Kitabı oku: «Взгляд на миллион»

Yazı tipi:

Вновь взгляд рождает вдохновение,
И невозможно не писать,
Нельзя стихии приказать,
Остановиться на мгновение!

…Живые нити хрупкой грани,
Фантазии и естества,
Как в отражении зеркальном,
И в параллельном и реальном,
Почти мистически сакральном,
Почти земного божества…
И утонченность строгих линий,
И этот долгий добрый взгляд,
Как будто шепот белых лилий,
О волшебстве улыбки милой,
Тебе не громко говорят…

Эта книга посвящается…

…Всем милым, добрым и наивным,
Горячим, страстным и смешным,
От счастья вечно молодым,
И от любви всегда красивым…
Я вам желаю жить в мечте.
Как счастьем теплым укрываться,
Мечтам ведь свойственно сбываться,
А искренним мечтам, вдвойне!

С уважением и наилучшими пожеланиями.
Автор.

Да, кстати…
Интриги, слёзы и прекрасное вино,

Богини-женщины и волшебство портрета,
Вот истинные Авторы сюжета,
Что на страницах книги ждут тебя давно…

«Хочу выразить особую признательность и благодарность за плодотворное сотрудничество Издательско-Продюсерскому Центру BooksNonStop и, в частности, главному редактору, Чернышеву Дмитрию Васильевичу, и корректору Татьяне Борисенко».

…Удивительный, изумрудно-серебристый и одновременно манящий и чарующий оттенок её волшебных глаз сводил с ума и завораживал, словно ты вдруг очутился в наполненной невероятным светом и теплом лесной чаще, выбраться из которой нет уже ни сил, ни желания… Длинные, густые ресницы создавали иллюзию испуганно вспорхнувших райских птиц, и, казалось, не было большего счастья, чем просто наслаждаться возможностью видеть это…

Часть 1
Мартин Адамс

Глава 1

Торопливо собираясь в скромной, похожей на келью студентасеминариста, комнате, молодой человек ловил себя на мысли о том, что именно сегодня должно произойти что-то необычное и значительное, благодаря чему жизнь его наконец-то изменится. Времени оставалось мало, и требовалось настоящее мастерство перевоплощения, чтобы, надев одиноко висящий в дальнем углу старого платяного шкафа смокинг, почувствовать себя самодостаточным и уверенным в себе мужчиной. Но, как он ни старался, неподдающийся чёрный шёлковый галстук-бабочка всё-таки вывел его из равновесия.

«Дурацкие правила», – пронеслось в голове.

Аккуратно упаковав и прихватив с собой какой-то плоский прямоугольный предмет, мужчина несколько раз щёлкнул зажигалкой, но закурить так и не смог… Не застёгивая плаща, он выбежал на улицу, где его ждали мелкий моросящий дождь и тёплый вечерний воздух. Миновав два квартала и на ходу стараясь поправить впивающиеся в область запястья из-за неудобного ремешка часы, он оказался на мосту через канал и снова попытался закурить. Усиливающийся ветер чуть не вырвал заветный свёрток у него из рук, и молодой человек поспешил продолжить путь.

Фонари освещали мокрый асфальт, в лужах отражались стоптанные и уже далеко не модные ботинки. В эту минуту он вполне походил на дипломата или лауреата какого-нибудь конкурса, который в спешке забыл причесаться. Зонт не был обязательным аксессуаром его скромного гардероба, поэтому он старался добраться до места как можно скорее, пока дождь и ветер окончательно не превратили его торжественный вид в жалкое подобие преуспевающего джентльмена…

Размышляя о сегодняшнем вечере, он вдруг вспомнил себя шумным, озорным мальчишкой, бегающим наперегонки с сыновьями местных владельцев магазинов и торговых лавок по запруженным машинами и суетливыми туристами мостовым изогнутых улиц, радуясь тому, что отец и дядя Сэм взяли его с собой в Париж…

Мужчина прошёл ещё несколько кварталов и, свернув в переулок возле самой набережной, остановился около старинного здания, похожего на королевский дворец в миниатюре. Величественный особняк со шпилями и башнями в готическом стиле был почти не освещён. Изредка по стенам его пробегали резкие, яркие, загорающиеся и тут же гаснущие вспышки красных, голубых и жёлтых огней от фар проезжающих мимо машин.

«Не успел», – подумал молодой человек, глядя на потухшие фонари и закрытые двери парадного входа. В темноте обойдя здание и заметив примыкающую к нему каменистую дорожку из полуразвалившихся ступеней, он решил воспользоваться ею и всётаки попытаться попасть внутрь. Лестница запасного входа вела на цокольный этаж, и если снизу кто-то поднимался, то необходимо было сначала дождаться, пока все выйдут из этого странного подземелья, и только потом спуститься… С каждой ступенькой всё сильнее начинало казаться, что ты погружаешься на дно глубокого чёрного колодца… Неожиданно заслышав звуки приближающихся шагов, мужчина остановился на полпути, собираясь уступить дорогу…

Навстречу неторопливой походкой двигался человек. Ещё через минуту незнакомец поравнялся с мужчиной в смокинге и, одобрительно кивнув, будто здороваясь, поднялся на следующую ступеньку. Незнакомец вышел на улицу, и было слышно, как поблизости резко затормозила машина и хлопнула дверца автомобиля.

«Интересно, он уже уезжает или кого-то встречает?» – думал молодой человек, собираясь снять с заветного свёртка – своей единственной драгоценности – плотную матерчатую упаковку, словно готовясь предъявить некий пропуск на сегодняшнюю «тайную» встречу.

Почему-то именно сейчас не хотелось торопиться. Ему нравился этот дом: он напоминал старинный заброшенный замок.

Тяжёлая железная дверь открылась медленно и со скрипом. Где-то под потолком звякнул, словно проснувшись, медный колокольчик.

– Ваш пригласительный и плащ, месье, – донеслось откудато из темноты, и в слабых проблесках света стала видна фигура, требовательно протягивающая свою руку.

– Да, конечно…

После этих слов фигура стала удаляться и через какое-то мгновение исчезла совсем, словно растворилась в тени выступающих и удивляющих своей несимметричностью стен.

Молодой человек, не торопясь, прошёл по длинному коридору, вдоль которого располагались узкие, высокие электрические фонари, выполненные в стиле оригинальных фигурных подсвечников. Они горели тусклым, мерцающим светом и всё больше напоминали тлеющие угольки в потухшем камине. Плитка на полу была местами разбита, и под подошвами ботинок то и дело хрустела земля и щёлкали мелкие камешки. Ещё через пару минут показался небольшой квадратный зал, где по периметру помещения высились прозрачные стеклянные колонны, внутри которых на каких-то совершенно невидимых нитях, словно в воздухе, висели изумительные картины местных художников. В зале царил полумрак, каждая картина периодически подсвечивалась с разных сторон, благодаря чему возникала иллюзия движения. Гостей в этот раз было немного, но, как и раньше, все они соблюдали принятые в этом обществе негласные правила. Мужчины были в смокингах, дамы – в шикарных вечерних платьях и дорогих украшениях. Официанты добавляли обстановке утончённости и шарма. Игристое вино в бокалах рождало предвкушение праздника. Благодаря маскам на лицах, раскованности в словах и действиях было гораздо больше, чем от самых изысканных вин, которые были выпиты в этот вечер. Приглашённые гости, которые как бы нехотя рассматривали картины, не казались знатоками искусства, а долетавшие фразы об «акциях» и «фьючерсах» окончательно убеждали в том, что эта мирная на первый взгляд, но такая непредсказуемая «стая глубоководных акул» бизнеса «приплыла» за очередной порцией адреналина и новой крови.

Какое-то время мужчина стоял в нерешительности на пороге зала, переминаясь с ноги на ногу и наблюдая за тем, как медленно начал гаснуть свет и присутствующие стали занимать свои места.

В эту минуту помещение действительно казалось заброшенным подземельем. Это было и таинственно, и жутковато одновременно. Молодой человек прошёл вперёд и стал у стены, возле прозрачной стеклянной колонны. Наконец направленный луч света оживил квадратную залу, выхватив стоящую на возвышении картину. Это был портрет женщины.

– Я думал, ты уже не придёшь, – донеслось с крайнего кресла второго ряда. – Как видишь, для тебя даже места не осталось. Так что стой и просто смотри. Хотя даже за это желающие деньги платят. Принёс? – человек из полумрака едва заметно вопросительно кивнул и, не дождавшись ответа, развернувшись вполоборота, продолжил: – Ладно, смотри, после договорим.

– Прости, что опоздал, Джонни, – шёпотом ответил молодой человек, поправляя смокинг и приглаживая непослушные волосы.

…Экран на подиуме, возле которого стояла картина в золочёной раме, в какой-то момент стал похож на большое солнце, одновременно обнажая контуры загадочного изображения, как будто прямо на твоих глазах проявлялась цветная или чёрно-белая плёнка.

Сначала ты ничего не видишь, и поверхность кажется пустой и безжизненной. Но проходит секунда – и перед тобой начинают возникать очертания необычайно красивой женщины, и ты не понимаешь, иллюзия это или реальность. И только сам автор знает истинную природу этого волшебства…

На экране во всём великолепии предстала картина, что была закреплена на мольберте, на подиуме… Судя по всему, это было придумано специально для того, чтобы её могли как следует рассмотреть.

Замкнутое пространство, отсутствие окон, полумрак и лица в масках – всё это заставляло сосредоточиться только на том, что находилось прямо перед тобой. Спустя несколько мгновений портрет на экране стал наполняться красками.

– Боже, Джонни, какой взгляд! – сказал стоявший у стены молодой человек, едва удержавшись, чтобы не шагнуть к картине.

– Это именно то, о чём я тебе говорил! Если бы ты пришёл раньше и мы выпили с тобой по бокалу шампанского, то девушка на картине показалась бы тебе просто богиней.

У самого входа в зал стало заметно какое-то движение. По всей видимости, это возвращался тот самый незнакомец, который несколькими минутами раньше поднимался по лестнице. Рядом, опираясь на его руку, шла миловидная дама. Извиняясь и перешёптываясь, они заняли свои места.

– Очень жаль, Кларис, что тебя задержали на службе, – сказал незнакомец. – Хотелось прогуляться с тобой по набережной.

– Не могу поверить, Франсуа. Изображение на портрете – это что, реальная женщина? Невероятно!

– Я сам поражён. И, честно говоря, не ожидал в этой галерее такое увидеть! Джонни был вчера у нас в банке с приглашениями для Роджера и Даниэля и просто обмолвился, что будет интересный показ, но вот что конкретно будет представлено, не сказал. Сюрприз удался, надо отдать ему должное. Жаль только, что Роджер не сможет почтить нас своим присутствием. Он отдал мне свой пригласительный, а сам сегодня утром спешно улетел по делам в Страсбург с каким-то очень странным типом. Зато Даниэль здесь. Лишь бы он не напился, как в прошлый раз, когда ему поручили выступить с речью, а он чуть не свалился с подиума, потому что засмотрелся на жену Роджера, красавицу Марго. Да, карьера Роджера продолжает набирать обороты. Похоже, у него появился личный телохранитель, и именно с ним он улетел в Страсбург. Надо спросить об этом у Джонни. Как ни странно, но Джонни знает всё – ну, или почти всё, – что происходит в этом городе.

– Неудивительно, – отметила Кларис. – Он хозяин галереи Vieux Château («Старый замок»), и у него здесь бывает так много разных людей.

– Ты права, – согласился Франсуа и, снизив голос, спросил: – Как дела у Митчелла? У него не было желания сегодня здесь поприсутствовать? Он смог бы зайти и без пригласительного.

– Он не любит такие мероприятия. Ему здесь было бы скучно, – ответила Кларис и надела похожую на причудливый по форме цветок, с оттенками глубокого голубого перламутра, маску.

– Вот и хорошо. Дал тебе, наконец, возможность немного отдохнуть и расслабиться. Кстати, тебе очень идёт эта маска. Ты в ней – само очарование! – и Франсуа с улыбкой посмотрел на свою блистательную спутницу.

– Значит, это благодаря Роджеру мы сегодня здесь, ну что же… – продолжила Кларис и с лёгким разочарованием взглянула на Франсуа.

Начинался аукцион. Ведущий, как всегда, безупречно и профессионально подогрел внимание собравшихся, а соответствующий моменту бархатный тембр голоса создал необходимую атмосферу, объединяющую членов тайного общества. Минуту спустя был объявлен первый лот – тот самый портрет обольстительной незнакомки, который вот уже несколько минут находился на подиуме и всё сильнее притягивал взгляды и поражал воображение каждого, кто смотрел на картину. Портрет подсвечивался то сверху, то снизу, выхватывая самые яркие и удачные фрагменты. Складывалось впечатление, что прямо перед тобой находится реальный человек, который смотрит на тебя удивительным, пронизывающим насквозь, взглядом. Взгляд шёл откуда-то из самой глубины человеческого сознания и, проникая прямо в душу и сердце, просто сводил с ума. Женщина на портрете была в лёгкой, едва заметной изящной маске, и волшебство образа просто не поддавалось описанию. Это было сродни какому-то откровению. Здесь были и магия, и чувственность, и безудержное влечение… В зале происходило что-то невероятное, стоимость картины росла с фантастической скоростью. Желающих приобрести уникальный портрет необыкновенной по красоте и обаянию женщины оказалось немало. В результате торгов он был продан за пятьдесят тысяч франков.

Глава 2

– Джонни, это не сон? – спросил молодой человек у хозяина галереи, полноватого и низкорослого джентльмена, который в этот момент с удовольствием принимал поздравления у восхищённых и находившихся вне себя от увиденного участников аукциона… – Кто автор? И как долго он писал этот удивительный портрет?

– Ты задаёшь неправильный вопрос, Мартин. Не «как долго» он писал, а как долго он искал эту потрясающую натурщицу и создавал свой неповторимый стиль. А вообще для настоящего художника время не имеет значения. Важна только сама сущность того, что он пишет.

«Как он смог создать такое? Невозможно представить, что портрет написал обычный человек. В этом взгляде столько страсти, жизни и экспрессии».

– Кто же всё-таки автор?

– Мартин, где ты был? Ведущий несколько раз называл его имя – Генри Говард. Он сегодня последний день в Париже и завтра улетает в Англию. Кстати, я слышал, Генри собирается давать уроки живописи в Лондоне, но приглашает на свои занятия не всех. Для него важно, чтобы кандидат был перспективным…

– «Перспективный» – значит талантливый и богатый? Если так, то это точно не про меня.

– Мартин, талант – безусловно. Но талант и плата за обучение – это ещё не всё. Надо постараться понравиться Генри. Можно сказать, что он видит человека насквозь. Попасть к нему в ученики при желании, в общем-то, не так уж и сложно… Если сможешь показать себя, то сначала, конечно, он на тебе заработает, ну а потом, если поймёшь что к чему, сможешь заработать и ты.

– Как это? Не понимаю, – и Мартин вопросительно посмотрел на Джонни.

– Хочешь, после аукциона я вас познакомлю, и тогда ты сможешь сам у него об этом спросить?

– Джонни, не знаю, что и сказать… Благодарю тебя за всё, что ты для меня делаешь, – ответил Мартин. – Когда-нибудь я обязательно с тобой за всё рассчитаюсь.

– Само собой. Скажи спасибо Марго, которая непонятно почему так настойчиво тебя рекомендовала. Впрочем, если вы знакомы, это многое объясняет. – При этих словах Джонни улыбнулся.

– Я уже говорил: мы незнакомы. Просто однажды она увидела, как я рисую в кафе и предложила обратиться к тебе в галерею. Вот и всё.

– Успокойся, Мартин. Я помню об этом и ни на что не намекаю. На прошлом аукционе мы с ней много говорили о начинающих художниках и о том, как им приходится нелегко в наше время. Она вскользь упомянула о тебе, сказав, что у тебя большое будущее и к тебе стоит присмотреться.

В этот момент к ним подошёл официант и, услужливо поклонившись, предложил шампанское.

– «Большое будущее»? – Мартин удивлённо посмотрел на Джонни, потом на сверкающее золотом шампанское, затем перевёл взгляд на экран, рядом с которым всё ещё стоял портрет прекрасной незнакомки, и на минуту задумался. Он снова вспомнил себя маленьким мальчиком, но уже не на улицах города, а среди густых зарослей отцовского виноградника. Его отец, Грегор Адамс, не был виноделом, но зато он выращивал изумительный виноград. Мысли уносили Мартина всё дальше… и он уже «чувствовал» терпкий и одновременно сладковатый вкус ягод, словно снова вернулся в детство.

– Это всё – мазня! – говорил отец про тягу Мартина к рисованию. – Чтобы чего-то добиться в жизни, нужно изо дня в день делать настоящее дело.

Надо сказать, отец свято в это верил, хотя сам мало преуспел. Виноградник не стал «золотой жилой». Хоть земли в провинции Шампань на северо-востоке страны близ старинного городакрепости Седан, или, как его ещё называли, «ключа к Франции», и были благодатным местом, но, тем не менее, урожаи целиком и полностью зависели от «прихотей» и «настроения» переменчивой погоды.

У Грегора не было машины, и за виноградом всегда приезжал его компаньон Сэм. Мартин – тогда ещё мальчишка – вставал на подножку небольшого фургончика и так ехал километров десять, проезжая местную школу на пятнадцать учеников, старый пруд и несколько полузаброшенных домишек возле выгнувшегося дугой, покосившегося от времени бревенчатого моста. Потом Сэм сворачивал к себе на ферму, где располагалась небольшая винодельня, а Мартин спрыгивал с подножки автомобиля и возвращался домой уже за полночь, зная, что получит хорошую затрещину от отца и нагоняй от расстроенной матери за столь длительную и самовольную отлучку.

Сэм научил его водить машину и, по мере взросления юного Мартина, недвусмысленно намекал, что им с отцом неплохо было бы обзавестись простеньким грузовичком и самостоятельно привозить собранный урожай к нему на винодельню. Отец понимал, что доставлять виноград после сбора урожая и начинать готовить вино нужно как можно быстрее и очень переживал за качество готового напитка, но позволить себе купить автомобиль за всю жизнь так и не смог. Грегор постоянно рассказывал и показывал Мартину как следует заботиться о винограднике, искренне надеясь, что когда-нибудь сын продолжит его дело.

После встреч с деловыми партнёрами в Париже, на обратном пути, Сэм обязательно заглядывал к Грегору. Пользуясь случаем, отец просил компаньона, чтобы тот брал уже повзрослевшего Мартина на винодельню посмотреть, как делается вино, а заодно постараться убедить его, в конце концов, остаться в Шампани.

Тем не менее, попытки не увенчались успехом. Мартин знал, что никогда не будет относиться к этому делу так, как его отец – со всей любовью и пристрастием.

Порой ему казалось, что виноградник отец любит больше, чем собственного сына и жену Софи, Частенько Мартин наблюдал за тем, как нежно Грегор обнимает виноградную лозу, пострадавшую от урагана или засухи, словно любящий муж и отец – свою семью.

В винах Грегор разбирался как бог, особенно в тех, которые были изготовлены из его винограда. Когда подходило время ужина, он всем наливал по бокалу и долго рассказывал, как «важно в этой жизни трудиться не покладая рук», потому что вино – «оно как мёд, который без устали собирают неутомимые пчёлы».

Мартин не был готов к такому изнурительному каждодневному труду и совсем не хотел провести всю свою жизнь согнувшись в аллеях и зарослях отцовского винограда. Увидев красивую, сверкающую живым изумрудным блеском, извивающуюся лозу или попробовав глоток «божественного напитка», как любил говорить Грегор, Мартин мог рисовать не останавливаясь. Вино действительно было самого высокого качества, и это каждый раз будоражило его воображение. Яркие гроздья в лучах утреннего солнца пробуждали в нём только одно желание – рисовать.

Грегор посмеялся в очередной раз, сказав, что всё это – «блажь и глупости», и Мартин должен в первую очередь думать о мужском и сыновнем долге и просто обязан выкинуть из головы всю эту «никчёмную и ненужную мазню».

Несмотря на то, что Грегор не разделял интересов сына, Мартин любил и уважал отца за его бесконечное самопожертвование и стойкую веру в то, что, как бы ни было тяжело, виноградник должен жить!

Последнее время отец много болел, урожаи становились всё беднее, виноделы приезжали за новыми партиями винограда всё реже. Очередная потеря урожая из-за капризов погоды окончательно выбила Грегора из колеи, и он слёг. После смерти мужа Софи долго не могла оправиться, одновременно безуспешно пытаясь продать дом с виноградником, чтобы затем перебраться в Париж, поближе к Мартину… Время шло, а покупателя всё не было, и ей, в конце концов, пришлось остаться в родном доме, где она тридцать пять лет прожила с человеком, влюблённым в виноградник, вырастила сына и сохранила память о былом счастье и волшебных днях.