлюсь, если за стойкой лежит шестопер или какая-нибудь дубинка. Впрочем, для костолома у него были изысканные манеры и умение вести себя вежливо, что для компании, где он работал, совершенно неудивительно.

– Вы в первый раз у нас, господин? – спросил он, ощупывая глазами мою одежду на предмет спрятанного оружия.

– Нет, – ответил я и, чтобы избежать лишних вопросов, расстегнул куртку, показывая кинжал.

Привратник кивнул, приглашая меня к стойке. Там, закатав рукав, я протянул правое запястье, охранник провел над ним ивовым прутиком, и веточка дернулась в его руках. Мужчина довольно улыбнулся, взялся за новенькое перо, окунул в чернила и со скрипом написал на бумаге ряд только ему понятных закорючек.

– Будьте любезны следовать за мной, господин.

Громила провел меня в прекрасно обставленную комнату.

– У нас есть превосходное нарарское бренди из герцогских виноградников. Или желаете чего-нибудь другого?

– Благодарю, не стоит.

Он поклонился и вышел, оставив меня в одиночестве. Я повертел головой, с интересом разглядывая комнату. В этом представительстве «Фабьен Клеменз и сыновья» я не был, потому что город Тринс никогда не лежал в сфере моих интересов. Работы всегда немного, душ мало, а те, что есть, редко причиняют вред людям. Здесь кругом сплошные святые места, темным мятежным созданиям слишком плохо, чтобы просто существовать, не то что устраивать пакости местным жителям.

Появившийся на пороге господин в корне отличался от встретившего меня привратника. Невысок ростом, сутул, обычен лицом, неприметен одеждой и скуп на жесты. Подобные люди никогда надолго не задерживаются в памяти. Их и описать-то сложно, а запомнить – подавно. Все клерки этой компании внешне похожи друг на друга, словно родственники. Остается только догадываться, где месье Клеменз набирает столь непримечательных персонажей.

– Господин ван Нормайенн, – прошелестел сотрудник, – прошу вас сюда.

На маленьком прилавке стояла ажурная клетка с механическим скворцом. Птичка склонила голову, придирчиво изучила меня черными бусинками хрустальных глаз. Скворец был необычным. Я узнал в нем одушевленного.

– У нас есть на него лицензия. – Клерк заметил мой интерес. – Хотите посмотреть, страж?

– Я здесь не за этим. Предпочитаю решать деловые вопросы.

– Замечательно. – Бледные губы неприметного господина тронула улыбка. – Желаете внести деньги на депозит?

Я вытащил из дорожного саквояжа тяжелый кошелек:

– Да. На мой счет. Двадцать процентов от суммы переведите, пожалуйста, на счета Братства стражей.

Стандартная процедура. Братство находит, воспитывает и готовит нас, а мы отдаем ему часть заработанного. Ради всеобщего блага.

Клерк высыпал золотые монеты на прилавок, быстро сложил их в три ровных столбика. Сделал отметку в бухгалтерской книге:

– Двадцать литавских флоринов, или сорок дукатов, или тридцать два чергийских гроша.

Я кивнул, подтверждая верность его слов. Он жестом попросил показать запястье, коснулся его ивовым прутиком, внося новые, видимые только ему цифры.

– Вас ожидает корреспонденция. Если вы подождете минуту, я принесу ее.

Я нахмурился. Никто не должен был знать, что я появлюсь здесь. Я направлялся в столицу княжества Фирвальден, чтобы повидаться с Гертрудой, которая собиралась быть там до конца лета, и заехал в Тринс исключительно ради одной ночевки. Но, как оказалось, для кого-то мой путь секретом не был, и они обратились в «Фабьен Клеменз и сыновья».

Эта компания надежна, как мой кинжал, и множество ее филиалов, разбросанных по всем цивилизованным странам, дают некоторым людям возможность пользоваться их услугами, а также не опасаться за свои вклады, поскольку при всей своей внешней незаметности они отличаются от других одной очень характерной чертой – независимостью.

«Клеменз» не зависят ни от Лавендуззского торгового союза, ни от местных городских правителей, ни от бригад наемников, ни от нас, ни от князей, ни даже от Церкви. Во всяком случае, пока еще ни у кого не получилось заставить компанию раскрыть конфиденциальные данные о клиентах. Хотя бы потому, что все – торговые союзы, мэры и ландграфы, герцоги и князья, наемники и маги, кардиналы и епископы – являются клиентами этой фирмы. Они берут у нее в долг, они хранят в ее надежных недрах свои средства и тайны. И никто не желает, чтобы их маленькие секреты стали достоянием гласности.

Вернувшийся клерк протянул мне узкий конверт. Перламутровая печать Братства выглядела достаточно свежей и яркой, чтобы я спросил:

– Когда пришло письмо?

– Час назад.

– Могу я узнать, кто его принес?

– Нам не разрешено открывать информацию такого рода. Извините.

Я кивнул, ничуть не удивившись, вскрыл магическую печать, приложив к ней палец, и она превратилась в дым, пахнущий сожженными травами. На плотном листе был записан код – сложный набор цифр и букв. Пришлось повторить его дважды для того, чтобы запомнить.

– Огня, пожалуйста, – попросил я.

Клерк принес свечу, и я сжег конверт вместе с посланием, наблюдая за тем, как они превращаются в пепел. Настроение испортилось. Кажется, мне придется забыть о том, чтобы встретиться с Гертрудой. Во всяком случае, на какое-то время.

Возле Девы Марии Снежной – величественной и совсем еще не старой церкви, построенной дедом нынешнего князя, сидели пятеро просящих подаяние. Дело у них шло не шатко ни валко. Во вторник, да еще и поздним утром, прихожан было мало, и скупы они оказались безмерно. Несколько стертых медяков, лежащих на дне кружек для милостыни, казались сущей насмешкой над заработком.

Поэтому язык не повернулся бы назвать нищих благостными. Скорее уж наоборот. Они то и дело цапались друг с другом, словно шелудивые дворняги. Их ругань разносилась по площади, но никто не обращал на нее внимания, хотя страсти медленно, но верно накалялись. Одинокий стражник, появившийся с Наклонной, со скукой на лице поглядел на разрастающийся скандал, прислонил тяжеленную аркебузу к стене и занялся заточкой корда. Его совершенно не волновало, что скоро кроме ругательств нищие начнут применять более весомые аргументы – костыли и клюки. При том, что выглядели господа просящие отнюдь не калеками. Крепкие и здоровые, на радость всем армейским вербовщикам.

К вящему разочарованию Проповедника, который с подчеркнуто презрительной миной наблюдал за спором нищих, драка все-таки не началась. Исключительно из-за моей скромной персоны. Точнее оттого, что в моей руке появилась четверть литавского дуката. Серьезная монета, особенно для таких плутов, как они.

– Что нужно сделать, добрый господин? – тут же спросил один, самый жуликоватый.

Спросил без заискивания, с профессиональным интересом наемника и голосом, ничуть не похожим на жалостливое нытье попрошайки, которым он говорил совсем недавно, протягивая кружку в сторону одной из прихожанок.

– Меня интересуют новости. Правдивые и проверенные. Насчет Каменной пустоши. Нужно знать, кого упекли туда за последние четыре дня. Поименно. За что взяли, кто арестовывал, кто подписывал приговор, на сколько осудили и самое главное – где содержат.

Его дружки переглянулись, а он прищурился и посмотрел на меня оценивающе:

– Хитрое задание.

– Но и плата более чем щедрая.

Проповедник вздохнул так, словно я отдаю его, а не свои деньги. Глаза жуликов вновь обратились на четверть дуката. Крайний слева облизнул губы и сказал:

– Мы постараемся, господин.

– Получите еще четверть дуката, если к вечеру я узнаю то, о чем прошу.

Это их очень воодушевило. Я кинул монету главному:

– Имеет смысл говорить, что я пойму, если вы поете мне песни?

Еще один оценивающий взгляд.

– Не будет песен, господин. Не за такие деньги. Если что-то разнюхаем, то вы это узнаете. Если нет – не обессудьте. Аванс назад не вернем.

– Я в курсе, как заключаются сделки в Тринсе.

– Как мы вас найдем?

– Встретимся «Под русалкой», сразу после звона на комплету.¹²

Они, похватав кружки и костыли, бесшумно растворились в толпе.

– Вечно ты пользуешься услугами всякого сброда, – презрительно произнес Проповедник, когда я направился прочь от церкви. – Такие ножом пырнут не дорого возьмут.

– Меня радует, что ты печешься о моем здоровье, – пробормотал я так, чтобы не привлекать внимание окружающих, которые не слишком нормально относятся к людям, разговаривающим с невидимым собеседником.

– У меня в этом деле свой интерес. Без тебя обязательно найдется какой-нибудь страж, который отправит меня в рай. Рядом с тобой я как за каменной стеной.

– Спасибо за откровенность.

Он пожал плечами, немного похожий на старого, надутого пеликана, которого зачем-то обрядили в сутану:

– Наше существование – вопрос некоторого везения. Рано или поздно мы попадаемся на глаза тем стражам, которые гораздо менее щепетильны, чем ты. А таких достаточно много. Правилами вашего Ордена не запрещается отправлять встреченную на пути душу на Божий суд, хотя «Кодекс теней»¹³ это и не приветствует.

– Жесткие правила уничтожения касаются только тех, кто вредит людям. С остальными следует поступать по мере разумения, – возразил я. – Лично я считаю, что если душа желает задержаться в нашем мире и ведет себя тихо и мирно, ради бога. Когда настанет ее час, уйдет сама.

– Ты в меньшинстве. Слишком это лакомый кусок – свободные души. Некоторые из вас пытаются собрать их как можно больше, не отличаясь особой деликатностью.

– Не всем это нравится. И речь идет отнюдь не обо всем Арденау.¹⁴ Среди наших магистров тоже нет единения в вопросах собирания душ. Слишком велик соблазн, слишком значительна награда.

– Ходят слухи, что у некоторых из вас есть запасные кинжалы, хотя это строжайше запрещено. Такое оружие не попадает под проверки вашего Братства, а также Ордена Праведности и церковников, а значит, можно не бояться, что тебя поймают за тем, против чего резко выступает Святой Престол.

– Ерунда. Каждый кинжал уникален. Оружейников, способных создавать их, слишком мало. Всего две семьи, занимающиеся этим из поколения в поколение. И если ты думаешь, что они не под пристальным наблюдением, то ошибаешься.

Проповедник пожевал губами и промолвил:

– Люди всегда найдут способ обмануть других людей. Ты ведь не будешь отрицать, что души, благодаря стражам, покидают этот мир? И необязательно злые сущности.

– Не буду.

Знавал я таких ребят. Их не пугал даже церковный гнев и пристальное внимание Ордена Праведности. Кстати, почти все они плохо кончили.

Еще несколько столетий назад Папа Иоанн Шестой скрепил золотой буллой¹⁵ документ «De animis existentiis et legibus ad eas res pertinentibus»,¹⁶ где было сказано, что Церковь резко против, чтобы кто бы то ни было из рабов божьих вмешивался в вопрос существования невинных душ без персонального одобрения и письменного разрешения священников. Святой Престол искренне считает, что души «в руках Божьих, и негоже людям лезть в дела Его». По разумению Церкви, раз души не спешат к воротам в рай, значит, их время не пришло. Разумеется, подобный церковный закон не касался злых душ, так сказать «вредящих людям по Дьявольскому наущению».

– Не все соблюдают правила, Людвиг. – Проповедник смотрел, как детвора пускает в луже кораблики.

– Это в природе человеческой. Вот уж чему я никогда не буду удивляться.

– Пойду прогуляюсь. Давно здесь не был.

– Увидишь Пугало, скажи ему, где мы остановились.

Он не ответил мне ни да ни нет и свернул за угол. Порой старый брюзга становится невыносим, и я начинаю удивляться, почему терплю его рядом с собой.

Я пошел вниз по Колбасной, чувствуя, как начинает припекать солнце. В княжестве царила настоящая жара, и поговаривали о скорой засухе. Судя по реке, протекающей под городскими стенами, если не будет дождей еще недели две, – наступят не самые лучшие времена.

Трактир «Под русалкой» находился недалеко от Замшелых ворот, возле которых начинался оживленный фирвальденский тракт. Но из-за высокой цены на проживание, еду и вино здесь было удивительно свободно, чего не скажешь о соседних заведениях. Народу туда набивалось, как альбаландских селедок в тесную бочку – дверь не закроешь. Лично я в подобных местах стараюсь бывать как можно реже и предпочитаю возможность сидеть за столом в одиночестве, а не в окружении сомнительных личностей.

Впрочем, от недостатка клиентов трактир «Под русалкой» никогда не страдал. Здесь останавливались те, кто ценил тишину, комфорт и хорошую кухню и готов был платить за это гораздо большие суммы, чем принято в придорожных заведениях в этой части города.

Сейчас кроме меня в зале было совсем немного посетителей. Никто друг другу не мешал, все были заняты едой и беседой. Я сел за свободный стол, махнул хозяину, чтобы принесли холодного пива.

– И что теперь? – Проповедник – моя головная боль. Как и она, он любит появляться неожиданно. – В чем смысл очередного дурацкого поручения Братства?

– Я так надеялся, что ты отправился гулять надолго, – вздохнул я.

– А я так надеялся, что у тебя хватит ума отказаться.

– От некоторых вещей отказываться себе дороже.

– Так что они хотят?

– Просят помощи в поисках одного человека. Хартвига Нитца. Уроженца Тринса. Его поймали на мошенничестве два дня назад, отправили в Каменную пустошь, а затем куда-то перевели. Куда – никто не знает.

– И зачем, скажи мне, грешному, этот проходимец нужен стражам? И на кой, прости господи, черт, ты занимаешься тем, что ведешь розыски пропавшего?

– Насчет первого ничего не скажу, насчет второго – потому, что меня попросили люди, гораздо более влиятельные, чем я. Я не могу игнорировать приказы, даже если ты продолжаешь считать, что каждый из стражей – вольная пташка, которая себе на уме.

Мне принесли пива, и Проповедник, скривившись еще больше, чем обычно, отвернулся, не желая продолжать беседу.

Пугало так и не появилось, что меня, в отличие от вновь разговорившегося Проповедника, совсем не беспокоило. Он же, не переставая, ныл, что черт знает, чем оно может заниматься, когда остается без моего присмотра.

– Ты видел его серп? А его улыбку? Это же форменное сумасшествие! Да по сравнению с ним наемные солдаты – агнцы Божьи, поющие «Господи, да будет воля твоя».

– На всякий случай напомню тебе, что один из этих агнцев лишил тебя жизни.

Проповедник скрипнул зубами, явно от досады, и сказал:

– Ты понимаешь, что если оно окончательно сбрендит и накромсает кого-нибудь на кусочки, а об этом узнают власти, у тебя будет куча неприятностей? Ты ответственен за то, что стянул его с ржаного поля.

– Пугало не так плохо, как ты думаешь, – беспечно отозвался я, слыша, как городские церкви начинают звон на комплету.

– Возможно, мы говорим о разных Пугалах? – ехидненько поинтересовался Проповедник, вытирая кровь со щеки. – Я о том, что похоже на оживший кошмар. Такое, знаешь ли, молчаливое, с изогнутым ножом для кровавой жатвы, порубившее в Вионе несколько человек.

– Если Пугало зарвется без всякой на то причины, я это узнаю. И его ждут неприятности. Оно об этом, представь себе, тоже знает и будет следовать правилам. Но если тебя беспокоит одушевленный, то терзай не меня, а его. Найди и приглядывай.

– Я что, похож на няньку? К тому же оно меня игнорирует.

– Тебя все игнорируют, кроме меня, – «утешил» я его. – Потому что у тебя невыносимый характер.

– Ага. Вон у тех типов он конечно же несравнимо лучше.

Я оглянулся.

В дверях стояли двое из попрошаек, что я нанял. Правда, нищими они уже не выглядели. Никакого рванья, никакой грязи. Горожане мелкой руки, живущие явно неправедным трудом. Хозяин и его прислужники закрыли им дорогу, полагая, что подобным людям здесь делать нечего, но я показал, что они пришли ко мне, и их с явной неохотой пропустили.

Первый был тот самый заводила, игравший роль главного. Второй, судя по лицу и повадкам, любил выбивать из людей деньги кулаками. Желательно в темном переулке.

– Угостите пивом? – бесцеремонно спросил глава маленькой шайки. – Говорят, здесь оно отличное.

Я усмехнулся, но попросил для них кувшин нефильтрованного. Они расценили мою добрую волю как проявление слабости, и громила, хрустнув костяшками пальцев, проронил:

– Надо бы добавить за дельце, добрый господин.

Проповедник зло сплюнул на пол, но, кроме меня, к сожалению, этого никто не видел.

– Цена уже обговорена. Я заплачу деньги, если ваши новости будут мне интересны. Если ты чем-то недоволен, можешь проваливать прямо сейчас, – негромко и вполне дружелюбно ответил я ему.

Он нахмурился, собрался было обидеться, но получил пинок под столом от своего товарища и занялся пивной кружкой, предоставив спутнику вести переговоры.

– Это было непросто, добрый господин. Пришлось попотеть, чтобы хоть одним глазком заглянуть в тюремные книги.

– Уверен, что в итоге ни ты, ни тюремщики внакладе не останутся. Переходи к делу.

«Нищий» ухмыльнулся, понимая, что не сможет выжать из меня даже медяка, отхлебнул пива, вытер рукавом пену над верхней губой и сказал:

– За четыре дня к ним поступило двенадцать человек. В тюряге осталось только шестеро. Про них рассказывать?

– Нет. Кого выпустили?

– Купца из Ровалии, попавшегося на неуплате пошлины городской управе. Точнее, он забыл дать взятку нужным людям, провел в тюрьме день, вчера за него выплатили деньги, и он был отпущен. Сразу же покинул город. Одного забрала инквизиция. Аптекарь с Подвижнической, что у церкви Ангела. Вышел в срамном виде на улицу, это сочли бесовскими проявлениями. Сейчас его, наверное, уже поджаривают на решетке. Потом был мошенник, совсем недолго дурил местных, обещая даровать им чистоту для их грешных душ. Вчера его забрали из камеры и вывезли.

– Куда? – не показывая эмоций, лениво поинтересовался я.

– Никто не знает. Даже солдаты. Приехали какие-то люди и забрали, показав печать мэра.

Плохие новости.

– Продолжайте.

– Еще одного отправили на кладбище из-за тюремной драки. И двое согласились встретиться с армейским вербовщиком. Их несколько часов назад перевели в полк, на северную границу. Это все.

Я задумчиво постучал пальцем по столу, переглянулся с Проповедником. Нужной информации мне не предоставили, но зажимать монету я не стал и вручил им причитающуюся плату.

– Если вам что-нибудь еще понадобится, добрый господин, только дайте нам знать. Всегда рады услужить, – сказал плут.

Их как ветром сдуло, и Проповедник с ехидцей спросил:

– И что ты будешь делать теперь?

– Постараюсь не обращать на тебя внимания, – буркнул я, вставая.

Мой собеседник не обиделся и остался сидеть на лавке, решив больше меня не раздражать. Во всяком случае, хоть какое-то время я смогу побыть в одиночестве.

В самом дурном из своих настроений я поднялся в комнату, отпер дверь и не слишком удивился, когда увидел сидевшего за столом высоченного плечистого детину с аккуратной смоляной бородой, пушистыми ресницами и пронзительными карими глазами. Кожаная рубаха на нем едва не трещала по швам, стоило гостю только пошевелиться и немного напрячь мышцы.

– Привет, Карл. Будь как дома, не стесняйся.

– Здравствуй, Людвиг, – любезно ответил страж, сверкнув белыми зубами. – Извини, что без приглашения. Это Гансик, можете быть знакомы.

Возле окна стоял еще один гость – худой, белобрысый, с уставшими, покрасневшими глазами. Гансик, по первому впечатлению, умер собственной смертью, и лишь хорошенько приглядевшись, я увидел темное пятно на его правом боку. Душа кивнула мне без всякого интереса и энтузиазма.

– Ты надумал поиграть в шпионов? – Я снял куртку, бросил ее на кровать. – Честное слово, к чему письма?

– Скажи это Братству. Я получил точно такое же.

– Интересно, – сказал я без всякого интереса.

– Ага. – Карл повозился, поудобнее устраиваясь на скрипнувшем под ним стуле. – Еще как. Так что обратиться за помощью в «Клеменз и сыновья» было самой лучшей возможностью. Они не сдают своих клиентов.

– Как ты узнал, что я в городе?

– Увидел тебя утром, когда ты проходил в ворота. Братству подумалось, что ты по старой привычке заглянешь решить финансовые вопросы, как это сделал я. Мы с тобой не любим таскать с собой лишнюю наличность.

– Пора менять свои привычки, – пробормотал я. – Мне тебя нечем порадовать. Я не знаю, куда делся этот тип.

– Зато я знаю, – широко улыбнулся Карл. – Гансик, в отличие от нас с тобой, смог сесть черту на хвост.

– Надеюсь, это образное выражение, – кисло ответил я ему.

Когда я встречаюсь с Карлом, мой энтузиазм очень быстро пропадает, и порой я даже перестаю любить свою работу. Потому что обычно такие встречи ничем хорошим не заканчиваются.

– Разумеется. Парня упекли в монастырь иеравитов. Святого Августина, если быть точным.

– Это ведь конгрегация,¹⁷ да? Непорочное Сердце Девы Марии, если не ошибаюсь.

– Угу. Братья-затворники. Большие молчуны.

– Он политический заключенный?

– Людвиг, тебе ли не знать, что политических упекают не в монастыри, а под землю. И выбраться они оттуда смогут лишь во время Второго пришествия Спасителя.

– И зачем понадобился этот человек?

– Братство свалило на меня это дело так же неожиданно, как и на тебя. Буквально вчера я получил послание. Нашим старикам понадобился парень, но к тому времени, как я об этом узнал, его уже повязали на торговой площади, сочли преступником и отправили в тюрягу для дальнейшей экзекуции с помощью розг. Пока я пытался его вытащить, он внезапно исчез. Словно Дьявол, на которого побрызгали святой водой.

– Но теперь ты его нашел и можешь продолжить то, что тебе поручили. А я с чистой совестью отправлюсь по своим делам, – пожал я плечами, садясь напротив него.

– Не все так просто, – пожевав губами, сказал Карл. – У меня для тебя не слишком приятные новости.

– Почему я не удивлен? Стоит нам только встретиться, как сразу возникают неприятности. Помнишь лисецкий бунт, когда толпа едва не насадила нас на пики? А старые медные шахты и встречу с окуллом? Я уже не говорю о том, что нам едва не оторвали головы, когда мы с тобой сунулись в Прогансу, и Носители Чистоты опознали в нас стражей. И, несмотря на все эти события, ты хочешь еще раз меня втравить в какую-то дурно пахнущую аферу?

– Не я, – тут же сказал он, подняв на меня карие глаза. – Это приказ сверху, от которого не отобьешься.

Я прищурился, посмотрел на Карла. Мы были знакомы больше десяти лет, несколько раз вместе работали. Карл – обстоятельный и опытный страж, но ему не везло с напарниками. Они достаточно быстро отправлялись на божий суд, и я пока был единственным исключением.

– Хорошо. Выкладывай, – вздохнул я. – По крайней мере, вначале выслушаю, а затем уже тебя отправлю.

– Заметано. Хочешь вина?

– Чувствую, сегодня оно мне не повредит. – Я потер виски, которые жутко ломило.

Проповедник, старая дохлая образина, оказался прав, нечего было заезжать в Тринс.

Гансик, сложив руки на груди, отвернулся к окну. Карл, обрадованный, что я временно не мечу громы и молнии, достал из своей сумки пузатую бутыль, сбил сургуч с пробки, подцепил ее черным зазубренным кинжалом. Пробка чпокнула, выскочила, и он наполнил глиняные кружки, которые были слишком неказистыми для столь хорошего белого вина.

– Меня в городе уже знают, и моя персона ни для кого не является загадкой. А вот ты – темная лошадка, Людвиг. До поры до времени. Пока Тринс знает только об одном страже. Поэтому если ты согласишься помочь и мы будем действовать быстро, все останутся с носом.

– Пожалуйста, поподробнее про этих «всех».

– Все это все. Церковники, городские власти и Орден Праведности.

– Твою мать! – с чувством сказал я, услышав о последних. – А эти уроды каким боком влезли в твою историю? Во что тебя, а теперь и меня хотят впутать, Карл?

Он помолчал и осторожно ответил:

– Дело странное, если честно. Этот парень, Хартвиг Нитц, внезапно заинтересовал очень многих людей. Крайне популярная фигура в Тринсе последние несколько дней.

– Что он совершил? Превратил воду в городском фонтане в вино или взглядом лечит прокаженных?

– Парень, судя по всему, внезапно стал Видящим. Твердил что-то про души и прочее.

– Этого слишком мало, чтобы его упекли в монастырь или им заинтересовался Орден.

– Но он заинтересовался. И начал поиски. А городские власти спрятали Хартвига за святым забором, ожидая отмашки из столицы или пока страсти не поутихнут. Представь, что будет, если Орден найдет его быстрее, чем Братство. Ты ведь знаешь, как наши магистры свирепеют, когда их обыгрывают. Никому из них это не понравится. А значит, с меня живьем снимут шкуру, потому что я провалил щекотливое задание. Мне надо доставить парня в Богежом.

– Это почти сто миль на северо-запад. Самая граница с Бьюргоном.

– Да. Но ближе никого из стражей нет. Вот дело и взвалили на мои плечи.

– Пока не появился я. И теперь ты перекладываешь его на мои.

– Верно мыслишь. – Карл не отвел взгляда. – Магистры написали мне, когда ты заглянешь в город, и обязали передать тебе их приказы. Люди Ордена дышат мне в затылок. Они либо докопаются до кого-то из городского совета, либо понадеются, что я наведу их на парня. Получается – у меня есть реальный шанс водить их за нос, а ты в это время скроешься вместе с Хартвигом.

– Чтобы скрыться, надо сперва вытащить его из монастыря. Ты, видно, с ума сошел, если хочешь привлечь внимание церковников.

Он запустил пятерню в бороду, рассеянно «расчесал» ее и сказал:

– Я не могу тебя заставлять, Людвиг. Если ты откажешься – пойму. Но подумай, раз Орден проявляет такую активность, да не где-нибудь, а в Фирвальдене, где после истории с епископом Урбаном он на плохом счету, значит, все серьезно. Не знаю, зачем им этот парень, но он достаточно важен, коль уж они так суетятся.

– Да. Это очень подозрительно. Не случись истории с Урбаном, городские власти не смогли бы скрыть от Ордена правду. Но долго они все равно не продержатся и рано или поздно выдадут нужную информацию.

В любом случае трактир придется сменить. Если все так нешуточно, умные люди достаточно быстро смекнут, куда ходил Карл, и проведут ниточку ко мне.

– Это нужно Братству.

– Вот только не надо про Братство и его нужду, Карл! – тут же окрысился я. – Всю патетику и «надо» ради «надо», без всяких объяснений, оставь для зеленых юнцов. Меня давно уже не поймать на подобную удочку. Мы с тобой работаем, чтобы избавлять мир от темных сущностей, а не играть в политику и лезть туда, где оторвут голову из-за какой-нибудь никому не нужной глупости!

Гансик разглядывал меня так, словно видел впервые. С уважением, хотя я ничего особенного не сказал.

– Но ты поможешь? – спросил Карл почти что жалобно.

– Помогу. Тебе. За мной долг после того февральского брода, когда ты меня вытащил из воды.

– Спасибо, – проникновенно произнес он и тут же перешел на деловой тон: – Все надо сделать быстро. Желательно сегодня ночью. Я отвлеку всех, кого смогу, а ты довезешь парня до Богежома.

– Угу. Всего лишь пара пустяков. Понадобятся лошади. И деньги. И кое-какие вещи.

– Я подготовлю. Ты не пожалеешь.

Я не стал криво усмехаться, но представил, что скажет на все это старина Проповедник.

Проповедник не сказал ничего. Даже идиотом не стал называть. Лишь покрутил пальцем у проломленного виска и вздохнул, как лекарь над постелью безнадежного больного, которому не помогло кровопускание. А вот когда узнал, как я планирую оказаться в монастыре, произнес с горечью, что до таких преступлений он, человек церковный, никогда не опускался и участвовать в подобном мероприятии не планирует.

Мораль у старины Проповедника такая же гибкая, как фаледская сталь. Гнется туда, куда прикажут. С одной стороны, ему ничего не стоит осквернить причастие, с другой, проникнуть в обитель монахов, обрядившись в их одежду, – преступление против веры. Впрочем, я даже был рад, что его со мной не будет. Опять бы стал путаться под ногами.

Был поздний вечер, солнце закатилось, но небо оставалось светлым по горизонту, вспыхнув ало-оранжевой пеленой. Полотняные ворота у же закрывались, но я успел покинуть город, выйдя из него вместе с шестью пилигримами, отправляющимися в Нарару, чтобы поклониться мощам святого Луки. Правда, на паломников они были похожи лишь благодаря серым плащам. Во всем остальном – настоящие наемники. Под плащами бряцала целая гора оружия, что, впрочем, и неудивительно в связи с ночной прогулкой. Я бы, на их месте, поостерегся путешествовать по пустым полуночным дорогам. Мало ли кого на них можно встретить.

Я оставил путников сразу после моста через обмелевшую реку, свернув на дорогу к монастырю, находившемуся меньше чем в четверти мили от городских стен. В воздухе висел густой запах остывающей земли, душистого клевера и теплого летнего ветра, весь день носившегося где-то над бескрайними пастбищами. Я шел вдоль реки, в зеркальной воде которой теперь отражались лиловые облака. Их животы скрывшееся солнце окрасило темно-бордовым.

Под берегом, в густых камышах, несколько раз что-то гулко плеснуло. Возможно, это рыба ударила хвостом, а быть может, кто-то иной. В любом случае я не собирался туда лезть, чтобы проверить. Кто бы там ни прятался, пусть даже тинник или топлун, меня это не слишком сейчас заботило. Уверен, если речные жители начнут докучать наземным, те найдут способ с ними справиться. Сетью, порохом или отравой. Люди всегда придумают способ, с помощью которого можно избавиться от неугодных соседей.

Дорожный саквояж пришлось заменить старой торбой, так как она привлекала гораздо меньше внимания. Бело-черное монашеское одеяние с широкими рукавами и глубоким капюшоном оказалось мне вполне впору. Вместо пояса я повязал пурпурную веревку, говорящую о том, что я принял обет молчания. Карл позаботился о моем маскараде и легенде. Последняя была неказиста и проста: мне рекомендовалось помалкивать и побольше мотать головой, благо веревка должна была избавить меня от большинства глупых вопросов.