Kitabı oku: «Как приготовить счастье», sayfa 2

Глава 2

Целый день лил дождь. Снег, еще несколько дней назад рисовавший картину зимней сказки, превратился в грязные потоки слякоти. Небо, затянутое тучами, создавало впечатление, что город погрузился в вечные сумерки. Унылое настроение погоды словно оправдывало не менее пессимистичный настрой девушки.

«И без того серые лица людей посерели от отсутствия солнца и порывистого холодного ветра, задувающего до самых костей», – заметила Ольга, возвращаясь с работы. Конечно, у нее не было ни единого сомнения, что она прекрасно вписывается в эту картину. Даже более того, с опухшими от многодневных слез веками и темными от постоянных переживаний кругами под глазами она могла бы возглавить это общество серой уставшей массы.

Уже прошла почти неделя с тех пор, как муж ушел. Он не написал, не позвонил, Ольга не знала, на что ей рассчитывать, у нее было желание написать Жене все, что она о нем думает. Сказать, что он недостоин даже того, чтобы из-за него переживать, что пусть живет где хочет и с кем хочет, что ей все равно. Но она не решилась.

От подруг она слышала советы, которые напрочь противоречили советам ее мамы, у которой она с Варей сейчас жила: дочку Ольга убедила, что папа уехал по работе в другой город, откуда пока не мог звонить. Но главное, что их советы противоречили ее собственному пониманию, что нужно делать.

Услышав очередное наставление мамы, что нужно позвонить мужу, надавить на совесть отцовскими обязанностями, встретиться и все обсудить, она вдруг осознала, что так всю жизнь и живет. Советы от одних, потом поучения от других, ну и вишенкой на торте всегда были напутствия ее мамы. Правда, совет – это то, что можно принимать или не принимать по желанию. В случае Ольги почти все полученные советы были обязательны к исполнению. Она стала отчетливо понимать, что всю свою жизнь делала только то, что хотели от нее другие.

Если кружки в детстве – то только те, которые выбрали родители, а не те, на которые она хотела ходить. Если оценки – то только «отлично». Учеба в школе на «хорошо» была достаточно позорным делом, ведь все всегда считали, что вот «Олечка у нас точно далеко пойдет».

Озираясь на свою «тюремную» жизнь, она даже считала каким-то чудом, что в свое время смогла уговорить родителей разрешить ей выбрать журналистику, которая не входила в список перспективных профессий, по мнению мамы с папой. Странно и то, что тогда она думала, будто эта специальность будет свежим дуновением ветра в ее тухлой жизни. Но уже на втором курсе университета она стала учиться ради самой учебы. Оценки ради оценок, похвала ради самой повалы. Ее не интересовало будущее в амплуа журналиста. Наверное, она никогда и не хотела им быть, просто осознавала, что на педагога младших классов ей никто не даст пойти, поэтому и выбрала – по совету тети – то, что хоть как-то отличалось от родительских планов. Тетя помогла убедить маму, что этот диплом откроет перед Ольгой многие дороги в разных сферах. Конечно, она ошиблась. Ведь не диплом открывает дороги, и не хорошие рекомендации от преподавателей. Дороги открывает жадность к знаниям в выбранной сфере, желание развиваться и внутренний огонь, зажигающий не только человека, нашедшего себя, но и всех находящихся подле него. С ней такого не произошло.

Забавно, но только сейчас Ольга поняла, что не сама выбрала университет и профессию. Раньше она гордилась, что хоть что-то сделала сама. Сейчас же с горечью в сердце поняла, насколько жалко выглядела ее жизнь.

Что уж говорить, если даже друзей в школе выбирала ей мама. Нет, она не может сказать, что не дружила с этими выбранными для нее одноклассницами в детстве, но больше всего она любила Марину, с которой они играли вместе в начальной школе. Но узнав о неблагополучных Марининых родителях, Олина мама мягко, но настойчиво запретила водиться с такой подругой.

Несмотря на то, что Ольге было уже почти тридцать лет, она все еще не могла простить себя за слова, сказанные Марине в пятом классе. Поначалу она просто старалась ее избегать, делая вид, что ей постоянно нужно куда-то срочно пойти, если Марина пыталась заговорить с ней. В какой-то момент Ольге показалось, что план сработал: Марина словно сама перестала искать ее компании. Но однажды Марина подошла к ней в коридоре на перемене, когда Оля была совсем одна, и потребовала объяснений. Она искренне думала, что как-то обидела Олю, сама того не понимая, и хотела попросить прощения. Оля же из-за своей трусости не смогла придумать ничего лучше, как сказать правду: ей запретили общаться с Мариной из-за возможного плохого влияния со стороны Марининой семьи.

Марина, эта маленькая девочка из не самой лучшей семьи – по мнению мамы Оли, – долго смотрела на подругу поблескивающими от слез карими глазами.

– Почему твоя мама так думает? – дрожащим голосом спросила девочка.

– Ну, – вцепившись в косички, протянула Оля, – это из-за того, что твой папа пьет и не заботится о тебе и об Игоре. Мамы у вас нет, вас некому воспитывать, а значит, ты можешь плохо на меня повлиять, – почти шепотом выдала Оля, опустив глаза в пол.

Она не хотела встречаться взглядом с Мариной. Оля знала, что не смогла бы сказать ей все это в лицо. Она рассматривала потертые кроссовки Марины, в которых та ходила в школу, потому что у нее не было другой хорошей обуви. Прямо напротив этих кроссовок блестели хорошие кожаные туфли Оли. Она все еще не поднимала глаз, просто смотрела на Маринины худенькие ножки с выпиравшими коленками.

– Это так жестоко, Оля. О, как же это жестоко, – мрачно, сквозь слезы выдавила Марина и побежала в сторону женского туалета.

Это действительно было жестоко. Оля часто вспоминала об этом дне, хотя с тех пор прошло почти два десятка лет. С Мариной они больше не общались, просто постепенно стали совсем чужими людьми, Оля нашла новую компанию. Они перестали существовать друг для друга, по крайней мере, делали вид.

Однажды – это было в девятом классе – Марина просто перестала ходить в школу. Сначала все думали, что девочка просто заболела, и не обращали внимания на ее отсутствие. Спустя несколько недель Оля все же задала вопрос учительнице во время урока. Оказалось, что Марину забрала служба опеки, так как ее отец часто подолгу пропадал, а соседи уже не могли закрывать глаза на то, что детям элементарно бывало нечего есть, и вся работа по дому лежала на четырнадцатилетней девочке.

В тот же вечер Олина мама заявила, что не зря запретила дочери общаться с такими людьми.

– Вот ты еще увидишь, она закончит на улице, – любила повторять мама.

Оля никогда ей не перечила, хотя в душе знала, что это никогда не случится. Марина была очень доброй, настоящим ангелом, и мечтала о крепкой семье, где будет полон дом детей, которые будут расти в атмосфере любви и заботы. Марина была целеустремленной: еще ребенком она точно определила, чего хочет от жизни. Она пошла от обратного, решив, что в ее собственной семье будет все то, чего в детстве не хватало ей самой.

Она любила отца, но мечтала поскорее повзрослеть, забрать младшего брата и уйти, чтобы не видеть пьяных друзей отца, его деградацию, от которой было физически больно. Вот такой была Марина. Она была невероятной. Оля ее не жалела, она ей восхищалась. Нет, конечно, ей было грустно, что жизнь Марины сложилась именно так, но внутренняя сила этой девочки не могла быть сломлена ни насмешками девочек в школе, ни отцом, ни прогнозами Олиной мамы.

Но вот в девятом классе ее забрали, и больше Оля о ней ничего не слышала.

Мысли и воспоминания о прошлом охотились за Ольгой днем, а ночью проникали в ее сны смутными картинками и образами.

У мамы дома все было не так спокойно, как хотелось бы. Каждый вечер после работы они с мамой за столом в кухне обсуждали все, что произошло, и как нужно было поступить. Мама сначала жалела Ольгу, но длилось это не долго, уже спустя несколько дней она стала намекать, что виновата в этой ситуации именно ее дочь. Мама, конечно, не говорила напрямую, но постоянно критиковала ее поведение в семье, особенно отношения с мужем.

Ольга же, обычно молчаливо выслушивавшая все упреки и замечания матери, на этот раз встала в оборонительную позицию. А на шестой день после ухода мужа, когда Варя играла в комнате бабушки, Ольга не стала терпеть очередной совет мамы, и сама пошла в наступление.

– То есть и в этом я виновата? – поинтересовалась Ольга, сидя напротив мамы за кухонным столом.

– Я не говорю, что только ты одна, но признай, что все-таки муж ушел от тебя, а не ты от него, а значит что-то и с тобой не так, – спокойно объясняла мама.

– Да со мной все, видно, не так, раз я в это все изначально вляпалась.

– Ну ты же сама решила пойти учиться на журналиста, а тебе говорили, что нужно было строить карьеру, думать о будущем, а не глупостями заниматься, – так же спокойно заявила мама, попивая чай без сахара.

– Да при чем тут это? – в глазах Ольги заблестели слезы. – Я и журналистом-то не хотела быть, раз уж на то пошло.

– Что значит «не хотела»? – Антонина Олеговна закатила глаза и покачала головой в неудовольствии. – Все мозги нам с отцом проклевала тогда своим «журфаком», вот и пожинай плоды, работаешь непонятно где, на должности, для которой и среднего образования с головой хватит.

– Да, не пригодился мне диплом, но дело-то не в этом, – жалобно смотрела на маму Ольга, вдруг испугавшись, что вступила с ней в спор.

– Не в этом, а в чем?

– А в том, что я всю жизнь исполняю твои приказы, вот в чем!

На мгновение в кухне воцарилась полная тишина, обе женщины не могли поверить в то, что происходило сейчас между ними. Антонина Олеговна впервые услышала обвинение от своей единственной дочери. Ольга же вдруг почувствовала невероятное облегчение.

– То есть это я виновата в твоих неудачах?

Это было произнесено дрожащим голосом с ярким оттенком нарастающего гнева. Ольга посмотрела на свою все еще хорошо выглядящую мать, которая была для нее почти Богом на Земле, но страха больше не было.

– Нет, но в том, что благодаря твоим вечным советам, я совершила много ошибок в жизни, не сомневаюсь.

– Да как ты смеешь обвинять меня?! Ты посмотри на нее! Я тебе всю жизнь отдала, силы свои и время! Я все делала, чтобы ты человеком стала, чтобы ты добилась успеха, а в итоге я и виновата! Вот это новость, послушай только!

– Я не сомневаюсь в твоих стараниях, – заплакала Ольга, – просто я всю жизнь жила так, как хотели другие. Даже замуж вышла за того, кто нравился вам с отцом.

– Да где бы ты была, если бы не Женя? Ты вспомни свои вечные пустые метания: то в одного влюбишься в университете, потом плачешь, потом со вторым – и опять слезы. Да ты выбирать же не умела!

Антонина Олеговна поднялась со стула и наклонилась к дочери, тыча пальцем в ее лицо.

– Ты только вспомни, как ты закрывалась в ванной комнате и рыдала там из-за своего Кирилла, которому и не нужна была совсем, – властно продолжала женщина. – Это его ты выбрать хотела, это с ним бы ты жила своей идеальной жизнью?

Ольга молчала и смотрела в пол, вспоминая отдельные картины событий, о которых говорила мама.

– Вот то-то и оно! А Женя был подарком для тебя, если бы не он, то… Я даже и не знаю, что тогда. Так что ты мне не говори, будто мы с отцом тебе жизнь испортили, мы ее тебе спасли. Да и насильно тебя никто в ЗАГС тянул, или я ошибаюсь?

Ольга все еще молчала, понимая и даже принимая то, что мама в чем-то была права. По крайней мере в том, что никто силой не заставлял выходить замуж. Она сама согласилась, только после скольких наставлений ее семьи – это уже другой вопрос.

– Знаешь, может, ты права, и я бы, если бы осталась с Кириллом или кем-нибудь еще, могла бы закончить плохо и быть еще более несчастной. Но знаешь, это был бы по крайней мере мой выбор, а не как сейчас. Где я сейчас, мама? Кто я? – снова заплакала Ольга. – От меня ушел муж. Я работаю на нелюбимой работе, и всю жизнь я боюсь того, что обо мне подумают люди. Но еще больше – того, что обо мне подумаешь ты.

Прерывистые всхлипывания Ольги перерастали в настоящий отчаянный плач. Плач того, кто вдруг осознал, что потерял драгоценное время, и не уверен, сможет ли выбраться из ямы, в которую добровольно спускался долгие годы.

Антонина Олеговна закрыла дверь в кухню, чтобы Варя вдруг не услышала Олиных слез.

– Я устала, мама, – с мольбой посмотрела на мать дочь.

– Ты сейчас ведешь себя глупо, – холодно ответила Антонина Олеговна, скрестив руки на пышной груди, – ты теряешь контроль. Попей воды, умойся и успокойся, тебе не помешает.

Ольга бросила разгневанный взгляд на свою мать и, подскочив со стула, направилась к двери.

– Ты опять даешь мне советы, – фыркнула Ольга. – Да, я сейчас веду себя неадекватно, уж прости, но я так хочу, понятно?

Ольга вышла в коридор, ведущий из кухни к другим комнатам. Она шла решительно, высоко подняв голову. В голове крутилась только одна мысль: теперь она сама будет решать, что ей делать, с кем говорить, как воспитывать дочь и где работать!

Антонина Олеговна схватила Ольгу за руку и шепотом приказала ей не вмешивать сюда внучку.

– Оля, не надо сейчас сгоряча принимать решений, Варю хоть не вмешивай, – взволнованно говорила Антонина Олеговна, впервые столкнувшись с непослушанием дочери. – Я тебя прошу: вам нужно разобраться, успокоиться. А Варя с кем будет-то? Со мной хоть под присмотром да накормлена.

Ольга хотела вырвать руку и сказать, что с этого момента ей ничья помощь не нужна, а дочку она заберет с собой. Но все это были эмоции и гордыня, овладевшие девушкой, которые словно стая голубей, упорхнули при виде маленькой девочки, появившейся в коридоре.

– Ма-ам, бабушка? – вопросительно протянула Варя, чувствуя что-то неладное.

Антонина Олеговна и Ольга переглянулись и еле заметно кивнули в обоюдном молчаливом согласии. Ольга знала, что сейчас у нее начинается сложный период перемен, которые она уже чувствовала кончиками пальцев. Конечно, как бы она ни злилась на свою маму, она не могла не понимать, что теперь за Варей следить некому. Женя не сможет отводить ее в школу, а ей придется взять все на себя. Это ее, в принципе, не пугало, она знала, что быстро приспособится к новой жизни. Но вот что действительно вызывало опасения – так это ее нестабильное душевное состояние, тщательно скрываемое от дочери последние несколько дней. Пока рана еще кровоточит, а значит, одно необдуманное слово, одна несдержанная слеза – и Варя все поймет, а этого Ольга пока не хотела. Еще ничего не известно.

– Варечка, ты не проголодалась? – смахнув с себя пережитую ссору, сказала Ольга, мило улыбнувшись дочке.

– Ну-у, – задумалась Варя, – я бы хотела блинчиков с вареньем.

– Блинчиков! – вмешалась Антонина Олеговна. – Ну что же может быть проще? Пойдем, поможешь мне их приготовить.

– Ну бабушка, там мультики идут, я хочу посмотреть! Давай я просто потом приду выбрать варенье? – игриво предложила внучка и, не дождавшись ответа, побежала в комнату.

Оля и Антонина Олеговна рассмеялись от уловки их маленькой хитрюги.

– Ладно, мам. Ты права насчет Вари. Я сейчас не в состоянии позаботиться о дочке должным образом. Нужно во всем разобраться. Поэтому спасибо, что присмотришь за ней.

Антонина Олеговна понимающе кивнула и сказала, что для нее самой это настоящий праздник, ведь когда она вышла на пенсию, оказалось, что без коллег и работы ее жизнь стала слишком одинокой. Свободного времени было больше, чем могла выдержать женщина, поэтому встречи с внучкой стали настоящей отрадой, дуновением свежего ветра в ее жизни.

В этот же вечер Ольга взяла Варю на руки и объяснила ей, что папе нужна помощь по работе, поэтому маме иногда придется уезжать на день-другой. Она убедила дочку, что это буквально на две недели, не больше. Так что Варе придется пожить с бабушкой, а она будет приезжать в гости с подарками.

Варя сначала немного расстроилась, но появившаяся в дверях бабушка, которая смешно изобразила удивление от «случайно» услышанного, засмеялась:

– Вот это да, – она потерла ладони, словно муха лапки, – так это теперь мы сможем гулять в парке, есть мороженое и смотреть перед сном мультики, не рассказывая об этом маме с папой? Вот так да!

Антонина Олеговна подбежала к внучке и стала ее щекотать, все приговаривая, чем они смогут вместе заниматься, пока родителей нет дома. Девочка заливалась смехом, пытаясь вырваться из плена бабушкиной щекотки. Ее бледное от природы личико залилось розовым румянцем, кудрявые ленточки-локоны выбились из косичек.

– Бабушка, перестань, – смеялась Варя, – маму, маму давай щекотать!

Антонина Олеговна остановилась, давая и себе, и внучке секунду, чтобы перевести дух, а потом с криком «ну, давай и маму», они с Варей вместе набросились на Ольгу и стали ее щекотать. Все втроем они весело хохотали, валяясь и дурачась на двуспальной кровати в комнате Антонины Олеговны. Ольга, наверное, первый раз в жизни играла со своей мамой. В ее детстве такого не было: она была единственным ребенком вечно занятых родителей. Эта мысль немного омрачила ее настрой, но она понимала, что с ее стороны вспоминать такие вещи было глупо. Родителей не выбирают, и, в конце концов, ее были не самым плохим вариантом.

Вечером Ольга уехала к себе домой, где весь вечер провела за экраном телефона, читая чужие истории измен, уходов и расставаний на разных форумах. Она смотрела видео на YouTube о том, как преодолеть разрыв с партнером, как разорвать зависимость, как выйти из разрушительных отношений. Потом, когда ей стало совсем грустно, она стала читать о том, как у людей жизнь после развода пошла в гору, как научиться любить себя и жить ради себя, а не для «козлов, которые сегодня есть, а завтра – нет».

Сначала она почувствовала себя значительно лучше. Ведь осознание того, что ты не одна попала в такую ситуацию, подбадривает. Но стоило ей отложить телефон, как она вдруг почувствовала: что бы ни происходило с другими женщинами или мужчинами, да вообще с кем угодно – ее не касается. Эти форумы тоже были переполнены великими «всезнающими» комментаторами, в видео говорили с позиции «дай-ка дам тебе совет». Но она ведь уже и так была сыта по горло советами других людей; чем же анонимные комментаторы были лучше ее семьи и друзей? Нет, она была одна в этой пустой трехкомнатной квартире, которая станет их с Женей полноправной собственностью спустя каких-то шесть лет. Ее ситуация хоть и не единственная в мире, но она ее личная, а значит, она будет принимать все решения самостоятельно. Она возьмет ответственность на себя, и если ей предстоит, как сказала ее мать, закончить «плохо», то пусть будет так, но хоть раз в жизни она сделает то, что хочет.

Ольга под действием чисто подсознательного желания зажгла свечу и выключила везде свет. Переведя телефон в режим «в самолете», села на пол и облокотилась на кровать. Она стала просто дышать, делая каждый вдох как можно глубже и задерживая его на несколько секунд. Она знала, что для того, чтобы начать менять свою жизнь, недостаточно знать только то, чего ты не хочешь. Из разряда «я не хочу работать на этой ужасной работе», или «я не хочу, чтобы этот засранец относился ко мне, как к тряпке», ну или «я не хочу жить в этом сарае с адскими соседями, устраивающими дискотеки до трех ночи» и так далее. Трагедия же Ольги, как она стала сейчас осознавать, была даже не в том, что она не могла понять, чего же хочет в действительности, а в том, что даже не знала, что конкретно ее не устраивает. Такое чувство, будто она никогда не интересовалась у себя самой, нормально ли ей живется, чего она хочет, что думает о своей жизни. Нет, ее банально никогда не интересовало свое мнение. Ей было важно мнение даже алкаша с первого этажа, но только не свое собственное.

От этих мыслей ей стало жутко смешно. Смешно и обидно за себя саму.

– Ладно, – вдруг заключила Ольга, хлопая себя по стройным бедрам, – зато признать, что ты больна – это уже половина выздоровления.

Ольга набрала себе теплую ванну, бросила бомбочку с шоколадным ароматом и, расслабившись, продолжила в тишине размышлять о том, что ее ждет впереди.

Теперь она поняла, что все произошло именно так, как должно было произойти. «Если бы сейчас Женя не ушел, мы бы просто затухли: я бы убивала себя на нелюбимой работе, чтобы не видеть его и не слышать, он бы начал изменять или просто превратился бы в старого деда, проводящего все свободное время за телевизором. Варя бы стала стыдиться своих «отстойных» родителей и завела бы компанию с крутыми друзьями, только чтобы позлить нас», – размышляла Ольга. Она была уверена, что именно так бы все и произошло. Ольга превратилась бы в истеричку, зацикленную на успехах дочери, как и ее мама в свое время. Она бы тоже не давала делать Варе выбор, стремясь воплотить через ребенка свои амбиции.

Все эти прогнозы будущего так ярко представились Ольге, что та в ужасе обхватила свои колени и проговорила вслух, будто кроме нее в комнате был еще кто-то: «Не дай этому случится, не дай, слышишь!»

Она задержала дыхание и опустилась с головой под воду, слушая непонятный, ни на что непохожий шум, стараясь не выныривать как можно дольше. Ольга стала считать про себя, чтобы ни о чем больше не думать. На счет «пятьдесят шесть» она с всплеском выпрыгнула из-под воды, жадно глотая воздух.

«Я начну менять жизнь сегодня же!» – Ольга ощущала себя проснувшимся вулканом, готовым освободиться от всего лишнего.

Ольга решила, что начнет избавляться от всего, что ей не нравится, и начнет не завтра или с понедельника, а прямо сейчас со своего гардероба. А завтра? Завтра она разделается с работой, чего бы ей этого не стоило.

Генеральная уборка в шкафу всецело завладела вниманием девушки. Главным шагом к очищению пространства на полках стал этап под названием «свали все в кучу». Ольга даже не догадывалась, насколько много у нее одежды, пока гора из всевозможного тряпья не завалила собой диван, стол и кресла. Вот, казалось, что от нее не скрылась ни одна кофточка, как откуда ни возьмись, она натыкалась на огромный пакет с давно забытыми вещами. Ольгу стало тошнить от своей жадности. Это были сокровища потребителя, который постоянно покупал одежду ради одежды. Там были и шорты с тюленями, купленные на отдыхе, и ажурные полупрозрачные блузы времен начала нулевых, и давно не актуальные платья в катышках, и радужные бюстгальтеры, и майки с мадонной. Все вещи жили своей жизнью и никаким образом не были связаны друг с другом.

Горы вещей. Такое количество одежды можно было бы разделить на несколько женщин, и ни одна не чувствовала бы себя обделенной. Ольга же, несмотря на нескончаемые запасы вещей, никогда не знала, что надеть на работу. Несколько блуз и пара брюк – вот что составляло ее каждодневный образ. Если она и покупала что-то новенькое под влиянием настроения, то дома с досадой осознавала, что купленная вещь ни с чем не сочетается. Новый элемент гардероба безжалостно отправлялся на вешалку. Вешалок становилось все больше, но вещи так и не входили в оборот. Ольга просто забывала о них, оставляя умирать в мраке шкафов.

В ее лексиконе тоже была знакомая многим девушкам фраза «мне нечего надеть», еще глупее она казалась от того, что одеть-то можно было как минимум еще три-четыре женщины, не обделив ни одной. Просто у девушки не было ни времени, ни желания привести свой гардероб в порядок. Теперь она видела, как глупо было тратить деньги на все эти бесполезные тряпки, когда можно было купить несколько хороших вещей, которые можно было бы без труда совмещать, создавая новые образы каждый день. Еще раз оглядев комнату с разбросанными вещами, Ольга пообещала себе ничего не жалеть. Она потратила несколько часов, чтобы разобрать гардероб, разделив его на три больших категории: одежда качественная, легко совмещаемая, одежда хорошая, но совершенно не подходившая для Ольги, и одежда на выброс. Третья гора вещей была самая высокая. Это все предстояло вынести на мусор сегодня же! А на днях она пойдет в магазин и купит только то, что ей действительно необходимо, и ничего лишнего. Так пролетело пять часов. Девушка устала, но в голове прояснилось, словно она не одежду выкидывала, а ненужные страхи.

Ночью Ольге приснился странный сон, который она наутро расценила как знак того, что сегодня ей придется побороться. Ей снилось змеиное гнездо, в которое она случайно наступила, разогнав маленьких змеенышей. Одна же – самая большая – змея поднялась так высоко, что встретилась глазами с Ольгой. Ольга хотела убежать, но поняла, что не может пошевелиться; тогда змея показала свой тонкий дрожащий язычок и несколько раз укусила девушку. Дальше она сон не помнила, только отдельные картинки: как она была на пароме, в руках у нее билет, а кто-то ей говорит, что новые ботинки во сне означают нового мужчину; она же, посмотрев на ноги, поняла, что на ней странные меховые тапочки… А потом опять ничего не помнит.

Она точно понимала, что ей сегодня действительно придется побороться с начальницей, которой она скажет, что уходит с работы. Ее начальница – женщина молодая и властная, но еще больше ее бы охарактеризовали слова «обидчивая» и «мстительная». Каждую оплошность она принимала на свой счет, а значит, как мстительный человек, не прощала ее и даже не забывала, а ждала случая вернуть обидчику должок. Так что не было никакого сомнения, что решение Ольги оставить фирму та воспримет как глубочайшее личное оскорбление.

«Может, сказать, что я смертельно больна или моей маме нужен уход? – вдруг подумала Ольга, переполненная плохим предчувствием из-за сна, – Ну нет… Если решила менять жизнь – так менять, я не буду врать из-за страха перед какой-то начальницей, ни разу не сказавшей мне за все годы “спасибо”».

После кружечки горячего кофе, Ольге стало поспокойнее, и она вспомнила решение, что лучше закончить бомжом на улице, но из-за своих решений, чем превратить свою жизнь в кукольный дом. Что же касается сна – то и это ее не должно волновать, неудивительно, что после стольких переживаний ее подсознание играет дикие шутки. Оно ведь тоже не железное, а она живет один раз, так что никакой сон ее не остановит.

С этими мыслями она отправилась на работу, морально готовясь к предстоящему разговору с начальницей.