Kitabı oku: «Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках», sayfa 36
Глава 21. Валюта Дьявола
На утро она проснулась, относительно здоровая, вышла с полотенцем и мылом к колодцу во дворик, образованный избушками. Засмотрелась на стаю волков, которые резвились недалеко от избы, соображая, бежать в избу или кинуться в предбанник, ибо до него было ближе, отступила назад, запнулась за камень и растянулась во весь рост.
Дьявол засмеялся, не проявляя никакого сочувствия.
– М-да, какой уж из тебя боец? Это… я их позвал. Они предупредят, когда оборотни перейдут границу леса. Ты не бойся, они землю слушают и человека на такой земле не тронут.
Банька, как ни странно, топилась, ожидая, что Манька сделает ее счастливой. Изба дымила печкой, тоже не сомневалась, что Манька не откажется от угощения, и запахи неслись такие одуряющие, что Манька подавилась слюной. Может, опять ждала в гости водяного…
Она бочком, искоса присматривая за стаей, прошла в избу-баню, прогрелась, напарилась, выбежала, нырнула в реку, проплыла от одного берега до другого и обратно, еще раз напарилась и еще раз переплыла реку, и вышла на обычную утреннюю пробежку, чтобы снова завершить ее баней.
Бежать на виду у волков Манька ни за что не хотела, и первым делом отправилась к Дьяволу на откровенный разговор.
Разговор она продумала еще в бане.
Дьявол не обратил на ее страдания никакого внимания. Он острее затачивал стрелы, окуная наконечники в расплавленный белый металл, в котором Манька, к своему несказанному удивлению и такой же несказанной радости, узнала серебро.
– Откуда? – восхищенно выдохнула она, разглядывая стрелу в руке.
– Манька, у тебя земля под ногами, которая не может не дать тебе серебра для благого дела, – укорил Дьявол. – Поленья отдали тепло, которое плавит серебро, и земля выталкивает его на поверхность. Скоро здесь будет все покрыто серебром. Пули, конечно, нам не отлить. Это тебе не гвоздик, к ним еще порох нужен, но стрелы получаются замечательные. Я добавил немного вольфрама и некоторые элементы. Серебро пластичное, а вольфрам обеспечит хрупкость, проникая в тело оборотней. Осколки в любом случае должны остаться, а прочие элементы – проникновение. Рисковать нам нельзя, каждый меткий выстрел должен достать оборотня, потому что сюда много их идет.
– Уже? Но ведь еще не полнолуние! – испугалась Манька.
– Маня, вампиры оказались умнее, чем я думал. Через два-три дня посланные оборотни будут здесь. и многие из них проинформированы, что могут столкнутся с организованным сопротивлением. Так что и арсенал у них ой-ей-ей, и самих их ого-го-го! Раз уж они объявили нам такую войну, последнее слово я оставляю за собой. Стрелять, правда, тебе придется метче, чем они, потому как одна ты у меня, а их много. Сотни! Тысячи! – и спохватился: – Ты что-то хотела?
Манька отмахнулась, побледнев в лице.
– Тысячи? – прохрипела она, поперхнувшись. – Стрелять я как научусь? Я лук в руках не держала! – жизнь у Маньки опять оказалась под горой, а она-то думала, что поднимается. Она надеялась, что у нее еще есть время научиться. Но, оказалось, скатилась еще ниже. – Я ж не умею стрелять! – воскликнула она, понимая, что уже ничто ее не спасет.
– Учиться никогда не поздно, – наставительно заметил Дьявол, кивнув в сторону натянутого новенького лука, который висел на стене избы-бани. – Вот увидишь, стрелять из него – одно удовольствие. Я стрелы кое-чем намагнитил – это мое личное изобретение, содержится на вооружении Ада. Пальнул вслед, и стрела сама догонит. Из Ада еще никому еще не удалось сбежать.
– Есть такие смельчаки? – угрюмо поинтересовалась она.
– Постоянно! Вон и мать твоя с костра решила соскочить. Мань, ты ведь и не заметила, что она силы твои перекачивает. Говорит она, а не умирает, как другие, а ты без сил повалилась бы. И взойди ты на костер, вылез бы из огня еще один вампир, как те первые, которые потомству своему дали начало. Так что спас я тебя в очередной раз. Иди-ка ты, боец, на четыре круга вокруг луга, – он придирчиво ее осмотрел и остался недоволен. – А то тебе впору гроб выбирать! Кстати, какой бы ты хотела: красный, черный, или белый с голубой бахромой? Скажи, все исполню!
Манька в уме себя так и видела: в гробу, только еще не представляла его снаружи.
– Иди ты! – расстроено ответила она, зная, что он прочитал ее мысли. – Я это… – она кивнула на волков, – я поэтому и пришла. Они же хищники, за мной побегут. – отступила она, открывая вид на огромную стаю, в которой волков было не меньше двух десятков.
– А ты шибче беги, – предложил Дьявол, не отвлекаясь от ковки стрел.
– С ума сошел?! Или думаешь, я с ума сошла?
– Маня, тут разведчики кругом! – образумил ее Дьявол. – С ночи пытаются проникнуть на заповедную территорию. Нам без охраны никак. У нас еще изба-баня на очереди, и со стрелами надо закончить. Врагов более трех тысяч – это только те, которые уже вышли к нам и собрались за озером. А ну как будешь промахиваться через одного? Тогда стрел не хватит. А ну как зеркало на них не подействует – мы им еще не занимались. А ну как серебро их не зацепит? Где оно? На земле! А они в обуви сюда идут – и тоже с оружием! А ну как подтянутся те, которые из за гор грозят, но вспоминают, что зима и далеко? Тогда их будет не три тысячи, а все десять. И не надо мне тут зубы заговаривать, я сказал, беги, значит, беги!
– А волки разве не боятся оборотней? – покосилась Манька в сторону стаи.
– Ну, повалят на землю да перегрызут глотку… Волки каждый день себя тренируют в нужное место хватать. Уж не такие оборотни бессмертные. Это их обычной раной не завалишь, а снеси голову, кто выживет? У волка души нет, его хоть как кусай, разве что бешенством заразится. Но тут травы много – лечебную они знают. Но если оборотней будет много, то волкам, конечно, не жить.
Манька бочком-бочком прошла вдоль избы и тихонько побежала по краю берега. Три волка отделились от стаи и потрусили за нею. Она остановилась, как вкопанная, отступив к воде. Волки тоже остановились, с некоторым недоумением посматривая на нее, и она прочитала в их взгляде, что они почувствовали ее страх и насторожились.
«А-а-а! – подумала она, ругая себя. – Через три дня умирать, а я тут… Лучше уж пусть волки… Перед Дьяволом не так стыдно…» Сняла рубаху, перевязалась ею в талии и, не обращая внимания на провожатых, легко побежала по берегу.
Волки пристроились рядом, соблюдая ровную дистанцию, не отставая ни на шаг. Манька слегка изумилась, и подумала: видел бы ее вампир-душа! Крыша бы у него отъехала…
Бежать в сопровождении волков было приятно, распирала гордость. Под это дело, она пошла на пятый круг, будто всю жизнь только об этом и мечтала.
После пробежки она еще раз напарилась, прогревая мышцы, но нырнула не в реку, а в озерцо с живой водой. Сполоснулась и отправилась на завтрак. Время было около десяти утра, но прогретая земля дышала жаром, и когда с заснеженных гор доносился прохладный воздух, он приятно обдувал тело.
На завтрак и в самом деле пришел водяной, принес бочонки с соленой рыбой. Но сидел недолго: сообщил о проводниках, которые вели оборотней со стороны юга и с востока, пересекших реку в нескольких местах, об оружии, которое они несли с собой, и, забрав сметанные пироги и рыбники, отправился к своим навесам укладывать вяленную и копченую рыбу в мешковину, выданную ему избой.
Манька и Дьявол тоже заторопились.
Дьявол проводил ее в избу-баню. Помог убрать места хранения всякого хлама, который зачем-то понадобился Бабе Яге и вампирам. В одном помещении хранилось до верху набитое злато-серебро, всякие драгоценности и прочие богатства, уложенные в открытые сундуки. От блеска разбежались глаза, но сама она быстро сообразила, что нечисти оно было ненужным. И убедилась в обмане, когда вынесла богатства из избы-бани и в руках у нее остались лишь прошлогодние листья. Только старый деревянный сундук с медными монетами остался как есть, и чтобы сдвинуть его, пришлось звать на помощь и Дьявола, и водяного.
Монеты были сплошь копеечные, часто ломанные или обрезанные.
– Каждая монета, Маня, цена человеку, которую заплатил вампир, чтобы купить себе раба, – объяснил Дьявол назначение ломаных грошиков.
– И куда его? Кладом что ли зароем? – спросила Манька. – Вот честь-то!
– Отдай водяному, у них такая валюта в ходу, – посоветовал Дьявол, заметив, как водяной ходит вокруг да около сундука, переминаясь с ноги на ногу, завистливым взглядом присматриваясь к нему, и как горят у него глаза, когда он смотрит на ломаные гроши.
– Выкупит человека, запряжет в воловью упряжку, и загонит в реку, отрабатывать копеечку. И если не поймет, что на водяного работал, что из реки надо выбираться – утопит и будет рыб утопленниками кормить. А потом продаст рыбу к столу вампира. Водяной ведь он ни то, ни се, сам себе на уме. Если с ним по-хорошему, и он по-хорошему, если с ним по-человечески, и он по-Дьявольски.
– Как это выкупит и продаст? – грозно зыркнула Манька.
– Ну, вот сама посуди: встретил человек проклятого, глянул – и увидел на лице его вампира. Принял за вампира и наступил на проклятого. А встретил вампира – увидел душу широкую. И поклонился, и помолился, и поделился. А водяной тут как тут – продается человек и покупается. И с душой его водяной начинает торг. Ведь если душе не заплатить, когда будет вампир обижать человека, рано или поздно тот подумает: «Что это я, ведь если раз молитву сей благодетель не услышал, и второй раз не услышит. Пойду я к другому!»
А все потому, что душа человека пришла к нему на помощь, смотрит и плачет о нем – и услышит и пожалеет себя человек. И не умирает тот человек – как только смерть к нему идет, он от нее уходит.
А тут водяной к душе: «Не плачь, вот она копеечка твоя, положи за пазуху, и все, что наработает душа твоя вампиру, все к тебе вернется златом-серебром! И поделим между собой!» – и молчит душа в следующий раз, и хвалит его, надежду дает, пока человек работает на вампира. Своя рубашка ближе к телу, а за рубашкой копеечка. И вот уже весь человек, если не одумается сам, куплен водяным. А как без души одумается, пока не отработает копеечку?
– Так вампиру же зарабатывает! На что он водяному?
– Это у вас, у людей, а у духов другая валюта. Он кожу с человека снимает и веревки вьет, или мясом его рыбу кормит. Червяки в таком человеке самые жирные подрастают. А когда человек умрет, как хочет, так и распорядится душою человека, которая копеечку за пазухой припрятала. А что такое душа? Это земля человека. И отойдет эта земля водяному, как его вотчина, когда сознание отправится в Абсолют. Так что мертвец для водяных – самый послушный и доходный работник!
Заметив, что Манька скрипит извилинами, чтобы уложить в уме его объяснения, Дьявол на мгновение задумался.
– Как же это объяснить… – он почесал лоб. – Вот ты, работала-работала, а ничего нет у тебя, а почему? Да потому что все у водяного…
– Это мне за версту его обходить? – изумилась Манька, с опаской поглядывая на соседа.
– Так разве я с чем плохим? – в свою очередь изумился Дьявол. – Я тебе стрелы кую, а ты мне что? Но остеречься и не пакостить – это святое! А то зайдешь в реку, пиранья налетит со всех сторон, и костей не останется!
– А с листьями что же?
– Положи на землю и пожелай лесным отдать. Они столько земли выкупят у человека, сколько многие народы не имеют.
– Да-а? – удивилась Манька, что и прошлогодние листья цену свою имеют.
Вдаваться в подробности, какая и как, она не стала. От водяного много добра в реке водилось. Жили-были, плодились-размножались, и вдруг, на тебе, начнет судить соседа.
– Бери, от все души дарю, – кивнула Манька на сундук.
В другом помещении напротив, наоборот, столько гадости было – много больше, чем злата-серебра. Всякая блевотина, навоз, ведра с помоями, железо ржавое и плети, лошадиные и воловьи сбруи, несколько гробов с человеческими останками и синюшными и почерневшими местами покойниками, которые, к счастью, вели себя, как должно, лежали тихо и пускали пузыри от разложения. Куклы с человеческими волосами и ногтями, в основном, восковые, утыканные иглами, с оторванными руками и ногами, с обезображенной головой, кривые зеркала – и Манька выносила все это из избы, перво-наперво предлагая водяному. Но тот и радовался бы, но будто в полон себя продавал за богатства неисчислимые, глаза смотрели жадно, а упирался.
– Это, Маня, самой тебе пригодится, – по-дружески советовал он. – Узда какая! Крепче не бывает, сносу ей не будет! Придется лошадь запрячь, а где возьмешь? Ах, какая узда! – он прищелкивал языком и умильно ронял слезу, приживая уздечку и сбрую к сердцу. – Ты, Маня, не обманывайся ветхостью видимой. Не простая это узда, с нею и на небо, и в землю.
– Я же дарю! – возмущалась Манька.
– Ну, приберегу для тебя, – нехотя соглашался водяной, и тут же вскрикивал от изумления:
– Маня, блевотина эта – средство от всех хворей… Покойники эти, работают без устали – лучше работника не найдешь! И смирные, и зависти в них нет… А куклы-то, куклы! – умилялся он. – Это ж кто сколько добра в избу положил? Хоть тесто замешивай, чтобы дитя себе вылепить! – водяной плакал от счастья и брал бы все, но совесть не позволяла. – А навоз на землю положи – советовал он. – Пройдет полгода и увидишь, как заколосится пшеница на таком навозе… А помои-то, сытые какие! Вместо дрожжей используй, ложку помоев на бочку воды, сытнее корма не сыскать на белом свете!
Что-то сразу просачивалось сквозь пальцы кровавой слезой, и падали они на землю и оставались застывшими камушками или рубинами, если слеза была кровавая, или крупным бриллиантом, если слеза была чистая.
В последнюю очередь вынесла Манька резной сундучок, в котором лежала одна золотая монета из червленого золота, такая тяжелая, что рука не держала. На монете она с удивлением обнаружила круг уже со знакомой размашистой буквой А.
– Это тоже водяному отдать? – спросила Манька, разглядывая монету.
– Ну, другой и посоветовал бы, – ответил Дьявол, – но я на совесть никогда не жаловался. Он этой монетой и меня купит! Себе возьми – и золото, и камни. Украсишься когда-нибудь, когда железо сносишь. А то смешно, железо – и такое богатство! Нелепо будет смотреться. Это цена, которую я заплатил вампиру за его душу. Моя валюта! Можешь прямо сейчас положить ее в мой банк, надежнее банка нету! – заверил он. – Процентная ставка у меня один к одному! Купить на такое золото многое можно.
– Например? – живо заинтересовалась Манька.
Дьявол задумался.
– Царь бесплодных земель забрал твою плодородную землю, и я могу помочь тебе забрать его землю, как он забрал твою. Она, в общем-то, бесхозная, хоть и пустыня. На таком навозе, да на таких помоях, да с таким средством от всех хворей, ее уже пустыней не назовешь. Так черная кровь вампира хоть сколько-нибудь, да принесет тебе прибыли.
– А разве так можно? – прищурилась Манька.
– А почему нет? Я же Бог Нечисти! У меня не так, как у Бога бедного человека! Или пролей помои, навоз и мочу на себя саму. И будет земля твоя, как земля вампира, или подай мне валюту на блюде и купи у меня голову вампира, тут же принесу!
– Проклятие на него наслать? Подрезать его? – опешила Манька.
– Кто как не ты станешь самой паскудной нечистью, если нашлешь проклятие на Царя? Он же посылает через свою пустыню черных птиц, которые устрашают твою землю. И ты пошли. И они будут устрашать его пустыню. Тебе не привыкать скитаться по пустынной местности, а он еще так не жил, так что у него много появится пространных размышлений о жизни проклятого. Твоя земля, правда, тоже станет пустыней, но каждый, кто увидит ее, уже не соблазнится о ней. Но опять же, советую сначала сносить железо, чтобы ни одна тварь, поселившаяся в твоей земле, не пошла от тебя к вампиру на поклон.
– И что? У него будет пустыня, у меня пустыня… А где умное решение? И войдем в одни ворота города МилоСулимРу? Или обоим протиснуться осликами в МилАсурНам? Знаешь что…
Манька подбросила увесистый слиток золота, поймала его, неожиданно заметив, что крест крестов, болтающийся на цепочке на шее, вдруг изменился. Он вдруг стал прозрачный, как горный хрусталь, а в глубине его растекались брызжущие кровавые струи, наполняя крест крестов рубиновым светом. И еще он стал слегка теплым. И золото, и крест крестов потянулись друг другу, будто два магнита.
– Ой, что это? – испугалась она.
– Крест крестов – оправа для монеты, – Дьявол показывал, как их соединить вместе. Золото вошло в крест крестов и будто срослось с ним. Буква А на монете точно легла в букву в оправе.
– Кресты и золото – слава Дьяволу, а не человеку, а ты с ними, как с атрибутами начинаешь обращаться, – он похлопал монету на ее груди и засунул ее за рубаху.
Манька оттопырила рубаху и погладила теплый медальон, который снова стал почти невесомым, рассматривая его.
– Знаешь, я когда-нибудь, может быть, выкуплю у тебя свою землю, – решила она. – Ведь она все равно отойдет к тебе? Или нет?
– Как я могу продать тебе твою же землю? – изумился Дьявол. – Она и так твоя! Ты на ней не можешь жить, потому что сосед собрал своих домочадцев, прошелся по ней, и расселил в ней всех, кого хотел видеть соседями. Он элементарно передвинул межу. И только ты ему не угодна, и все его близкие гонят тебя с земли. Но ведь их землей она не стала, все они чужеземцы. Но ты можешь купить мою адвокатскую контору, и я посмотрю, что можно сделать, если ты отдашь это золото мне.
Маньке показалось, что Дьявол уж как-то слишком подозрительно выпрашивает у нее золотую монету. То в банк ее предлагает положить, а зачем Богу банк? Или Бог, у которого все, или банкир, у которого вложения. То предлагает позариться на пустыню вампира, как на луну, непонятно где и для чего, то свою землю сделать пустыней. Теперь вот адвокатом решил стать. А с кем судиться и перед кем, если сам Дьявол будет не Судьей, а адвокатом? И не судиться она идет, а войной, выкуривать непрошенных гостей. Но носить на себе такую штуку было опасно. Манька вспомнила, как легко потеряла живую воду, когда попала к разбойникам, и каким бессовестным и хитрым может быть Дьявол, когда нечисть близко. А сейчас эта нечисть была ближе некуда! И как-то странно досталась ей эта монета…
Если Дьявол купил душу у вампира, почему вампир не держал ее у себя? Получалось, что она как бы обворовала вампира? А как за копейку мог водяной купить человека в раба, а потом перепродать вампиру, чтобы тот заставил человека отработать и снова продал? Это что же, получалось, сознание продавалось и покупалось и она – собственность Дьявола? Может ей тогда Дьявола купить?
Манька с любопытством взглянула на Дьявола, который думать ей не мешал.
Ну да, и скажет потом: «Да, Маня, я твой раб, распоряжайся мною!» – ради смеха! И что, догадалась бы она послать его под землю, поторопить подрасти неугасимое дерево? Или те же стрелы подковать серебром? Или организовать охрану? Господин головой должен думать, а где у нее голова? «А я-то, я-то тоже раба! – покраснела Манька. – Если не хуже – ослик! За меня деньгами заплачено!» И что ждать, что Дьявол после этого будет считать ее человеком? Разве что спасибо сказать, что добрым оказался Господином и не торопится забрать туда, где у него ослики поджариваются…
Все у нечисти как-то шиворот-навыворот.
Манька сжала медальон и сковырнула золотую монету. Монета легко упала в ее руку и снова стала тяжелой.
– Я себя выкупаю! – она протянула монету Дьяволу. – Пусть я умру не сегодня-завтра, но умру свободной от всяких обязательств перед вампиром. И пусть будет, будто ты меня не покупал… Ты сказал, что проклятые даже суду не подлежат, вампир их господин, а они его ослики. Я не ослик – я человек.
– Ни на минуту не усомнился в тебе, – ответил Дьявол, зажимая монету в ее пальцах. – Только человек мог бы достать это золото – и оно принадлежит тебе. Оно уже лежит в банке. А вид ее – ее стоимость, написанная на моей долговой расписке. Потратить ее никогда не поздно. Она тебе еще пригодится.
– А почему вампир ее не у себя держит? – спросила Манька с любопытством.
– Вампир взял ее у меня в долг под залог своей земли и выкупил и тебя и твою землю.
– Какое он вообще имел право, если мы ничем друг другу не обязаны? – возмутилась она.
– Как не продавалась, если вампир может входить только по приглашению? Но он не забрал тебя и твою землю с собой, а бросил монету и пошел своей дорогой. А на долг железный процент побежал. Согласись, ты бросилась бы в его объятия, если бы он поманил тебя за собой.
Манька промолчала. Бегала, искала, собирала – чего греха таить. И равняла суженых по вампиру – и удивлялась, когда начинали пить кровь. Мучалась, понимая, что где-то есть такой, который кровь пить не стал бы, а украсил бы и отвел ей лучшее место рядом с собою. А вампир и украшал – только не ее. И поднимал, и миловал, и кровь пил у каждого, чтобы эту тварь насытить.
Была бы она на ее месте, пожалуй, простила бы кровопролития. Она и прощала, понимая, что где-то там плачут перед ним люди. Слава Богу, что не могла она быть на месте Благодетельницы. Забирая с собой душу, вампир не зажил бы до ее смерти жизнью вампира. Пролил бы он кровь, а она пожалела и свою отдала, он снова пролил, а она опять пожалела, разбазаривая добро вампира. Зачем ему такая обуза, которая зудела бы каждый день: «Пожалей, пожалей, пожалей!»
Манька вспомнила, как бегала просить за каждого, на кого обозлился Благодетель, принимавший ее на работу, когда ей казалось, что несправедливо выставляет человека вон. А казалось ей каждый раз, как он принимал решение избавиться от работника. В конце концов, он и ее признавал не заслуживающей ни доверия, ни жалости. И тогда ее увольняли без долгих размышлений, не рассуждая, права она или Благодетель – он был прав, и никем это уже не обсуждалось. И не было такой головы, которая бы побежала заступаться за нее.
Да, проклятых было немного…
– Стало быть, она моя, раз у меня лежала, здесь, в избах? – хмуро поинтересовалась Манька.
– Истинно твоей она только недавно стала. Как же ты могла ее считать своей, если тебе ее не взять?
Манька покачала головой, опять Дьявол говорил непонятно и водил ее за нос. Манька взяла нож и отправилась к живому дереву искать побеги для стрел. За два дня многие ветви отросли. Дьявол почти закончил ковать стрелы, и когда она принесла охапку прутьев, не отрываясь, кивнул на стол, давая понять, что займется ими немедленно. Она бросила охапку и подошла к луку, пробуя его на прочность.
Лук был красивый, сложно устроенный, сразу и не разберешь что к чему. Манька попробовала натянуть тетиву, сплетенную из распушенных нитей, и стрела, наложенная на излучину, отскочила, чуть не ударив ее в глаз. Она повесила лук обратно и отправилась еще за побегами: если каждая десятая стрела хотя бы упадет рядом с оборотнем, это будет уже чудо…
Когда она обходила окрестность, заметила, что трава покрылась порошком, как будто припорошенная снегом. Больше всего порошка было на земле. Наверное, серебро, догадалась она. Людям серебро не повредит, но, когда обратятся в зверей, обязательно наступят.
Однажды зарычал сопровождающий ее волк – в чащу леса ушли пятеро. Сразу после этого неподалеку раздался один глухой выстрел и возня. Пятеро волков вернулись, но один волочил за собой заднюю ногу, сразу направившись к озерцу с живой водой.
Манька заторопилась.
Ей удалось насобирать еще три охапки добрых ветвей, которые годились на древки. На этот раз она срезала даже те ветви, из которых стрелы получились бы маленькие, меньше локтя, понимая, что оборотни, если догадаются, не пощадят живое неугасимое дерево.
А на следующий день встали рано, засветло. Дел еще оставалось много. Она сразу заметила, что все звери снимаются и уходят, остались только волки, но и они беспокойно принюхивались, удерживаемые лишь вожаками.
Продуктов хватит месяца на три, удовлетворенно подумала она, осматривая запасы, и отправляясь таскать охапки стрел в старшую избу, затаскивая их на чердак и в избу-баню, если придется биться оттуда. Дьявол со стрелами уже закончил – стрел наготовили столько, что хватило бы на целую армию. Он занимался зеркалом. Зеркало Дьявол разрезал на три части и установил на дверях обеих изб, одну часть оставили про запас. Дверь устроили хитро по задумке Дьявола, раздвижную, чтобы на день, когда оборотни превратятся в человека, дверь можно было сдвинуть, и та часть, на которой висело зеркало, убралась бы внутрь, и чтобы ее не сняли с петель. Раму переплавили на засовы, которыми Дьявол укрепил двери, которые стали узкими и низкими. Дополнительно к крепким засовам избы укрепили дверь наращенными бревнами, да так хитро, что с другой стороны дверь как бы была немного в стороне, и незнающему о хитрости пришлось бы ломиться не в дверь, а в бревна, которые за дверью подпирали ее.
Манька впервые увидела, как избы наращивают бревна там, где их сроду не было. Вместо окон остались небольшие амбразуры, на задних и боковых стенах избы окон не оставили вовсе, как будто они нахмурились и сжали губы.
На чердаках изб появились дополнительные окна, чтобы был круговой обзор. Спереди на опушку и сзади на реку окна избы оставили открытыми, а боковые зарешетили сучьями, чтобы шальная пуля не прилетела и в пылу битвы враг не залез, и дополнительные длинные и узкие амбразуры на опушку, на тот случай, если окно возьмут под прицел. Обустраивали избы свои чердаки со знанием военного дела, как будто всю жизнь воевали.
На завтрак избушка наготовила наваристой ухи, грибные блюда и разнообразные салаты из дикорастущих трав. Пока Манька ела, она все думала, отчего так с Дьяволом интересно, но все время в дураках ходишь. Она давно перестала удивляться чему-либо: каравай то елся, то не елся, то покойники восхваляли себя в огне, то издевались над нею черти, растянутые от точки А до точки Б, то валюта какая-то… С Дьяволом лучше всегда быть готовой к любым неожиданностям, но последнее, что он выкинул, было верхом его сказочного милосердия.
– Манька, выходи, ты чего там застряла?! – крикнул он, когда она нежилась на лавке, вытянув ноги, давая своему желудку неспеша переварить сытный обед. – Сейчас бронировать избы буду, сгоришь ведь заживо!
Манька пулей вылетела на улицу, понимая, что Дьявол ради смеха, шутя, отправит ее туда, куда сам черт не хаживал. Место, где стояла изба, слегка качалось, как трясина на болоте. Из-под земли поднимались языки пламени.
На всякий случай отошла подальше.
– Я есмь фактор Пси! – многообещающе промычал Дьявол. – Сначала пропитаем избы серебряными растворами. Вот уж оборотни порадуются, когда будут грызть бревна. А сверху закуем панцирной обшивкой, чтобы пули и гранаты не пробили стены. Я еще серебряные тропы приготовил, так что по любому мы заставим их лизать серебро. Давненько в моих казематах оборотни и вампиры в таких количествах не получали прописку! Будем изгонять из нечисти Дьявола! – Дьявол довольно потирал руки, предвкушая обильное жертвоприношение и жатву недочеловеков.
Первая избушка поднялась на своей паре ног и несмело потопталась возле жидкой лавы, в которую должна была войти. Манька подошла чуть ближе, держась Дьявола, но, заметив, что он не стоит, а висит над землей, пулей отбежала назад. Ей и со своего места было видно, как мощные, покрытые роговыми чешуями, с очень острыми и длинными когтями лапы избы погружаются в землю.
Пожалуй, такой лапе оборотень был нипочем.
Первая изба приняла вид угрожающей металлической глыбы, за ней вторая.
Избы чуть отступили к реке, чтобы задние и боковые стены оказались защищенными водой и водяными, плотно прижимаясь друг к другу. Река здесь была широкой и с быстрым течением, у берега мелкой, но потом круто уходила в глубину, так что избы как бы были на земле, хотя им, с их длинными ногами, сесть в реку было то же самое, что человеку в калошах присесть над неглубокой лужей и чуть-чуть промочить зад.
Серебряная яма так и осталась кипеть, выплескивая брызги серебра и струйки пара над кроной неугасимого дерева.
К середине дня все было закончено, до темноты оставалось часа четыре, солнце перевалило зенит, устремившись к горе, освещая ее склон, зависнув невысоко над нею. Дьявол поторопил Маньку, помогая распределить по избам запасы продуктов, стрелы, одеяла, водрузить на крыше ветви неугасимых деревьев, чтобы ночью в свете огня видеть оборотней со всех сторон. Избы горели огнями, как в рождество, и выглядели весьма воинственно. Как не крути, хоть и было на поляне теплое лето, солнце двигалось по зимней орбите, и в пять часов начинало темнеть, а ночь была в два раза длиннее дня.
«Блин, Новый год же прошел! – ужаснулась Манька. – Что ж я теперь, весь год с покойниками и чертями буду возиться?!» И облегченно выдохнула – в предновогодний день они резали и точили стрелы.
Где-то недалеко лес наполнился гулом голосов, выкриками, смешанными с завываниями оборотней, попавших в Дьявольские ловушки. Люди шли группами, зная, что наступает полнолуние. И несли с собой оружие на тот случай, если им встретится зверь или враг, который досадил Ее Величеству, подняв руку на Матушку самой Благодетельницы. Хотя многие понимали, что они и есть тот самый страшный зверь, которого должны бояться люди. Они не могли не помнить, как просыпались голыми в лесу, возле своих жертв, а все их раны заживали мгновенно, и правосудие не знало для них границ милосердия… Так вампиры готовили человека к служению, когда ум его наполнялся зловонием зверя, и люди принимали уготованную им участь, как должное. Они еще умели любить, но ум зверя не оставлял им выбора.
Место назначения знал только зверь, который слушал голос хозяина.
– Неужели люди совсем не думают? – с тихой надеждой спросила Манька.
– Нет, не думают. Зачем им думать, когда голова набита готовыми мыслями? – ответил Дьявол совершенно спокойно. – И поэтому ночью нас будут осаждать оборотни, а днем люди. Люди такой же ум имеют, как зверь: подумал человек, подумал зверь – и кто победит? А зверь служит верой и правдой вампиру. Награда большая обещана за голову убийц Бабы Яги, можно сказать, полцарства… – он повеселел. Манька смотрела на него и не понимала, то ли он действительно рад, то ли пытается поддержать ее, внушая уверенность.
– Мои мысли мои скакуны… – пропел Дьявол, весело наблюдая, как радостные люди открывают для себя лето среди зимы. Оглянулся и тихонько свистнул.
Волки сорвались с места, как по команде, бросились к реке, переправляясь вплавь. Отряхиваясь на другом берегу, они исчезли под густыми кронами деревьев, разбегаясь в разные стороны. Дьявол подтолкнул ее в дверь, и дверь за ними бесшумно закрылась. Заметив на лавке оставленный ею лук, Манька с ужасом вспомнила, что еще ни разу не стрельнула из него, и учиться ей придется на ходу.
