Kitabı oku: «Если бы ты знал», sayfa 2

– Терминатор?– переспросил шепотом Илья. – Серьёзно?

Я отмахнулась.

– Не спрашивай. Лучше объясни, что за черт этот гастро…

– Энтерит.

– Ага, точно. И почему у нас именно он, а не сотрясение.

Илья пояснил:

– Парень отлично реагирует на свет, выполняет все тесты, нет расфокусировки, он не теряет сознания и вообще достаточно активен.

– Это же мальчик. Все мальчики активны.

– Удар по голове даже активных успокаивает, поверь.

Сузив глаза, я отчаянно захотела врезать ему по макушке чем-нибудь тяжелым и проверить эту гипотезу.

– При пальпации живота была боль.

– Так его выворачивает наизнанку сутки. Конечно, заболит живот, – я не сдавалась.

– А накануне вы были у дедушки, где парень вряд ли мыл руки, ел клубнику с собакой и смотрел «Терминатора».

– «Терминатор» тут при чем?– окончательно запуталась я.

Илья усмехнулся. Захотелось ему врезать еще сильнее.

– «Терминатор» ни при чем. Просто вы сменили привычное место жительства, где все микробы уже родные. Незнакомый биогенном, скорее всего, стал возбудителем воспаления в желудке. Или кишечнике. Понос был?

– Не было.

– Значит, желудок.

– О боже, – я прижала руку ко рту, чтобы не завыть. Илья разложил все по полкам, и я поверила. – Значит, нет никакого сотрясения?

– Только сплошное потрясение мозга, вызванное тревогой и врачами.

– И бесконечной рвотой, – добавила я.

– И ей, да. Парень и на кровати крутился, потому что живот болел. Так что падение – это следствие, а не причина.

До меня наконец дошло, что нет никакого сотрясения. Сразу улетучились страхи о последствиях травмы, гематоме в мозге, осложнениях в виде отклонения в развитии. Железный прут напряжения, который торчал у меня в спине, рассосался в одночасье.

Я расслабилась, плечи опустились, морщинка между бровями расправилась. Я даже немного сползла в удобном кресле и пробормотала:

– Ничего себе.

Илья тактично дал мне минуту прийти в себя. Он что-то записывал в наш файл на компьютере. Митька остыл к паровозу и горилле, вернулся ко мне.

– Ну чего там? – поинтересовался он. – Жить буду?

Илья снова прыснул. Я давно привыкла к таким выражениям. Что тут поделать? Сама виновата. Парень знает все мои словечки.

– Будешь, – успокоила я сына. – Возможно даже, что долго и счастливо.

– Не исключено, – подтвердил мое предсказание Раевский. – Вам самое главное сейчас, Дмитрий Евгеньевич, много пить.

– Так мама не дает, – нажаловался он на меня моментально. – Дает ложку, как издевается. Это же не суп. А если глотну, то ругается и выдирает чашку.

Я стала оправдываться.

– Его тошнило после каждого глотка. Я боялась обезвоживания.

– Сразу тошнило? – уточнил Илья.

– Нет. Минут через двадцать.

– Тогда не будет обезвоживания. Вода транзитом в желудке. Ей не надо перевариваться.

– Я же говорил! – тоном всезнайки вставил Митя.

Хотя ничего он не говорил. Вчера только ныл и спал.

– Мама правильно все делала, – поддержал и меня Илья. – Дробное питье должно помочь, если рвота сильная.

– А меня и не рвет больше.

Раевский приподнял бровь.

– Кстати, да. Вы тут уже полчаса… И ни разу.

– В машине тоже не тошнило, – добавила я и с надеждой предположила: – Может, ему лучше?

– 

Не исключено. Если захочет есть – дела налаживаются. Но питание тоже дробное. Для начала бульон, каши, тушеные овощи.

– Овощи – отстой, – вклинился Митька.

Раздосадованный диетой, он стал изучать палочку, которой Илья прижимал его язык, когда смотрел горло. Я хотела отобрать, но Раевский сделал знак, что все нормально.

– Несладкие сухари из белого хлеба можно.

– Сухарики люблю.

Я закатила глаза и сказала:

– Мы не в ресторане. Будешь есть, как положено.

– Скучно. – Митька отбросил палочку и потянулся к фонендоскопу, который висел у

Ильи на шее.

Раевский снова не стал отказывать ребенку. Он снял с себя фонендоскоп и отдал Мите.

– Сломает, – предсказала я.

– Вряд ли. Зато развлечется. Я записал все рекомендации по еде.

Я вздохнула, и тут меня вовремя озарило.

– Стой, – выпалила я, обращаясь к Илье.

– Обязательно? – засмеялся он. – Можно я посижу, пока дописываю хотя бы?

Я не обратила внимания на его хохму. Мне не до шуток сейчас.

– Если нет сотрясения, значит… ему можно мультики, игрушки, книжки.

– И телефон поиграть, – закончил за меня сын. – И ютуб!

– Можно, конечно, – разрешил нам все Илья и очень педагогично добавил: – Но в пределах разумного. Ютуб вообще много смотреть нельзя. Мозги гниют.

Митя, который был расположен к доктору, моментально уволил его из приличных людей.

– Вы тоже скучный, – приговорил он Раевского. – Как все взрослые. Только деда прикольный. Он водит медицинскую тачку, как Доминик Торетто.

Просить сына помолчать я не стала. От этого будет только хуже. Нам лучше скорее уйти.

– Это все рекомендации? – спросила я у Ильи.

– Пробиотики не назначаю. Если рвота не прекратится, а боли усилятся, то позвони мне. Я запишу на срочный прием. Или зайду…

– Уверена, все будет хорошо. Спасибо.

Не хватало мне еще визитов этого… В общем, нам пора уходить.

Я протянула руку за назначением. Илья отправил его в печать и выдал мне.

– А бланк на оплату? – вспомнила я.

Илья покачал головой, но я не собиралась принимать его милостыню.

– Выпишите квитанцию, Илья Викторович, – проговорила я с нажимом. – Вы нам помогли. Работа должна быть оплачена.

Он не стал спорить и быстро оформил бумагу.

– Могу я спросить, Ева, – начал Илья, едва я поднялась и протянула сыну руку.

– Нет! – оборвала я его. – Спасибо за прием. Нам пора.

– Пока, – успел крикнуть Митька, которого я скорее вытолкала за дверь.

Мы чуть не сбили девушку с дочкой, которая стояла у двери. Видимо, следующие пациенты. Я извинилась и скорее помчалась с сыном по коридору к кассе.

Глава 3. Страх и надежда

Я тряслась, пока оплачивала прием. Все время оглядывалась, как уголовница. Боялась, что Илья последует за нами, украдет Митьку, и я их больше никогда не увижу.

Раевский заговорил мне зубы в кабинете. Я совсем забыла, что он обладает обаянием на грани с гипнозом. Я снова поплыла, как пять лет назад, и забыла, что должна ненавидеть его и опасаться.

Стоит признать, подонок выглядел еще лучше, чем вещал. Илья возмужал, плечи как будто стали шире, волосы гуще, а глаза ярче. Это я развалилась на части после родов и кормления. Декрет, совмещенный с учебой и работой, сделал из меня чучело панды. Вечно лохматая, помятая с кругами под глазами от хронического недосыпа.

Еще и голову не помыла после бессонной ночи. В вытянутой майке и художественно драных джинсах я точно выгляжу чучелом.

Я выругалась под нос, злясь на свои глупые мысли. Какая разница, как я выгляжу? Соблазнять этого козла мне точно не надо.

Митя почти бежал по парковке, с трудом поспевая за мной.

– Мам, притормози, – захныкал он и потянул мою руку, вырываясь.

– Прости, милый. Я что-то разволновалась. Ты как себя чувствуешь?

Я присела на корточки, внимательно рассмотрела лицо сына.

– Ничего, – ответил он.

– Тебя не тошнит?

– Нет, но бежать устал. Немного. Мы разве опаздываем?

Сделав длинный выдох, я заставила свое паникующее сердце биться медленнее. Сын задавал очень мудрые вопросы. У Митьки стоит поучиться расставлять приоритеты.

– Нет, Мить, не опаздываем, – сказала я. – Мы везде успели.

– А в больницу ложиться?

– Откуда ты знаешь, что мы собирались в больницу?

Митя по-взрослому закатил глаза и сообщил:

– Я живу с тобой, мам. Ты говорила вчера дедушке. Сегодня утром – тоже. И сумка в багажнике. Я маленький, но не тупой.

Я рассмеялась, едва сдерживая слезы, и обняла Митю.

– Ты самый умный, самый красивый и чудесный мальчик на свете, – проговорила я растрогавшись.

Митя поморщился, но объятия принял.

– Вспомни об этом, когда будешь отказываться купить мне второе мороженое за день, – пожелал он.

Я сама себе пообещала, что куплю ему два подряд, когда поправится. Главное сейчас не озвучивать, а то замучает.

– Нам сначала нужно выздороветь. Слава богу, дома, а не в больнице. Поехали.

Я щелкнула брелоком, и мой «Ниссан Ноут» дружелюбно чирикнул, мигнув фарами.

Сев за руль, я снова выдохнула, повернула ключ. Машина завелась, окончательно успокаивая меня гудением мотора.

Черт, какое же счастье, что нет сотрясения, что не надо ехать ни в какую больницу. Я заплатила за это пучком нервов из-за встречи с Ильёй, но оно того стоило. Раевский – редкий гад, но врач отличный. Он умный до безобразия и постоянно пополняет багаж знаний, читая медицинские блоги со всего мира. Даже мое предвзятое мнение о личных качествах Ильи не мешало уважать его как специалиста.

– Мама, я хочу посмотреть «Кунг-фу панду», – сообщил мне с заднего сидения Митя. – Доктор сказал, что можно. Мы собирались, пока я не заболел. Можно?

– Да. Думаю, можно.

Мы встали на светофоре, и я увидела, как Митя потянулся к бутылке с водой, сделал два глотка. Его не тошнило с самого утра. Я боялась думать о хорошем, но спокойствие накрывало меня приятной теплой волной.

Всю дорогу я, словно шпион, следила по зеркалам за машинами. Как будто могла разглядеть в них Илью. Митя подпевал радио и выглядел огурцом. Страх вперемешку с надеждой не отпускали меня всю дорогу. Я воровато оглядывалась даже в подъезде.

Только закрыв дверь на все замки, я немного успокоилась.

– Вымыть руки, – скомандовала я, едва мы вошли домой.

Митька почти бегом отправился в ванную. Догнав его, я увидела, как он пенно намылил ладошки и тщательно смыл.

– Илья Викторович сказал, что я заболел из-за грязных рук, – сказал мне сын. – Я теперь всегда буду их мыть.

Я не могла не заметить, что сын запомнил имя и отчество врача. Он такой умненький, но в этом случае лучше б ему забыть доктора Раевского.

– Лучше два раза помой тогда, – посоветовала я.

– Хорошо.

Митя смыл и намылил снова. Я не успела и глазом моргнуть, а он уже переоделся и сидел на диванчике, изображая паиньку. Парень поерзал и напомнил:

– Давай, включай мультик.

Я нашла на телевизоре мультфильм, включила, а сама пошла колдовать с мультиваркой. У меня была индейка для бульона. Как знала, купила в день приезда.

Залив мясо водой, я включила режим супа, разложила диван и прилегла рядом с Митькой.

Усталость моментально догнала меня. Я моргнула два раза, а на третий мои веки склеились крепким сном. Когда я открыла глаза, на экране уже были титры, а в воздухе витал запах супа.

– Мать года, – проворчала я под нос, протирая глаза. – Как мультик?

– Отличный. А можно еще посмотреть?

Я решила не лишать ребенка радости и включила второй мультик подряд.

– Тебя не тошнило, пока я тут дрыхла? – спросила на всякий случай.

– Неа. Я пил водичку и пописал.

Митя указал на пустой стакан и полный горшок. Я хотела поворчать, что надо бы выливать, но не стала. Успею побыть строгой. Пусть парень кайфует. Счастье, что он пьет и писает, а не фонтанирует зеленой жижей. Значит, никакого обезвоживания, и сама болезнь отступает.

Я налила Митьке еще воды и помыла горшок. Пока он смотрел мультики, доварила суп.

Звонок в домофон заставил меня подскочить на месте. Я сразу подумала, что это Илья. Он пришел и будет требовать…

– Мам, звонят, – крикнул мне Митя.

Я подошла к трубке, сняла и повесила ее обратно, чтобы скинуть звонок.

– Телефон, мам, – снова сообщил мне сын. – Он вибрирует.

Митя протянул мне мобильный. Я с облегчением обнаружила, что звонит отец.

– Ева, ты меня в гроб свести хочешь? – заговорил он, не дожидаясь моего ответа. – Вы где?

– Дома, – пискнула я.

– А почему не открываешь?

– О, это ты? Прости пожалуйста. Позвони еще раз, я открою.

Папа поднялся через минуту и продолжил меня отчитывать дома, но уже тише.

– Ребёнок, я просил мне позвонить после врача. Ты трубку не берешь, я все отделения обзвонил. Вас нигде нету. Поехал домой, а ты и тут меня игнорируешь.

– Прости, я заснула, а вызов был на вибрации. Митя смотрел мультики. Мы не слышали.

– Деда! – Митька пролетел через кухню, повис на дедушке. – Я смотрю мультик, а мама спала.

Выдав всю концептуальную информацию, он умчался на диван. Вид почти здорового ребёнка успокоил отца.

Папа покачал головой и передумал ругаться.

– Главное, что все живы. – Он разулся, прошел на кухню. – Ох, как вкусно пахнет супчиком. Как вы сходили? Что Наталья сказала?

Я решила не говорить папе про отсутствие его врача и встречу с Ильёй. Мне самой еще предстоит пережить это. С папой будет сложнее успокоиться.

– Сказали, что у нас нет никакого сотрясения. Гастроэнтерит. Наелся у тебя ягод с куста, не мыл руки, целовался с псом.

– Ой. Ничего себе. – Папа потеребил волосы на затылке и тут же стал выглядеть очень виноватым. – Пожалуй, я пойду помою руки.

Я усмехнулась, наблюдая, как он ретируется в ванную.

– Так… и что будем делать с энтеритом? – спросил отец, вернувшись.

– Есть суп и много пить.

– И сухарики мне можно, – напомнил Митя.

– И сухарики, – согласилась я. – Ты сам поспал?

– Вздремнул пару часиков. Мне нормально.

Папа снова принюхался к супу, и я предложила:

– Налить тебе?

– Не откажусь.

Митя увидел, что достаю тарелку, и сообщил:

– Мама, есть хочу.

– Мыть руки и за стол тогда, – скомандовала я.

Пацан поставил на паузу мультфильм и помчался в ванную. Мы сели пообедать втроем. Я тоже, оказывается, проголодалась. Хорошо, что варила много. Супа хватило, еще осталось.

Пока мы ели, мой телефон снова завибрировал.

– Ох, блин! – выругалась я. – Это Карина. Я совсем забыла. Господи! Она просила подменить бармена на пару часов.

Я схватилась за волосы, не решаясь снять трубку и сказать подруге, что подведу ее.

– Сильно опоздала? – спросил папа.

– Пока не опоздала, но я не смогу. Митька болеет. Как я его оставлю? Совсем забыла ее предупредить.

Папа осмотрел внука и сообщил:

– Митька вроде в порядке. Ты не блевал больше?

– Неа, – гордо сообщил бандит.

– Давай я посижу с ним, а ты поезжай в бар, – предложил отец. – Раз это обычный желудочный грипп, мы справимся.

Карина снова меня набрала. Телефон светил ее вызовом, отчаянно вибрируя.

– 

Давай, давай. – Папа подтолкнул мне телефон. – Обещала – иди.

Я сняла трубку.

– Ева, ты не забыла, что бар на тебе сегодня до девяти? – деловым голосом проговорила подруга.

– Забыла, – ответила я честно. – Но папа меня обещал подменить. Я приеду.

– Супер. Тогда увидимся.

Я быстро доела суп, собралась и выдала последние наставления мужчинам.

– Много телек не смотреть. Никаких терминаторов, папа. Ему четыре года.

– А «Правдивую ложь» можно? – поддел меня отец.

Я прищурилась и ничего не ответила на это.

– Если станет плохо, звоните. Есть ему можно суп и сухари. Белый хлеб в шкафу. Ты сможешь подсушить?

– Справлюсь, Евик. Не переживай.

– Не могу не переживать. Я же мать, – сказала я вроде весело, но вполне серьёзно.

Папа провожал меня у двери. Я все держалась за ручку, не в силах выйти из квартиры.

– Игрушки в ящике. Салфетки в спальне. Трусы тоже там, в комоде.

– Зачем трусы? Он ходит на горшок отлично.

– Ну мало ли.

Папа обернулся на Митьку, который был поглощён продолжением мультика. Отец склонился ко мне и тихо проговорил:

– Слушай, ты не спеши домой. Останься с Каринкой в баре. Выпейте, потусуйтесь.

– Зачем? – не поняла я.

– Отдохни, девочка. Ты совсем замоталась. В Москве никто тебя не прикроет. Здесь я могу. Если соблазнишь какого-нибудь смазливого пацана, то смело оставайся на ночь.

– Папа! – возмутилась я.

– Ты живой человек, Ева. А еще красивая, молодая женщина. Я хоть и твой старый батя, но о потребностях помню. Давай, проваливай. Чтоб я тебя не видел хотя бы до полуночи.

– Безобразие какое. Выгоняет меня из дома, – смеялась я, пока папа нежно подталкивал меня в спину за дверь.

– Да. Ужас. Ни в чем себе не отказывай. Пока.

Он выставил меня в коридор и закрыл дверь.

Я посмеивалась всю дорогу до бара. У меня крутой батя. Жаль, что я вынуждена жить так далеко от него.

Папа был абсолютно прав. Я все свое время проводила с ребенком. Митька – любовь всей моей жизни, но с ним невозможно расслабиться. Иногда я сдавала его в садик на пару часов, чтобы в тишине пройтись по магазину или посидеть в парке. На полный день в частном саду я пока не зарабатывала, а без прописки в государственный нас не брали.

Так что моя личная жизнь отсутствовала напрочь. Правда, со мной флиртовал сосед и все время грозил позвать на свидание. Если это можно засчитать?

Эх, все-таки нет.

Я оставила машину у дома и поехала на такси. Карина встретила меня на крыльце, быстро обняла и умчалась куда-то с барменом.

Я встала за стойку, сразу вспомнила молодость. Именно здесь я и познакомилась с Ильей.

Не поступила в универ, мама болела, и я пыталась всеми возможными способами заработать немного денег. Без образования и полезных знакомств меня взяли только официанткой в бар подруги. Заведением владела мама Карины. Народ толпами не ходил, но постоянные клиенты имелись. На пике своей карьеры тут я могла работать и в зале, и за стойкой, и посуду мыть и немного разбиралась в накладных и логистике.

Чтобы смен было больше, я работала почти без выходных, не высыпалась, чувствовала себя ужасно. Еще и за маму переживала. Конечно, в таком разобранном состоянии я не могла не доверится шикарному, взрослому, серьезному Раевскому. Я хотела, чтобы он помог забыть все мои проблемы и тревоги. Илья с этим прекрасно справлялся.

Глава 4. Забавное

Как ни странно, но я скучала по работе в баре и тем временам. Моя молодость пролетела незаметно и осталась здесь. Вернувшись за стойку, я вспомнила все пропорции коктейлей, названия вин и какая водка самая популярная.

В воскресный вечер посетителей было немного. Я скорее бездельничала, чем работала. На мне был расчет и выпивка – легкотня. От нечего делать я натерла до блеска бокалы и отполировала столешницу.

Время пролетело незаметно. Но вместо Карины бармена вернул на смену ее муж Леша.

– Привет, Ева. Как жизнь? – поздоровался он, чмокнул меня в щеку.

– Потихоньку. Мы с Кариной выпить собирались, – напомнила я. – Она подъедет?

– Не, осталась дома с Милой. Температура и кашляет, как шахтер. Похоже, опять бронхит. Откуда только он взялся среди лета.

Я сникла, но разговор поддержала.

– Из сада, наверное.

– Наверняка. Дался Каринке этот сад. Как будто она на заводе работает.

Леша глянул на батарею бутылок за стойкой и печально вздохнул.

– Я бы тебе составил компанию, но лучше к девочкам поеду. Сашка сейчас пиво выгрузит и сменит тебя. Спасибо, что подстраховала, Ев.

– Не за что.

Я улыбнулась ему и подставила другую щеку, прощаясь. Каринка, конечно, коза. Напоминала мне про работу, но ничего не сказала о больном ребенке. Обидно, блин.

Видимо, придется подвести отца, который настойчиво выставил меня из дома до полуночи. Если честно, мне совсем не хотелось уходить из бара. Я знала, что с Митькой все будет хорошо. Папа включит какой-нибудь трешовый боевик и обязательно позвонит, если ребенку станет хуже.

А я точно не смогу никуда выбраться в ближайшие лет пятнадцать.

Ладно. В школе точно будет полегче с личным временем, но до нее надо дожить.

– Чего грустишь, Данилова? – громко проговорил Сашка.

Он напугал меня внезапным появлением. Я подпрыгнула и шлепнула его по плечу.

– Сволочь! Ты откуда взялся?

– Из подсобки, – ответил он невозмутимо с наглой улыбочкой, довольный что застал меня врасплох.

Саша работал у Карины сто лет. Он уже был здесь, когда я пришла официанткой, и оставался бессменным барменом все пять лет. Старше меня на непонятно сколько лет, всегда веселый, всегда с похмелья. Иногда он уходил в запойный штопор, но всегда возвращался. Карина принимала его, потому что особо никто и не рвался работать за стойкой. Саша хотя бы не воровал внаглую и знал барменскую науку как свои родинки.

– Так чего грустишь, женщина? – повторил он вопрос, выгоняя меня на другую сторону стойки.

Я вернула ему фартук и присела на высокий стул.

– Выпить хотела с твоей шефиней, а она болеет с ребенком, – пожаловалась я.

– Тоже мне проблема. Выпей со мной – сразу решил Саня мою дилемму.

Я не могла не поддеть его.

– Ты же на работе.

Он фыркнул.

– И что? Я всегда на работе. Теперь не пить, что ли? Давай побалую тебя, как столичную чиксу.

И он принялся обрамлять краешек рюмки солью, как в лучших домах. Сделав белый кантик, Саша налил текилы и повесил на край дольку лайма. У меня рот наполнился слюной. Не столько мне хотелось напиться, сколько вернуть себе эту эстетику.

– Давай, – подбодрил меня бармен и налил себе тоже.

С соленым краешком он больше не заморачивался, а по-простому макнул палец в солонку. Саша дождался, пока я возьму рюмку, стукнул о нее своей.

– Твое здоровье, Ев, – бросил он и опрокинул шот в рот.

Я облизала рюмку, выпила половинку и втянула в рот сок лайма. Ностальгия по старым недобрым временам окончательно завладела мной.

Мне нравится моя жизнь. Я обожаю Митьку. У меня все хорошо складывается на работе. Я не покорила пока Москву, но точно прижилась там. Однако мое сердце осталось здесь. Я точно не стану напиваться, как в восемнадцать, и вряд ли подцеплю смазливого парня, но выпить с Сашкой – это особенный кайф из той свободной бесшабашной жизни.

Саша заметил, что я не допила свой шот, и поддразнил:

– Ты все еще пьешь, как девчонка, Данилова.

– Я и есть девчонка, придурок, – не осталась я в долгу.

– А еще ты стерва.

– А ты алкаш.

– Так выпьем за это.

Я захохотала, а Саша налил себе вторую. Мы чокнулись и выпили. Бармен мельком сгонял на кухню и притащил оттуда вазочку с гуакамоле и хлебные палочки.

– Это идеальная закусь к текилосу, – сказал он. – Поешь, а то окосеешь. За счет заведения.

– Спасибо.

Я оценила его заботу. Сашка – бестолочь, но человек хороший.

Я макнула хлеб в гуакамоле, откусила и одобрительно покивала.

– Народу сегодня почти нет, – то ли пожаловался, то ли порадовался Саша, наливая себе третью, а мне вторую.

Он больше не баловал красивой подачей, но я и не капризничала. Макнуть палец в соль я не брезговала.

Мы выпили еще раз. Я щедро выпачкала палочку в гуакамоле и откусила.

– О, знакомые лица, – радостно воскликнул Саша, глядя мне за плечо.

Я обернулась и увидела… Илью.

Он стоял в дверях как призрак из прошлого. Высокий, красивый, немного потерянный. Илья оглядывался по сторонам. Похоже, искал знакомых.

Я замерла, окаменела и изо всех сил пыталась открыть портал домой или в ад. Хоть куда-нибудь. Главное, подальше от него. Нужно незаметно ускользнуть, пока он меня не увидел. Но бармен порушил мои планы.

– Эй, Раевский, – крикнул Саша и замахал руками. – Илья Раевский! Иди к нам.

Я отвернулась, собираясь избить бармена, или заклеить ему рот, или избить с заклеенным ртом. Но мои реакции безбожно тормозили. Я никогда не отличалась мгновенной сообразительностью. В стрессовой ситуации я замираю, думаю, а потом только делаю. Это помогает, когда ребенок болеет, например. Но совершенно неуместно, когда отец этого самого ребенка идет к тебе и садится рядом за стойку.

Илья ворвался в мое личное пространство своим запахом, и я окончательно обомлела.

– Саша, – весело выпалил Раевский, протягивая руку бармену. – Рад видеть.

– Взаимно, бро. Какими судьбами?

Илья покачал головой и нейтрально ответил:

– По работе. – Он повернулся ко мне и склонил голову, приветствуя. – Ева…

– О, а вы знакомы, да? – припомнил Саша. – Ты чего не здороваешься, Данилова?

– Мы сегодня виделись, – выдавила я, едва шевеля непослушными губами.

Илья улыбался широко и радостного. Мне захотелось выбить его идеальные зубы.

– И снова встретились. Как раньше. Забавно, да? – проговорил Раевский.

Сжав кулаки, я пыталась понять, чего хочу сильнее: ударить Илью или убежать прочь. Кажется, оба варианта неприемлемы. Поэтому я допила свою текилу и проскрипела:

– Ничего забавного я не вижу.

– Ты офигела одна пить? – возмутился Саша. – Илюха! Ты будешь?

Он показал ему бутылку.

– Зачем я тогда сюда пришёл, – рассмеялся Раевский.

Саша достал еще одну рюмку и разлил. Я злорадно отметила про себя, что выпендрежного соленого бортика Илье бармен делать не стал. Скорее всего, потому что спешил выпить.

Раевский по-свойски залез пальцем в общую солонку, чокнулся с Сашей и опрокинул шот.

– Саша, блин. Ты опять бухаешь? – заныла официантка Лена, которая подошла к стойке с заказом. – Мне нужны прямо сейчас три Маргариты и Лонг-Айленд.

– Сделаем, кисуль. Хотя бухать мне нравится больше.

– Не смешно, – огрызнулась Лена.

Она взглянула на Илью и мгновенно изменилась в лице.

– Могу я что-то сделать для вас?

Ладно, теперь захотелось избить Елену. Это текила или со мной что-то не так? Я в жизни никого пальцем не трогала.

– Нет, спасибо, – отказался Илья. – Саша с Евой уже все делают для меня.

Не знаю, зачем он приплел меня, но Лене это не очень понравилось. Она сморщила нос и ушла на кухню.

Сашка временно нас покинул, чтобы смешать коктейли.

– Как дела у Мити? – спросил Илья, воспользовавшись нашим своеобразным уединением.

– Все хорошо. Он с папой, – зачем-то сообщила я, как бы оправдывая свое пребывание в баре, пока больной ребенок дома.

Но Илья понял мои слова иначе.

– С папой? – переспросил он. – Ты замужем?

– Да, – соврала я, не моргнув глазом.

– Странно.

Я возмутилась.

– Что странного? Я не могу быть замужем?

Раевский указал на мои пальцы, заметил:

– Кольцо не носишь.

Я не сдержала издевательского смеха, сказала:

– Поверь моему паршивому опыту, Илья. Отсутствие кольца не гарантирует отсутствие брака.

Раевский дернул уголком губ, изображая усмешку.

– Не поспоришь, – буркнул он и сам плеснул нам в рюмки текилы.

Я выпила, снова не дожидаясь ни тоста, ни товарищей по бутылке. Илья тоже не стал дожидаться Сашу и выпил со мной.

Он поставил рюмку и посмотрел на меня внимательно, протянул руку. Прежде чем я поняла, что он собирается меня коснуться, Раевский провел пальцем по моей верхней губе.

– Гуакамоле, – сказал он и облизал палец.

Меня как кипятком окатило. Я вспыхнула, моментально покраснела.

«Текила. Это все текила», – трусливо объяснила я сама себе колкое возбуждение.

И все же это Илья снова действовал на меня всеми своими афродизиаками. Его взгляд, его голос, его запах, небрежные прикосновения. Даже просто сидеть с ним рядом было запретно, остро, сладко и горячо.

Голова кружилась.

Это текила. Все текила.

– Значит, ты замужем. У тебя сын, – проговорил Илья голосом диктора из новостей. – Ты счастлива?

– Вполне, – не соврала я, отвечая лишь на последний вопрос.

Я взяла еще одну палочку, пытаясь успокоиться и не вызвать у Ильи никаких подозрений. Кажется, он настроен мирно и ничего не подозревает.

Илья поймал мою палочку и надломил, забирая себе половину. Он зачерпнул гуакамоле.

– Кажется, у тебя тоже жена и ребенок, – напомнила я.

Илья поморщился и ничего не ответил, а бесконечно долго жевал.

– Ты счастлив? – вернула я ему вопрос.

– Не уверен.

Он налил себе и выпил один, оттолкнул пустую рюмку.

– Кажется, я был счастлив здесь пять лет назад. Все, что случилось со мной после, не очень похоже на счастье.

Он накрыл мою руку своей, и я выдрала ее яростно, чуть не упав со стула. Илье пришлось поймать меня.

Я забилась в его объятиях, вырываясь.

– Не смей меня трогать, Раевский, – зашипела я на него. – Никогда. Понял?

Он убрал руки, но не отстал.

– Я надеялся встретить тебя здесь, Ева, – сказал он.

Я слишком громко засмеялась.

– Забавно. А я вот надеялась с тобой никогда больше не встречаться. Ни здесь, ни где-нибудь еще.

– Значит, теперь ты видишь забавное в этой встрече, да? – Илья приподнял бровь.

Он ослеплял меня своими наглыми глазами и усмешкой, от которой мои трусики буквально сгорели под джинсами.

Разве можно одновременно ненавидеть и желать человека? Оказывается, да.

За стойку вернулся Саша. Я собралась попрощаться и уйти, слезла со стула. Илья закрыл мне дорогу.

– Ева, нам надо поговорить. Давай пересядем за столик или пройдёмся? – настойчиво предложил он.

Если я сейчас уйду, он точно последует за мной. Я начала выдумывать на ходу.

– Нет, у меня дела. Я должна пиво проверить… И вообще.

– Какое еще пиво? – крикнул мне вслед Илья.

Обернувшись, я увидела, как Саша пожимает плечами.

Надеясь укрыться от всех своих тревог, я промчалась через кухню в подсобку. Прижавшись к стене, я пыталась заново научиться дышать. Сейчас переведу дух и ускользну через служебный выход.

Я не успела сделать ни того, ни другого. Дверь открылась, и в полоске света я увидела Илью. Он вошел и заполнил собой почти все пространство. Я оказалась прижата к нему.

– Ты зря прячешься от меня там, где мы столько раз занимались сексом, Ева, – заметил Илья. – Я знаю этот бар лучше собственного дома. Думала, я не пойду за тобой? Зря.

Я сама себя привела в ловушку, оказалась заперта с Раевским в темной тесной подсобке без свидетелей. Боже, какая дура. Это не кабинет в клинике и даже не полупустой бар. Здесь нет Мити или Сашки, перед которыми Илья должен вести себя прилично. Тут только мы.

Мое сердце билось одновременно во рту, в горле, колотилось пульсом в висках, в животе, в пятках. Я была на грани панической атаки. Илья припер меня к стенке во всех смыслах, но при этом зачем-то продолжал вести со мной светские беседы.

– Я слышал, твоя тетя умерла. Соболезную, – проговорил он, почти касаясь моих губ.

Я опустила голову, чтобы он никаким образом не смог меня поцеловать.

У меня не было никакого желания любезничать.

– Поздновато соболезнуешь, Илья. Ее полгода как нет.

Я попыталась оттолкнуть его, но он продолжал стоять каменной глыбой, нависать надо мной скалой. От собственной беспомощности впору было разрыдаться. Я сдерживала слезы, но голос дрожал, когда я потребовала:

– Уйди. Не хочу тебя видеть.

Он снова никуда не собирался, продолжал болтать.

– Ева, я знаю, что обидел тебя. Прости. Мне жаль.

Я рассмеялась.

– Жаль? Тебе жаль, Раевский? Твои сраные извинения опоздали на пять гребаных лет. Отстань, Илья!

– Нет! – Илья положил руки мне на талию. Они сдавили меня, заключая в кольцо его власти. Я до сих пор вся дрожу от его прикосновений.

Ладони Ильи заскользили по моим бокам, по спине. Он погладил мою шею, запустил пальцы в волосы, заставляя запрокинуть голову и смотреть на него. Второй рукой он сжал мою попку.

Предательский стон вырвался из моего рта. Колени подогнулись. Я была на грани, но все еще могла сопротивляться. Оттолкнуть его опять не вышло, и я просто била его кулаками по груди.

– Хватит. Прекрати! – скулила я, стараясь не стонать. – Убери от меня свои мерзкие женатые лапы.

– Не могу, – выдохнул Илья мне в шею. Его губы заскользили по чувствительной коже к ушку. Он куснул меня за мочку.

Я всхлипывала, продолжая бить его.

– Не смей, нет. Уходи к жене. Иди Таню свою целуй.

Илья неожиданно послушался и прекратил целовать меня. Я теперь была готова завыть от потери и разочарования.

– Я не могу пойти к жене, потому что ее нет, – сказала Илья.