Kitabı oku: «Роковая грань», sayfa 3

Глава третья. Поцелуй меня. Пожалуйста

26 мая

Рим, Италия

Пьетра была уверена, что проспит до полудня, но открыла глаза в начале седьмого утра. Она недовольно заворчала, перевернулась на другой бок и попыталась задремать, но доносившийся из-за плотно прикрытой двери шум не давал расслабиться. Что стряслось? Отец должен видеть девятый сон, вчера он отправился в кровать после полуночи. Прислуга должна заниматься своими делами – уборкой в саду и приготовлением завтрака…

Но отец не спал. Девушка слышала его голос, доносившийся из коридора. Пьетра села, откинув тонкое одеяло, и потерла лицо руками, прогоняя остатки сна. Отец собирал вещи. Может, он упоминал о поездке, но вскользь, и это не отложилось у нее в памяти? Нет, она бы не забыла. Он вернулся неделю назад и в ближайший месяц не собирался выезжать за пределы Рима. Тем более, не сегодня, в вечер открытия оперного сезона.

– Ты кидаешь вещи в чемодан так, словно это старое тряпье, – упрекнул кого-то отец.

Пьетра опустила ноги на пол. Ей хотелось курить, но если она примется дымить здесь, то горничная расскажет хозяину о запахе сигаретного дыма в спальне. Уж лучше позавтракать, а потом устроиться с чашкой кофе и книгой в отдаленном уголке сада так, как она делала обычно. До визита к парикмахеру остается достаточно времени. Она насладится каждой затяжкой и каждым глотком крепкого и ароматного напитка. Да. Сегодня нужно приготовить кофе покрепче. И положить чуть больше сахара.

Девушка подошла к окну и взглянула на сад. Столов там уже не было – лишь ярко-зеленый ковер свежей травы, аккуратно подстриженные деревья и кусты, любовно сформированные цветочные грядки. Отец гордился садом. Когда-то он любил возиться в земле, но теперь перекладывал эти обязанности на плечи других. Ему не хватало ни времени, ни сил. Последние пару лет он жаловался на мигрени и боли в сердце. И прибавил несколько килограммов, забросив плавание. Работа когда-нибудь доведет его до больницы. Пьетра пыталась уговорить отца хотя бы раз в неделю составлять ей компанию на утренних пробежках, но хозяина виллы еще никому не удавалось переупрямить.

В саду пели птицы. Девушка вдохнула сладкий аромат цветов, свежий запах только что скошенной травы – и поймала себя на самой неуместной в эти мирные минуты мысли. Курит ли Марио? Все помощники отца, которых она знала, дымили как паровозы из прошлого столетия. Сантино в день уничтожал как минимум пару пачек. Когда эта компания собиралась в кабинете хозяина, Пьетра не приближалась к приоткрытой двери на расстояние пушечного выстрела, иначе смерть от удушья была бы неизбежной. Удивительно, как некурящий отец это терпел.

А Марио… вчера девушка не видела его с сигаретой. Не закуривал он и рядом с Сантино, хотя курильщики часто чиркают спичкой за компанию. Пьетра вспомнила, как он поцеловал ее пальцы в беседке, когда они оказались наедине. У него были ухоженные руки, с маникюром и удивительно гладкой для мужчины кожей. И пахли они не табаком, а чем-то свежим и сладковатым. Скорее всего, крем. Может, даже сделанный на заказ. Синьор Верроне походил на клиента маленьких, затерянных в переулках магазинчиков с неприметными вывесками, в которых для вас создадут любой запах

– Ты проснулась, милая?

Короткий стук в дверь заставил Пьетру вздрогнуть от неожиданности.

– Если хочешь позавтракать со мной, самое время спуститься. Еда на столе.

Да куда же он уезжает?!

– Хорошо, папа. Иду.

***

Горничная суетилась на кухне среди знакомых запахов. Свежая выпечка, только что сваренный кофе, манящий аромат горячего шоколада. Чашку последнего женщина поставила перед отцом. Сладкое за завтраком?..

Отец выглядел свежим и отдохнувшим. На нем был темный деловой костюм, он ел еще горячий хлеб, время от времени протягивая руку за кусочком сыра, и читал свежую газету.

Пьетра заняла свободный стул.

– Выпьете кофе, синьорина? – спросила.

– Да, и покрепче, пожалуйста.

– Ты плохо спала? – подал голос отец.

– Нет, просто встала чересчур рано. – Девушка выдержала паузу, изучая передовицу газеты. – Но ты, судя по всему, проснулся раньше. Какие планы на день?

Отец сделал глоток шоколада и пригладил волосы.

– Мне нужно уехать, Пэт. На несколько дней.

Она ненавидела это «Пэт», оно звучало как кличка американской собаки, но отец видел в таком сокращении что-то милое и домашнее.

– Дня на четыре, – продолжил дон Бертони, заметив, что дочь поднимает брови. – Во Францию. Постараюсь звонить каждый день.

– Когда ты уезжаешь?

– Через час Клаус подаст машину.

Пьетра обхватила ладонями принесенную чашку с кофе.

– Папа, мы пропустим открытие оперного сезона.

– Прости, милая. Марио пойдет с тобой. Я говорил с ним, он не против.

Пьетра выпрямилась, отставив чашку.

– Я пойду в оперу… с Марио?!

Недовольные нотки в ее голосе заставили отца отвлечься от газеты, в которую он успел спрятаться от продолжения неприятной беседы.

– Мне показалось, вы поладили.

– Что обо мне скажут, увидев в обществе хама?

Отец рассмеялся – как показалось Пьетре, с облегчением.

– Ты плохо его знаешь, Пэт. Не стоит делать поспешных выводов. Ты права, вчера он позволил себе много лишнего. Но исключительно потому, что несколько месяцев работал без отдыха. Вот и… как говорит молодежь? Пустился во все тяжкие?

Хорошо, что ты не знаешь и о сотой доли того, что он вчера себе позволил, подумала Пьетра. Но развить эту мысль не успела, потому что ее место заняла другая. Джулиано Бертони до сегодняшнего дня никого не оправдывал.

– Милая, – вновь заговорил отец. – Я знаю, какое значение ты придаешь первой опере в сезоне. У тебя появилась возможность насладиться посещением театра…

– … в компании очаровательного кавалера, – язвительно закончила Пьетра, делая глоток кофе. Мысли о сигарете из надоедливых превратились в невыносимые. – Папа, он хам. Еще и флорентиец.

– Как и ты на четверть, со стороны матери.

С этими словами отец положил перед Пьетрой визитную карточку.

– Вот его номер. Что бы ты ни решила, позвони и сообщи об этом. Он занятой человек и не может позволить себе менять планы каждую минуту.

– Удивительно, как он, такой незаменимый, остается в Риме, а не едет с тобой.

По лицу отца пробежала тень, тепло в глазах сменилось холодной сосредоточенностью. Приготовился защищаться. Как и всегда в те моменты, когда она заходила на запретную территорию и заводила разговоры о работе.

– Мы не будем продолжать этот разговор, Пьетра. Я повторюсь: сообщи Марио о своем решении, каким бы оно ни было. Чтобы сэкономить чужое время, позвони ему после того, как откроешь подарок. Заодно поблагодаришь.

Пьетра бросила взгляд на наручные часы. И когда он успел купить подарок?

– Извини, папа. Мне не следовало с тобой так разговаривать. Этот день рождения был чересчур шумным. Я устала.

– Ты можешь остаться дома, милая.

– В вечер открытия оперного сезона? Ни за что.

– Марио почтет за честь сопровождать тебя.

– Ты отпустишь меня с ним без присмотра?

Отец снова уткнулся в газету, пряча улыбку.

– Если синьор Верроне будет рядом, тебе ничто не угрожает.

– Он не похож на телохранителя.

– Возможно, потому, что не является таковым?

– Он мне не нравится, папа, – использовала последний аргумент Пьетра.

В последний раз она так нагло врала отцу в раннем детстве. Как и тогда, ей показалось, что она покраснела от кончиков волос до пальцев ног.

– Он дурно воспитан, – попыталась сформулировать мысль иначе девушка.

– Пьетра, ты жила в золотой клетке двадцать лет. Когда-нибудь тебе придется выйти во внешний мир и понять, что все люди разные. И воспитанных среди них единицы.

– Я так и знала, ты согласен. Он невежда и хам.

– Ты неправа.

Пьетра допила кофе в несколько больших глотков.

– Ты оправдываешь и защищаешь его. Да еще и отпускаешь меня в оперу в такой компании. Что-то в этом Марио да есть.

– Он умный и обходительный юноша. А еще не пьет. И не курит.

Учуяв подвох, Пьетра поднялась.

– Мне пора к парикмахеру, папа. Позвони, когда прибудешь на место.

***

Небольшой пакет, завернутый в золотистую бумагу и перевязанный тонкой алой тесьмой, лежал на туалетном столике. Тут же, возле зеркала, стояла упакованная в скромный полиэтиленовый пакет коробка. Пьетра смотрела на подарки как на ядовитую змею, готовящуюся к броску, и гадала, как и когда горничная умудрилась пронести вещи в спальню. Карла суетилась на кухне во время их разговора с отцом, и – девушка была в этом уверена – наверх не поднималась. И кто же принес все это добро?..

Она оглядела пакет, взяла закрепленный под тесьмой конверт и извлекла из него записку.

«Надеюсь, вы найдете эти вещи достойными, синьорина, и подарок поднимет вам настроение. В противном случае вечером мне предстоит непростое испытание: найти общий язык с дамой, которую я дважды за последние двенадцать часов довел до слез.

М.».

Пьетра повертела в руках записку, достала из конверта визитную карточку, как две капли воды похожую на кусочек картона, полученный от отца. Она была смущена? Растеряна? Испугана? Нет. Она чувствовала что-то другое. И это не приводило ее в состояние, близкое к панике – а именно так ей следовало реагировать на мысль о появлении в опере в компании этого мужчины. Их вчерашняя встреча, закончившаяся разговором в беседке, оставила у нее странное терпко-сладкое послевкусие. Так пробуют хорошо выдержанное вино: воспоминания надолго остаются внутри.

Прикрыв глаза, Пьетра погладила бумагу.

Разве священник, говорящий о боге, когда-нибудь видел или слышал Его? Кто придумал нормы, в соответствии с которыми она жила так долго? И почему она никогда не пыталась осмыслить их, принимая услышанное как непреложную истину? Так ли это плохо – выпить лишний бокал вина по случаю торжества? Громко и от души смеяться? Говорить то, что думаешь, и делать то, что хочешь?

Девушка поднесла записку к глазам. Почерк у Марио был аккуратный. Интересно, правша он или левша? Не успев подумать о том, что делает, Пьетра принюхалась к бумаге. Ничем не пахнет. А чего она ждала? Аромата женских духов?

В пакете лежало платье из нежно-жемчужного шелка. Пьетра тут же примерила его и убедилась в двух вещах. Во-первых, оно было чересчур длинным, в пол. Она предпочитала такое не носить, так как ощущала себя дамой «мне за сорок». Во-вторых, платье сидело идеально, и в нем она выглядела великолепно. Пьетра убрала волосы и повернулась к зеркалу так, чтобы у нее появилась возможность рассмотреть спину. Новый наряд ее почти не прикрывал. И декольте… Нужно будет подобрать украшения. Подходящих вариантов у Пьетры не было, но проблема решилась мгновенно.

Вместе с платьем в пакете лежала черная бархатная коробочка с жемчужным гарнитуром. Жемчуг был черным, и синьорина Бертони мысленно поставила синьору Верроне «отлично» за хороший вкус. Она в нетерпении взяла коробку, испытывая легкое злорадство. С платьем Марио угадал, с украшениями угодил. Но с обувью – а именно она была в коробке, Пьетра в этом не сомневалась – не угадывал даже отец.

Элегантные босоножки на высоком каблуке были украшены изящным кружевом – ручная работа. Пьетра выскользнула из домашних тапочек и примерила подаренные Марио туфли. Сидели они так, словно она купила их себе сама после утомительного рейда по залу обувного магазина.

Девушка сняла обувь, подцепила ремешки указательным пальцем и замерла, чувствуя босыми ногами мягкий ворс ковра. Она с удовольствием думала о предстоящем вечере. И с не меньшим удовольствием представляла лица знакомых, которые обязательно на открытии оперного сезона.

Пожалуй, на этот раз она простит отцу внезапную отлучку.

Звонок телефона вернул Пьетру к действительности. На мгновение она предположила, что это Марио, и даже задумалась о том, каким тоном произнесет первое слово. Но звонила парикмахер.

– Надеюсь, ты собираешься? И не говори, что я вытащила тебя из постели.

– Выхожу через пятнадцать минут.

– Жду, – довольно промурлыкала собеседница и положила трубку.

Пьетра достала полученную от отца визитку. Интересно, она застанет Марио дома? А, может, он еще спит?

Синьор Верроне ответил после трех звонков, и голос у него был невероятно бодрым для раннего утра.

– Доброе утро, синьор… Марио, – торопливо поправила себя девушка. – Это Пьетра Бертони. Надеюсь, я не разбудила вас.

– Не разбудили потому, что я не ложился. И сейчас завтракаю с Санни. Он передает вам привет.

– Обсуждаете Беатриче? – осведомилась Пьетра, стараясь говорить как можно более невинно.

Марио выдержал паузу. Достаточно долгую для того, чтобы девушка пожалела о сказанном.

– Смотрю, вам неймется, синьорина? Помните, что я говорил? Свобода делать то, что вы хотите – вот истинная ценность. Люди, с которыми вы общаетесь, уже забыли, каково это. Если когда-нибудь знали.

– Это вы познакомили Сантино с Беатриче?

– Можно сказать и так. – Марио рассмеялся и продолжил, обращаясь к невидимому Сантино. – Это я познакомил тебя с Беатриче, Санни? Синьорина хочет знать правду.

– Почему бы вам с синьориной не найти более приличные темы для разговора? – последовал приглушенный ответ. – И с какой стати вы обсуждаете моих женщин?

Пьетра рассеянно взглянула на телефон. И далась ей эта Беатриче. Почему бы не оставить личную жизнь Сантино в покое и не сосредоточиться на своей жизни? Но что-то внутри упрямо говорило, что она должна узнать эту историю. Даже если она непристойная.

Тем более если она непристойная.

– Санни сегодня он не в духе, – извинился за друга Марио. – На вашем дне рождения он выпил слишком много вина.

– Я хотела поблагодарить вас за подарки, – сказала Пьетра, перебирая в пальцах телефонный провод.

– Вам понравилось? Все подошло?

– Да, спасибо. Сидит идеально… и обувь тоже. Как вам удалось угадать?

– Всего лишь немного везения.

– Мне было приятно получить от вас эти вещи.

– Мне было приятно выбирать их для вас. Считаю минуты до нашей встречи сегодня вечером. Уверен, вы будете самой красивой женщиной в опере. Я заеду за вами… предположим, в семь?

Пьетра прижала трубку к уху плечом и вернула туфли в коробку.

– Так рано? Начало в восемь тридцать.

– Мы прокатимся по городу. Я давно не был здесь и давно не отдыхал. А, может, вы сядете за руль? Санни сказал, что отец подарил вам машину. Поездка на открытие оперного сезона – чем не повод обновить подарок?

– Почему бы и нет, – согласилась Пьетра. – Приезжайте. Оставите автомобиль у нас, заберете по возвращении.

– Славно. У вас есть любимые места в городе? Устроите мне экскурсию?

– Вряд ли я успею показать все за такой короткий срок, – рассмеялась девушка.

– Мы наверстаем упущенное позже. Надеюсь, дела вашего отца, которые он оставил мне до момента своего возвращения, не отнимут слишком много времени. Кроме того, развлекать вас – одна из моих обязанностей.

Пьетра открыла шкаф, размышляя о том, надеть ли платье – или остановить выбор на удобных и практичных джинсах.

– Так он и сказал? Обязанность?

– Приятная обязанность, – уточнил Марио.

– Надеюсь, вы не напридумывали себе что-нибудь… эдакого, синьор?

Сказав это, девушка поморщилась. Дешевый любовный роман с героиней-недотрогой. Ничего удивительного, ведь ее представления об отношениях с мужчинами основывались именно на любовных романах. У нее не было серьезных отношений, дело лишь пару раз доходило до поцелуев и объятий. И вот… это странное создание. В его присутствии она чувствует себя то полной дурой, то самой желанной на свете женщиной. Может, ну его, это открытие оперного сезона? Она проведет вечер дома, за книгами. Или посидит в саду, наслаждаясь одиночеством и тишиной…

– Я открою вам секрет, дорогая, – заговорил Марио. – Когда мужчина видит красивую женщину, он всегда придумывает себе что-то эдакое. Потому, что он – мужчина, а она – красивая женщина. И я ничем не отличаюсь от остальных. Надеюсь, такая откровенность не оскорбит ваши чувства. Я так часто лгу и изворачиваюсь на работе. В обычной жизни я предпочитаю не носить масок. Люди не всегда ценят подобное по достоинству, но это мой выбор.

Пьетра почувствовала себя полководцем, одураченным врагом.

– Кстати, что сегодня дают? – продолжил собеседник.

– «Фауста».

– Прекрасный «Фауст» в компании прекрасной женщины. Идеальный вечер.

***

Когда Карла, вежливо постучав, открыла дверь спальни Пьетры, девушка сидела возле зеркала. Подаренное Марио платье лежало на покрывале кровати, босоножки стояли на ковре. Синьорина Бертони, облаченная в шелковый халат, колдовала над лицом. Она нервничала и в третий раз стирала кривую «стрелку» на левом веке.

– Пришел синьор Верроне, – отрапортовала горничная.

Рука Пьетры вздрогнула, и четвертая попытка нарисовать ровную линию тонкой кисточкой подводки завершилась неудачей. Она тихо чертыхнулась.

– Скажи, что я спущусь через пятнадцать минут. Спроси, не голоден ли он, и предложил ему вина.

После ухода Карлы девушка взяла салфетку и решительными движениями удалила нанесенный до этого макияж. Желание рисовать себе лицо пропало напрочь, хотя обычно это занятие доставляло ей удовольствие. Рисовать лицо. Да, это лучшее определение. Прятаться за пудрой и румянами, удлинять и завивать ресницы, придавать другую форму глазам с помощью карандаша, подводки и теней. Пьетра унаследовала внешность от матери: карие глаза, густые темные волосы, оливкового оттенка кожа, маленький изящный рот, прямой нос и плавный овал лица. Тот тип средиземноморской красоты, обладательницам которого косметика не требуется лет до сорока, а некоторые обходятся без нее и после.

За гримом можно спрятаться… но сегодня Пьетре прятаться не хотелось. Она умылась, промокнула лицо сухой салфеткой, вышла из ванной, обула туфли и остановилась перед большим зеркалом, оглядывая себя в полный рост. Подумала о том, что и без туфель Марио ниже ее на несколько сантиметров, а при таком раскладе – и подавно. Взяла платье и приложила его к плечам. Нужно подобрать духи, а потом одеться и привести в порядок волосы. Она задержится минут на двадцать. Может, на полчаса. Пусть синьор Верроне немного поскучает в одиночестве.

***

Марио стоял возле стеклянного столика в гостиной, за которым Пьетра с отцом по выходным играли в шахматы. Он передвигал одну из черных фигур, переходил на сторону противника, передвигал белую, а потом возвращался к черным. Пил синьор Верроне не вино, а апельсиновый сок. Приблизившись, девушка поразилась произошедшей в нем перемене. Туфли начищены до блеска, черные шелковые брюки отглажены, белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, кроме верхней, сияет чистотой. Ни намека на щетину, волосы собраны в хвост. Он больше не выглядел хамом, готовым отпустить непристойную шутку и расхохотаться в голос в присутствии нескольких десятков гостей. Пьетра почувствовала себя виноватой. Зачем она наговорила отцу столько глупостей за завтраком? Как можно делать выводы о человеке, которого ты знаешь только один вечер?..

– Шах и мат, – улыбнулся Марио, передвинув ладью. – Черным не повезло.

– Пять ходов, – заметила Пьетра.

– Четыре, – уточнил синьор Верроне. На нем были очки с дымчатыми стеклами, и он, заметив взгляд собеседницы, продолжил: – У меня проблемы с ярким светом. Фойе театра – ад. Вы очаровательны.

– Спасибо, – смутилась Пьетра, перебирая в руках клатч. – Вы сегодня тоже очаровательны. Я сожалею о том, что называла вас хамом.

– Так, значит, я – очаровательный хам?

Девушка не нашлась с ответом, и Марио снова улыбнулся ей. Улыбка его не изменилась – открытая и доброжелательная, почти мальчишеская.

– Идемте, дорогая. Хочу посмотреть на вашу машину. Вы хотя бы ненадолго пустите меня за руль?

***

– Я уже подумывал, не позвонить ли вам, синьорина. Открытие сезона, полчаса до начала – а ложа дона Бертони до сих пор пустует.

– Папе пришлось отлучиться по делам. Рада тебя видеть, Майкл.

Высокий хорошо сложенный мужчина с копной темно-каштановых волос, посеребренных сединой, ограничился вежливым поклоном. Сопровождавшая его красавица в длинном бархатном платье с открытыми плечами широко улыбнулась Пьетре и поцеловала ее в обе щеки.

– Это Виолетта, – представил женщину Майкл. – Милая, это Пьетра, дочь Джулиано. И… – Он выразительно посмотрел на Марио, подняв брови, после чего повернулся к его спутнице. – Синьор…

– Марио Верроне, – пришла на помощь девушка. – Один из помощников отца.

Майкл глубокомысленно кивнул.

– Простите, не узнал, хотя много о вас слышал.

Марио протянул мужчине руку, ободряюще улыбнулся и заговорил по-английски.

– Все в порядке. Я редко бываю в ваших краях. Майкл Донерти, я прав?

– Совершенно правы, – кивнул тот, пожимая руку новому знакомому. – Вы знаете меня в лицо?

– Знать – моя работа.

Улыбка Майкла выглядела натянутой.

– Да, пожалуй. Теперь мы, как говорится, знакомы официально. Я рад.

– Взаимно. Ваш итальянский великолепен. – Марио повернулся к женщине. – Синьорина, ваш ученик делает успехи.

Виолетта поднесла к лицу маленький веер из белоснежных перьев. Она бегло оглядела Пьетру, оценила ее наряд, обратила внимание на то, что Марио держит свою спутницу под руку и пришла к выводу, что особь женского пола опасности не представляет.

– Пойдем занимать места, – сказал Майкл. – Передавайте привет отцу. И напомните ему в очередной раз, что он слишком много работает.

– Папа расстроится, узнав, что мистер Донерти был в Риме, но встретиться им не удалось, – печально сказала Пьетра, провожая пару взглядом. Не дождавшись ответа, она посмотрела на Марио. – Вы знаете эту женщину?

Синьор Верроне нахмурился. Он выглядел как человек, которого вырвали из состояния глубокой задумчивости.

– Не сказал бы… но нам приходилось встречаться.

– При каких обстоятельствах?

– При очень приятных обстоятельствах. Смилуйтесь, дорогая, – неожиданно сменил он тон. – Вы перезнакомили меня с половиной театра. Еще немного – и я сбегу, потому что не привык к таким дозам внимания.

Пьетра рассмеялась и погладила его по плечу.

– Хорошо. Идемте в ложу. Сантино и Беатриче, наверное, уже там.

– Сантино и Беатриче?..

– Ах… я забыла. Синьор Тото, папин консильери, обычно сопровождает нас во время открытия сезона и сидит в нашей ложе, но сегодня он приболел. Я позвонила Сантино и спросила, не хочет ли он прийти. И взять Беатриче с собой. Надеюсь, вы не против соседей?

Выражение недоумения на лице Марио позабавило девушку. Наконец он улыбнулся и кивнул.

– Как скажете, душа моя. В конце концов, это ваша ложа.

***

На Беатриче Оланди было маленькое черное платье. Нитка крупного белого жемчуга, опускавшаяся на обнаженную спину, выгодно оттеняла смуглую кожу девушки. Волосы она собрала в высокую прическу, выпустив несколько прядей на шею. Словом, выглядела как угодно – но только не как женщина, нарядившаяся для посещения оперного театра. Может, она раньше не бывала в таких местах и не имеет понятия о принятых правилах вежливости? Если бы Пьетра надела открывающее колени платье в оперу, ее бы засмеял весь свет.

– Сегодняшний вечер мы проведем в приятной компании, – улыбнулся Марио, занимая одно из кресел.

– Ты причесан и прилично одет? Надо же. Взглянув на тебя, решил, что тут появился кто-то чужой, – тут же ввернул едкое замечание Сантино.

– Марио! – защебетала Беатриче, лишив синьора Верроне возможности ответить на колкость. – Я думала, что синьорина придет в оперу с отцом!

– Папа уехал по делам, – попыталась взять ситуацию под контроль Пьетра. – Милая, платье очаровательно. Ты хорошеешь на глазах.

Беатриче поднялась, подошла к девушке и поцеловала ее в обе щеки. После чего, к неудовольствию Пьетры, проделала то же самое с Марио.

– Как приятно увидеть тебя снова, – проворковала синьорина Оланди, возвращаясь в кресло. – Санни говорит, что ты занят и редко балуешь себя выходами в свет.

Вид у Марио был отсутствующий, и смотрел он не на Беатриче, а в направлении опущенного занавеса.

– Я не мог оставить синьорину Бертони в одиночестве.

– Не знала, что ты любишь оперу. Насколько я помню, тебе по душе менее… культурные места.

В ожидании ответа Беатриче принялась накручивать на указательный палец выбившуюся из прически прядь. Глупое выражение делало ее лицо похожим на кукольное.

– Хорошо, что ты согласилась со мной пойти, – спас положение Сантино. Он погладил обнаженное колено своей женщины. – Ты не только впервые попала в оперу, но и встретила синьора Верроне, да еще и в сопровождении Пьетры.

– Здесь скучно, – объявила Беатриче, капризно надув губы. – Дождемся перерыва, а потом пойдем куда-нибудь… – Она сделала неопределенный жест. – Выпьем и потанцуем!

– Прости, но у нас другие планы, – неожиданно для себя выпалила Пьетра.

Синьорина Оланди повернулась к ней, изобразив удивление.

– Но планы можно изменить! Санни, расскажи ей, как здорово мы провели тот вечер весной. Это было восхитительно, Пьетра. Сначала…

– Замолчи, – перебил ее Марио.

Беатриче широко распахнула ясные светло-карие глаза. И правда кукла, подумала Пьетра.

– Почему бы тебе не угомонить свою женщину, Сантино? – продолжил синьор Верроне спокойным, почти деловым тоном. – Она свела меня с ума своей болтовней. Боюсь подумать, что будет через час.

Щеки синьорины Оланди вспыхнули.

– Вот как ты со мной говоришь после всего, что было?! – выпалила она.

Марио поднес к глазам театральный бинокль и оглядел постепенно заполнявшийся зал.

– Мы немного покувыркались втроем, но это не означает, что мы превратились в семью.

Беатриче поднялась и взяла с кресла маленькую сумочку с золотым шитьем. Судя по всему, ей хотелось влепить Марио пощечину, но решительных действий не последовало.

– Надеюсь, этот вечер вы проведете замечательно, – произнесла она высокомерно, выдержала красноречивую паузу и добавила: – Втроем.

– Солнце мое, присядь, – успокаивающе обратился к ней Сантино. – Не злись, но Марио прав. Сегодня ты слишком назойлива.

– В таком случае ухожу и не смею мешать, – бросила Беатриче и удалилась.

Пьетра сидела с неестественно прямой спиной и смотрела перед собой, лихорадочно размышляя о том, как реагировать на происходящее.

– Надеюсь, отец не видел ее в этом платье, – спас положение Марио. – А то решил бы, что вы направляетесь в заведение не для всех. И уж точно не в качестве клиентов. А, скорее, в качестве… как бы это помягче?..

– Между тем, ты только что выгнал отсюда мою женщину, – заметил Сантино.

– Не преувеличивай, Санни.

– Ты сказал «замолчи».

– Я люблю выражаться прямо, это экономит и мое, и чужое время.

Сантино откинулся в кресле. Пьетра была уверена, что он отправится за Беатриче, но мужчина рассмеялся и легкомысленно махнул рукой.

– Я не могу на тебя злиться.

– Конечно, можешь. Но не видишь в этом смысла, потому что я прав.

– Как-то ты рассказывал мне, что был единственным ребенком в семье.

– Да. Единственным и любимым. Я получал все, что хотел, делал то, что хотел и говорил то, что хотел. И считаю, что во взрослой жизни ничего не меняется. Санни, женщина, которая умеет вовремя замолчать – это прекрасно, мы оба это знаем. А если это красивая женщина – тем более. Красивая женщина, которая умеет вовремя замолчать, похожа на… фрукты. Она лежит и вызывает у тебя желание одним своим видом. – Марио посмотрел на Пьетру. – Слово «лежит» не стоит понимать буквально, дорогая. Прекратите уже терзать свою сумочку. Открытие оперного сезона – отличный повод ее порвать, но она стоила слишком дорого.

Девушка положила клатч на свободное кресло и нервным движением разгладила подол платья.

– Кстати, о фруктах, – продолжил синьор Верроне. – А почему бы нам по завершении представления не сходить кое-куда? Я угощаю. Мясо там не подают, зато вино – полный восторг. И фрукты, много фруктов. Со всего мира, даже экзотические. Душа моя, вы любите фрукты?

– Очень, – призналась Пьетра. Она еще не оправилась от шока, но чувствовала, что начинает понемногу оттаивать.

– О, кажется, я знаю это место, – закивал Сантино. – Там есть не только фрукты, но и мороженое. Уютный домашний ресторанчик.

– Да, я тебя туда водил. Давно. В ту пору, когда ты еще не был скучным мужчиной, обремененным серьезными отношениями.

Сантино сел рядом с другом и ткнул его локтем в бок.

– Когда-нибудь я укорочу тебе язык.

– Для начала потренируйся на своей возлюбленной. – Марио в очередной раз поднес к глазам бинокль. – Ну наконец-то. Кажется, я давно не был в Риме и отвык от того, что здесь даже опера не начинается вовремя. А кто поет Маргариту?

***

По поводу уюта в ресторане Сантино не преувеличил, а, скорее, даже преуменьшил. Место было домашним, хозяева – общительными, но не назойливыми, приятная атмосфера без навязчивых шикарных деталей, к которым Пьетра так привыкла, успокаивала. Девушка попробовала домашнее вино, несколько видов фруктов, названия которых слышала впервые, послушала истории Марио о путешествиях в тропических странах и пришла к выводу, что вечер удался. Неловкость, предшествовавшая уходу Беатриче из оперы, казалась дурным сном. Она сидела в компании двух красивых мужчин и наслаждалась их вниманием.

Тихий голос внутри говорил, что отец подобного поведения не одобрил бы, но отца рядом нет, да и будь он рядом… ей исполнилось двадцать, и она достаточно взрослая для того, чтобы выбирать компанию. Пьетра была счастлива. Заграничное пиво, поданное после вина, кружило голову, нежная сладость фруктов наводила на мысли о рае. Сейчас бы по чашечке хорошего кофе, а потом поехать на танцы…

Не думая дважды, Пьетра сообщила о своем желании Марио, но ее ждал отказ. Сантино засобирался домой – через пять часов ему предстояло выехать в направлении аэропорта, а синьор Верроне должен был его подвезти. Да и самому синьору Верроне не помешало бы отдохнуть, вчера ночью он не спал, нужно восстановить силы, потому что день предстоит непростой. Несколько встреч с коллегами отца, разбор чемоданов, к которым он так и не притронулся, визит в контору по недвижимости – уж если он решил остаться в Риме, неплохо было бы подобрать постоянную квартиру, а не жить на съемной. Пьетра повздыхала, напомнила Марио о том, что именно он сто двадцать пять раз за вечер напомнил о важности собственных желаний и искусстве наслаждения моментом, но правила игры пришлось принять.

Девушка пустила синьора Верроне за руль подаренной отцом серебристой «Мазерати». Они довезли перебравшего вина Сантино до дома, проследили за тем, что он нашел дверь и запер ее за собой и вернулись к автомобилю. Пьетра заняла водительское кресло и повернула ключ зажигания. Двигатель издал странный звук, похожий на кашель, что на понятном для человека языке означало «поедем, но как-нибудь в другой раз». Несколько последующих попыток завести машину успехом не увенчались.

– Закажем такси? – предложила Пьетра.

– И оставим эту красоту здесь? Район у Санни спокойный, но рисковать я бы не стал. Поднимусь к нему, позвоню Клаусу и скажу, чтобы он позаботился о вашем подарке. А мы прогуляемся пешком.