Kitabı oku: «Принцип исключения», sayfa 2
– Документы, – протягивает увесистую папку, которую я ждал. – Папа сказал, ты знаешь, что делать.
– Ты их смотрела?
– Зачем? – пожимает плечами, равнодушно занимаясь раскладыванием вещей. – В нашем доме есть правило: если папа сказал «передать», значит, никаких иных действий не требуется. Ему не нужно уточнять, что смотреть нельзя, это и так понятно.
– Люди очень любопытны, – усмехаюсь, вспоминая, что терпение и Тася в детстве были несовместимы. – Особенно женщины.
– Я умею придерживаться правил, если иное не оговорено. Несмотря на то, что я женщина. Просто помни об этом.
Запомню. Однозначно. Тем более после того, как Тася незаметно для меня самого отчитала, словно мальчика. Папаша постарался на славу… Если у кого-то и были сомнения, что она не родная дочь Парето, то после пары таких замечаний и они рассеются.
– Твои дальнейшие планы?
– Завтра в десять встреча с Воропаевой, директором спортивной школы. Моё резюме она уже изучила, сделала выводы и пригласила, чтобы познакомиться лично. Если по итогам завтрашнего собеседования меня примут, значит, въеду в городскую квартиру отца и официально стану тренером. – Прикрывает глаза, делает глубокий вдох, и я замечаю, как трясутся руки Таси, которая, очевидно, очень переживает перед завтрашним собеседованием. Для неё это бесконечно важно, о чём говорят нервозность и тот страх, что проскальзывает в глазах. – В общем, всё зависит от завтрашней встречи.
– Я отвезу, – не жду ответа, в этом случае принимая лучшее решение. Она не знает города и привычек людей, проживающих здесь. – Можем взять вещи, если всё пройдёт гладко, поедем сразу по адресу.
Тася не спорит, молча соглашаясь, и сейчас явно просматривается то, о чём сказала ранее – правила. Понимает, что я буду маячить рядом по приказу Парето, поэтому воспринимать в штыки каждое моё слово не станет. Беседа не клеится, и я, схватив документы, собираюсь покинуть спальню, провожаемый внимательным взглядом девушки.
– Останешься здесь на ночь?
– Да. Займу коттедж на одну ночь. Кстати, – задерживаюсь в дверях, – тот самый, где всё началось у Лены с Островским. Могу провести экскурсию. Если тебе интересно, конечно.
– Интересно. Но я лучше с Викой, – мнётся, опустив глаза в пол. – К тому же я обещала спуститься и поболтать с ней, рассказать новости и вручить подарки.
– Посиделки только для девочек. Понятно.
Меня технично отшили, выбросив из компании и запретив приближаться. Тася вроде и рвётся ко мне, но в то же время сторонится, соблюдая только ей понятную дистанцию. Странные эмоциональные качели. Словно она пока не определилась с манерой поведения в отношении меня, прощупывая и наблюдая реакцию.
– До завтра? – шепчет, всё же одаривая меня взглядом исподлобья.
– До завтра.
Покидаю комнату, а меня рвёт на части и тянет обратно, словно я недоговорил, недопонял, недосмотрел нечто важное и решающее. Только сейчас понимаю, что меня потряхивает, а по спине стекают капельки пота. И такого рода реакция мне несвойственна, особенно касательно женского пола. Но Тася – иное: нечто родное, тёплое, тянущееся мягким шлейфом из прошлого и укутывающее душу. И одновременно незнакомое, далёкое и пугающее, потому как то, что я сейчас чувствую, испытывать не должен.
Глава 4
Тася
– Доброе утро, – приветствую Гришу издалека, чтобы, подойдя ближе, не попасть в плен тёмного взгляда, от которого у меня подкашиваются ноги.
– Доброе.
Забирает из рук чемодан, а при случайном касании моё сердце подскакивает к горлу, перехватывая дыхание. Я упорно настраивала себя на встречу с тем, кто жил в моих мыслях последние пять лет, не позволяя забыться и переключить внимание на кого-либо другого. Воспоминания – мой личный ад, в котором я сгорала каждый день в надежде когда-нибудь оказаться рядом с ним.
Вчера, открыв дверь ванной, едва не потеряла сознание, когда увидела высокую фигуру в свете солнечных бликов, пробивающихся сквозь окно. Идеален. Он стал ещё лучше, заматерел, покрылся налётом брутальности и жёсткости, которую я наблюдаю в отце. Упрощённая версия Парето на шестнадцать лет младше.
Тёмные волосы, которые, кажется, раньше были светлее; острый взгляд, приправленный сеточкой морщин в уголках; идеальная фигура, облачённая в классическую рубашку стального оттенка под цвет моих глазах. Тот Гриша, который запомнился мне, был мягче. Или же в четырнадцать лет мы всё воспринимаем иначе?
Молча сажусь на заднее сиденье, словно он мой водитель и лишь ожидает приказа от хозяйки, но он и так в курсе маршрута. Это я здесь новая, не своя, приехавшая в надежде начать иную жизнь, упиваясь прошлым, не принадлежащим мне. Он часть этого прошлого, в котором мне было хорошо, светло, мягко, будто в объятиях мамы. Странное сравнение, но именно так я могу охарактеризовать те рваные моменты, всплывающие в памяти и приносящие умиротворение.
А пока наблюдаю за Гришей, переключающим правой рукой передачи и сжимающим ручку так, что костяшки белеют. Он нервничает. Вот только по причине того, что придётся возиться со мной, или же он, как я, напряжён и озадачен? Скорее, второе. Я лишь маленький нюанс, неспособный вывести его из равновесия. Временная трудность, ставшая обузой по приказу Парето. Надежды маленькой Таси рушатся, словно карточный домик, рассыпаясь бесшумно у ног, когда за время пути Гриша смотрит куда угодно, только не на меня.
– Приехали.
Прилипаю к стеклу, изучая огромный комплекс, окружённый значительной территорией. Серое небо прибавляет унылости этому и без того волнительному дню. Через десять минут решится моя судьба, и, возможно, уже вечером мне придётся покинуть этот город, страну и Григория Ярова, который сейчас сосредоточен на мне. Ждёт, когда я выйду из машины и перестану быть его проблемой, убравшись обратно под крыло отца.
Тёплые отношения, связывавшие нас продолжительное время, были подобны нити, которая в определённый момент натянулась, вызывая болезненные позывы, и разорвалась, сделав нас ненужными друг другу. Возможно, стоило сохранить эту связь, чтобы сейчас не испытывать неловкость в присутствии друг друга. Но иного выхода не было. Я хотела, чтобы Гриша почувствовал разницу через много лет и увидел во мне не ребёнка, но женщину. Мне хватило силы воли не набирать знакомый до боли номер, упиваясь образами, выжженными на сердце. Зря. Потому что по мне гуляет пустой и холодный взгляд, которым удостаивают лишь тех, кто не способен потревожить душу.
– Подождёшь?
– Да. Сколько потребуется. Удачи, Тась. – Такое мягкое, шелестящее произношение моего имени заставляет вздрогнуть и мысленно простонать.
Всё, как много лет назад, когда он всегда произносил: «Привет, моя Тасенька». В такие моменты сердце ухало куда-то в желудок, а на глаза наворачивались слёзы. Сейчас реакция аналогична, и, чтобы Гриша не заметил, открываю дверь и выхожу из машины, мгновенно вдыхая морозный воздух и принимая порцию отрезвляющей свежести.
На проходной объясняю, что мне назначена встреча с директором. Охранник подробно описывает, куда пройти, чтобы оказаться у кабинета Воропаевой. У неё посетители, поэтому секретарь вежливо просит подождать.
Мне страшно. Почти как в момент, когда после травмы решилась надеть коньки и выйти на лёд. Но тогда со мной был папа, а сейчас придётся в одиночку справляться со своими страхами и устраивать дальнейшую жизнь. Оказывается, не так просто пробиваться без крепкого плеча рядом и грамотного совета человека с достаточным опытом.
Из кабинета выходит несколько мужчин, энергично обмениваясь комментариями и не стесняясь в выражениях, и секретарь даёт понять, что я могу войти.
– Добрый день. Я Таисия Островская, мне назначено.
Женщина, стоявшая ко мне спиной, оборачивается, сметая острым как бритва взглядом, который быстро проходится по мне снизу-вверх, останавливаясь на лице. И если бы не компания мужчин, побывавших здесь передо мной, я решила бы, что именно моя персона вызвала столь негативную реакцию директора школы. Несколько секунд обжигающей тишины, и она берёт себя в руки, делает глубокий вдох и выдавливает улыбку.
– Таисия Константиновна, если не ошибаюсь? – приближается, протягивая ладонь, которая на ощупь оказывается холодной и неприятной. – Прошу, присаживайтесь.
Уверенно идёт к массивному кожаному креслу, чеканя шаг и выстукивая каблуками по паркету. Статная, высокая женщина лет сорока с идеальной осанкой и точёной фигурой, которой позавидовала бы любая модель. Строгий красный костюм сидит на ней идеально, а насыщенный цвет подчёркивает чёрные волосы, собранные в аккуратный пучок. Образец элегантности и строгости в одном флаконе, приправленный уверенностью и низковатым голосом с хриплыми нотками.
И пока Воропаева перекладывает бумаги, борюсь со своими руками, которые, кажется, живут своей жизнью и отказываются подчиняться.
– Знаете, когда у нас в городе жил человек по фамилии Островский. Звали его Константин Сергеевич. Прозвище было интересное такое… – щёлкает пальцами, прикрыв глаза.
– Парето, – подсказываю, и после моего комментария женщина замирает в ожидании. – Это мой отец.
– Насколько я помню, его жена и дочь погибли в аварии, а сам он по счастливой случайности остался жив.
– Информация была неверной. Спустя время СМИ опровергли это заявление, – повторяю слова мамы, которая поясняла данный момент. – Моя мама, как и отец, живы, прекрасно себя чувствуют.
– Там ещё история какая-то была с судом, обвинениями, тюремным сроком…
– Всё верно. Обвинения сняли позже, дело закрыли.
Ко всему, что интересует Воропаеву, я готова. Наивно было полагать, что никто не спросит о Парето, услышав фамилию Островская. Думаю, по этой причине отец настаивал на смене фамилии для меня, но я готова, и если кто-то предположит, что мне есть чего стыдиться, он заблуждается.
– Что ж, данный момент прояснили. – А вот теперь улыбка женщины искренняя и максимально довольная, словно она только и ждала подтверждения своим догадкам. – Давайте перейдём непосредственно к вашему портфолио. – Открывает рядом лежащую папку. – После травмы вы выходили на лёд?
– Да. Через год встала на коньки, но о профессиональной карьере пришлось забыть, поэтому переквалифицировалась в тренеры. Последний год работала с младшей группой. Начинающими. К документам приложены рекомендации моего наставника и руководителя спортивной школы.
– Да-да, вижу, – просматривает листы, останавливаясь на моей фотографии и откладывая её в сторону. Не такая? Или же меня уже откинули? – Таисия Константиновна, я очень рада, что вы выбрали для работы именно наш город и школу. Нам необходимы специалисты с европейской школой фигурного катания, и вы как нельзя кстати появились в нужный момент.
– То есть я принята? – задерживаю дыхание, словно перед казнью в ожидании вердикта, но спокойный тон Воропаевой даёт надежду, что я задержусь в этом городе.
– Однозначно! У нас как раз набрана младшая группа, но они пока без наставника. Уверена, вы сможете найти к ним подход и воспитать достойных спортсменов.
Радость безмерна, а сердце колотится настолько сильно, что, кажется, даже Воропаева слышит, как оно грохочет.
– Спасибо, – стараюсь сдерживать радость, чтобы не показывать, как я желала получить это место. Так учил папа. – Когда приступать?
– Завтра. Но, – и сейчас она скажет то, что не очень меня порадует, – через неделю у нас торжественное мероприятие – пятнадцать лет нашей школе. Естественно, о выступлениях младшей группы речи не идёт. Но нас обязательно посетит мэр, а также известные в определённых кругах лица, дети которых посещают тренировки. Как любому родителю, им хотелось бы посмотреть на навыки и способности тренера, поэтому советую вам выступить. Достаточно короткой программы без сложных элементов. Если вы согласны, я прямо сегодня внесу вас в программу.
– Согласна. Если вы не против, я откатаю часть номера, представленного на чемпионате три года назад.
– Конечно, не против, Таисия. Это будет замечательно.
Воропаева едва не хлопает в ладоши, а я покрываюсь колючими мурашками, удивляясь, почему выбрала программу, перечеркнувшую мою карьеру. Но согласие уже дано, а номер озвучен, отступить означает потерять место и прямо сегодня вернуться домой. И пока я к этому не готова. Не готова расстаться с Гришей до момента чёткого и однозначного отказа.
– А сейчас пойдёмте.
Маргарита Анатольевна поднимается, утягивая меня за собой, но успевает вручить папку секретарю с указаниями на мой счёт. Радует, что оформление в отделе кадров обойдёт меня стороной, оставив время на действительно важные моменты.
С интересом осматриваюсь по сторонам, когда мы пересекаем большой холл, чтобы затем выйти к огромному катку, окружённому трибунами. Невероятный по своим размерам купол венчает арену. Под ним закреплены четыре экрана, позволяющие зрителям на последних рядах наблюдать за происходящим на льду.
– Нравится?
– Очень, – восторгаюсь, осматривая своё новое место работы и предвкушая завтрашний день.
– О, а вот и девочки! Эля, Света! – Ни крик Воропаевой откликаются две девушки, которые тут же спешат в нашу сторону. – Познакомьтесь, наш новый тренер – Островская Таисия Константиновна. Это Элина Рамазанова, – указывает на высокую смуглую девушку лет тридцати, – и Светлана Ветрова, – мне кивает вторая: рыжая, с приятным лицом, усеянным веснушками. – Девочки закончили профессиональную карьеру, став в нашей школе тренерами. Эля занимается со средней группой, Света набрала свою в прошлом году. Таисия займётся начинашками, – оповещает коллег, которые ни разу не перебили начальницу.
– Добро пожаловать.
– Приятно познакомиться.
Девушки настроены доброжелательно, от них исходит тепло и позитивный заряд, чему я рада, потому как на прежнем месте с коллегами мне не повезло. «Херов серпентарий» – именно такой комментарий отвесил папа, посмотрев со стороны на работников Школы фигурного катания. Именно тогда он и дал согласие на мой отъезд, позже убедив и маму.
– Вы пообщайтесь и покажите, пожалуйста, Таисии, как у нас тут всё устроено. Завтра её первый рабочий день. Родители с детьми соберутся к одиннадцати.
Воропаева разворачивается на каблуках, чеканя шаг прочь от нас, пока три пары глаз провожают её взглядом.
– Марго сегодня в хорошем настроении, – хмыкает Эля, складывая руки на груди. – Предполагаю, благодарить нужно тебя.
Девушки сосредоточенно изучают меня, не стесняясь, осматривают, делая, вероятно, какие-то свои выводы. А я не совсем понимаю, обрадовал их факт положительного настроя начальницы или же огорчил и меня ждёт новый серпентарий с более ядовитыми особями.
– Расслабься. – Света улыбается, похлопывая меня по плечу. – Мы рады новеньким. С Марго никто долго не работает. Год максимум, а потом уезжают или меняют место работы.
– Почему?
– Сука она, – заключает Эля. – Классическая конченая сука.
– В каком плане? – желаю уточнить, чего мне ожидать от такой приветливой, как мне показалось, Воропаевой.
– Во всех, Тася. Можно же тебя так называть? Конечно же, только между собой, – уточняет рыжая девушка, а я согласно киваю. – С воспитанниками только официально. Пойдём.
Девчонки занимают место по бокам от меня и, взяв под руки, ведут вдоль трибун, чтобы затем выйти в боковой проход. Коридоры со множеством дверей, каждая из которых подписана, что удобно.
– Так, здесь у нас дополнительный корпус для тренировок. Их три помимо основного катка. Зал для аэробики и хореографии, – отворяет дверь, позволив заглянуть. – Составляем расписание, чтобы работать поочерёдно. Раздевалки, душевые, помещение для ведущих и приглашённых гостей, если проводятся соревнования. А это наша комната. – Света вталкивает меня в небольшое помещение, в котором несколько стульев, диван, стол, барный холодильник и телевизор на стене. – Здесь можно отдохнуть между занятиями, попить чай и оставить вещи. Дверь обязательно закрываем, ключ дам.
– А кроме вас ещё есть сотрудники?
– Конечно. – Эля плюхается на диван, откидываясь на мягкую спинку. – Здесь много людей работает. Просто ты пришла утром, тренировки обычно после обеда начинаются, а обслуживающий персонал трудится вечером или до десяти. У меня занятия в час, у Светы в четыре три раза в неделю. С завтрашнего дня начинаем интенсивную подготовку к празднику. Знаешь о нём?
– Да. Откатаю короткую программу. Воропаева сказала, что это необходимо для того, чтобы родители воспитанников понимали, на что способен тренер.
– Я тебя умоляю, – цокает Света, закатывает глаза. – Ей нужно новое, желательно очень смазливое личико для привлечения спонсоров. А ты идеально подходишь!
– Для чего? – непонимающе смотрю на девочек.
– Обычно после соревнований и праздников проходят приёмы, а богатые козлы, приносящие деньги Марго, не прочь развлечься с красивыми фигуристками.
– Мне это не нужно… – шепчу, пока не понимая, какая связь между моими внешними данными и спонсорскими взносами. – И вообще, я даже с парнями не встречалась никогда.
Девчонки затихают, тяжело вздыхая и переглядываясь.
– Непросто тебе будет.
– Я приехала сюда работать. Мужчины, тем более старые козлы, меня не интересуют.
Меня интересует один. Тот, что сейчас ждёт в машине у ворот школы и, вероятно, бесконечно зол, чтобы ему приходится тратить время на несущественные занятия.
– Тогда совет: заканчивается мероприятие, и сразу тихо ускользаешь с глаз Марго. Через час берёшь трубку и говоришь, что уже давно дома, вернуться не можешь.
– Сработает?
– Железно. Мы так последние полгода делаем.
– Она штрафные санкции не применяет? – интересуюсь, чтобы понимать, какие последствия возможны при отказе начальству.
– Применяет. Но поверь, я готова лишиться премии, лишь бы не ублажать очередного слюнявого мудака умными беседами и приторными улыбками. Кстати, замужних она не трогает после известного инцидента.
– А что было? – подвигаю стул ближе, нетерпеливо ожидая продолжения.
– Алиса понравилась спонсору. И не просто понравилась, мужик на стену лез, так ему хотелось именно её. Марго и так, и эдак уговаривала пойти навстречу. – Эля подмигивает. – Если ты понимаешь, о чём я.
Понимаю. Отсутствие мужчин в моей жизни вовсе не означает, что я не в курсе, что такое секс. Доступность информации в любой категории даёт понимание, что и как происходит в интимной жизни мужчины и женщины.
– В общем, – продолжает Света, – Марго палку перегнула, а Алиска мужу нажаловалась. А муж у неё непростой, работает в определённых структурах. Создал он этому спонсору такое количество проблем, что едва хватило средств откупиться. С тех пор Марго предпочитает брать на работу одиночек: нет проблем, некому защитить, и можно диктовать условия, пригрозив увольнением.
– Поняла. Быть начеку. Спасибо, что проинформировали.
Пока не знаю, насколько правдива изложенная девочками информация, но рисковать не хочется. Отныне буду внимательнее в беседах с Воропаевой, обращая внимание на нюансы. Спрашиваю будущих коллег о правилах школы и интересуюсь, что именно будет на празднике, получая подробную программу. Вероятно, мой номер вставят вначале, потому как затем следует время выступлений официальных лиц и вручение наград.
Прощаюсь с девочками и по пути задерживаюсь на большом катке, чтобы досконально осмотреть лёд. Искусственный, как практически везде, но не синтетический. Не так просто поддерживать температуру при такой квадратуре, но, вероятно, Воропаева заботится о статусе своего учреждения.
Выхожу на улицу удовлетворённая результатами встречи. Напрягает лишь рассказ Эли и Светы, которые поделились со мной некоторыми аспектами жизни школы. А вот с целью запугать или предупредить – я узнаю позже. Спешу к воротам, где возле машины прохаживается Гриша, подгребая ногой снег и выдыхая облачка пара. Замедляюсь, чтобы иметь возможность полюбоваться мужчиной, мечтая, чтобы когда-нибудь он ждал меня не по приказу, отданному Парето, а исключительно по собственному желанию. Но Гриша, завидев меня, тут же запрыгивает в машину, а по выражению лица понимаю, что он заждался и его терпение на исходе. Поэтому, чтобы не заставлять ждать, занимаю привычное место и произношу:
– На квартиру к отцу.
Глава 5
– Здесь уютно.
Осматриваю квартиру отца, в которой никогда не была, но знаю, что когда-то она выгорела полностью, став пепелищем. Большая спальня, гостиная, кухня и ещё две комнаты, скупо заставленные мебелью, словно фантазии дизайнера на них не хватило.
– Если учесть тот факт, что здесь было, да, уютно.
Гриша входит следом, заносит чемоданы, остановившись посреди комнаты и словно не решаясь двинуться дальше. Заглядываю в каждый уголок, удивляясь чистоте, хотя мне известно, что данная жилплощадь никогда не сдавалась в аренду. Пятнадцать лет пустоты, и сейчас именно здесь я начну новую жизнь. А какой она будет, зависит от множества факторов, один из которых нервно переминается с ноги на ногу, желая побыстрее от меня избавиться.
– Мама говорила, что здесь был пожар.
– Не пожар – взрыв, – уточняет Гриша, подходя к окну и выглядывая во двор. – Стену к соседям практически снесло, поэтому пришлось восстанавливать и их квартиру. Не знаю, почему твой отец не продал её, но мне пришлось потрудиться, чтобы привести это, – окидывает взглядом комнату, – в человеческий вид.
– Тебе?
– Именно. Несколько месяцев после приезда Парето в Турцию я пробыл с вами, а затем вернулся в Россию, заменив Островского на его должности. Параллельно восстанавливал эту квартиру, выплатил соседям компенсацию за ущерб, обставил её по своему вкусу.
– Неплохой у тебя вкус. Мне нравится, – падаю на широкий кремовый диван, проваливаясь в его мягкость и чувствуя усталость после тревожной встречи в школе.
– Нанял клининговую службу. Они здесь были вчера. Перед твоим приездом.
– Я могла всё сделать сама. Мне нетрудно.
– Зачем? – Гриша по-прежнему спиной ко мне, руки глубоко в карманах, а взгляд устремлён в окно. Он готов рассматривать даже кучу мусора, только не меня. – Можно заказать услугу, и всё сделают за тебя. Только посуды здесь немного, не подумал.
– Я куплю, – поднимаюсь и иду на кухню, чтобы обнаружить то немногое, что может пригодиться в готовке.
Мгновенно возникает желание мчаться в торговый центр, чтобы дополнить свой быт необходимыми вещами. Впервые я предоставлена сама себе, не отвечая за Аню и Костю, не отчитываясь отцу и не живя по установленному графику. Свобода и настолько долгожданная, и сладкая, что я готова пользоваться ею по максимуму, совершая самые безрассудные и неординарные поступки, на которые только способна. Но ничего в голову не приходит. Не сейчас, когда за спиной вырастает Гриша и мне приходится обернуться, чтобы встретиться с тёмным взглядом, который излучает тепло, так необходимое мне.
– Это тебе.
Протягиваю ладонь, и на неё опускается небольшая брошь в виде девушки-фигуристки, украшенная белыми и бирюзовыми камешками, переливающимися на солнце и создающие эффект движения пышной юбочки. Тонкая работа вызывает восхищение, и я поглаживаю подушечками фигурку, радуясь, словно ребёнок.
– Очень красиво, – шепчу, не отрываясь от блеска брошки.
– Я купил её давно. Для тебя. Хотел подарить на твой пятнадцатый день рождения. Но ты оборвала контакты, и доступа к тебе я больше не имел. Присылать не стал, ты бы не приняла.
– Но ты её сохранил?
– Надеялся когда-нибудь вручить.
Отрываю взгляд от брошки, сталкиваясь с Гришиным. В нём плещется нежность, обволакивающая и перехватывающая дыхание. Он близко настолько, что я замечаю морщинки в уголках глаз и едва заметную родинку на щеке; горбинку на носу, появившуюся вследствие перелома; небольшой шрам на губе, который когда-то был глубоким; складку на лбу, образовавшуюся от того, что мужчина часто хмурится, и ямочку на подбородке, к которой нестерпимо хочется прикоснуться и провести пальцем. Я почти забыла его лицо, долгие пять лет отказывая себе даже в просмотре фотографий, стирая из памяти его образ, который, кажется, ещё больше вживлялся в меня, став неотъемлемой частью. И сейчас, всматриваясь в тёмное марево, плыву, раздавленная тем потоком чувств, который обрушивается в самый неподходящий момент, когда мы непозволительно близко друг к другу.
Внутри всё трепещет в ожидании действий, его или моих – неважно. Я будто зависла над пропастью, решаясь на самый отчаянный шаг, который представляла сотни раз в разных вариациях, и неожиданно для самой себя, оставив за спиной страховку и позабыв о риске для жизни, привстаю на цыпочки и прикасаюсь к губам Гриши, оставляя неумелый поцелуй.
– Тася, какого хрена?! – отшатывается, словно мои губы смазаны ядом, действие которого приведёт к неминуемой смерти. – Что ты делаешь, твою мать?! – срывается на крик, вытирает тыльной стороной ладони губы, избавляясь от моего прикосновения, будто это настолько омерзительно, что и я сама омерзительна и заразна.
– Я… – Голос предательски дрожит, не могу произнести ни единого слова. Едва дышу, глотая кислород, и с трудом выпуская его из себя. Брови мужчины сходятся на переносице, пока он ждёт от меня ответа, который озвучивать не имеет смысла, потому что он всё понял, кажется, ещё вчера, когда мы впервые встретились после многолетнего расставания. – Прости меня… Прости… Я не… Подумала, что…
Проигрывая в битве взглядов, срываюсь с места и бегу в ванную, чтобы, оказавшись внутри, закрыться на замок. Заткнув рот ладонью, мычу, проклиная себя за необдуманный шаг. Ему это было не нужно. Гриша смотрел так, словно я не Тася, которую он знает бесконечно долго, а я непонятное существо, которое вдруг посмело к нему приблизиться.
Идиотка. Глупая маленькая идиотка, которая нафантазировала невесть что, полагая, что мужчина, небезразличный и прочно засевший в мыслях, ответит взаимностью. Никогда он не снизойдёт до той, что для него просто дочка Парето, ставшая временной проблемой.
Грохот закрывающейся входной двери расползается вибрацией под ногами, и я понимаю, что Гриша ушёл, оставив меня с глупым поступком наедине. Сползаю по кафельной стене, сжимаясь в комок и превращаясь в невидимую точку во вселенной. Знаю, что я в квартире одна, но выйти не решаюсь, снедаемая стыдом и отчаянием. Просидев бесконечно долго в своём убежище, всё же нахожу силы подняться и ополоснуть водой заплаканное лицо.
Выхожу, всё ещё опасаясь возвращения Гриши, его криков и укоризненного взгляда, распарывающего надвое. Но здесь лишь я и тишина, успокаивающая своим молчанием. Встретиться с ним спустя пять лет и уничтожить до основания одним касанием тлеющий уголёк надежды. Опустившись на стул, закрываю глаза, прокручивая момент своего фиаско, и вновь ругаю себя последними словами за невозможность сдержаться. Брошь, оставленная на столе, привлекает внимание, и я кручу фигурку в руках, не испытывая первоначальной эйфории. Теперь она вещественное напоминание безразличия того, кто заполнил моё сердце, а затем дал понять, что оно ему и даром не нужно.
Где-то вибрирует телефон, но я не могу заставить себя подняться, опасаясь, что звонит Гриша. Хотя кого я обманываю. Я последняя, кого этот мужчина пожелает видеть в своей машине и жизни. Теперь уж точно.
Всё же плетусь в гостиную, долго роюсь в сумке, наконец найдя телефон. Принимаю вызов от мамы, позвонить которой я забыла, увлечённая собеседованием и Гришей.
– Привет, мам.
– Тась, ну кто так делает? Я уже извелась в ожидании твоего звонка и новостей. Что там? Как?
– Всё хорошо, – стараюсь, чтобы голос звучал ровно, не выдав подавленности. – Была на встрече, меня приняли, завтра выхожу. Буду работать с малышами. Комплекс большой, современный. Познакомилась с девочками-тренерами, немного пообщались, но подробности уже в процессе.
– Замечательно! – Мама выдыхает. На заднем плане слышу шёпот Аньки, которая, видимо, подначивает маму что-то у меня спросить. – Аня спрашивает, ты надолго там задержишься?
– Посмотрим, – абстрактный ответ, не позволяющий разочаровать родных, потому как возвращаться я не собираюсь вовсе. – Через неделю в школе праздник, будет торжественное мероприятие.
– Надеюсь, ты не выступаешь? – Тревожные нотки, проскакивающие в голосе матери, заставляют скрыть правду и наглым образом солгать. Во благо ей и папе, который приложил немало усилий, чтобы вытащить меня со дна депрессии.
– Нет, конечно, – закусив губу, вру маме, не желая добавлять переживаний, которыми она поделится с папой. – Буду в качестве зрителя.
– Тась, напоминаю: тебе запрещены нагрузки на ногу. Только спокойное катание максимум два часа. Никаких вращений, спиралей, акселей, волчков и прыжков.
– Мам, я помню рекомендации врача. Ты повторяла мне это каждую неделю, не позволяя нарушить правила. Я не забыла.
– Вот и хорошо. Ты моя умница! Гриша с тобой?
Вопрос пронзает воспоминаниями произошедшего пару часов назад, заставляя зажмуриться до тёмных кругов перед глазами и выдавить ответ.
– Привёз меня в квартиру. Недавно ушёл.
– В смысле «ушёл»?
– Папа просил лишь встретить меня и в случае приёма на работу отвезти на квартиру. Где находится школа, я знаю, способна добраться самостоятельно.
– Тася, я с ним говорила и просила не оставлять тебя одну хотя бы первое время, пока ты не привыкнешь к самостоятельной жизни и этому чёртовому городу! Я спать не смогу, если постоянно буду думать, что ты совсем одна и в случае беды никто не придёт на помощь.
Гриша теперь точно не придёт, скрывшись из поля моего зрения. Сомневаюсь, что позвонит, хотя ещё вчера требовал, чтобы мой телефон был для него доступен, но уже сегодня сожалеет о моём появлении в этом городе и его жизни.
– Мам, что может случиться?
– Знаешь, когда-то я была уверена, что с хорошими людьми никогда не случаются плохие вещи. Но ирония этой жизни такова, что именно хорошим людям достаётся значительное количество горестей. У меня была ты. Когда в жизни есть нечто, что заставляет подниматься после каждого падения и упорно двигаться в выбранном направлении, силы не иссякают. И сейчас я понимаю, что встретила Костю в тот самый момент, когда моих сил оставалось лишь на один шаг.
– В отличие от тебя, у меня есть родители, Ароновы и Гриша, – запнувшись на его имени, сглатываю, чтобы продолжить разговор: – Со мной ничего не случится.
– Я позвоню Грише и попрошу вернуться.
– Не надо! – выкрикиваю, удивляясь собственной реакции, но тут же говорю более спокойно: – Мам, у него своя устоявшаяся жизнь, да и личную никто не отменял. Он не обязан нянчиться со мной, как много лет назад, да и я уже давно не ребёнок.
– Хорошо, – со скрипом соглашается, – но всё равно попрошу его заезжать к тебе почаще.
– Договорились.
Вот только мама не подозревает, что теперь, вероятнее всего, ничто не заставит Гришу выполнить приказ отца и приглядывать за мной на постоянной основе. Редкие звонки и ещё более редкие приезды – это всё, к чему он будет готов после признания девочки Таси, у которой нет опыта взаимодействия с противоположным полом и навыков сокрытия неудобных чувств.
