Kitabı oku: «Сова»
Судьба не выбирает за нас,
она предлагает варианты
Мария Свешникова, «Fack’ты»
Правила перевозок:
1. При регистрации Перевозчику присваивается уникальное имя, которое позволяет его идентифицировать. Имена не могут повторяться.
2. Каждый Перевозчик имеет свою категорию: 1, 2, 3. Стоимость услуг напрямую зависит от категории. Перевозчик имеет право сменить категорию или работать по всем, о чём обязан оповестить Организацию.
3. Заказ считается принятым в работу после согласия Перевозчика и внесения предоплаты в размере 50 % от общей стоимости услуги. Оплата производится любым удобным для Заказчика способом. Вторая часть вносится после выполнения заказа. В случае отказа от оплаты Заказчик вносится в чёрный список пожизненно.
4. Все риски, связанные с транспортировкой пассажира (посылки), Перевозчик берёт на себя.
5. Пассажир (посылка) должны быть доставлены в указанное место, несмотря на трудности, возникающие в пути. В случае невыполнения заказа в указанные сроки Перевозчик обязан вернуть предоплату и выплатить 20 % от общей стоимости услуги Заказчику за доставленные неудобства.
6. Перевозчик вправе аннулировать заказ на любой стадии выполнения в случае личного оскорбления или прямой угрозы жизни от пассажира. Заказчик заносится в чёрный список пожизненно.
7. Заказчик обязан оповестить Перевозчика о содержимом посылки (кроме документов и электронных носителей), если Перевозчик относится ко 2 или 3 категории.
8. Перевозчик использует личное транспортное средство, отвечающее качеству перевозок и удовлетворяющее запросы Заказчиков. Обслуживание и оформление необходимой документации является обязанностью Перевозчика.
9. Все Перевозчики, зарегистрированные в Организации, проверены и соответствуют заявленной категории.
Дополнение:
В случае гибели пассажира или утере посылки Перевозчик возмещает убытки любым удобным для Заказчика способом.
Глава 1
Юля
Выхожу из ресторана, остановившись перед машиной и посмотрев в ночное небо. Перевести дух и закрыть глаза, в миллионный раз представить, что моя девочка тоже, возможно, сейчас думает обо мне, надеясь на скорую встречу.
Спустя три месяца мысли стали ленивее, а напряжение не таким острым. Я думаю о дочке каждый день и лишь на работе, в гуще забот и обязанностей, могу отодвинуть мысли на второй план. Но как только гомон голосов стихает, и я остаюсь одна, одолевают ужасающие мысли, от которых невозможно избавиться.
Я хотела бы иметь хоть крохотную надежду, что она жива. Хотя бы жива, не говоря уже об остальном.
Сажусь в машину и двигаюсь в направлении дома, вспомнив, что в холодильнике пусто. Сапожник без сапог – повар без стремления покормить себя самого. Заезжаю в супермаркет и, как обычно, беру готовую еду, чтобы перекусить.
Наушник оповещает о звонке, и я принимаю его, не посмотрев на экран.
– Привет, пропащая. – Марина весело приветствует, потому что несколько её звонков остались без ответа. – Ты хоть иногда подавай признаки жизни.
– Работала шесть дней подряд. Тимур уезжал к родителям, чтобы познакомить их с невестой.
– О, всё-таки миссис Гаярова появится? Не думала, что он женится на этой безликой особе, – недовольно прыскает.
– Она не безликая, а простая. Вероятно, такая ему и была нужна.
И я понимаю негодование Марины, потому что Тимур привлёк её, но от продолжения знакомства отказался. И что только подруга ни делала, но мужчину не зацепила, а затем он и вовсе стал её избегать.
– Ты дома?
– В гипермаркете. – Указываю пальцем на несколько салатов и курицу, и через пару минут передо мной появляются контейнеры. – Через десять минут буду дома.
– Я заскочу?
– Я, вообще-то, устала и…
– Я ненадолго. Узнать, как у тебя дела. Жди.
Звонок завершается, прежде чем я успеваю придумать очередную и весомую отговорку, поэтому приходится принять тот факт, что сегодня у меня гости. По этой причине беру торт, зная, что Марина сладкоежка, и топаю на кассу.
Вхожу в квартиру, которая встречает омерзительной тишиной. Без родного «мама» и «что ты мне принесла?». И чем больше времени проходит, тем больше уверенность, что подобного я никогда не услышу.
Не успеваю переодеться, как приходится направиться к двери, потому что подруга совершает над звонком насильственные действия.
– Ты чего так долго? – врывается, снимая туфли и направившись на кухню.
– Я шла. Не голой же открывать. – Включаю чайник и выставляю торт, над которым водит носом подруга. – Всё в порядке?
– Это я у тебя спросить хотела. На звонки не отвечаешь, на сообщения тоже.
– Говорю же, работала шесть дней. Ноги гудят так, что впору оглохнуть. Но завтра последний день, а затем Тимур выйдет.
– Не говори мне о нём, – заталкивает в рот кусок торта. – У меня на него аллергия.
– Марин, он тебе ничего плохого не сделал. Вообще ничего не сделал. – Наливаю чай, поставив перед ней кружку. – Ну не возникло притяжения – так бывает.
– У меня не бывает, Юль. Я нравлюсь всем, а какой-то Тимур носом воротит, – кривится, не желая отпускать ситуацию. – И вот что он нашёл в этой Лизоньке? Официантка, забитая, бесцветная… Да никакая!
– Может, у неё богатый внутренний мир.
– Чего?! Вот на мир, как раз-таки мужикам плевать. Вот мой приходит: пожрать и потрахаться.
– Ну не все же такие ограниченные, – подмигиваю подруге, которая толкает в массы только свою точку зрения на отношения в целом и на мужчин в частности. – И вообще, с умным мужчиной очень приятно разговаривать, если не ставить во главу угла физиологию.
– Мне такие не попадались, – придвигает второй кусок. – Да и не ищу я таких.
И это меня всегда удивляло, потому что подруга – эффектная блондинка, умеющая себя подать, – как ни странно, всегда притягивает мужчин из серии «пожрать и потрахаться». Или они сами к ней притягиваются?
– А твой нынешний?
– Макс? У него из хороших манер только «спасибо» после минета, и то через раз. А вообще, он мне нравится, да и денег на меня не жалеет. Не жалел. Сейчас у него небольшие трудности, которые через пару месяцев должны разрешиться.
– Марин, давай ты не будешь снова вестись на эту чушь. Напомнить, как один из кавалеров вытянул из тебя полмиллиона в прошлом году?
– Он не такой. Кстати, – тычет в меня ложкой, – он закрыл мою ипотеку.
– Да ладно? – И это значительный прогресс в череде однотипных кавалеров подруги, оставляющих после себя исключительно проблемы и разбитое сердце.
– Да. Восемь миллионов отдал. И путёвку за границу купил.
– Поздравляю, – мямлю, не веря, что мужчина, который в жизни Марины вряд ли задержится надолго, пожертвовал такой суммой. – А Артём две тысячи алиментов платит. И то напоминать приходится. Кстати, он заявил, что нет ребёнка – нет алиментов.
– Вот сволочь! Но доказательств, что Фиска мертва, нет! Прости, – кладёт ладонь поверх моей. – Ты поняла, что я хотела сказать. Я до сих пор виню себя, Юль. Не оказала сопротивление, не кричала достаточно громко, не…
– Марин, ты не виновата. Ты просто забрала Анфису из садика, потому что я была на работе, а няня внезапно заболела. Ещё и травму получила, а потом две недели провела в больнице. Кто знает, что сделала бы я? А может, ничего бы не сделала. Реакцию на подобное невозможно предсказать, да и что сделает женщина против нескольких крепких мужчин?
– Новости есть?
Как только вышла из ресторана, рука потянулась к телефону, но, во-первых, уже не время для рабочих звонков, а во-вторых, я настолько достала Семёна Андреевича, что скоро окажусь в чёрном списке.
– Звонила на прошлой неделе – не было. Знаю, что меня оповестят, если будет хоть что-то. А если не будет вообще? Неизвестность уничтожает, а от предположений тошно. Детектив, которого наняли с другими мамами, не обрадовал. Сказал то же, что и полиция.
– То есть они свою работу сделали на совесть?
– Получается, так. Но от этого не легче.
И я-то винила сотрудников в медлительности и нежелании работать, но по факту они ответственно подошли к нашему вопросу. Вот только это ничего не дало.
– Съешь тортик, – подвигает ко мне тарелку.
– Не хочу, – подпираю ладонью подборок, отмечая, что подруга лопает уже третий кусок и делает это с таким удовольствием, что отчасти завидую.
– Юль, необходимо нормально питаться, понимаешь? Таешь на глазах, скоро будешь просвечивать. Требуются силы, чтобы Фиску искать. Больная и слабая ты ей не нужна.
– Я прихожу к выводу, что вообще никому не нужна, – отмахиваюсь, всё же отломив кусочек торта. – Артём делает вид, что ничего не произошло, словно и не было у нас дочки. Через каждое слово: «Светочка сказала… Светочка тебе советует… Светочка считает, что ты действуешь неверно». Поражаюсь степени зависимости от Светочкиного мнения. Первый месяц ещё как-то принимал участие и вроде переживал, а потом перестал отвечать на звонки. Знакомые сторонятся, и я пока не поняла, по какой причине: на жизнь не сетую, денег не прошу, помощи не требую.
– А они заранее, – прыскает Маринка, закатив глаза, – вдруг начнёшь сетовать и просить?
– Только ты интересуешься и переживаешь.
– Юль, у меня детей нет, но я за Фиску как за родную волнуюсь. Она росла на моих глазах. Если бы я тогда среагировала иначе…
Минута тишины и понимания, «если бы» – абстрактная форма сожаления, имеющая множество вариаций в зависимости от воображения. Увы, нельзя вернуться в прошлое и поступить иначе, сделав верный шаг. Да и вряд ли это возможно при условии, что ты не имеешь влияния на ситуацию.
– Закрыли тему, – обрываю Марину. – Всё случилось. Можно долго причитать, вот только слова ничего не изменят. Ты на меня посмотрела, и, если не против, я отдохнуть хочу перед напряжённым днём.
– Поняла, не дура, – подмигивает и, закинув напоследок кусочек торта в рот, устремляется к двери. – Позвони послезавтра. Может, сходим куда, развеемся.
– Я подумаю.
Закрыв за подругой дверь, плетусь в ванную, включаю воду и, приглушив свет, опускаюсь в горячую жидкость, чтобы тело позволило себе расслабиться. Взгляд упирается в набор резиновых млекопитающих, с которыми любит купаться дочка: яркие пищалки, издающие разные звуки.
Ещё раз прокручиваю в памяти тот день, когда похитили Анфису: звонок от Марины, её истерика, странные вопросы полицейских, непонимание, что делать. Мне казалось, я один на один со своей бедой, но выяснилось, что таких, как я, десять. Точнее, девять, потому как первой мамаше было откровенно плевать на судьбу своего ребёнка. И на момент похищения Анфисы они уже что-то делали: посылали запросы, обращались в СМИ, но результата не было. И сейчас нет. Надежда на детектива рухнула, а что можно ещё сделать, не представляю. Мы даже не понимаем, в каком направлении искать и имеется ли оно – направление. А если искать уже некого?
Решено: завтра позвоню Грекову. И пусть мужчина меня пошлёт, да и новостей не будет, мне это необходимо. Словно его голос – тонкая ниточка к дочке, и как только она оборвётся, больше ничего не останется. Я ведь видела, что он занимается нашим делом с энтузиазмом, не отмахиваясь от «переживающих родителей» и периодических групповых набегов в отдел, где он снова и снова поясняет «мы делаем всё возможное, но пока нет новых данных».
Утром еле сползаю с кровати, осознав, что невероятно устала. Но, может, это к лучшему: нет времени ворочать тяжёлые мысли. Да ни на что нет времени. Вот и сейчас быстро одеваюсь и спускаюсь во двор, чтобы оказаться в машине и отправиться на работу.
Ресторан встречает тишиной, вполне обычной, пока двери не открылись для посетителей. Но уже через пару часов жизнь кипит, официанты шныряют на кухню, озвучивая заказы и забирая готовые блюда, я контролирую готовку, снова и снова возвращаясь к зудящей мысли: позвонить Семёну Андреевичу.
Порываюсь устроить себе перерыв, чтобы набрать номер, но сначала меня окликает администратор, чтобы решить вопрос со сменами, а затем моё присутствие требуется на кухне. Незаметно наступает вечер и, как следствие, понимание – время звонков вышло. Но завтра у меня выходной, а, значит, ничто не помешает набрать заученный номер, чтобы услышать знакомые дежурные фразы.
Выхожу из ресторана, привычно застыв перед машиной и подняв глаза, когда телефон оповещает о вызове, а при взгляде на экран сердечный ритм резко ускоряется, потому что вижу «Греков». Он звонит сам. Может ли это значить, что сейчас я услышу самое страшное?.. Время позднее, а он звонит, чтобы сказать… Что именно? Облизываю вмиг пересохшие губы и несмело принимаю звонок.
– Добрый вечер, Семён Андреевич, – приветствую его дрожащим голосом.
– Юлия, есть новости о вашей дочери, – сухо и коротко. – Понимаю, что поздно, но вы сможете сейчас подъехать в отдел?
– Смогу, – отвечаю не раздумывая, уже прикинув, что до утра не дотерплю.
– Я вас жду. Кабинет прежний.
Отключаюсь и не могу пошевелиться. Его голос был спокойным. Или именно с такой интонацией оповещают о смерти близких? Но про смерть он ничего не сказал, а собирался?
Гадать можно сколько угодно, но лучше узнать лично, поэтому, опомнившись, запрыгиваю в машину и мчусь в знакомое место, чтобы услышать приговор.
Глава 2
– Можно? – открываю дверь, протиснувшись внутрь.
Греков кивает и указывает на стул, на котором я сидела неоднократно, слушая, что всё возможное делается, но результатов на данный момент нет. И сейчас, преодолевая несколько шагов, боюсь, что я здесь в последний раз. Пока ехала, накрутила себя до такой степени, что едва держусь на ногах.
Он молчит, окидывая меня уставшим взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Да вообще ничего не предвещающим. Мне кажется, может быть лишь хуже. На лучшее я уже не надеюсь.
– Юлия Марсовна, есть новости, – произносит спокойно, я бы сказала, равнодушно.
– Семён Андреевич, вы вызвали меня, чтобы сказать… Чтобы… – закрываю лицо ладонями, готовясь к ужасающей фразе.
– Ваша дочь жива. Информация точная.
– Правда? – выдыхаю, кажется, слишком шумно, и поднимаю глаза в ожидании обнадёживающей информации. – А где она?
– В Чехии.
– Где?.. – смотрю внимательно, предполагая, что он оговорился и сейчас исправится, но нет – мужчина спокоен и уверен в произнесённом. – Как… Почему… Как она там оказалась?
– Начнём по порядку, – потирает глаза, а затем, взъерошив волосы, собирается, чтобы приступить к рассказу. – Детей похищали для продажи. Аукцион, на котором бездетные богатые пары могли купить себе «дочку».
– Купить? Как товар в магазине? – Не верю в услышанное и вообще плохо представляю, что подобное возможно.
– Грубо говоря, да. Как товар. После похищения детей переправляли в Австрию, где и проходили аукционы. Два ребёнка в месяц равно один аукцион.
– Это точно? Вы уверены?
– Скажите, Юлия, вам что-нибудь говорит фамилия Меркулов? – Отрицательно мотаю головой. – Вертилов? – Снова «нет». – Кротов? Бегемот?
Распахиваю глаза, потому как последнее больше смахивает на прозвище. Хотя фамилии есть разные.
– А кто эти люди?
– Если вкратце, – откидывается на спинку стула, водя головой и разминая шею, – Меркулов – криминальный авторитет, который контролировал эту область и город.
– А они есть? Авторитеты. Я думала, подобные люди пережиток прошлого.
– Есть. Только сейчас они называются более красивым и абстрактным словом – бизнесмены.
– Вы сказали «контролировал»? В прошедшем времени.
– Его убили. У него был помощник – Бегемот, которого направили в Австрию для налаживания «бизнеса». И он его наладил, придумал выгодную схему: похищать детей в России и продавать за границей. А чтобы не возникало сложностей, забирать их у матерей-одиночек или людей, у которых вагон проблем и нет достаточно возможностей для масштабных поисков.
– Вы ещё упомянули какого-то Вертилова.
– Он хотел занять место Меркулова, а для этого нужны были деньги. Бегемот работал на него.
– А Кротов?
– Его дочь тоже похитили, но не с целью продажи, а чтобы оказать давление. Он был конкурентом Меркулова.
– А откуда вы всё это узнали?
– Отец последней похищенной девочки оказался человеком… скажем так, непростым. Он быстро узнал, куда увезли ребёнка, и отправился в Австрию. Забрал свою девочку и дочь Кротова. Они содержались вместе и ожидали продажи. Кроме того, он привёз блокнот с записями.
Открывает ящик, вынимая толстый блокнот в серой кожаной обложке. Перелистывает страницы и, открыв нужную, разворачивает ко мне.
– Имя вашей дочери, – ведёт пальцем по строке, – сумма и, вероятно, фамилия тех, кто купил. Я сопоставил дату похищения, время на перевозку и дату аукциона. Они были проданы в один день, – передвигается ниже, где стоит ещё одно имя «Татьяна».
– Тоже в Чехию?
– Нет. Вторая девочка оказалась в Германии.
– Так, – выдыхаю, собравшись с мыслями, – а можно поговорить с этими Вертиловым и Бегемотом?
– Они мертвы.
– А Кротов?
– Он оказался в таком же положении, как и вы, и знает ровно столько же. Тот факт, ему вернули дочь, – чудо.
– Я так понимаю, это руководители. Но были же те, кто искал, похищал, перевозил, охранял, продавал, в конце концов? То есть люди, которые тоже участвовали. Они же могут что-то знать?
– Были, – подтверждает Греков, – но значительная часть работала именно в Австрии. Они мертвы. Те, кто работал здесь, скрылись. Да и не знаем мы никого.
– А тот, кто привёз блокнот, он же там был? Он же нашёл свою дочь, значит, вышел на людей, которые направили его. Как он это сделал?
И мне кажется, что рассуждаю я здраво и задаю правильные вопросы, вот только оптимизма на лице Семёна Андреевича не вижу.
– Юлия, этот человек не видел детей, похищенных ранее. Я благодарен ему, что он не просто рассказал о данной схеме, но и отдал мне это, – указывает на блокнот. – Если бы не он, мы и этого бы не знали, понимаете?
– Понимаю, – соглашаюсь, но не сдаюсь: – Как он нашёл своего ребёнка?
– У него есть возможности и много полезных знакомств.
– Криминальных, да? – Отчего-то осознаю, что обычный человек, подобный мне, не способен выяснить, куда перевезли ребёнка, да ещё и отправиться следом.
– Юлия, – терпение мужчины на исходе, а я задаю много вопросов, – есть мир, который существует параллельно привычному для вас. Мир, в котором живут по понятиям, торгуют живым товаром, «убирают» неугодных, а долги, как правило, отдают жизнью. Большинство людей не знают об этом мире: живут, работают, веселятся, встречают Новый год, рожают детей и радуются рассветам. И я им завидую, – вымученная улыбка, как свидетельство того, что сейчас он хотел бы находиться не здесь, – искренне завидую. Они проживут свою жизнь, встречаясь с проблемами вполне человеческого характера. И вы жили такой жизнью, пока вашего ребёнка не забрали. Почему? Потому что вы никогда не отыскали бы его. У вас нет шансов сесть в машину и отправиться за границу, где есть «значительные» друзья, готовые рисковать ради вас собственной жизнью.
– А этот человек, он тоже «значительный»?
– Он Перевозчик.
– Кто?.. – не сразу понимаю. – Дальнобойщик?
– Есть такая организация, конечно же, неофициальная, которая осуществляет перевозки – людей и предметов. Их клиенты не желают лететь в самолёте или передвигаться в поезде. Им нужно добраться из точки А в точку Б без свидетелей. В этом случае они выбирают услуги Перевозчиков. Для них это гарантия доставки и безопасности, потому что Перевозчик отвечает за пассажира на протяжении всего пути. Это люди с определёнными навыками.
– Например?
– Например, навыки пользования оружием и грамотных действий в условиях экстремальной ситуации.
– Бандиты?
Не знаю, чего добиваюсь, но плохо соображаю и стремлюсь к конкретике, чтобы понимать, как поступить.
– Нет. Они никого не похищают, не продают и не убивают просто так. Они выполняют работу, и часто она заключается в простом действии – вести машину.
– Но вы в курсе, что их деятельность незаконная. Вы можете их наказать.
– Как? В нашей стране проживает сто сорок пять миллионов человек, у каждого второго есть машина. По-вашему, нужно останавливать каждую, чтобы узнать, не Перевозчик ли это? Они ничем не выделяются, не привлекают внимания и делают всё, чтобы быть незаметными. Для меня, для вас, для любого человека. Вы будете смотреть на него в упор и не знать, кем он является. Это может быть ваш коллега, сосед и даже знакомый, у которого есть машина.
И он прав. Во всём. Ещё некоторое время назад я даже подумать не могла, что мою дочь могут забрать. Просто потому, что я по какой-то причине подошла. Мы всегда считаем, что плохое произойдёт с кем угодно, но не коснётся нас самих.
Молчу, осмысливая слова Грекова и не находя варианта решения. Что я могу сделать? И вообще, возможен ли выход в данной ситуации?
– А если отправить запрос в Чехию с описанием Анфисы?
– Не советую. До вас на этом стуле сидели несколько мам. – И теперь понимаю, почему каждое слово он выдавливает из себя. Он уже это говорил. Возможно, слышал те же самые вопросы. Скорее всего, давал такие же ответы. – Отправили запрос в Словакию. Кстати, отреагировали на него удивительно быстро. Но как только на людей, купивших девочку, вышли, они исчезли. Ребёнок тоже. И хорошо, если он жив, потому что могли избавиться как от доказательства.
– То есть выхода нет? Получается, – развожу руками, застыв в неоконченном движении, – я должна смириться?
Семён Андреевич отводит взгляд, молча отвечая на мой вопрос. Положительно. Именно это читается на его лице. Но я не готова смириться, зная, что мой ребёнок жив и может вернуться.
– А если я поеду в Чехию?
– И? Вы не знаете языка и местных порядков. Да и в блокноте есть лишь фамилия – Ваславик. И даже не факт, что фамилия, может, это имя, а может, нечто иное. Как вы будете искать, Юлия? Ходить по улицам и расспрашивать? Показывать фото дочери в надежде, что кто-то её видел? И сколько так проходите, да и где? Привлечёте внимание, и не только полиции.
– Ну нельзя же оставить всё так… – смахиваю слёзы безысходности, скатывающиеся по щекам. – Я не могу. Хочу хотя бы попытаться. Хочу найти варианты… – Скатываюсь в панику, но мысль врывается неожиданно – совершенно безумная, но настолько реальная, что я не могу от неё отказаться. – Скажите, а эти Перевозчики ездят за границу?
– У них есть категории: перевозки по России и за границу. От этого зависит стоимость.
– И какая она? – спрашиваю осторожно, чтобы понимать, на какую сумму рассчитывать.
– Насколько я знаю, от тридцати тысяч долларов. – Листает блокнот, отвечая на мои вопросы, но затем резко поднимает голову: – Юлия, что вы задумали?
– Как можно с ними связаться?
– Вам? Никак, – остужает, лишая надежды.
– Почему?
– Потому что заказы от случайных людей не принимаются. Простите, но вы никто. Их услугами пользуются люди значительные и хорошо известные в определённых кругах, а новичок должен принести «верительную грамоту», доказывающую, что он заслуживает доверия. Напоминаю, что данная организация незаконная, а значит, её руководители заинтересованы, чтобы о ней знали лишь те, кто нуждается в специфических услугах.
И здесь тупик. Ощущаю, как надежда тает, оставляя меня наедине с невозможностью вернуть Анфису. Гадкое чувство пустоты и непонимания заполняет, выжигая надежду на возвращение дочки.
– А можно договориться с Перевозчиком, который ездил за своей дочерью?
– Нет. В данный момент он не берёт заказы по личным причинам.
– Семён Андреевич, – тихо его окликаю, – а вы можете дать мне верительную грамоту?
– Юлия, напоминаю – я полицейский. Моя грамота, скорее, уничтожит шанс воспользоваться их услугами.
– То есть вы знаете, как с ними связаться? – Ёрзаю на стуле, фактически пытая Грекова, который уже не рад, что поделился со мной нюансами. Но, видимо, остальные родители к подобной идее не пришли, или же он не был с ними настолько откровенен.
– Допустим, – откидывается на спинку стула, настороженно прищуриваясь.
– Сделайте заказ. Или оставьте заявку. Позвоните, напишите, отправьте письмо, курьера – как там у них заведено?
– И вас не пугает стоимость?
Пугает, конечно, но у меня есть сумма от продажи дома, которую я не успела никуда вложить, сохранив на отдельном счёте. Плюс я могу продать машину и кое-что из украшений, подаренных мамой.
– Знаете, меня вообще ничего не пугает, – признаюсь, понимая, что ради дочки готова если не на всё, то на многое. – Я не хочу сидеть в уголке и обвинять себя в том, что ничего не сделала. Даже не попыталась.
– Вы понимаете, что собираетесь поехать с незнакомым человеком в другую страну, чтобы искать иголку в стоге сена? И можете не найти.
– Да.
– Вы готовы доверить свою жизнь тому, кого увидите впервые?
– Странно, но да. Вы сами сказали: их задача – безопасность пассажира. Им за это платят. И если их услугами пользуются, значит, они выполняют свои обязательства.
– Получается, так.
– Сделайте заказ, – повторяю уверенно. – И пусть мне не ответят, но я попытаюсь. – Он молча исследует меня. – У вас есть дети, Семён Андреевич? – Кивок. – Что бы вы сделали ради своего ребёнка?
– Всё. Даже то, что не является законным.
– Вы должны меня понять. И помочь. А вдруг кто-то откликнется? Тот, кому нужны деньги. Я ведь могу хотя бы надеяться? Шансов на ответ немного, но один у меня есть.
Кабинет погружается в тишину, отдающую звенящими противными нотками. Неприятный момент, но необходимый, чтобы он решился. Проходит не меньше десяти минут, прежде чем Греков поднимается, чтобы отойти к окну, всматриваясь в огни ночного города. Время перевалило за полночь, но я отгоняю усталость, решив, что не выйду отсюда без положительного ответа.
– Хорошо, Юлия. Я оставлю заявку с необходимыми характеристиками. Будьте готовы к тому, что уехать нужно в любой момент. Сейчас вам позвонили, через двадцать минут приехала машина: без вопросов, капризов и оговорок. Как только заказ высветится в системе, обратной дороги не будет – ни у вас, ни у меня.
– Я поняла.
– Оставлю ваш номер для связи, поэтому не скидывайте незнакомые, а также скрытые.
– Ясно.
– А теперь езжайте домой. Завтра отправлю запрос. – Вручает мне копию страницы блокнота, и я поднимаюсь, чтобы покинуть кабинет. – И советую принять тот факт, что вам могут не позвонить, – бросает вдогонку, задерживая меня в дверях. – Всего доброго.
Сил ответить не нахожу, лишь ступаю по коридорам, прислушиваясь к разносящемуся эху собственных шагов. Люди покинули рабочие места, и лишь Семён Андреевич потратил довольно много времени для разговора со мной.
Еду домой, прокручивая в уме разговор и коря себя за опрометчивую идею. Но иногда приходится принимать мгновенные решения – здесь и сейчас, – едва ли не быстрее, чем успеешь подумать. Нужный момент и обстановка позволили уговорить Грекова пойти мне навстречу. Возможно, завтра, в ином настроении, он не сказал бы мне о Перевозчиках и не подарил надежду. Или я её выгрызла настойчивостью?
Поднимаюсь в квартиру, скинув обувь и сумку, чтобы добраться до кухни и, подогнув ноги, застыть на стуле. Темно и тихо. Мысли вьются бешеной каруселью, наконец, позволив собрать всё воедино. Анфиса жива – это главное. Где-то в районе солнечного сплетения разливается приятное тепло, и я даже беру телефон, чтобы набрать Артёма и обрадовать, но затем откладываю, понимая, что, позвонив в час ночи, нарвусь на его равнодушие и недовольство Светочки. Он мне не помощник – после похищения им не был, а сейчас тем более. И если я поделюсь тем, что задумала, получу в ответ лишь непонимание и дежурные слова – надо смириться. А я не хочу дышать, есть, спать, зная, что могла что-то сделать, но опустила руки и позволила своему ребёнку остаться в чужой стране с незнакомыми людьми.
Я храбрилась перед Грековым, но сейчас принимаю, что боюсь. Плохо представляю, как происходят эти перевозки. Длительное время наедине с человеком, которого ты впервые видишь. Каким он будет? И стоит ли ему рассказывать, с какой целью я направляюсь в Чехию? А если не рассказать, как он поможет? И вообще, может ли помочь? Семён Андреевич прав: мне необходима помощь на месте, но как обозначить данный момент заранее? И проникнется ли Перевозчик моей бедой? А если нет? Как выкручиваться в одиночку?
Просматриваю в поисковике расстояние до Чехии. Полторы тысячи километров в ограниченном пространстве с человеком, которого я увижу впервые. Как отдыхать, есть, спать, переодеваться?
Кстати… Тороплюсь в комнату, чтобы достать сумку и сложить вещи. Самое необходимое, удобное, простое. Мне могут позвонить в любой момент или не позвонить вообще… Будем надеяться, что кто-то заинтересуется моей заявкой. Тут же заглядываю в приложение, чтобы увидеть сумму на счёте. И сразу выставляю на продажу машину. Я без неё обойдусь, а запас необходим, если возникнут трудности, требующие средств.
Ещё долго не сплю, прикидывая возможные варианты развития событий, но на самом деле все они из серии моих предположений. Но план действий определяю: продать машину как можно скорее; предупредить директора, что я могу уехать в любой момент; обменять рубли на доллары. А об остальном подумаю завтра.
