Kitabı oku: «Стикс», sayfa 5

– На выход, лечило. Товар готов?

– Насколько вообще может быть готов, – проворчал доктор, вставая из кресла.

Она потянулась обнять его на прощанье, но толстяк с невероятной для себя ловкостью вывернулся и вышел. Дверь закрылась. Светлана закрыла лицо руками, не желая смотреть на то, как милую блондинку развезет от наркоты.

Женщина радостно застонала и снова вытянулась на постели. Какие прекрасные простыни. Как невероятно мелодично они шуршат. Какой сочный, насыщенный красный ее окружает. Клубящиеся облака на потолке разошлись и сквозь разрыв в тучах подмигнул розовощекий купидон. Чьи-то руки бесцеремонно стащили с нее трусы, грубо раздвинули ноги. Она громко сладострастно застонала.

* * *

Стикс тихо застонал. Она не придет. Осознание этого факта настигло его опустошающей безысходностью.

– Она не придет, – повторил он вслух, словно это помогло бы ему смириться.

Возможно, он проспал то время, когда Светлана звала его с шумной улицы или может после вчерашнего дождя подруга просто-напросто простудилась и сейчас лежит дома с температурой. У него ведь даже нет сотового, чтобы она могла предупредить об этом.

Стикс вздохнул. Да, разумеется. Это просто нелепая случайность, небольшая неудача в море таких же. Пройдет несколько дней, а может и неделя, и они снова встретятся и посмеются вместе над этим казусом. Сейчас же, ему надо спешить домой к своей несчастной матери. Он нужен Анастасии, чтобы напоить лекарствами, дать конфет и даже просто поговорить. К тому же, вчера он совсем не убрался в комнате матери, впервые за много лет. Необходимо это исправить. Вот только денег на конфеты совсем не осталось. Может, получится украсть в супермаркете?

Художник крепче прижал к себе папку. Воровать было плохо, но никто не даст ему конфет просто так, а матери они необходимы. Пока разум метался, оспаривая собственные аргументы, ноги сами вывели из тупика на широкую улицу. Продолжая спорить с самим собой, Стикс неуклонно приближался к супермаркету.

Если украсть совсем немного конфет, а много ему и не надо, большой беды не будет. Люди каждый день воруют в супермаркетах понемногу. Некоторые прямо в зале съедают продукты и просто кладут упаковку на место. Не вычтут же это из зарплаты работников. Или все-таки вычтут?

Автоматические двери беззвучно распахнулись. Ещё ничего не сделав, но так и не придя к какому-либо решению, художник замер на пороге. Он стоял и потерянно смотрел на ярко освещенный зал, пока чей-то грубый голос не окликнул:

– Эй, парень, ты либо заходи, либо вали отсюда! Хорош людей морозить!

Стикс автоматически сделал шаг внутрь, потом другой. Словно не имея никакого отношения к своим ногам, художник будто со стороны видел как удивительно похожий на него парень входит в супермаркет. Двери за его спиной сомкнулись с тихим механическим звуком, но второй Стикс никуда не исчез. Он поднял взгляд на двойника, всё больше убеждаясь в нереальности происходящего. Ни у кого в этом городе больше не было таких ярких тёмно-синих глаз. Художник неуверенно поднял руку, протянул навстречу самому себе и вздрогнул, наткнувшись на холодную поверхность необычно чистого зеркала.

– Только сегодня сменили, – расхохотался толстяк охранник. – Ещё ни один уебан не загадил.

Стикс неуверенно рассмеялся в ответ. В городе и правда сложно было найти хоть одно не разбитое и не разрисованное похабщиной зеркало. Даже дома единственное зеркало пересекала огромная трещина, а сальные отпечатки навсегда оттенили когда-то блестящую поверхность. Настоящее, чистое, новое зеркало путало мысли, вводило в заблуждение, не давало никаких подсказок о нереальности отражения. Как жаль, что оно проживет таким совсем недолго.

– Слышь, ты обгашенный, что ли? Я, конечно, всё понимаю, но сколько можно торчать тут, будто в музей, а не в магаз припёрся?

– Простите, – Стикс с трудом заставил себя прекратить пялиться в отражение. Зеркальный двойник всё больше казался ему реальным, более реальным, чем всё вокруг.

Словно в бреду, художник двинулся по длинной линии между полками с товарами, дошел до конфет и остановился. Если он возьмёт одну или две, никто и не заметит пропажи. Наверняка это заложено в стоимость остальных конфет, наверняка всё посчитано. Или, из-за того, что в городе регулярно воруют, за всё ворованное будет отвечать этот охранник? А если поймают, то кто будет ухаживать за его бедной матерью, пока он будет сидеть? Отец не будет этим заниматься. Он, хорошо, если принесет Анастасии стакан воды.

Стикс протянул руку к стеллажу, сжал в кулаке несколько конфет. Может если он подойдёт к охраннику и вежливо попросит, ему не откажут? Не обязательно ведь воровать. Люди не должны страдать от того, что у него нет денег. Но ведь тогда им точно придется платить, а если пропажу не обнаружат…

Свет в зале погас, и художник вздрогнул, выронив конфеты.

Сквозь распахнутые двери из тьмы в магазин ворвалась метель. Белые хлопья, первые в этом году, показались Стиксу дурным знамением. Он тупо стоял и пялился на летящий снег и темноту снаружи. Небеса устали терпеть его присутствие на земле. Это знак, точно знак. Вот и полы уже окрасились багряным, предвещая беду. Художник задохнулся от жуткой вони разлагающихся тел, закрыл лицо рукой.

– Слышь, долбоеб, ты либо покупаешь, либо валишь нахуй. Здесь тебе не приют для бездомных, наркоман сраный.

– Простите.

Так ничего и не взяв, Стикс поспешил прочь из магазина в чёрно-белое марево. Он должен скорее идти к своей матери. Быстрее, бегом, даже если ледяной ветер не даёт вдохнуть и прожигает тело до костей. Мокрый снег облепил лицо, кружевные льдинки лезли в глаза, в нос, в рот. В безлунную ночь городские здания казались чудовищами, склонившимися над своей добычей. Ещё никогда в городе не было так темно.

Художник споткнулся и упал. Кажется, сбил ладони, но умудрился уберечь костюм. Как глупо. Зачем ему теперь этот костюм, когда мир буквально рушится?

Непонятно каким чудом, ноги сами привели к нужному дому. Ещё несколько падений по дороге сделали Стикса похожим на члена итальянской мафии сразу после крупной разборки. Весь измазанный грязью, в синяках, крови и дорогом костюме не по размеру, он стоял у кованых решёток соседского окна.

Тот ли это дом? В городе много одинаковых строений, не хотелось бы попасть в чужую квартиру при отключённом свете. И всё же нет иного способа кроме как заглянуть в окно. Свои рисунки на стенах художник узнает даже в полном мраке наощупь.

Решетка громыхнула под его весом. Хорошо, что на ней есть поперечины. По прямым палкам он бы в жизни не забрался. Позже он обязательно извинится перед соседями, которым причинил беспокойство этим грохотом. Вот и подоконник второго этажа. Пальцы нащупали на стене знакомые мазки. Повезло. В кои-то веки повезло.

Стикс попытался бесшумно спрыгнуть на пол, но зацепился за что-то ногой и ввалился внутрь с диким грохотом. Он замер.

Прошла секунда, другая, вечность. Ни слабого голоса матери, ни ругани отца. Наверное, мать просто крепко спит, а тиран ушел за пойлом. Стикс осторожно поднялся на ноги, ощупью прошел вперёд.

Яркий свет хлынул внутрь и прежде чем художник осознал что происходит, кто-то повалил его на пол. Словно включили звук, который до этого отсутствовал, раздались крики:

– Лицом в пол! Лежать, я сказал!

– Я… Ничего не сделал.

– Это следователь разберётся. Пошли.

– Нет! Подождите! Мне надо дать маме лекарство! Она умрет без него!

Фонарь осветил пустую комнату, столик, заявленный упаковками с лекарствами, смятую постель, на которой никого не было. Стикс обмяк в руках милиционеров. Он ещё успокаивал себя тем, что мать просто увезли в больницу, может стало хуже и понадобилась помощь, но сердце рухнуло, почуяв беду.

– Здесь никого не было, когда мы пришли, – неожиданно мягко сказал один из оперативников. – Но это не обязательно значит самое худшее. Может она просто…

Свет снова прошёлся по кровати, тумбочке.

– Может, ей пришлось поехать в больницу?

Художник машинально кивнул. Конечно. Анастасию просто забрали в больницу. Конечно, это плохо, ведь это значит, что стало ещё хуже, но с другой стороны – ведь там точно позаботятся о его бедной матери, принесут все необходимые лекарства, пусть даже не будет сладких конфет, чтобы заесть таблетки.

– Завязывай с ним рассусоливать, – второй милиционер сплюнул. – Этого нарика подозревают в похищении и убийстве молодой женщины. Ты чё, правда веришь в весь этот спектакль? Этот извращенец даже нарисовал деваху в багажнике.

Стикс похолодел. Кого-то убили? Сердце гулко бухало у горла. Глаза расширились от ужаса. Он ничего не делал, но что если его вечная спутница – неудача, перекинулась на тех, кто слишком близко с ним общался? И тогда похищенная и убитая… Светлана?

Желудок скрутило от подкатившего ужаса. Пальцы мелко задрожали. Он почти не осознавал что происходит вокруг, почти не чувствовал как два милиционера вытащили его из квартиры, спустились по лестнице.

– Я так и знал, что ты поплатиться за кражу моих вещей, гаденыш, – в нос ударил резкий запах табака, смешанного с алкоголем и отвратительным смрадом не леченных зубов. – Оставьте этого гада мне, меньше мороки будет. Я его во дворе прикопаю.

– Дело больно громкое, так что не в этот раз, мужик.

– Но ты можешь прийти к нему на свидание, если так охота кулаки почесать.

– Я ничего не сделал, – пересохшими губами прошептал художник.

– Ты как минимум украл мои вещи, урод! – тяжелый кулак ударил точно в висок. – А ещё из-за тебя умерла Анастасия! Сгорела за час после твоего уебанского прыжка из окна!

Стикс задохнулся. Мир поплыл, подернувшись гнилостно-коричневыми пятнами, в ушах зазвенело. Удары чудились словно сквозь большую плотную подушку. Безвольной куклой он болтался в руках правоохранителей, пока отец молотил по нему словно по боксерской груше. Боли не было. Лишь абсолютная всепожирающая пустота.

* * *

Боли не было. Лишь абсолютная всепожирающая пустота, оставшаяся где-то внизу живота. Света не знала сколько прошло времени, сколько мужчин побывало в её вагине. Звенящим предчувствием распирало голову изнутри так же сильно как сильно хотелось блевать. Свесившись с атласных простыней, Светлана исторгала на красный ковер жалкие остатки последней еды, перемешанные с желчью. Комната была пуста. Даже проклятый врач, сидевший с ней всё время до потока странных мужчин, не желал прийти помочь ей. Даже бутылки воды не было поблизости, равно как и сил доползти до ванной или хотя бы застонать.