Kitabı oku: «Седьмой воин», sayfa 4

Yazı tipi:

Глава 9. Всего делов-то

Когда принесли тело мальчика, почти стемнело. А с Абдикеном и вправду трудно было встречаться взглядом. Но старик ничего, сдюжил. Помолчал, сказал только:

– На все воля Аллаха, – а на смуглом виске жилка бьется, быстро-быстро, в свете факела хорошо видно.

И пошел вглубь кибиток, дела местные решать.

А вот старуха горюшко нисколько не сдерживала. Платок белый с головы сорвала, заголосила отчаянно. Другие бабки подхватили плач.

Ерофей стоял неподвижно, в руках шкатулка. Серке тронул его за плечо:

– Ты не виноват, Ереке. Не кручинься так. Когда умрем, то все до одного познаем, что мы не знаем ничего.

– Ничего, переживу, – ответил Ерофей и спросил. – Ты как умудрился всех собрать? Ведь не желали они?

Серке усмехнулся:

– Я умею уговаривать. Главное, предложить человеку то, чего он хочет. Тауман хотел побольше еды, а стрелку побольше голов скота. Они быстро передумали.

– Вовремя ты их привел, – заметил Ерофей и поглядел на рыдающую бабку.

Заки сказал:

– Иди, Ерофей, на пленном отыграйся. Может, полегчает.

И впрямь, куда угодно податься, лишь бы не слышать протяжных воплей старух. Развернулся Ерофей, пошел к кибиткам на другом краю аула.

Здесь криков тоже, впрочем, хватало. Тауман под руководством Кармыса вел дознание взятого в полон головореза. Лишь один уцелел.

Исполин склонился над раненым налетчиком, сжал горло ручищей.

– Ну же, Битбай, – уговаривал Кармыс. – Не заставляй трепетать мое нежное сердце видом своих страданий. Ты же вроде смышленый малый. Скажи, где ваше логово?

Упрямый тать хрипел и царапал землю связанными руками. Говорить не желал, мотал головой. Морщинистое лицо в крови, из бороды вырван клок черных волос.

Кармыс вздохнул.

– Видит небо, я старался изо всех сил. Но ты не понимаешь доброго слова, Битбай. Давай, Тауман, сделай ему больно. А то время теряем, ужин стынет.

Услышав про еду, гигант заторопился. Дал оплеуху, другую.

– Еще больнее, – попросил человек за спиной. Ерофей оглянулся. Рядом стоял Сасыкбай, в руке топор. – Или дай мне, он у меня живо закудахтает.

Исполин отодвинулся. Сказал:

– Я смотрю, без меня обойдетесь. Пойду перекушу немного, – и, переваливаясь, пошел к кибитке Абдикена.

– Эй, мерзейший из тварей, – позвал Сасыкбай, подходя к пленнику. – Слышишь, женщины кричат? Знаешь, почему?

Разбойник покачал головой. А потом закричал.

Потому что старик с возгласом: "Вот почему!" всадил топор ему в плечо. Вытащил, снова замахнулся. Брызнула кровь. Разбойник завопил на весь аул, в ответ залаяли собаки.

Кармыс подскочил к аксакалу, удержал руку. Покачал головой, заметил:

– Я же предупреждал, Битбай.

Сасыкбай, тяжело дыша, проревел:

– Голову сниму, сатанинское отродье! – и замахнулся заново.

Стрелок оттащил его в сторону.

– Я скажу, я все скажу, – закричал Битбай, прекратив вопить. – Наша стоянка у речки Сарысу, где раньше аул Айбас бая стоял.

– Сколько у вас человек?

Раненый пробормотал сквозь зубы:

– Около двадцати осталось.

Кармыс подошел, схватил пленника за ворот, приподнял.

– Точно? Почему так мало?

– После смерти Шоны большая часть ушла на юг. Осталось мало. Не бейте меня, пожалуйста.

Кармыс отпустил татя.

– Хорошо. Я тебе верю, – и спросил у Сасыкбая. – Нам бы водички и трав?

– Для него, что ли? – спросил старик. – Может, ему еще ноги помыть? Он нам больше не нужен. От ворона сокол не родится.

И швырнул в татя топор. Орудие пролетело мимо стрелка, и воткнулось Битбаю лезвием прямо в лоб. Пленник откинулся назад с расколотой головой.

– Ого, – удивился Кармыс. – Научи так кидать, аксакал. У вас все такие умельцы?

Сасыкбай пригладил взъерошенные волосы. Ругнулся, пошел обратно в аул.

– Жаль, Битбай не успел все рассказать, – вздохнул Кармыс. – Надеюсь, собаки его не обглодают, пока ужинаем.

И пошел, насвистывая, вслед за стариком. Ерофей постоял чуток, и побрел за ними.

Ужинали в другой кибитке, рядом с абдикеновской. Тускло горели светильники с бараньим жиром.

Собрались все семеро заступников.

Перед Тауманом уже лежала груда обглоданных бараньих костей. Остальные угощались потихоньку.

Ерофею кусок в горло не лез. Отведал телятинки немного, похрустел луковицей. И пил кумыс задумчиво.

Рядом сидел Атымтай, кидал в рот куски мяса.

– Двадцать человек? – переспросил Серке у Кармыса. – Прекрасное известие. Всего делов-то. Завтра съездим и передавим, как крыс.

– Да прям сейчас поехали, – предложил Тауман с набитым ртом. Откинулся назад, на кошму, закрыл глаза, захрапел.

– Ух ты, какая! – прошептал вдруг Атымтай.

На одну из девушек, из тех, что блюда подавали, оказывается, засмотрелся. Все они укрыли волосы и лица платками, только глаза видны. Чего он там разглядеть умудрился? Разве что цвет косынки, ярко-красный, привлек внимание.

Юноша коснулся руки девушки, она как раз взяла пустую пиалу, прошептал:

– Тебя как зовут, красавица?

Незнакомка отдернула руку, уронила пиалу. Опустила голову, выскользнула из кибитки.

– Атымтай, – напомнил Серке. – Тебя вроде в другом ауле невеста дожидается?

Юноша потупил взгляд. А Кармыс заметил:

– Малец, а ты уверен, что под платком не старушка какая-нибудь? Видишь, как она распереживалась?

После трапезы в кибитку вошел Абдикен. Сообщил:

– Мы позаботились о ваших конях. Отдыхайте здесь, сейчас приготовят постель.

Приятели вышли из кибитки, подышать свежим воздухом. Только Тауман горой лежал на прежнем месте. Серке держал факел, освещал дорогу.

Женщины, среди них незнакомка в красном платке, прошли мимо с кошмами в руках. Атымтай очутился рядом, поскользнулся, схватился за девушку. И как бы нечаянно сорвал платок.

А там обнаружилась седовласая бабка с морщинистым лицом. Сердито выхватила косынку, проворчала:

– Осторожнее, косорукий, – и прошла в кибитку.

Парнишка засмущался, ушел в темноту.

– Я тебя предупреждал, – засмеялся Кармыс.

Ерофей добрался до постели и сразу уснул.

***

Выехали поутру, солнце еще не встало.

Кони отдохнули. Ерофей сидел на Каурке. Сасыкбай поехал с ними, указывал дорогу.

Рядом ехали Кармыс и Заки.

– Надеюсь, Абдикен не передумает из-за того, что с бандитами быстро управились, – сказал лучник.

– Ты насчет табуна в пятьдесят голов? Уговор есть уговор, – ответил Ерофей. – Мне Абдикен честным показался.

– Хорошо бы. Сейчас многие обещают, а потом пропадают. Как хотите, но если он и впрямь подарит табун, я завяжу с разъездами, – сказал лучник. – Поеду в родной аул, осяду там. А ты куда подашься, северянин?

– У меня дела в Чач-граде.

Заки поднял голову.

– И у меня есть.

– Может, вместе поедем?

Душегуб подумал, затем покачал головой.

– Нет. Лучше тебе не ездить со мной. Опасно. Да и под ногами путаться будешь.

Ерофей пожал плечами.

Когда солнце поднялось над горизонтом, добрались до Сарысу. По берегам речки тянулись густые заросли и низкорослые деревья. Потихоньку двинулись вдоль русла.

К полудню остановились у брода.

– Вон за теми холмами стоял аул Айбаса, – показал Сасыкбай.

Серке кивнул.

– Понятно, – и приказал. – Готовьтесь. Немного отдохнем и пойдем на Кокжала.

А сам вынул меч из ножен.

Ерофей зарядил пищаль и пересел на Сивку. Тауман помахал палицей, засунул в рот кусок вяленой баранины. Беррен вытащил сабли. Атымтай взял копье. Кармыс натянул тетиву лука и чуть позвенел, как струной гуслей.

Заки поехал дальше. Обернулся, пояснил:

– Я со спины привык нападать. Как начнется потеха, присоединюсь.

Сасыкбай достал топор.

– Старик, может, в стороне постоишь? – спросил Кармыс. – Твое время прошло.

– Когда голову Кокжалу снесу, тогда отойду в сторонку, – ответил дед, и добавил, по обыкновению. – Хороши дела завершенные.

Пересекли речку. Направили коней по тропке на вершины холмов.

За холмами открылась небольшая долина. В долине, в тени деревьев, у ручейка, виднелись люди в разноцветных одежах. И впрямь немного, чуть больше десятка. Рядом костерок, кибитка, кони пасутся.

– Это они, – сказал Серке.

И пришпорил Журдеку.

Отряд помчался к татям. Копыта коней подняли тучу пыли.

Их заметили, да поздно. Закричали, побежали за оружием.

На полном скаку маленькая рать ворвалась в лагерь.

Ерофей осадил лошадь, навел пищаль.

В спину ближайшему татю.

Тот успел обнажить саблю, бежал навстречу.

Ерофей выстрелил.

Грабителя отшвырнуло назад.

Рядом промчался Тауман, врубился конем сразу в троих противников.

Махнул палицей.

Ударил одного, второго.

Черепа татей треснули.

Кровь и мозги полетели во все стороны.

Сбоку подскочил еще один, пробовал ткнуть великана копьем.

Не вышло.

Свистнула стрела. Вонзилась злодею в горло. Он заклокотал, брызгая кровью изо рта. Упал.

Ерофей тем временем закинул пищаль в седельную суму. Выхватил бердыш, взялся покрепче.

Погнал Сивку вперед. Туда, где Серке верхом на коне сражался с двумя пешими бандитами.

Ерофей налетел на одного, опрокинул.

Нагнулся, вогнал секиру в спину лежащему.

Обернулся.

Серке выбил саблю у противника, рубанул мечом по шее.

Глянул на московита. Крикнул:

– Где треклятый Кокжал?

И впрямь, куда подевался? Ерофей огляделся. Лиходеев перебили, как котят. Атымтай гонялся за последними, пронзал копьем. Раненые лежали на земле, стонали. Сасыкбай раскалывал им головы топором.

Нет старшого татя. Как сквозь землю…

И тут Заки, откуда-то издалека, закричал:

– Берегись!

Ерофей глянул на вершину холма. Что за диво дивное?

Из-за сопок показались еще люди. Много, весь холм усеяли. На боку сабли, в знакомых пестрых одежах. Благо, что пехом идут, коней где-то оставили. А передом шагал давнишний детина с толстой шеей, платок белел на голове. Вот он где Кокжал, оказывается.

– Кто говорил про двадцать разбойников? – свирепо спросил Серке. – Их не меньше двух сотен.

Кармыс опустил лук.

– Попутал нас Битбай. Обманул, как детей.

Тут и Кокжал заметил неладное. Заревел, побежал к незваным гостям. Остальные следом за ним.

Серке крикнул:

– Уходим. Их слишком много.

Развернули коней. Поскакали прочь. Сасыкбай на ходу оглянулся, погрозил ворогам топором. Лезвие испачкано в крови.

Глава 10. Колья

Поначалу все молчали. Трудно обсуждать дела, когда солнце высоко в небе и напекает голову. Пот лился ручьем.

Хорошо, что люди Кокжала большей частью пешие оказались. И погоню не отправили.

Ерофей погладил Сивку. Глянул на коня Таумана. Бедное животное устало вздымало бока.

Устроили привал в тени карагача.

Серке выпил воды, передал бурдюк Беррену. Спросил:

– Как получилось, что вас обманули, Кармыс?

– Битбай тертый малый оказался. На ходу сочинил, – ответил лучник. – Я его хотел подробнее расспросить, но не успел. Саке-ата взял, и выбил ему мозги топором.

Серке посмотрел на Сасыкбая.

– Зачем вы убили пленного? Видите, чем все обернулось? Если бы Заки не предупредил, нас бы всех там перебили, как щенков.

И добавил для московита:

– Ереке, я думал, ты бывалый человек. Мог бы проследить, чтобы пленного опросили как следует.

То есть, разом на всех налетел. За что и поплатился.

– А что ты хотел? – рассердился Сасыкбай. – Змея от своего яда не погибает. Целоваться с ним, за дастархан усадить? Забыл, что они с ребенком сделали? А с моей…

И запнулся.

Но батыр не поддался.

– Саке, мы на войне. Деремся с людьми похуже зюнгар. И пленных надо хорошенько дознавать, прежде чем рубить. Вы чересчур печалитесь по павшим от рук Кокжала. А надо…

Дед махнул рукой.

– Отстань, Серке. Ты человек чужой, пришлый. Тебе все одно наше горе. Нас всех на куски порежут, а ты дальше пойдешь, к хану, славу искать.

Витязь потемнел лицом.

– По-твоему, значит, я ради почета людей собрал и за вас вступился? Буду стоять и смотреть, как вас истреблять будут?

– Иблис его знает, – пробормотал Сасыкбай. Поднялся, кряхтя, пошел к коню. Залез в седло, поехал прочь в гордом одиночестве.

– Да уж, – сказал Кармыс и сплюнул. – А старики-то немного не в себе, вам не кажется?

– Плохи дела, – согласился Заки.

А Тауман сказал:

– Поехали быстрее, я проголодался.

Серке забрал у Атымтая пустой бурдюк, привязал к седлу. Тоже вскочил на коня. Поехал к аулу.

– Сдается мне, при таких делах я могу остаться без табуна, – задумчиво сказал Кармыс. – Может, двинуть отсюда подальше, пока не поздно?

– Как можно? – удивился Атымтай. – Мы же дали слово. Жители аула надеются на нас.

Кармыс улыбнулся:

– Эх, молодость… – и пошел к коню.

Беррен прекратил упражняться с саблей, и последовал за ним.

– Тяжко вам придется, – покачал головой Заки. Заметил взгляд Ерофея, пояснил. – Я, в случае чего, могу скрыться. А вот вам головы снимут, как пить дать.

Остаток пути до аула все молчали, будто языки проглотили.

По дороге, откуда ни возьмись, к ним прибился толстый щенок. Кармыс пнул его было, но Тауман не дал зверька в обиду. Положил в огромную длань, слушал тонкие повизгивания, радостно смеялся. Так и привез с собою.

Когда добрались до стоянки, то удивились холодному приему. Никто не вышел встречать с хлебом да солью. Даже собаки, казалось, попрятались по норам.

– Нас кормить будут? – встревожился Тауман. – Мой Акбасик кушать хочет.

Это он так щенка прозвал. Тельце у собачки черное, а голова белая.

– Тебя самого легче прикончить, чем прокормить, – простонал Кармыс. – А теперь еще и псину твою.

– Он много не просит, – насупился великан.

– Сейчас разберемся, – и хмурый Серке поехал к кибитке Абдикена.

Ерофей расседлал лошадей. Беррен поплелся в сторону. Подошел к дереву, принялся метать кинжалы в ствол.

– Он когда-нибудь отдыхает? – спросил Кармыс.

Серке вышел из кибитки, позвал товарищей.

– Неужели за стол зовет? – оживился Тауман.

И впрямь, сели трапезничать. Сердитые старухи разносили блюда с мясом и чашки с кислым молоком. Кармыс сидел по левую руку, заметил женщину с красным платком, с улыбкой показал на нее Атымтаю. Юноша сердито отвернулся.

– Эй, большеголовый, – вдруг закричала одна бабка. – Ты чего в дом собаку притащил?

Это она Тауману. Тот усадил щенка рядом с собой, давал куски мяса.

– Он тоже кушать хочет, – ответил великан.

– Ну, так покорми на улице. Чего сюда привел? Еще усади его на почетное место.

Тауман только крепче прижал щенка к себе.

А Ерофей сказал только, глядя на Серке:

– Колья.

Батыр обгладывал грудинку. Почувствовал взгляд, посмотрел на московита.

– Чего? Какие такие колья?

– Ежели хотим выстоять супротив Кокжала, надо дозор возводить, – пояснил Ерофей. – Колья тесать, тын ставить. Ров копать. Тогда удержим аул.

– Это как? – спросил Кармыс.

– А вот как, – Ерофей отодвинул тарелки, освободил место на скатерти. – Место для крепости зело удобное у нас. На холме. Речка неподалеку. Вот здесь надо ров копать. Вокруг колья выставить, ямы с ловушками. Как пойдут тати, их кони здесь застрянут. Стрелами из-за укрытий засыпем.

– Мы обычно просто повозки переворачиваем, связываем меж собой, – задумался Серке. – И ставим вкруговую. Так и бьемся против превосходящих сил.

Ерофей покачал головой.

– Зело много душегубов противу нас пойдет. Не помогут повозки. Надо крепкую оборону ставить.

– Урусут дело говорит, – кивнул Заки. – Только так сможем отбиться. В странах на заходящем солнце давно так воюют. И ничего, полмира одолели.

– Не успеем ведь, – Серке откинулся назад. – Кокжал поутру здесь будет.

– Ежели вся деревня подсобит, успеем, – заверил Ерофей.

Но когда пришли к Абдикену, старик не желал слушать.

– Идите своими дорогами, не ошеломляйте мой ум бесплодными грезами, неразумные мальчишки. Оставьте нас помирать. Вы уже и так от Кокжала бегали, вам не привыкать.

– Абдикен-ата, зачем говорить такие слова? Мы вас не оставим. У Ереке есть план, как справиться с Кокжалом.

Но старейшина заупрямился. Начал слушать предложения по защите аула, а потом прервал на полуслове.

– Значит, вы предлагаете старикам и женщинам работать, как ишакам, а вы будете командовать? Как у вас совести хватило, порождения иблиса?

– Абдикен-ата, послушайте меня…

– Мы вас кормим и поим, на одного вашего верзилу по барану за раз уходит. А вы, несносные юнцы, предлагаете нам трудиться до седьмого пота, пока вы будете лежать в тени, да обезобразит Аллах ваши бесстыжие лица?

Сасыкбай сидел рядом, подливал масла в огонь:

– Насколько хорошо вы нас защищаете, мы ощутили, когда потеряли Жугермека.

Меткий удар ниже пояса. Ерофей готов был сквозь землю провалиться.

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – ответил Серке. – С чего взяли, что мы будем стоять в сторонке? Все основные работы, конечно же, за нами.

– А мы просто будем помогать?

– Ну конечно. Вы меня знаете, ата. Если я взялся за дело, то обязательно доведу его до конца.

Абдикен задумался.

– Если так, тогда, думаю, мы можем…

В это мгновение в кибитку ворвался старик. Притащил с собой за руку девушку. С длинными черными косами, большими заплаканными глазами. Напуганная и грациозная, аки газель. На шее смятый красный платок. А следом вошел Атымтай. Серке сразу нахмурился.

– Эй, Абеке, – закричал старик. – Это уже никуда не годится. Разве я не предупреждал, чем это кончится? Погляди-ка, что натворил этот нахал!

– Что случилось? – спросил глава аула.

– Он сорвал платок с головы моей дочери.

Серке покраснел от ярости, даже в сумерках заметно. Видать, тяжко согрешил вьюнош. На родной стороне Ерофея, в царстве Московском, покусителей на честь дочерей тоже не жаловали.

– Я думал, это та самая старушка, что на меня обзывалась, – пробормотал Атымтай. – Хотел убедиться. А там оказалась…

Девушка прикрывала лицо широким рукавом.

– Задета честь моей семьи, – бушевал престарелый отец. – Будь здесь братья Гайни, они бы проучили этого несносного нахала.

Молодой нахал меж тем совсем сжался под гневным взором Серке и твердил:

– Мне нет оправдания.

Абдикен поднялся с низенького стула. Рядом встал Сасыкбай.

– Серке, я хочу, чтобы духу вашего завтра утром не было в моем ауле. Прощай. Да наставит вас Аллах на прямой путь. Если бы я не знал твоего отца Борибай-батыра, я бы прогнал вас прямо сейчас.

Серке молчал, склонив голову. Потом глухо ответил:

– Прими мои извинения за случившееся, Абдикен-ата.

Повернулся и быстро вышел из кибитки.

Ерофей и Атымтай следом.

В кибитке ругались старики и плакала девушка.

Когда Ерофей улегся спать на кошму, сразу не уснул.

Вот ведь горячий народ здесь, однако. Вроде мудрые, повидавшие жизнь люди. Завтра явятся лиходеи Кокжала, и сорванным платком дело не закончится. Обесчестят всех девушек аула.

Московит зевнул.

Ну дак что ж поделать? Каждый человек сам выбирает свою судьбу.

Проснулся на рассвете. От неясного шума. Что-то происходило снаружи. Неужто бандиты пожаловали?

Схватил бердыш, да и выскочил из кибитки, как был, в исподнем.

Светало. Весь аул шевелился разнородной работой. Стучали топоры. Скрипели повозки. Ржали кони. Старики и ребятишки копали землю.

Мимо прошли старухи, тащили на плечах бревно. Одна сердито проворчала:

– Прикрылся бы, бесстыжий. Вас там на севере приличиям не учат, что ли?

Серке издали помахал ему, подзывая к себе.

– Ереке, посмотри, как колья в землю упрятали. Достаточно незаметно? Или еще травы добавить?

Ерофей заскочил в кибитку, быстро оделся. Побежал на помощь.

Вот ведь народ. Не могли пораньше разбудить, нелюди.

Глава 11. Стычка

К утру вокруг аула вырос тын. Ров выкопали неглубокий, людей и времени мало. Зато укрыли хорошо. Издали ни за что не разберешь.

Выпили поднадоевшего кислого молока, сели в тенечке. Старички да детишки в кибитках скрылись, на кошме отдыхать.

Беррен, неугомонный, взялся за ножи, принялся кидать в ствол дерева. Да еще и повизгивал ликующе, всякий раз, как в цель попадал. Кармыс поглядел на товарища, почесал спину, больную после ночных трудов:

– Ох, и заноза же ты, в заднице, Беррен. Посидел бы немного, отдышался, что ты глаза мозолишь?

Но Беррен не обратил внимания на стоны лучника. В очередной раз кувыркнулся задом наперед, радуясь точному попаданию.

– Ишь ты, молодец какой, – подивился Тауман. Почесал щенку пузо, покачал головой. – Заки, ты так сможешь?

Душегуб поглядел на Беррена, тонко усмехнулся. И заявил во всеуслышание:

– Да я с закрытыми глазами, и то лучше кину.

Беррен перестал метать ножи. Нахмурился, подал ножи убивцу. Замычал проникновенно. Дескать, давай, дерзай, ежели такой меткий.

Заки глаза прикрыл, ножички на руке взвесил. Помедлил самую малость, да и ухнул клинки в злосчастное дерево, одно за другим.

Да только все наперекосяк пошло. Первый нож, положим, в дерево угодил. Правда, выше гораздо, чем надо. А вот другой и вовсе отлетел. Рядышком с Ерофеем в землю воткнулся. Еще и в земле чуток колыхался, треклятый, в дрожь вводил.

Засмеялся Тауман. Беррен еще раз кувыркнулся, а Кармыс заметил:

– Эх, а я хотел было на тебя свой табун поставить. Так уверен был.

Великан сказал:

– Нет у тебя табуна, как ты на него спорить можешь?

Взъерепенился Кармыс. Нахохлился, тощая фигурка ощетинилась уголками рук и ног.

– То есть, что значит нет? Что же, по-твоему, слово Абдикена меньше навозной жижи стоит? Не даст ничего, обманет, как ребенка?

А Таумана, как назло, бес противуречия сегодня одолел. Великан поднял толстый перст с волосиками посередке и грязным ногтем.

– Моя бабушка говорила, не дели шкуру неубитого барана. Что будет, ежели нас Кокжал одолеет? Ты думал об этом?

Кармыс вскочил с травы, забегал туда-сюда. К штанам сзади, к худому заду, прилипли комочки земли.

– Чтоб отсох твой поганый язык, толстое вместилище отбросов! Чтоб ты подавился бараньей костью и лошадиным копытом! Кто еще считает, что мы не справимся с Кокжалом?

Поглядел на других, поочередно. Беррен снова метал ножи. Тауман с Акбасом играл. Серке лежал на спине, малахай на лицо надвинул.

Ерофей промолчал. Засунул в рот травинку, погрыз чуток.

Заки сказал, глядя в сторону:

– Если они разом накинутся, никакие колья не помогут.

Серке ответил:

– Пусть все сразу приходят. Быстрее с ними расправимся.

В общем, не дело это.

Заки поднялся, пошел к кибиткам.

– Что-то скучно у вас стало. Пойду, повеселюсь в другом месте.

Кармыс пошел следом. Обернулся на ходу, обронил:

– Позовите, когда сопли вытрете. А то смотреть тошно.

Зато Атымтай не горевал. Юноша привстал, яки гончая, учуявшая добычу. Ерофей проследил за его взглядом.

Из аула к ручью поодаль вышли три девушки. Полоскать белье, вроде бы. И одна из них Гайни. Та самая, зеница ока вчерашнего старика, любительница красных тканей. Задорно улыбалась шуткам подруг.

– Я, это… Насчет ловушек надо предупредить, – парень вскочил, помчался к девушкам. Эх, молодо-зелено. Будет так дальше кобельничать, отрежут все к чертям. И скормят собакам.

Ерофей улегся было на сыру землю, подремать. Но услышал крики. Поморщился, приподнял голову. Так и есть. Отец красны девицы явился, заметил Атымтая. Аки цербер какой-нибудь. Хотя, судя по томным взглядам, что девушка бросала на юного соблазнителя, аксакал беспокоился не зря.

– Что же такое? – вопил старик. – Стоит на миг оставить дочь, а этот бесстыдник тут как тут.

– Зря вините, я хотел предупредить… – пытался объяснить Атымтай. Куда там. Старик видел его насквозь. Погрозил кулаком, схватил девушку за руку, потащил в аул.

– Не смей приближаться к моей дочери, шайтаново отродье. Последний раз предупреждаю.

– Слушай почтенного Буркана, Атымтай, – загремел вдруг голос рядом.

Ерофей оглянулся. Оказывается, Серке тоже отвлекся на крики старца. Привстал на локте, шапка на землю упала.

Юноша услышал окрик предводителя. Понуро вернулся.

А Серке заметил неподалеку Абдикена. Прошептал проклятье. Встал, пошел к старейшине. Рядом с Абдикеном еще трое стариков, целое посольство отрядили.

– Что, батыр, твои люди продолжают шалить, приближая свои души к огненной пропасти? – спросил Абдикен. – Прохода не дают девушкам.

– Это он просто подошел, – хмуро пояснил Серке, – про колья напомнить.

– Кстати, о кольях. Вот, Ултарак считает, что эти ямы и засады нас не спасут. Только разозлят разбойников еще больше.

– И что предлагает наш достославный Ултарак? – спросил Серке. – Выйти в чисто поле и грудью встретить Кокжала? Может, легче самим себе головы отрубить, чтобы не утруждать его особо?

– Брось смеяться. Лучше послушай старших. Давай отправим твоего мальчишку к бию Бердыбеку. Три дня пути. Он приедет сам или отправит помощника. Разобраться. А когда…

– Абдикен-ата, когда он вернется, от аула останутся головешки.

Старик рядом с Абдикеном взмахнул руками.

– Говорил я тебе, Абеке, что ему лишь бы славу в бою добыть. Даже ценой наших жизней. Когда бык падает, над ним поднимается много ножей. Видишь, даже за помощью послать не хочет.

– Ултарак-ата, послушайте…

– Эх, с тобой без толку разговаривать.

Ерофей отвернулся. Ему взгрустнулось. Марфа чего-то вспомнилась, детишки. Далеко они сейчас, за сотни верст отсюда. А он, неровен час, сложит голову на чужой стороне, среди нехристей.

Тауман чесал Акбасу брюхо. Щенок лежал на спине, жмурился. Мимо пролетел шмель. Собака открыла глаза, щелкнула зубами.

Серке и деды продолжали препираться.

А чего это Беррен застыл на месте, с занесенным ножом в руке?

Ерофей проследил за его взглядом и вгляделся в верхушки холмов. Заметил темные фигурки всадников, облачка пыли из-под копыт.

– Враг идет! – закричал кто-то в ауле. Тоже глазастые нашлись.

Ну, наконец-то. Явился Кокжал, не запылился.

Московит побежал к лошадкам. Каурка заржала, запряла ушками. Да, да, милая, знаю. Много кровушки сегодня прольется.

Выхватил пищаль да бердыш, накинул на плечо суму с боевыми припасами.

Помчался обратно, к повозкам, сваленным около прохода через частокол.

Здесь уже стоял Тауман, почесывал затылок рукоятью палицы.

Атымтай, с копьем в руках, глядел сквозь ограду на скачущих все ближе татей. Безусое лицо бледное, нижнюю губу прикусил.

Тут же и Серке. Надел шлем, повязал кольчугу.

Обернулся, спросил:

– Где Кармыс и Заки?

Ерофей буркнул:

– Почем мне знать? – и принялся пищаль налаживать. Готовить к стрельбе. Авось повезет, Кокжала удастся завалить.

Конные все ближе. В клубах пыли мелькали темные халаты и шапки.

– Это сколько их? – спросил Серке. – Всего три десятка будет.

И впрямь, немного. Чтобы вырезать аул, хватит. Видать, Кокжал посчитал, достаточно.

На подходах к аулу бандиты подняли луки. Прямо на скаку стрелять собрались.

Но не вышло.

Передние кони вместе с всадниками повалились в ров. Поверху накрытый кустами и землей.

– Ай, как славно! – закричал Атымтай.

Человек пять в западню угодили.

Кони ржали в ямах.

Задние остановились. Не ожидали сего многомудрого коварства.

Бахнула пищаль.

Бандит рядом с Кокжалом вылетел из седла.

– Мимо, – разочарованно протянул Серке. – Куда наш мерген запропастился?

С десяток стариков и мальчишек высунулись из-за ограды с натянутыми луками. Свистнули стрелы, да мало толку. Только две угодили в цель.

Лиходеи отъехали назад. Видать, заробели. Кокжалу для острастки пришлось зарубить одного.

После этого всадники преисполнились храбрости. Перестроились. С криками помчались в новую атаку.

Перескочили через ров. Приблизились к проходу, закрытому поваленными на бок повозками и жердями.

Вскинули луки. И давай стрелять. Гораздо точнее, чем жители аула. С десяток стариков и трое мальчишек, постанывая, отошли от ограды, со стрелами в плече или боку.

Кокжал, как раненый зверь, подскочил к ограде. Свирепо потряс повозку, попытался оттащить в сторону. Ему на помощь кинулись еще четверо разбойников.

Атымтай просунул копье, кольнул одного в шею. Бандит заклокотал кровью, упал под копыта коня.

Беррен метнул нож. Попал другому разбойнику в глаз, тоже выбил из седла.

Тауман встал в полный рост, перегнулся через проход, ударил третьего палицей. Расколол голову на мелкие части, как орех.

Размахнулся еще раз. И тут ему в грудь впились стрелы, одна за другой.

Великан зарычал, откинулся назад.

Повозки в проходе затряслись от усилий лиходеев.

– Тащите, тащите! – кричал Кокжал. – Вырвем печени этим ублюдкам и скормим псам.

Ерофей перезарядил пищаль. Отбежал подальше на пригорок, чтобы взять проказника на мушку. Прицелился.

Выстрелил.

Кокжал дернулся. Лицо кровью покрылось. Завалился на шею коня, тот понес его прочь. Неужто в голову попал?

Что там дальше с верховодом стряслось, непонятно. Московит и сам на виду оказался. В него тоже послали стрелы. Одна ударила в грудь, по панцирю. Больно, прям по сломанным ребрам. Вторая вонзилась в ногу. Вот ведь мордофили сиволапые.

Хромая, забежал под прикрытие тына.

Тати трясли повозки на воротах еще сильнее. Казалось, сейчас оттащат в сторону, и ворвутся в аул.

– За мной, – крикнул Серке. – Руби их.

Полез через преграду. Уронил шлем, даже не заметил. Вылез наружу, прыгнул в самую гущу ворогов. И давай махать мечом в разные стороны.

За ним вскарабкался Беррен. Следом Атымтай.

Тауман тоже попробовал, да не справился. Повозка не выдержала его веса, подломилась. Гигант опрокинулся назад. Из ран на груди текла кровь. Щенок прыгал рядом, звонко лаял, тряс лохматыми ушами.

– Ерофей, помоги, что стоишь, – взревел великан.

За повозками, там, где сражались товарищи, дико завопили. Оттуда взлетела отрубленная рука, упала внутрь ограды. На ней остался кусок красного рукава. Кто-то из татей лишился конечности.

Бывший стрелец подбежал к Тауману, помог взобраться на повозки. Силач перевалился наружу. И с диким ревом вступил в бой.

Негоже отсиживаться в уголке, пока соратники против рожна поперли. Поднатужился Ерофей, стрелу из ноги вырвал. Скрутил повыше раны веревкой, дабы кровь замедлить. Бердыш схватил, но вверх не полез.

Еще чего. Вон, сбоку в ограде, прореха еле заметная.

Московит протиснулся сквозь тын, напал на супостатов с краю. Откуда не ждали.

Хватил по спине одного, задел по плечу другого.

Третий готовился ткнуть Таумана саблей, отвлекся на Ерофея. Завизжал, повертел оружием. Замахнулся.

Ерофей пригнулся, ударил по ногам. Отрубил одну, противник закричал, повалился. Кровь хлынула из обрубка.

– Пошло веселье, – пробормотал Ерофей, отер лицо и пошел дальше.

Хотел было ударить еще одного кокжалова прихвостня. Тот рядом стоял, бился с Берреном.

Но вдруг мимо пролетел топор. Стукнул татя по шлему. Со звоном отскочил. И тюкнул северянина по лбу. Хорошо, что тупой стороной, а не лезвием.

Пошатнулся Ерофей. Осел на колени. Оглянулся, узнать, кто топор кидал. Ну, конечно, кто еще. Сасыкбай.

Старик стоял на повозке. Виновато развел руками.

Ерофей повалился лицом вперед. Заметил, как Беррен зарубил оглушенного врага.

А еще рана опять разболелась. И чего, спрашивается, полез наружу? Стрелял бы изнутри. Попугал бы басурман, с огнестрелом малознакомых.