Kitabı oku: «Единственный оставшийся в живых»

Глава 1.

– Что они вам сказали? Сколько мне осталось жить?

– Это что еще за ерунда такая – «сколько мне осталось жить»! – весело расхохотался Михаил Алексеевич. – Так похоже на фразу какого-то мыльного актёра из сериала, Эмилька.

– Отец, я читал, что люди, выжившие после такой катастрофы, в которой погибают все остальные, долго не живут, – сказал я, еле выговаривая слова, – Они очень быстро погибают от другого несчастного случая. Подобно нарушителям, обманщикам, жуликам. Они в итоге остаются живыми, хотя не должны… Я такой… единственный…

Лазарев еще громче захохотал и сквозь смех воскликнул: «Жулик ты наш!» Он даже подавился, закашлялся, а потом упал на кровать обниматься, заставив охнуть от боли.

– Отец, осторожней, больно!

– Охает он! …Извини, сынок. … Какое у тебя серьёзное лицо! – Отчим положил руку мне на запястье и прощупал пульс. – Пока вроде живой, но ты же такой жульбарс! Обманщик! Так ты выжил или нет, я что-то не пойму?! Ладно, твои неврологи и травматологи считают, что все завихрения и фантазии из мира мёртвых лишь фантазии. Ну что могу сказать: да, кто-то пишет разные небылицы, а может, такие случаи и бывали! Только я не верю, что кто-то в здравом уме будет искать им подтверждение. Ты теперь будешь под моей вечной опёкой и защитой. Запрещаю ходить на стройке без каски и по тонкому льду без страховки! Не будешь мыть окна, стоять на подоконнике опасно, можешь упасть. Извини, Эмиль, если надумал помереть вместе со всей компашкой из автобуса, за тобой будет постоянный контроль, и этого не произойдет.

– Да ладно! – усмехнулся я. – Не знаю, сколько мне осталось, но я не вру. Я вижу каких-то людей в этой больнице, которых вообще никто другой не видит.

– Ты хочешь сказать, что сейчас рядом с нами кто-то стоит из потустороннего мира?

– Не совсем. Один парень лежит в коме уже шесть лет. Я его видел, он шатался по коридору в полночь и пытался схватиться за стену, но его рука исчезала. Ходил, как пьяный.

– Не ври!

– Буду врать, когда хочу, но это правда. Проверь, если ты такой неверующий… Могу его снова нарисовать, прошлый мой рисунок унесла медсестра с круглыми глазами, руки у неё так тряслись, что она выронила очки.

– Хорошо, рисуй, я пока кофе попью на первом этаже и съем великолепный свежий беляш. Тебе принести?

– Не дразни. Я же на лечебном питании, слишком долго был без сознания и кушал воду с разными питательными веществами, – сказал и зачем-то перекрестился, – Могу скоро протянуть ноги, похороните меня вместе с матерью. Рядом. – Я устало вздохнул и замолчал.

– Ладно, я тебе обещаю, Эмиль, куплю тебе тоже место на кладбище, чтобы мы все оказались рядом, но не скоро ты уйдешь, намного позже меня. Извини. Волнения тебе ни к чему, – сказал отчим и погладил мне руку. – Почему ты так уверен, что может что-то случиться? Никто не беспокоится больше за твое здоровье, сердце твоё в норме, ну подумаешь удалили пару органов… Все заживёт! Я дам тебе свою почку, если твоя единственная откажет, уже, кстати, определили, что она подходит. Понятно?

– Знаешь, почему коматозные больные такие страшные? Они в пограничном состоянии между жизнью и смертью. Никто не может уловить психическую деятельность, никакая стимуляция не помогает, неизвестно, где находится их душа. И я знаю, что этот больной, когда я его видел, специально перешел в смерть, чтобы повидаться со мной и передать весточку своим родным.

– И ты передал?

– Да. Он сказал, что украл кольцо в детстве у матери, чтобы обменять на парусник. Сначала закопал его под крыльцом, а потом испугался, хотел вернуть. Все перекопал и не нашел. А еще он знает, кто убил бабушку, теперь он точно это знает – врач скорой перепутал ампулы. Она уже умерла, но слышала разговор врачей. Схоронили то ли вчера, то ли позавчера… Это ты тоже можешь проверить. Если мне не веришь, спроси у его родственников про кольцо с красным овальным камнем, и скажи еще раз, чтобы не винили себя в её смерти. Бабушка Света вызывала скорую из-за давления, закрыла за врачами дверь, и только потом позвонила дочери с упрёками. Они поссорились, но ей стало плохо из-за ошибочного укола, то есть из-за лекарства, а не по вине Марины. Бабушка эта ни на кого не обижается.

– Слушай, сынок. Я тебе верю. Я бы даже поверил, если бы ты сказал, что рядом с тобой не я, а огромный попугай с крепким клювом. Я люблю тебя, как родного сына. Не переживай, ты будешь долго жить. Рассказывать мне про своих мертвецов, я тебя буду подкалывать. Мы будем смеяться и жить дружно!

– Спасибо, – ответил я. Конечно, был действительно благодарен ему за всё. Но что-то было не так. Я сейчас видел окружающий мир, как через призму, которая меняла пространство. Словно какие-то плоские сверкающие грани мелькали, когда смотрел на людей. Мне капали в глаза, пока был без сознания, возможно, в этом тоже дело.

Внезапно ощутил огромный прилив нежности к этому полному жизни бородатому и пузатому мужчине, который жил с моей матерью с момента, когда мне стукнуло пять и до самой её смерти. Он до сих пор говорил с акцентом северянина, немного акал, шумно хохотал, носил зимой большую меховую ушанку, как полярник, даже, когда ему было в ней жарко.

Через несколько секунд я понял, что не так. Пятно было не на его свитере. Оно было в воздухе в районе его солнечного сплетения и двигалось вместе с ним.

– Отец, как ты себя чувствуешь?

– Отлично! Когда ты отлично, и я превосходно. Эмилька, ты выглядишь намного лучше, только худой. Но это ничего, не беда!

– А как зовут твоего брата, тоже Алексей, как отца?

– Почему ты спрашиваешь?

– Он не сам спрыгнул. Его столкнули, бросив в него мяч.

– Что? Эмиль, ты со мной говоришь?

– Конечно. Твой младший брат погиб не потому, что ему не хотелось жить. Они залезли на крышу, чтобы позагорать. Подростки. С ними были девчонки. Парни уговорили их снять верх от купальников. Потом его приревновал к своей девушке одноклассник, они начали переглядываться. Лёшка встал, подошел к краю, а в это время его одноклассник… Он просил не называть имя, ничего же не вернешь… Так вот, его одноклассник крикнул «Лови» и с силой бросил в него свой волейбольный мяч. Твой брат от неожиданности сделал несколько шагов, запнулся и упал. Все они сбежали. Мяч нашли … Напуганный паренек его держал в руках, когда приехала скорая и полиция. Твой брат еще не ушел, все слышал и видел. Никого не винит… Жалко было умирать, девчонка красивая, понравились друг другу.

– Мать… твою…

– Не волнуйся, отец, привыкнешь. Я теперь буду много болтать о той стороне. Передать от тебя привет? Он говорит, что брат ты был самый лучший, из армии тебя ждал, и вот совсем немного удалось пообщаться… Но он помнит твои котлеты с сюрпризом.

– Еще слово и я побегу не за беляшом, а за санитарами и попрошу меня скрутить. Сумасшествие какое-то… Ты что ж творишь, сынок!

– Сказать, какой сюрприз?

– Давай, что уж меня жалеть.... Говори, сынок. Или я не поверю тебе. Кошмар какой…

– Когда его Дейзи не удержалась и утащила пакет с фаршем, съела половину, ты нарезал черный хлеб квадратиками и облепил оставшимся фаршем эти кусочки. Пожарил. Получилось вкусно. Говорит, что вкуснее не придумаешь.

– Дейзи… это подружка? – вяло и обреченно спросил отец.

– Это его собака, пап. Ты был в армии, мать ему собаку разрешила завести, чтобы сильно не скучал. Дейзи сейчас с ним, собаки попадают в рай, он же не самоyбийца, можно в церкви свечки ставить. И отпевать можно было…

Глава 2.

Отец покинул меня, вышел в прострации. Мне не хотелось его пугать, но я должен был рассказать то, что беспокоит его брата и помочь отцу понять, что же случилось тогда в его молодости. Я лежал один и думал. «Знаешь, чем занимаются мертвые? Они наблюдают за живыми. Особенно, когда те переодеваются или принимают душ!» – Так пошутил отец, когда я закончил рассказ о своих видениях. Хорошая шутка…

На следующий вечер на дежурство заступила та самая медсестра, что утащила мой рисунок. Вспомнил, как был тогда еще настолько слабым, что еле дополз до поста, и там сначала не увидел никого.

Хотелось понять, что я живой, увидеть хоть одну живую душу, и вдруг показалось, что в коридоре кто-то есть. Я поднял голову.

Сердце и так билось тревожно, а тут совсем заколотилось. Уловил запах какой-то незнакомый, привкус во рту металлический появился, ветер подул откуда-то, сильный сквозняк, такой, что волосы шевельнулись. Из-за угла показался парень. Он сначала замер и уставился на меня. А потом медленно пошел в мою сторону. Кроме бедного парня полностью раздетого и худого, как дистрофик, так никого и не появилось… Выслушал его болтовню и удивился.

Говорил парень тихим шепотом, а вот смотреть на него было страшно и жалко. Я еще подумал, что сам такой же, как он. Отвернулся и перестал смотреть, стоял спиной к стене с дрожащими слабыми ногами, которые почти не умели ходить… Когда оглянулся, увидел, как рука его провалилась в стену или как-то неестественно согнулась. Я немного поплыл, и совсем упал. Вернулась медсестра, подняла меня с пола, отругала строго, повела в палату. А после сжалилась:

– Сыночек, миленький, потерпи еще немного, не ходи никуда. Там ты шитый перешитый. Бедненький, лежи, пока лежи, не вставая. Всё, что надо – я подам.

Я знал, что не должен вставать, мне просто хотелось кого-то увидеть, мне было важно знать, что кроме меня в одиночной палате еще кто-то есть.

– Хорошо, буду лежать, – ответил я и улыбнулся, – мне теперь терять жизнь совсем не хочется. Там парень стоял, почему вы к нему-то не подошли? Он еще хуже меня выглядит, вообще кошмар.

А она ответила, что не было там в коридоре больше никого… На этаже только старики и две женщины, а все остальные в реанимации привязанные и в коме, у них самое тяжелое отделение интенсивной терапии.

Удивленный своим галлюцинациям, сразу ей всё рассказал. А потом даже нарисовал парня так подробно, как запомнил.

И вот она снова рядом, в своих больших очках, которые не разбились при падении, или у неё были запасные. Словно не медсестра, а профессор. Посмотрела крупными глазами, поправила причёску. Волосы её были, наверное, красивыми, но стянутыми в тугой гладкий и высокий пучок.

– Я думаю, мне нужно извиниться перед вами, – сказал я.

– Эмиль, вы были правы. Всё так… так, как вы сказали… Но что это? Что это с вами такое?

И снова её голос показался добрым и чистым, без усталости, каким-то свежим.

– Не обращайте внимания, я просто сбрендил, – я улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, уголки губ дернулись и опустились вниз.

– Нет, вы были правы. Его зовут Егор, ему двадцать два года, в шестнадцать лет он получил удар глыбой льда с крыши. Мальчик выжил только потому, что его встречал отец, смотрел в окно…. Отец не стал ждать скорую и сам довез до больницы, где смогли провести операцию. Но он до сих пор в глубокой коме.

Родители надежду не потеряли. Я все расспросила у них подробно. Летом на даче у матери действительно пропало кольцо, подарок от бабушки, довольно старомодное, но это была память. Она стала искать, кто его украл и помнит, что Егорка несколько раз подходил к крыльцу и там копался… Он просил купить ему модель парусника, которую видел у соседского мальчишки. Про бабушку я тоже сказала, все плакали. Её не стало шесть дней назад… Вы были правы… – Она вся нервно дрожала, однако в голосе слышалось облегчение.

– Вы знаете про мою аварию, да? – спросил я женщину.

– Нет, – тут же ответила она, и я понял, что это ложь.

Она уже все про меня знает, ведь пошли третьи сутки с момента, как я нарисовал лицо своего ночного знакомого и попросил рассказать – не лежит ли такой парень где-то в коме, как лежал я.

– Наш экскурсионный автобус был переполнен, он упал с обрыва в пропасть. То, что кто-то остался в живых – это настоящее чудо. – сказал я, – Наверное, авария произошла по вине водителя. Он ехал слишком быстро…

Она ласково улыбнулась и сказала со своим небольшим акцентом.

– Меня зовут Марика. У него отказали тормоза, кажется… Вы должны радоваться такому чуду. Мне сказали по секрету, что вы в полёте сами разбили стекло и выпрыгнули, да? Как супермен! Поэтому вас не придавило металлом, такая высота, просто кошмар! Но всё равно травмы были серьёзные. Вы молодец. Только больше меня не пугайте, тогда будем дружить!

– Не помню, чтобы выбивал стекло, помню только момент невесомости, когда мы падали.

– К вам приходила девушка, пока вы спали. Я попросила её уйти.

– Моя девушка далеко. Наверное, уже бывшая. – улыбнулся я – Как она вам? Красивая ко мне девушка приходила?

– Странная. Медлительная и просто … странная.

Глава 3.

Итак, в коме я лежал семь месяцев. А сейчас жив уже семь дней и вижу что-то странное. Непонятное, неясное… невероятное. Неужели медсестра тоже это видит?

Аварию я помнил. Почувствовал, как поднимает вверх и после первого удара вместе с «моим» креслом отрывается кусок автобуса, и ветер, ветер, в лицо… Все остальные полетели дальше и бились об эти камни, рассыпались, а я остался прибитым. Пристёгнутым и пришпиленным за левый бок – кресло застряло между камнями.

Таким образом, мой полет в пропасть закончился на первом ударе о скалы всплеском боли и пустотой. Что же меня спасло? Чудо? После посадки в автобус я увидел, как мой сосед пристёгивает ремень и в шутку решил тоже пристегнуться. Почему остался прибитым и живым я, а не он?

Меня отвезли в больницу люди на вертолёте, и такие фотографии я видел. Вертолет висел над пропастью, человек спускался по лестнице и привязывал меня ремнями.

Отчим мой всё бросил, уволился и переехал в город на море, где я отдыхал, ближе к больнице. Устроился водителем, и скоро мы с ним должны будем поехать в наш новый дом – он обменял свою дорогую квартиру на дом с доплатой и все это время содержал меня. Я любил этого человека, как родного отца, и подумал, что очень рад остаться в живых, так рад, что сил нет сдерживаться. На глазах показались слёзы, одна слезинка потекла по щеке.

– Эмиль? – позвала меня медсестра. – Что случилось? Ваши глаза стали такими тёмными.

– Ничего, – ответил я и закрыл лицо руками. – Я просто понял, как прекрасно жить и любить.

– Жизнь продолжается, Эмиль, дорогой, можно снова строить планы, скажите, а вы верующий? У вас имя не христианское, – проговорила медсестра и взяла меня за руку. В голосе её на сей раз ощущалось какое-то замешательство. – И пусть всё будет у вас хорошо, вы красивый парень, немного вес набрать, и все будет прекрасно. Могу за вас помолиться?

– Берегитесь воды. – всхлипнул я. – Вам нельзя заплывать далеко, Марика. Меня так назвал отец, моя мать русская и я крещеный.

– Что вы сказали?

Я отнял руки от лица и посмотрел на нее.

– Господи, глаза! – Она вскочила и нервно вскрикнула, – Сейчас вернусь!

Я не знал, что было с моими глазами – оказалось, заплакал «кровавымислезами». В карте так и записала дежурный врач, нервно рассматривая меня, без пробела или запятой. Она была молодая и прекрасная, стройная, с гладкой молодой кожей. Она была юная…

– Как вас зовут? – спросил я и понял, что хочу знать о ней всё.

– Виктория …Альбертовна. Пересядьте на каталку, проедем на энцефалограмму и ТТГ.

Через несколько минут, когда я уже таял от чувства, что она рядом, мы заехали в кабинет. Она начала прикреплять ко мне датчики, и я чуть не схватил её за талию и не прижался к животу. Закрывался улыбкой, мечтал о том, что когда приду в форму, приглашу её на свидание.

– Закройте глаза, – сказал второй доктор, которого Виктория назвала Рафаэль Исмаилович.

Это был небольшого роста мужчина, с залысинами и невероятно спокойным лицом. Не сонным, а именно спокойным. В нем ничто не раздражало меня, я спокойно закрыл глаза и позволил им договариваться и сверять показания с моей прошлой энцефалограммой. Еще они говорили о будущем. Вика сказала, что ей по нраву такая медицина, когда нужно только подлатать человека и отпустить, и больше не видеть его больным или вообще не встречать… Имела она ввиду меня, почувствовала ли, что я смотрю на неё, как на привлекательную женщину – кто знает. Но мне стало обидно.

Тем не менее, я улыбнулся.

Последовал первый вопрос:

– Какие чувства вы испытали после пробуждения? Горечь, обиду, страх?

– Да нет, я не боялся, хотелось домой. Я даже не понял, что со мной было.

– Какие чувства у вас сейчас?

– Вроде как чудо встретил, стал суперменом, про меня в газетах пишут и везде в интернете сообщения мелькают. Радостно жить дальше.

– Почему спрашиваю, многие чувствуют подавленность, вину, депрессию…

– Странно. Подавленность? Вину? За что?

– Я не просто так спрашиваю. Ответьте мне есть ли у вас такие чувства.

– Ну просто странный какой-то вопрос, даже не знаю… У меня когда то бывали дни, когда я был подавлен, но сейчас – это исключено, я ни в чем не виноват, если только перед отчимом, что пришлось работу ему бросить и меня тут пасти…. Но он довольный и счастливый, уже завел много друзей… Объясните мне в чем дело? Вы какие-то странные.

– Эмиль, существует такое психическое состояние под названием «Синдром единственного, оставшегося в живых» Именно единственного.Понимаете? Когда погибает сразу много неродных, незнакомых людей, а один единственный выживает. Если погибает целая семья, кровные родственники, а один из них спасается – ничего не происходит, синдром не подтверждается. Только с чужими. Например, описаны такие случаи, как цунами, обрушение здания, взрыв фабрики, взрыв на вокзале, погибла вся рота в бою, кроме одного солдата, все погибли от отравления водой в поселке, прошел торнадо, катастрофа поезда, самолета, машины, парома, корабля и вот … автобуса. Если остается единственный выживший… У таких людей часто развивается чувство вины за то что другие погибли, а они живут.

Такие выжившие могут считать, что они не достойны жить.

– Ого… Ну этого нету, я не чувствую вины!

Врач так ровно и спокойно это все рассказывал, как будто лекцию читал, и я услышал его просьбу:

– Эмиль, опиши свои чувства.

– Это похоже на приятную ошибку. Знаете, однажды я заказал себе горнолыжный костюм. Дорогой. Взяли с меня предоплату. А половину я должен был оплатить при получении. И мне отдали его за половину цены. Вручили, я расписался. Человеку в пункте я сказал: «Так я же, вроде, не оплачивал!» А он мне ответил, что у меня стоит предоплата сто процентов, готово к выдаче! Это была ошибка, но в мою пользу. И я промолчал… Я так радовался, просто жуть. В то же время, понимал, что это ошибка, и кто-то может заметить её когда-нибудь. И что тогда? Найдет меня по номеру телефона? Что тогда? Я решил, что какой-то бедолага за меня заплатил. Похожее чувство у меня сейчас. Я чувствую себя хорошо, но есть какие-то последствия, конечно. А что касается того, что выжил – очень счастлив. И мне нравится Виктория … Альбертовна. Если она будет снимать с меня эти датчики, привяжите мои руки, иначе я её обниму. Извините.

На следующий день в больницу пожаловали репортёры. Моя медсестра Марика рассказала родственникам парня в коме и они тоже приехали. Видимо, именно эти люди сообщили всем своим знакомым, родственникам, поэтому каким-то образом обо мне вспомнила пресса. В итоге персонал больницы выставил охрану и начал отбиваться от журналистов, которые имели право проходить куда угодно со своим удостоверением, кроме реанимации. Отец предложил нам тихо уехать.

Он уже собрал все рекомендации и даже нашел сиделку: Марика обещала приезжать, делать мне физиопроцедуры, всё, что нужно. Но я был весел, бодр и ходил самостоятельно, а глядя на Вику, мне хотелось того, чего был лишен целый год. Но она только сверкала своими темными глазами в мою сторону и поправляла халатик.

Мы с отцом шли по коридору в другое отделение и переговаривались. Начиналась жара, уже был первый месяц лета, дом наш примерно в получасе езды от Новороссийска, на берегу моря, – прекрасное место. Я последний раз оглянулся и увидел в коридоре возле двери на выход девушку.

Она медленно шла к нам, не спешила.