Kitabı oku: «Сделка с Хозяином 2», sayfa 5

Глава 8. Игорь

Как выясняется вскоре, у всего есть обратная сторона. Хотя по раскладу, ничего не может омрачить моё возвращение в этот грешный мир. А если учесть, что Ника оказалась рядом, да ещё и беременная, то можно считать что жизнь удалась, потому что счастья привалило выше крыши.

И всё же отчуждённость этой красивой девочки, режет глаза, да она её особо-то не скрывает. Смотрит подозрительно, типа ждёт от меня опять, какой-нибудь подставы и это убивает.

В синих глазах чётко читаю обиду и недоверие ко мне, а ещё там куча вопросов, на которые я уже заранее не хочу отвечать.

Сознательно опускаюсь до обещаний и вру без зазрения совести. Пусть у Ники остаётся иллюзия, что она может ходить, куда вздумается, но на самотёк пускать её передвижения я не собираюсь. Поэтому после кафешки, за ней Юра, охранник мой ходил и периодически отзванивался.

Ещё месяц назад я даже представить не мог, что синеглазка умеет быть упёртым бараном, до такой степени. Теперь даже кажется, что я с ней заново знакомлюсь.

Одно радует, что Ника не согласилась уходить, когда Михалыч намекнул, типа ей в палате не удобно. Кусанула аж доктора нашего, хотя это может тоже, из духа противоречия.

В Москву я отзвонился, когда Бодрый из кафе вернулся. Сначала с Прохором разговаривал, потом Пахану набрал.

Главный смотрящий, конечно удивился, когда услышал меня, но радости в голосе, по поводу того, что я живой, не распознал. Он коротко сообщил, что будет в нашем городе, завтра вечером и не прощаясь скинул вызов.

Нагнетать не хочется, я же не истеричка, но надежда, по ходу, умерла во мне, так и не родившись.

Пахана я плохо знаю, мы с ним не пересекались. Он появился пять лет назад, заменил предыдущего авторитета, которого в тачке подорвали.

Отталкиваясь от крайностей, катаю, что вряд ли меня замочат, прямо здесь, в палате. Хотя это может случиться в любой момент, после того, как наш разговор состоится.

Бодрый, всё понимает без слов, сразу даёт по телефону команду, чтобы усилили охрану возле больницы и на этаже.

Начинает казаться, сука, что это, вообще, никогда не кончится. Психую, пиная здоровой ногой по тумбочке. Полторашка со стаканом летят с грохотом на пол.

– Нику, давай к Лёхе увезу, – предлагает лысый, никак не комментируя мой выпад.

– Позже, её ещё подготовить надо, – отвечаю, изо всех сил пытаясь успокоиться.

Сегодня решить, всё равно ничего не получается, сначала надо услышать от Пахана приговор, который он мне вынесет. Даже если он будет озвучен не на прямую, а “между строк”.

Как только появляется синеглазка, переключаюсь на другую волну. Туда, где реальная жизнь, с обидами её и упёртыми капризами, а не вот это вот всё.

Опускаюсь до примитивных подкатов и мне ни хрена не стрёмно, когда предлагаю ей с пододеяльником помочь. Ну, точно, одной рукой, как раз!

Надо отдать Нике должное, потому что отъезжает снисходительно, мне даже смешно стаёт, только не над ней, а над собой. Жалеет меня, скощуху сделала.

Своими глазами наблюдаю, как она мгновенно засыпает и завидую по-белому, такой способности.

За то время, что Ника спит, я все дела успел переделать.

Иду к Михалычу, беру ключ от палаты, чтобы никто не разрушил мои планы и не вломился к нам. Заодно в процедурном делают обезболивающий, который назначен на поздний вечер.

Дремлю пару часов, потом ухожу в коридор, чтобы ответить на Серёгин звонок.

Дичь, конечно, но я даже успеваю соскучиться по ней. Не выдерживая такого марафона по сну, встаю перед диваном на колени, но опираюсь только на одну ногу.

– Привет, засоня, – говорю прямо в губы и не давая оклематься, сразу целую.

Сначала думаю, что мог напугать синеглазку, замечая, как она часто дышит, а когда понимаю, в чём причина, притягиваю её к себе ближе за шею.

– Капец, как хочу тебя, Ника. Нам можно? – спрашиваю, впиваясь в неё, пока только глазами. Хотя едва сдерживаюсь.

– Не знаю, мне завтра к врачу, – отвечает растерянно.

– Поможешь мне? – пытаюсь перетянуть её в сообщники. С нетерпением откидываю одеяло, а Ника внимательно следит за моей рукой.

– А вдруг мне нельзя? – отчётливо слышу, как голос её дрожит от возбуждения и для меня это практически разрешение к действию.

Понятно, что никакого врача я не брал в рассчёт и хотел всё сделать по-другому. Но и это для меня не облом, а просто, небольшая корректировка планов.

Добираюсь правой рукой, до заметно увеличившейся груди, а второй сосок, ртом, втягиваю в себя. Слышу стоны и начинаю опускать руку вниз, наслаждаясь прикосновениями к её нежной коже.

– Немного кайфу, ещё никому не повредило, – отвечаю на вопрос, неохотно выпуская сосок изо рта.

Сглатывает и хватает меня за руку, останавливая.

– Маленькая, я буду очень осторожным, – обещаю, инстинктивно догадываясь, откуда у её страха ноги растут.

Хмурясь, думает несколько секунд и всё же позволяет забраться к ней под плавки.

Пробираясь пальцами между ног, не удивляюсь, что синеглазка там уже мокрая.

Стягиваю с неё треники и чувствую, как тонкие пальчики сжимают мои волосы на затылке.

Запускаю сразу два пальца и заглушаю стоны поцелуем.

В голове проскальзывает мысль, что мне самому-то сейчас, не так уж сильно много надо, чтобы кончить.

Забираюсь на диван так, чтобы Ника оказалась с правой стороны. Чувствую, как здоровая нога трясётся от напряга.

Жду, пока она оклемается от оргазма, потому что всё ещё вздрагивает, а я прижимаю её к себе, одной рукой.

В любой другой ситуации, я бы подождал инициативы от синеглазки. Или перетерпел бы, дожидаясь момента поудобней.

Вот только завтрашний вечер может всё усложнить и это ещё при хорошем раскладе.

Короче, хрен знает, куда кривая выведет, после тёрок с Паханом.

Беру Нику за руку, когда она тянется к футболке. Не хочу, чтобы она одевалась. Её голое тело – отдельный вид удовольствия. Особенно сейчас, с набухшими грудями.

Настороженно косится на дверь, типа только сейчас вспомнила, что сюда могут войти.

– Там закрыто на ключ, – успокаиваю. Кладу её руку на свой пах, не спуская глаз с красивого лица.

Отдёргивает ладонь. В синем взгляде ловлю замешательство и смущение.

Не настаиваю больше. Сжимая челюсти, пытаюсь пережить облом.

Никак не комментирую и продолжаю разглядывать изменившиеся изгибы тела, которые заметно округлились. Совершенными практически стали.

Вдруг Ника тянется ко мне. Задерживаю сбившееся дыхание, чтобы не спугнуть.

– Сними, – просит, взявшись за футболку.

Мне дважды повторять не надо и я освобождаюсь от всей одежды.

Берёт несмело член в руку и переводит взгляд на меня.

– Ника, сожми сильней. Не бойся, – пытаюсь говорить ровно. Но от её прикосновений, возбуждаюсь ещё больше и дышу рвано.

Накрываю хрупкую руку своей ладонью и делаю пару движений. Показываю, как надо.

Наклоняю её, к себе за шею и сразу же углубляю поцелуй. Моя выдержка даёт сбой, поэтому прелюдия отменяется.

Синеглазка, конечно, способная ученица, но только руки, мне мало. За эти две-три минуты, я раз пять порываюсь её тормознуть и усадить на себя верхом. Хочу войти в неё, но обламываюсь.

Чувствует, когда я ловлю приход и останавливается сама. Кисть не разжимает.

Кончаю, утыкаясь в её волосы и вдыхаю знакомый аромат.

– Принеси полотенце, – чмокая Нику в припухшие губы, наблюдаю, как она рассматривает свою руку, в моей сперме. – Всё нормально? – спрашиваю, перетягивая внимание на себя.

Кивает и уходит в ванную. Через минуту уже протягивает мне полотенце.

Натягиваю боксеры и вырубаюсь.

Просыпаюсь от того, что Ника дёргает меня за руку.

– Игорь, – слышу её голос и сразу подрываюсь. Настороженно смотрю на неё.

– Случилось, чё-то? – спрашиваю, вглядываясь в лицо синеглазки.

– Уже нет, – начинает отъезжать и это напрягает ещё сильней.

– Ника, говори, – говорю хриплым голосом, спросонья.

– Я испугалась, просто, – объясняет заикаясь.

– Чего? – всё ещё не доходит до меня.

– Подумала, а вдруг ты снова сознание потерял, – отвечает приглушённо.

– Давай, ещё поспим, – укладываю её, на своё плечо, решая, не разводить эту тему.

Глаза открываю, от тихого стука в дверь. Натягиваю треники, прихватывая футболку с собой и открываю.

– Как дела? – интересуется Михалыч. – Ника проснулась? – пытается зайти в палату, но я его выпихиваю, натягивая на ходу футболку.

Предупреждаю настырного доктора, что не дам будить синеглазку.

Ещё сообщаю, что вечером ко мне приедут очень важные люди.

Через пару часов движуха уже начинается в полный рост.

– Как всё прошло? – спрашиваю Нику, усаживая рядом с собой на диван. Она вернулась от гинеколога и я не в курсе, что значит это недовольство на её лице.

– Прошло и ладно, – отвечает расплывчато.

– У нас всё норм? Или уже надо начинать беспокоиться? – захожу с другой стороны.

Не получая внятного ответа, я иду к Михалычу, узнать, в чём дело.

Он звонит своей коллеге и просит подняться к нему в кабинет.

Женщина, на вид около пятидесяти, имя которой я даже не пытаюсь запомнить, уверяет, что у Ники всё отлично, как и у ребёнка.

На мой озадаченный вид, отвечает предположением.

Оказывается синеглазка ненавидит гинекологическое кресло, а лезть на него всё равно пришлось.

Михалыч предлагает мне трость, когда врачиха уходит. Отказываюсь, оговариваясь, что потом заберу.

Он делает понимающий фейс, решая видимо, что я комплексую перед Никой. Я не спорю и не переубеждаю.

На самом деле собираюсь изображать перед Паханом, типа пострадал больше, чем есть. Вряд ли меня это спасёт, если чё, но отмаза лишней не будет.

– Лёха знает, что ты в городе? – интересуюсь невзначай.

– Ну да, я ему звонила, – отвечает удивлённо Ника.

В памяти всплывает, как мы в прошлый раз хреново расстались. Теперь думаю, что мне, как-то надо уговорить её поехать к брату, но не обидеть ещё больше.

Мы обедаем вместе, доставкой из ресторана.

– Ника, мне надо, чтобы ты к вечеру уехала отсюда, – говорю, накрывая её руку своей.

– Зачем? – снова в синих глазах подозрение и недоверие. Обречённо понимаю, что придётся объяснять подробней.

– Ко мне из Москвы приедут, – поднимаю взгляд и догадываюсь, что сейчас она завалит меня вопросами.

– Я могу, где-нибудь подождать, – предлагает вариант, который нам, вообще не подходит.

– Мне надо, чтобы тебя никто не видел, – начинаю выкручиваться.

– Это то, о чём мне Рома говорил? Тебе опять, что-то угрожает? – спрашивает дрожащим голосом.

– Нет, конечно. Бодрый делов не знает, вот и наговорил тебе дичи всякой, – пытаюсь придать тону незамороченности, но получается так себе.

– Ты врёшь, – сжимает губы и отворачивается.

– Отвечаю, Ника, я разберусь во всём и утром уже приеду к тебе, – в эту минуту, больше всего на свете хочу, чтобы это утро, где я хрен знает, как разобрался, настало прямо сейчас.

Глава 9. Игорь

Ника парит мозги до талого. То одно забыла, то другое.

Мы с Бодрым, откровенно нагруженные, наблюдаем молча, за её суетой. Где-то в глубине подсознания, я практически уверен, что так должно быть.

Попробуй скажи, хоть слово, этой сопящей девчонке и она зацепится за него, как за причину, чтобы остаться.

Наконец синеглазка натягивает на себя пуховик и смотрит на меня таким взглядом, типа ждёт, чтобы я остановил её.

Матерюсь про себя, самыми грязными ругательствами, проклиная весь преступный мир. Тут же, зачем-то думаю – хорошо, что моя мать не знает, как я умею лаяться. Короче, в голове хаус.

– Пока, – пытаюсь изобразить улыбку, зная заранее, что не дождусь ответа.

Пялюсь на закрытую дверь, наверное, целую минуту. Разворачиваюсь и обвожу взглядом палату.

Диван собран, одеяло с подушками унесли к Михалычу в кабинет. Как если для больнички, то всё выглядит вполне цивильно, а на остальное похрен.

Всерьёз думаю, чтобы позвонить Михалычу и попросить поставить мне капельницу. Для усиления образа больного, но потом обламываюсь.

Вечер, понятие растяжимое, они же не сказали во сколько точно приедут. Поэтому я забираюсь на свою койку. Укрываюсь тонким одеялом, лежу и смотрю в потолок.

Вместо того, чтобы придумывать, какую-нибудь жизнеспособную отмазку для Пахана, я продолжаю думать о Нике.

Даже если она опять обиделась, то сейчас это мелочи, которые я не считаю проблемой. Как только разберусь, сразу к ней рвану и мы помиримся.

Усмехаюсь своим мыслям. Понимаю, что синеглазка с Бодрым, скорее всего, ещё из здания больницы не успели выйти. Зато я уже к ней собрался.

Задумчиво шарю глазами по белым стенам. На звук открывающейся двери не реагирую. Решаю, что это Михалыч или медсестра пришла укол ставить.

– Клим, братан, ты как? – слышу голос Прохора и резко поворачиваю голову в его сторону.

Первое, о чём я догадываюсь, это то, что они стопудово пересеклись с лысым и Никой, где-нибудь в коридоре.

– Живой, вроде, – отвечаю и цепляю глазами Пахана.

Сталкиваюсь с его тяжёлым взглядом, но смотрю дальше, не прерывая зрительный контакт.

Хочу, чтобы столичный смотрящий, прямо здесь и сейчас начинал осознавать, что не стоит на меня давить, угрожая например Никой. Это очень плохая идея.

В запаре забываю про больное плечо и порываюсь опереться на левую руку.

– Э-э, давай, без героизма, – хмурясь, предупреждает Серёга, глядя, как я со стоном, падаю обратно на подушку.

Стискивая зубы от боли, сажусь в кровати и протягиваю ему ладонь, чтобы поздороваться. Забываю про свои планы, изображать потерпевшего.

Пахан неторопливо скидывает пальто на диван и тоже идёт ко мне.

– Я смотрю с тобой шутки шутить не собирались? – показывает головой, на моё левое плечо. – На глушняк валить хотели, да промахнулись? – намекает, что целились в сердце. Жмёт руку, но не уходит. Сверлит взглядом, видимо ждёт ответа.

В этот самый момент, в моей памяти всплывает картинка, где лысый прикрывает меня собой и толкает левой рукой, стоя полубоком.

– Не промазали, близкий прикрыл, – уточняю.

– Повезло тебе, – в интонации Пахана улавливаю, что-то типа зависти и не могу врубиться, в чём прикол.

– Да уж, я по жизни везунок, – усмехаясь, я сдерживаюсь, чтобы не начать перечислять “самые яркие” эпизоды моей удачливости.

– Ты не в курсе, наверное, – садится на диван и закидывает ногу на ногу. – Моего близкого убили, башку ему на разборках прострелили. Как раз за день до вашей стрелки с этим сосунком, – поясняет Паша и смотрит на носок своего туфля.

Только сейчас я замечаю, что он в чёрной рубашке и костюм тоже на нём чёрный. Значит в трауре, по Оспе.

– Мои соболезнования, братан, – произношу заторможено, не скрывая, что в шоке, от его новости.

– Оспа, почему-то считал, что раз он, моя правая рука, то пули должны его облететь. Но пуля – дура, – возможно у меня с головой, чё-то не то, но я чётко слышу неприкрытый намёк.

Перевожу взгляд на Прохора, но он сидит с непробиваемым фэйсом.

Молчу и уже начинаю думать, может Пахан мне тоже смерть предскажет. Ну так, за косяки мои, чисто между делом.

Теперь мне уже не чудится, я почти уверен, что это он Оспу приговорил. Не захотел позориться на весь криминальный мир, просто убрал его. Не сам, конечно, но не в этом суть.

Представляю себя, на месте Паши, а Бодрого ставлю мысленно туда, где Оспа был и мне сразу удавиться хочется.

Сейчас я вполне согласен, что мне повезло.

Успокаивает одно – я точно знаю, что Бодрый лучше по шее от меня получит, чем наворачивать, какие-то делишки станет за моей спиной.

– Так я не понял, ты нахрена попёрся на эту стрелку? Да ещё в лес? – спрашивает с наездом Паша и косится на Серёгу.

– Прикинь, это чучело обдолбаное, вдруг решил бы меня, где-нибудь в городе замочить? Ему точно было бы насрать, что он может, кого-то левого зацепить. Это Бодрый в курсе, что со мной рядом находиться опасно. Но это его выбор, – говорю, как есть, понимая, что самый главный смотрящий, прилетел на “край света”, только из-за меня.

– Да он и Ромку хотел ко мне в Москву отослать, – сдаёт меня Прохор с потрохами. – Я во время чухнул, что Бодрый пошлёт меня, куда подальше, поэтому и не стал тогда, ничего ему говорить, – добавляет, не глядя на меня.

– Я не понял, чё за хрень, Клим? – его брови стремятся к переносице. Пахану явно не нравится то, что он сейчас слышит. Сжимаю челюсти и кошусь на Серёгу. – Рассказывай, давай. Всё, с самого начала, я никуда не тороплюсь, – показательно садится в свободное положение и смотрит настырно, в ожидании трешовой истории.

Пока ещё, я не чувствую себя, как на допросе, но и “амнистией”, даже близко не пахнет.

– Сухаря знаешь? – спрашиваю, отключая все свои эмоции. Разговаривать будем хладнокровно и только по делу. Мне не нужно снисхождение.

– Ну так, слышал вроде, чё-то, – отвечает расплывчато, явно не врубаясь к чему я веду.

– Короче, мы с Богданом, на зоне вместе сидели, он в карты играл, – вкратце пытаюсь нарисовать портрет, бывшего владельца “Зажигай”. Заодно и причину по выразительнее расписать, нахрена я, вообще, во всё это влез. – Катало он был здравый, за долги никого на ремни не резал и на проценты не ставил. В общак отстёгивал с каждого выигрыша, да и тут на свободе платил исправно, – сознательно-нудно перечисляю все заслуги Сухаря, перед преступным миром. Пахан должен понимать, что я не мог не помочь ему. – Нормальный он чувак, но встрял по-крупному. Проигрался конкретно в подпольном казино и не единожды, – снова поясняю. – Вот и позвонил мне, по весне, предложил выкупить у него стриптиз-клуб, хотя покупатель другой, сразу нашёлся. Клубешник раскрученный, самое популярное место в городе у молодёжки, – пока включаю “заставку”, из дежурных слов, думаю, как обойти упоминание о Нике. – Пять секунд, – предупреждаю и беру телефон.

Звоню Бодрому, чтобы узнать, где он.

Оказывается лысый уже оставил синеглазку у Лёхи и едет обратно в больницу.

Говорю ему, чтобы заехал в гостиницу и в ресторане сказал кашеварам, пусть чай покрепче заварят.

Чифир для нас, бывших арестантов, как трубка мира для индейцев.

Конечно, я уже давно не сижу так плотно на чае, как к примеру раньше на зоне было. И всё же частенько бывает, что на движухе, пересаживаюсь на чифир, если уже кофе не берёт, когда надо не спать.

– Нахрена Сухарь тебя дёрнул? Слил бы свой клуб, этому “Зёме” и катать сейчас, было бы нечего, – хмыкает недовольно Пахан.

– Богдан всё правильно сделал, разумно поступил. Отдал злачное место в надёжные руки. Это я всё на самотёк пустил, – цокаю языком, каясь прилюдно.

– В смысле? – хмурится.

– Я несколько месяцев в этом клубе не показывался, после того, как он моим стал, – признаюсь честно. – А другим претендентом, кстати, на покупку “Зажигай”, был Михей. Тот самый, который стрелял в меня, – наконец произношу и наблюдаю за реакцией столичного авторитета.

– Был он у меня в Москве, но я не воспринял всерьёз слова этого мажора, – вид у Паши откровенно охреневший. – Папиком своим, заммэром, прикрывался, как щитом. Я ещё подумал тогда, что синтетика, это не то, что ранишный герыч. От разноцветных таблеток, сосунок, вообще связь с реальностью потерял, раз решил, что может за свои сраные бумажки, смотрящим здесь стать, – говорит оправдывающимся тоном. – Я даже деньги его сраные не взял, чтобы общак не замарать. Отмахнулся тупо, – теперь в голосе чётко слышится сожаление, потому что понимает – недооценил он торчка. – А про тебя сказал, что.., – в этот момент дверь в палату открывается и в проёме появляется Бодрый с пакетом в руках.

Мы троём наблюдаем, как он проходит к столу и вытаскивает термос.

– Ромыч, спасибо, – говорю, сползая с кровати. Он смотрит на меня недоверчиво. – Давай, дальше мы сами, – подхожу к столу и сам вытаскиваю кружки. Не хочу, чтобы лысый тут, как шнырь воспринимался. – Метнись к Михалычу, он мне трость обещал. Притащи, а? – озадачиваю, чтобы он здесь не метлесил.

– Щас, принесу, – направляется обратно к двери.

– Ну и чё там, про меня Михей сказал? – напоминаю Паше тему прервавшегося разговора.

– А да. С понтом вы с ним биксу, какую-то не поделили. Типа шлюху клубовскую, – смотрит вопросительно.

Глава 10. Игорь

Далеко не сразу я догадываюсь, что сейчас речь идёт о Нике.

Потом хрен знает сколько, таращусь в стену, как глушённый судак.

Можно сказать, что я потерял нить разговора, но мой мозг упорно ищет выход.

Включаю внутреннюю медитацию, тоже хрен знает, откуда она во мне взялась. Напоминаю себе, что неадекватное лицо психа, этим двоим, никак показывать нельзя.

Прохор с Паханом внимательно наблюдают за мной, но тишину никто не решается нарушить.

Медленно и обречённо рассказываю, при каких обстоятельствах мы встретились с синеглазкой, когда понимаю, что выкрутиться не удаётся.

Не упускаю того, как Лёху избили и, что в итоге Ника раскрыла Михея. Подставилась дурочка, очень рискуя, своей нежной “шкуркой”.

Серёга слушает с выпученными глазами, не моргая. Ему же я про бывшую стриптизёршу тоже ничего не говорил.

– Надо было убить этого мудака, к херам собачьим, – возмущённо выдаёт Паша.

– Он и так его чуть не убил, но я не дал запинать эту козлину до смерти, – стоя в дверях говорит Бодрый. – Сорян, я не хотел встревать в разговор, – подносит мне трость и уходит из палаты.

– А чё не сказал мне про Нику, когда я к тебе прилетал? – спрашивает с наездом Прохор.

– Опасно было, потому что. Михей же ещё живой бегал, – тут же озвучиваю обоснованную причину.

– А сейчас? – приподнимает правую бровь, всё ещё не отменяя свою претензию.

– А сейчас, это личное, – нагло заявляю. Не привык, чтобы в мою жизнь, без спроса ломились.

– Да видели мы твоё “личное”. Они с Бодрым у лифта стояли, когда мы выходили, – подтверждает, с усмешкой Серёга мои догадки. – Красивая, – смотрю на него в упор, чувствую, как ноздри раздуваются.

– Да не пыхти, – начинает смеяться Паша, глядя на нас. – На свадьбу-то позовёшь? – интересуется вдруг.

– А я доживу до неё? – отвечаю вопросом, переводя взгляд на главного в нашей собравшейся бандитской шайке.

– Ты решил, что я убью, что ли тебя, за этого обдолбыша? – кривится в издевательской ухмылке.

– Дело же не в том, кого я убрал, а в том, каким методом это было сделано, – продолжаю выяснять свою дальнейшую участь. – И не сказать же, что я не хотел эту тварь замочить, очень хотел, но чтобы без последствий, – пытаюсь спровоцировать Пахана. Хочу, чтобы он ответил на все мои вопросы, как есть. Смотрит на меня в замешательстве, поспешных слов не торопится произносить.

Пользуясь его заминкой, я воспроизвожу в подробностях, как Михей припёрся ко мне в офис с чемоданом бабла. Тоже же хотел выкупить у меня место смотрящего за городом.

Когда заканчиваю историю, Прохор с Паханом откровенно ржут. Я даже не стал умалчивать, что угрожал трахнуть мажора.

– Дырявый смотрящий, – хохочет Паша, вытирая слёзы. – Сука! Это полный атас! – ещё сильней закатывается смехом. – Чё серьёзно, присунул бы ему? – спрашивает немного успокоившись.

– Не-е, ты чё! Фу, нахрен! – меня передёргивает от накатившего приступа брезгливости.

– Сижу, слушаю тебя, Клим и осознаю прямо здесь, что моя жизнь – сплошная скукотища, по сравнению с твоей, – его слова похожи на, какую-то извращённую похвалу.

– Да видал я такое веселье, знаешь, где! – показываю своё отношение. – Ты, Паша, от ответа не уходи. Мне, как-то не светит всю оставшуюся жизнь оглядываться и в догадках мучаться, – возвращаю в заданную тему. Животрепещущую.

– Клим, вот ты докопался. Чувствуешь за собой, чё-то? – отмазывается с сарказмом.

– Нет, естественно. Но это же не отменяет того, что я нарушил законы преступного мира, – произношу вслух то, что не давало мне нормально жить, больше месяца.

– Кому нужны эти понты? – усмехается со злостью.

– Паша, это не понты! Я сдал высокопоставленного клиента “красным”, – говорю, не выдерживая этого хождения вокруг, да около.

– Всё правильно – козла всуропил козлам. Мы же не можем его судить по нашим законам. В нашем мире, он никто, а точнее покойник, – усмехается. – По сути ты сделал мою работу, хотя я сам должен был разбираться с этим дерьмом, – неожиданно признаётся Паша. – Это же я отпустил сосунка, уверенный в том, что проблем от него не будет! А на деле, он вон чё наворотил! Благодарность я тебе не буду выносить за это, сам понимаешь, косяки признавать не хочется, – не сдерживаюсь и смеюсь в голос. По его виду, даже приблизительно не похоже, что он чувствует за собой вину. – Мы тупо забудем про северного заммэра, который лохом оказался и про его дебильного сынка, которому под приходом померещилось, что он вжаренный, всех под себя подомнёт, – вот сейчас видно, как Пахану противно, всё это говорить. – Всем, кто в курсе подробностей, как Михей старший угрелся в тюряшку, не выгодно рот открывать. А это и есть самая надёжная гарантия, что информация никуда не уплывёт, – и тут с ним не поспоришь. – Даже прокурорский заполучил, что хотел, – подкалывает, глядя на Прохора. В курсе значит, как мы это всё провернули. – Короче, с этим я проблем не вижу. Хуже всего, что ты соскочить решил, а я так просто отпустить тебя не могу, – смотрит на меня задумчивым взглядом, и я не врубаюсь, что означают его слова.

Зачем-то вспоминаю, как Прохору, в своё время, воевать пришлось, когда он захотел отойти от дел. Не верится, конечно, что мне тоже “по-хорошему” свалить не дадут, но по ходу, именно на это Пахан сейчас намекает.

– Придётся поделиться нажитым добром. Половину твоего имущества забираем. Сам понимаешь, общак – это святое, – я всё ещё настороженно вглядываюсь в Пахана, кажется, что он, чего-то недоговаривает.

– И всё? – спрашиваю подозрительно.

– Ну, нет, конечно. Ты можешь, вместо того, чтобы недвижимость и бизнес свой пилить, просто деньги отстёгивать, на постоянной основе. Как по мне, то это вполне справедливо, – Паша начинает оправдывать, систему криминала. – В идеальном варианте, я бы тебе сам денег дал, сколько скажешь, лишь бы ты остался, – сразу мотаю отрицательно головой, чтобы он не тратил зря слова.

– Я и имущество попилю и деньгами буду платить. Меня всё устраивает, – озвучиваю своё согласие, хотя всё ещё не верю до конца, что отделался “лёгким испугом”.

– Давай потом всё обговорим, – встаёт с дивана. – Где я ещё такого смотрящего найду? – недовольно поджимает губы.

Жмёт нам с Прохором руки, по очереди и молча выходит из палаты.

– С погодой-то чё опять? – непонятно кого, спрашивает Серёга, стоя у окна. – Мало того, что холодина жёсткая, так теперь ещё и метёт, – ухмыляется, типа поражается.

– С понтом ты не в курсе, куда прилетел, – угараю над ворчанием другана. В отличии от него настроение у меня охренительное. – Тебе погода-то хорошая, зачем понадобилась? – интересуюсь на всякий случай.

– Мне завтра, кровь из носа, надо в Москву попасть. Катюха моя замуж выходит, – выдаёт с забычиным фейсом.

– О! шустрая она у тебя, – говорю, переваривая услышанное.

– Так я дедом скоро стану, – сообщает с довольным лицом.

– Поздравляю, братан, – протягиваю руку на радостях, но свою подобную новось, всё же умалчиваю. – А сюда-то, нахрена припёрся? – задаю бесполезный вопрос, ответ на который ничего не изменит.

– Хотел лично убедиться, что вы оба живы останетесь, после такого базара, – поворачивается ко мне.

Звоню Бодрому. Он уехал в гостиницу, проконтролировать, чтобы Пахана обслужили на высшем уровне.

Озадачиваю его, чтобы пробил, как можно выбраться на большую землю. Догадываюсь, что снегопад только набирает обороты.

Пишу смску Нике, что у меня всё норм и я живой, почти здоровый. Время, уже около двенадцати ночи. Отправляю.

Ответа нет, ни через минуту, ни через десять.

Набираю Лёху. Он говорит, что синеглазка оказывается уже дрыхнет.

Невольно улыбаюсь, вспоминаю, что она почти всё время спит. Не поверил бы, если бы своими глазами не видел.

Ромыч перезванивает, где-то через час и говорит, что улететь можно, только с вахтовиками из соседнего города. И не до Москвы, естественно, а до Тюмени.

Передаю Прохору, он понятное дело, соглашается. Выбор здесь, только такой.

В два часа ночи мы уже выдвигаемся, на тачке Шмеля, с ним же за рулём. Это на словах звучит просто, а так-то, до соседнего города, сто с лишним километров по заледеневшей трассе, да ещё погода паршивая.

По дороге звоню Мишане, однокласснику своему. Он летун, как выяснилось несколько лет назад, а Ленка, сестра его младшая – стюардесса.

Короче, автоответчик его голосом говорит, что он не может ответить на звонок, потому что сейчас в небе.

От нечего делать, спрашиваю Серёгу, откуда он Пахана знает. Оказывается они корефаны, ещё с зоны, с девяностых знают друг друга.

– Пашка воевал на моей стороне, когда я решил спрыгнуть с криминала. Он даже не в милость попал к тогдашнему авторитету, – усмехается Прохор, вспоминая былое.

– А чё ты мне не сказал? – чуть ли не подрываюсь с сидения и смотрю на него с наездом.

– Когда?! Ты же в последнюю нашу встречу, как в воду опущенный ходил. Вряд ли бы тебя такая новость впечатлила, – мысленно перемещаюсь в то время и мне мгновенно становится херово. – А по телефону, сам знаешь, такие вещи не обсуждают, – добавляет. – И, вообще, ты меня до усрачки напугал, своей этой отключкой, – чувствую, как разговор начинает перетекать в другое русло и усмехаюсь.

Через пару часов, мне перезванивает Мишаня.

Объясняю нашу жопную ситуацию и спрашиваю, нет ли у него знакомого лётчика в Тюмени.

Есть оказывается, но он частник. Зато летает в любую погоду, хоть и берёт за это дорого. Как раз, то что нам надо.

Мишаня обещает договорится со своим знакомым и скидывает его цифры.

Вылет вахтовиков, намечен на шесть, мы приезжаем за полчаса, даже кофе ещё успеваем попить.

Снегопад под утро утихомиривается и я прощаюсь с Серёгой со спокойной душой.

Обратно добираемся заметно быстрей.

Говорю Шмелю, чтобы увёз меня на Лёхину хату, когда заезжаем в наш город.

Бодрый молча протягивает мне ключи, поворачиваясь с переднего сидения.

– Лёха, наверное, уже на учёбе, – отвечает на мой вопросительный взгляд. – Тебе помочь? – интересуется.

– Не надо, я сам, – показываю ему трость и лысый начинает угарать. Шмель тоже ржёт, глядя на меня в зеркало. – Ну, а чё. Хромой фраер – бывает же такое, – прикалываюсь вместе с ними, без обид.

Стою в дверях и не могу глаз оторвать от спящей Ники. Подхожу к кровати и сажусь на пол, веду себя тихо, чтобы не разбудить.

Вглядываюсь в её расслабленные черты лица и уже не помню, с какой конкретно целью сюда шёл. Сижу ещё несколько минут и забираюсь на кровать, решая, что разговор никуда не денется, поэтому его можно отложить на потом.

Улавливаю запах волос синеглазки, который мне мерещился в отключке и зарываюсь в них лицом. Прохожусь рукой по бёдрам и по-хозяйски засовываю их под майку.

Ника не сильно дёргается и замирает, а я целую её в шею, поднимаясь поцелуями к миниатюрному ушку.

– Привет, маленькая. Ты так пахнешь обалденно.., ммм.., – шепчу ей.