Kitabı oku: «Растяпа. Визит на грешную землю»
Нет ни единого штриха
в любом рисунке поведения,
чтоб не таил в себе греха
для постороннего суждения.
/И. Губерман/
1
Как вы считаете – из дурного поступка может получиться добро?
Мой ответ таков – ничто индивидуальное не может быть совершенным, поскольку нет абсолютных зла и добра. Каждый живущий на этом свете бьется исключительно за свое счастье, и лишь в результате коллективных усилий мы получаем то, что имеем – прогресс человечества по всем направлениям: от духовного, до технического. Даже Гитлер – будь он четырежды проклят! – внес свою лепту в развитие нашей цивилизации и остался в памяти навсегда. Творя добро или зло, мы вносим свою долю в общее дело.
Однажды я понял, что существует общечеловеческий разум, расколотый на миллиарды фрагментов. Что бы ни делали мы, о чем бы ни думали – все есть продукт его жизнедеятельности. Книги, картины, архитектурные памятники… но наиболее полное представление этой мысли дает всемирная паутина. Интернет – сосредоточие человеческих знаний.
По всей вероятности, разумная жизнь – это явление уникальное, иначе в бесконечной Вселенной существовали бы и другие цивилизации. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что в обозримом пространстве мы одиноки и, следовательно, должны сами распоряжаться собой, как умеем. Не стоит надеяться на чудо от придуманного Всевышнего. Вместо этого надо, не теряя времени, развивать технологии, двигать науку и с их помощью обезопасить человечество от бесследного исчезновения в катаклизмах.
Принимая Вселенную такой, как она есть, мы воистину становимся её неотъемлемой частью и не можем вкупе своей прекратить существование, пока она существует. Пусть человечество однажды погибнет по какой-то своей или вселенской ошибке, но если останутся условия – жизнь возродится! Не следует проводить грань между бытием и небытием, между живой и мертвой материей – все это нити единой и вечной ткани. Это объективно. Но субъективно – без нас Вселенная существовать не может: она отражается в чувствах наших и разуме. И потому нет более правильной Веры, кроме Веры в себя самого – неповторимого и самодостаточного.
Смерть – движущая сила эволюции; рычаг её – страх перед ней. Она неумолима и неизбежна. Она уравнивает в правах и власть имущих, и самых нищих – всяк плачет, к кому постучалась кончина в дверь. Все мы смертны, но человечество будет жить вечно! Вроде бы, утешает. Но тем не менее, есть одна вещь, которую следует исправить. Никто из рвущихся к власти не желает её делить. Они готовы жизнью пожертвовать за призрачное счастье видеть других склоненными у своих ног. «Ловите мгновение!» – их боевой клич.
Вот об этом и поговорим…
Был яркий солнечный день конца весны. Уже расцвели в садах сирень и черемуха, благоухающий аромат которых кружил голову. Я только что сбегал в лес, шел по улице к дому, дыша полной грудью запахом многоцветья, как вдруг резкая боль пронзила сердце. Я остро почувствовал свое вселенское одиночество. Все-все ушло куда-то прочь – мир замкнулся на дом, огород, компьютер и утренние пробежки. Многообразная живая жизнь проходит где-то рядом, не касаясь меня. Наверное впервые за последние пару лет ощутил тоску по живым людям, производственным отношениям, по корпоративным вечеринкам… и прочая-прочая-прочая. Мне захотелось жить, как все, и ходить каждый день на работу.
Почему-то это чувство (мысль?) возникла не на Тропе Мудрости, а на улице – в двух шагах от дома. Разом обрушилась и прихватила сердце. Робинзон захотел вернуться на Родину. Тысячи мозаичных впечатлений, передающих неизмеримое богатство сущности жизни в обществе хлынули в мозг из всех закоулков памяти.
Я вдруг почувствовал – так больше жить нельзя: пора менять свою жизнь. Хватит просиживать в размышлениях и философских дискуссиях с самим собой. Не буду отрицать, что метафизические темы мне по вкусу, и я принадлежу к людям, для которых мир – предмет абстрактного осмысления, а потому события для меня менее существенны, чем мысль. Но, в конце концов, кто мне мешает ночью зарабатывать деньги, а днем трудиться на производстве, увеличивая свой пенсионный стаж и багаж впечатлений, который пластами отлагается в памяти? Одна только постоянная виртуальность больше не удовлетворяет – нужен настоящий реальный экшен. И еще: выйдя в люди, познакомлюсь с женщиной и, может быть, снова буду счастлив…
Эта мысль перевесила все. Реальность или ничто!
И я помнил еще одно – кажется, из римского эпоса: самые лучшие военачальники сами выбирают момент для атаки, а плохих вынуждают обстоятельства, подобно кораблям, застигнутым штормом. Не стоит ждать у моря погоды…
После завтрака отправился в районный центр занятости населения подыскать себе работу. Здесь прямо в фойе на стенах списки вакансий – требуются-требуются-требуются… Бог мой! Кто говорил, что у нас безработица? Я бы хоть куда трудиться пошел – пусть меня научат…
Побежал глазами по очередному списку… Ага, вот! Увельскому коммунальному хозяйству требуется начальник базы. Возможно, на эту должность мне и учиться не надо. Что за обязанности у него, с которыми я не мог бы справиться? Людей озадачивать? Да ради Бога, если меня самого озадачат. Вести табель учета рабочих смен? Дело знакомое по «Станкомашу». Инструктаж по технике безопасности? Не проблема. Да не тем ли самым я занимался в котельной «Восточная»?
Складывалось впечатление, что коммунальное хозяйство поселка Увельского давно и именно меня поджидает. Ну что ж… Документы с собой. Желание есть, вакансия тоже… Отправлюсь-ка я, ребята, в комхоз.
Ждали меня не очень давно. Начальница отдела кадров (она же секретарша в закутке вместо приемной и одноклассница моей бывшей жены Тамары) рассказала:
– Был у нас до вас начальник базы – молодой… инженер. Но жена от него сбежала. Следом он исчез. Я имею ввиду с работы. Ничего не сказал, ничего не написал, не отпросился – взял и пропал, поехав за ней. Теперь его всяко разно уволят по статье. А начальник базы нужен – пишите заявление. Директор подпишет – я вас оформлю. С собой трудовая книжка?
Взглянув на большой пробел в моей трудовой биографии, спросила:
– Где же вы были?
– На себя работал.
– Разорились? Понятно. Теперь многие от бизнеса шарахаются – ищут места, где присосаться.
– У меня другое – надоело сидеть дома за компьютером, – устало ответил.
– Программы пишите?
– Боже меня сохрани! Рекламу делаю товарам.
– Бросите свое занятие, если вас примут к нам?
– А ночи на что?
– Вы собираетесь спать на работе?
Я плечами пожал:
– Собираюсь работу работать.
Потом написал заявление и ушел домой, пообещав:
– Завтра приду за результатом.
Довольный и умиротворенный свершенными делами, пообедав, прилег на диван и тут же уснул.
Три часа ночи. Светает, но все за окном скрывалось в призрачной дымке, словно мир оказался внутри перламутровой раковины. Соседние дома терялись в струящемся тумане. Капли влаги скопились на листьях вишни в саду.
Горячий кофе не взбодрил – какое-то наваждение овладело мной, поднявшись со дна души, как вязкий болотный ил. Неважное состояние. Но работать надо. С сегодняшнего дня у меня, вполне вероятно, забот прибавится.
Когда, выключив компьютер, вышел на пробежку, солнце заливало лучами всю округу, обнаружив бесчисленное множество сверкающих бриллиантов в траве. Но над остатками Займища еще видны были островки тумана – должно быть, над чистой водой плёсов. Далекий бор плыл над землей.
Внезапно меня охватила беспричинная радость. Казалось, что все получится у меня в комхозе, как в интернете. Умный человек сладит со всем. И любую работу можно полюбить, если себя в ней найти. Самочувствие тридцатилетнего в свои неполные пятьдесят два. И нет толку из-за этого переживать. Пора идти в комхоз, чтобы узнать – приняли меня на работу или нет?
После завтрака и отправился, тщательно сохраняя безразличие.
В закутке-приемной вчерашняя секретарша говорит:
– Зайдите к директору. Она хочет с вами поговорить.
Захожу, здороваюсь, представляюсь. Со вкусом одетая и располневшая женщина, в прошлом красавица, говорит:
– Мне нужен начальник базы, который в специфике нашей работы разбирается – котельная, прачечная, автобаза, механическая мастерская… короче, база есть база.
– Я работал начальником Восточной котельной, когда мы её забрали у «Челябоблкоммунэнерго». Начинал с нуля, а потом появилось всё – бригады слесарей-ремонтников, электриков, строителей, столярная и авторемонтная мастерские… короче, все кроме прачки.
Директор Увельского комхоза Елена Владимировна Замышляева мне кивает:
– То, что надо. А с прачкой по ходу разберешься.
Подписав заявление мне протягивает:
– Иди, оформляйся…
Оформив меня, секретарша-начальница ОК советует:
– Найди Белова – он тебе все объяснит.
Владимир Михайлович – главный инженер комхоза и мой сосед по Бугру. Мы с ним познакомились через зятя еще в русско-японскую войну или даже немного раньше (шучу). Изредка бывая у него дома, всегда заставал Володю с книгой – он читает их запоем. У самого была собрана приличная библиотека, и перехватывал везде, где только мог, то, что еще не читал. Не берусь судить, насколько беллетристика повышала его интеллект, но кроссворды и сканворды он щелкал не хуже орешков арахиса.
При встрече в новых ипостасях он мне без церемоний – «Толя», я ему – «Владимир Михайлович». Ступая вслед за главный инженером, побывал в токарной мастерской, боксах гаража, в котельной, где никого не застали…
И, наконец, прачечная – вот тут меня ждал первый сюрприз. Ступая по длинным пустым столам, развешивала мокрое постельное белье на просушку красивая девица в короткой юбчонке и ослепительными для мужского взгляда обнаженными бедрами… Она так увлеклась своею работой, что не сразу заметила две пары глаз, с удовольствием взирающих на её прелести.
– Натаха! – улыбнулся Белов. – Твой новый начальник.
Ничуть не смутившись, она поглядела на меня сверху и заключила:
– Годится.
– На что? – пошло язвит Белов.
– Сколько вам лет? – спрашивает Наталья, проигнорировав вопрос и намек главного инженера.
– Пятьдесят два.
– В принципе, еще не старый. Волосы только седые, а на лице морщин мало.
Это правда. Но иногда я чувствую себя глубоким старцем – и сейчас, под её насмешливым взглядом, больше, чем когда-либо.
Потом девушка наклоняется к куче белья на столе и открывает нашим глазам еще более потрясающее зрелище женских достоинств. Мы с Беловым пялимся на неё, как два придурка, у которых не все дома. Так продолжается до тех пор, пока все постиранные полотенца и простыни с наволочками не оказались на проволоке.
Наталья прыгает со стола и идет в машинный зал, где у неё крутится белье с мыльной водой ещё в одном барабане. Белов смотрит ей вслед и морщится – будто пробует на вкус что-то, что ему не нравится.
Мы выходим на широкий двор комхоза.
– И это все мое хозяйство? – спрашиваю.
Главный инженер собирается что-то ответить, но я добавляю:
– Если ты мне подскажешь, за чем смотреть пуще всего, может, тогда лучше справлюсь.
– Смотри, чтобы не пили, – говорит он. – Этого тебе достаточно. А работу свою они сами знают. И особо не лайся: искусан будешь – вон Натахе палец в рот не клади. А если сама будет шуметь, не обращай внимания.
И я о ней думаю – слишком уж хороша прачка молодая… до еще с такими манерами. Трудно будет устоять, вздумай она меня очаровывать. Впрочем, очень даже может быть, что она слегка не в своем уме – девушки с такими прелестями не стирают больничное белье. Сколько же она зарабатывает, если у начальника базы всего семь тысяч рублей оклад? Что-то не так…
Белов приводит меня в свой кабинет – там два стола.
– Занимай. Это твой, – кивает он на один.
Я сажусь и начинаю разбирать содержимое ящиков. Там черте что, но я уже полон энтузиазма. Перебирая весь этот хлам – что-то обратно, а что-то и в урну – поглядываю на главного инженера. До сих пор отношения наши были приятельскими. Но жизнь производственная держится на непредвиденных мелочах и плохо признает кумовство. Возможно, очень скоро дружба наша переменится не в лучшую сторону. Ведь там, где присутствует оклад, дисциплина труда зиждется лишь на оре – и как правило, начальников на подчиненных.
Если Белов будет на меня кричать, сколько стерплю – столько стерплю, а потом уйду. В конце концов, я наемный работник, а не раб. Мое будущее, как и жизнь производственная, зависит от непредвиденных мелочей.
Вторым из моих подчиненных, с кем познакомился в первый день, был сварщик Иван Степанович. Он старше меня и к тому же наделен разумной предусмотрительностью – мне в большинстве случаев приходилось соглашаться с его доводами. Это был добродушный мужик, наивный и доверчивый, с припадками совершенно необъяснимого упрямства. Он уже потерял зрение на производственной почве и потому только резал метал да сваривал простейшие швы – к серьезным операциям не подступал.
Пришел Степаныч в кабинет Белова в восторженном настроении – со мной знакомиться. Выглядел бодрячком, но с запашком перегара. Показалось, он наведался прощупать почву – а не будет ли проставы по поводу вступления в должность? Но вслух не озвучил. Белова пытался подзадорить. Но Владимир Михайлович, видимо, привыкший к его шуткам, угрюмо молчал. Однако на кружку чая сварщик главного инженера таки раскрутил. Видимо, авторитет у народа не дается даром…
От чая Степаныча чуточку развезло. Он стал хвастать своими успехами в пьяных драках:
– Мы на этот счет простоваты.
Не знаю, как насчет мордобоя, но вот собак – цепных, злых-презлых – он действительно не боялся. Они от него шарахались – может быть, испугавшись дурного запаха перегара. В сущности он не был злым или отчаянным человеком – просто порой накатывала на него детская шаловливость.
И этот же самый Иван Степанович поучал меня, как держать дисциплину в трудовом коллективе:
– Каждый подчиненный человек непременно должен бояться начальства. Я, к примеру, тебя. Ты – Белова. Михалыч нашей Шахини-Крокодилицы… Тот, на чьей стороне власть, всегда остается безнаказанным. Вот и вся музыка в комхозе.
Шахиня пойдет, но почему Крокодилица? Елена Владимировна мне показалась очень даже симпатичной женщиной.
Когда Степаныч ушел, главный инженер высказал свое мнение о нем:
– Какой-то несообразный человек. Ты не бойся его, но держись подальше.
Ближе к шести вечера я пришел с работы домой, ощущая легкую, вполне объяснимую усталость. Еще кажется икры немного судорогой сводит, но это и раньше бывало от долгого напряженного состояния нервной системы. Главное – я уже не чувствовал себя одиноким, как это было вчерашним утром. Мне как будто бы полегчало. Во всяком случае, неизвестности больше нет. И мама очень довольна, что её сын стал ходить на работу, как все нормальные люди.
Поужинав, прилег на диван и тут же задремал, вполне отдавая себе отчет, что еще грядки в огороде надо полить. Через час проснулся, будто кто меня в бок толкнул. Встал, умылся, в зеркало на себя глянул. Несмотря на загар, явственно проглядывала усталость. Левый глаз красный – с чего бы? Кажется, лоб стал выше – но не потому что поумнел, а просто начал лысеть. М-да… А Натаха считает меня пригодным – только вот для чего?
Не успел выйти в огород, позвонила сестра – она уже в курсе моих перемен.
– Просто хотела узнать, как все прошло. Тебя приняли?
– Да.
– Начальником в котельную?
– В том числе. Я – начальник базы. Там и гараж, и прачка, и котельная…
– Братик, а тебе не нужен туда оператор газовых котлов?
– Еще не знаю. Еще не видел никого из котельщиков. Стоит открытой, а народа нет. Бардак, одним словом, комхозовский.
– Разберешься и, если нужен будет оператор, возьмешь меня?
– Обещаю.
– У тебя голос расстроенный.
– Так оно и есть – первый день на работе, впечатлений много… Что узнаю, я тебе сообщу. Спасибо, что позвонила.
– Как там мама?
– Сидит на лавочке.
– Мы завтра подъедем с Вовой рассаду высаживать.
– Ну, тогда до завтра.
Полил грядки. Пожарил картошки, накрошив туда колбасы вареной, позвал маму ужинать. Потом вечеряли у телевизора. Долго лежал в темноте и не мог заснуть. Когда наконец отрубился, было уже несколько заполночь. Снова очнулся в третьем часу. Мне всегда требовалось меньше сна, чем любому другому – так что привык бодрствовать, пока остальные спят. До рассвета «час Пикуля» за компьютером, потом пробежка к лиственницам. К восьми часам пришел на работу.
Меня предупредила секретарша: в 9-00 оперативка в кабинете директора – собираются все начальники участков и главный бухгалтер. До этого времени я все обошел, но в котельной опять никого не нашел – нынче дверь вообще оказалась на замке. Да что же творится, черт возьми! Где мои люди? У Михалыча что ли спросить?
До оперативки просидел за своим аккуратно прибранным столом, но Белов так и не появился. Времени не тратя даром, размышлял над шкурным вопросом – самоокупаемое ли предприятие комхоз или на дотациях трепыхается? Этот вопрос повсеместно сейчас обсуждается, и российское Правительство предпринимает героические усилия по сбагриванию проблем коммунального хозяйства страны с забот казны на плечи налогоплательщиков. Где-то что-то экспериментируется. Но насколько я информирован в Увельском районе никаких мер не принимается. Вот как Шумаков Виктор Григорьевич в свою бытность первым заместителем Главы района объединил все котельные в одно предприятие, так больше подвижек никаких не осуществлялось. Воз, как говорится, и ныне там. Впрочем, нет, кое-что было – увеличили штат «Службы заказчика», переименовав его в Учреждение по Управлению Жилищно-коммунальным Хозяйством (УУ ЖКХ) и выделив ему отдельное здание в офис.
Итак, в 9-00 толпа начальников служб комхоза двинула в кабинет директора на оперативное совещание. Я в их числе.
Директор комхоза – женщина? Я помню Кожевникова Владимира Михайловича на этой должности – вот был руководитель! От Бога, можно сказать. Сам ушел или «умыли» после ухода Шумакова из власти? – сие мне не ведомо. Итак, Замышляева Елена Владимировна…
Только войдя, я сразу почувствовал к ней уважение всех присутствующих начальников служб. И в дальнейшем это впечатление подтвердилось…
Первым вопросом разобрали вопиющее нарушение трудовой дисциплины, допущенное охранником комхоза в минувшее воскресенье – он самовольно ушел со службы, бросив всю базу и свою сторожку на произвол судьбы.
– Увольнять будем? – нахмурила брови Елена Владимировна.
Вопрос проблемный. Дело в том, что парень – ветеран Афгана, награжденный медалью; не бузит, не скандалит ни с кем – ведет себя тихо и прилично; почти не пьет, но, по слухам, ширяется – привычка, вывезенная из Афгана…
– К нему опять шалава эта пришла и увела с собой, – подсказывает кто-то директору обстоятельства инцидента.
Встрепенулся начальник КНС (канализационно-насосная станция) Дмитриев:
– Вот ведь, Елена Владимировна, ситуация какая получается – все её трахают, а он любит. Как говорится, неземные чувства…
Директор вскидывает на меня взор:
– Начальнику базы разобраться и наказать, не увольняя.
Что и охрана в моем подчинении? Ничего себе! Вот это я влип за семь тысяч рублей…
Поговорили еще о каких-то делах. Под завязку совещания директор говорит, обращаясь ко мне:
– Сейчас возьмешь своих людей, соответствующий инструмент – лопаты, носилки – и пойдешь на улицу Кирова, к офису УУ ЖКХ. Им чернозем подвезли – разбросаете его на клумбы. Все ясно?
Все-то – все да не все… Не ясно – кто и где мои люди?
После оперативного совещания пытаю этим вопросом Белова. Он отложил свои дела.
– Пойдем со мной, – говорит.
Пришли в котельную – она оказалась открытой – нашли там одного оператора по фамилии Истомин.
– Где народ? – спрашивает Белов.
– А шут его знает, – пожимает тот плечами.
Идем по базе. В гостях у Натахи находим одного. Белов поморщился и покачал головой:
– Тевелев, ну-ка задницу оторвал и прыжками за нами.
Заходим в мастерскую. На токарном станке Борис Михайлович Родионов что-то вытачивает. Тот самый мужик с высшим педагогическим образованием, которому я, по воле Губанова, передал бразды правления котельной «Восточная». Вот снова пересеклись…
– Что делаем? – спрашивает Белов.
– Да вот, точим…
– Для себя или кто заказал?
– Да какая разница, Михалыч – разве я тебе когда отказывал?
– Закругляйся – пойдешь с ребятами.
– Куда?
– Вот наш новый начальник базы – он тебе все расскажет. Ты ведь числишься за котельной?
– Числюсь-то за котельной, но работаю здесь.
– Хватит артачиться, – хмурится главный инженер. – Сказано «закругляйся», значит выключил станок и на выход.
Все было понятно. Борьба характеров – кто кого?
Мой бывший приемник выключает станок. Наступила тягостная тишина. Борис, не спеша, снимает со шпинделя деталь, кладет её в шкафчик и закрывает дверцу на висячий замочек. Вытирает ветошью руки и хлопает меня по плечу:
– Ну, пошли, коль начальник.
Заглянули еще в боксы и остановились у сторожки охранника на въезде во двор комхоза. Белов поглядел на нас с удивлением:
– Кого еще нету?
– А тот, в котельной? – напоминаю я.
Белов машет рукой:
– У него диабет – тяжелый труд противопоказан.
– А кого надо? – спрашивает Тевелев.
– Всех котельщиков.
– Так это… Мой сын устроился на лето… недавно.
– Где же он? – рычит Белов.
– Сейчас, – Тевелев исчезает в конторе и возвращается с парнем лет двадцати – рыжеволосым и густо усыпанным веснушками.
– Женя, – представляет его отец.
– Ну, вроде бы хватит, – облегченно вздыхает Белов.
– А что делать-то? – спрашивает Родионов.
– Вот ваш начальник базы. Он озадачен. Все вопросы к нему, – главный инженер уходит в контору.
Все взоры ко мне обращаются.
– Идем на склад, получаем шансовый инструмент, – командую я.
Кладовщица Любовь Васильевна по моей просьбе выдает нам носилки и две совковые лопаты.
– Что дальше? – спрашивает Борис Михайлович, ухмыляясь.
– Идем на Кировку к УУЖКХ, там объясню.
Тевелев-старший, которого, кстати, зовут Григорием Вениаминовичем, ко мне подступает:
– Начальник, ты у нас новенький и многого не догоняешь. Давай так – чтобы не было ненужной суеты, ты нам поведай, что надо сделать, а потом придешь и проверишь нашу работу.
Я посмотрел ему в глаза – разумно мужик рассуждает.
– Значит, так… – рассказал подчиненному мне коллективу о поставленной директором задаче.
Борис хмурится, Григорий улыбается:
– Всего-то делов?
Он тут же ловит тронувшийся было со двора «Белорус» с тележкой, закидывает в прицеп шансовый инструмент, сам заскакивает, объяснив трактористу, куда их надо доставить. Зовет остальных:
– Полезайте сюда.
Я подхожу:
– Менты увидят, права отберут у несчастного тракториста. Так нельзя ездить…
Гриша мотнул головой:
– Не увидят. Мы на пол ляжем. Залезай, ребята…
Борис и Евгений лезут к нему.
– А ты, начальник?
Ну, вот еще! Буду я ездить лежа на полу в тракторном прицепе. Надо смотреть на вещи прямо и просто.
– Поезжайте, парни, я позже приду. Тут у меня еще одно дельце.
Я не забыл, что по приказу директора должен разобраться со сбежавшим с поста охранником – ветераном Афгана и жертвой любви. Проводив взглядом попыливший трактор, поднимаюсь по ступенькам в сторожку, похожую на курятник. Почему-то не оставляло чувство, что я что-то проглядел. Что-то важное, что могло помочь понять мою новую службу и её обязанности.
В сторожке охранник присутствовал. Но это не тот, который мне нужен. Василий Иванович Поспелов – бывший заведующий общим отделом Увельского райкома партии, позже директор Увельской «Сельхозхимии»… теперь, видимо, пенсионер, живущий по-соседству с комхозом и потому её охранник. Мне человек этот неприятен – давно и надолго. Откуда взялась неприязнь? Мне кажется, дело не в его послужном списке, а в человеческих качествах – райкомовская привычка смотреть на людей свысока не покинула пенсионера Поспелова. А мне плевать, кем ты был – важно, кто ты сейчас, и дело отнюдь не в чинах, а человеческих качествах…
И он словно читал мои мысли – насупился, завидев меня, и выпятил толстую нижнюю губу.
– Привет, начальник.
Я молча кивнул. Он меня видит насквозь – так к чему напрягать голосовые связки? Развернулся и вышел, решив, что с провинившимся сторожем завтра поговорю – а с этим не хочется даже общаться. Впрочем, кажется знаю где прогульщик Ромео живет – на той же Кировке, в двухэтажном доме, рядом со школой. По дороге в УУ ЖКХ двором пройду – может, и угляжу.
Пошел, прошел – не увидел.
Две клумбы под окнами офиса руководящей нами организации были обордюрены. Между ними большая куча черной, как антрацит, земли. Котельщики посредством лопат и носилок перемещали её на клумбы. Мое появление их взбодрило – но не на работу, а в разговоры.
– Анатолий, – сказал Родионов. – Ты же старый котельщик. Кто как не ты знает, как важно использовать летний период для подготовки котлов и трасс. Хочешь зимой сопли морозить от аварий и порывов? Я не хочу. Так какого хрена мы здесь торчим? Нам больше нечем заниматься?
– Замышляева приказала, – отвечаю.
– Да что она понимает в котельном производстве? А ты ей, как начальник базы, должен все популярно объяснить.
– Тяжело это, Борис Михайлович – в первый день с начальством спорить. Дай оглядеться…
– Это да, – вздыхает приемник мой бывший. – А еще Губанов говорил, что ты у нас очень скромный руководитель.
Звучит двусмысленно и подано так же – то ли Родионов имел в виду мою природную вежливость, то ли скромные результаты моего руководства коллективом.
Почувствовав напряжение в нашем диалоге, вмешивается Гриша Тевелев – кивнув на большущие окна-витрины бывшего книжного магазина, за которыми сидят и ходят, общаются в маленьких клетках-кабинетах сотрудники УУ ЖКХ, ворчит:
– У, кровососы. Для себя самих клумбы облагородить не могут. Чем жопы насиживать в кабинетах, вышли бы на субботник да поразмялись. Привыкли на чужом горбу кататься…
Это да. С этим согласны все. Нас, котельщиков, в ремонтный период гонят к черту на кулички, ненужные нам клумбы облагораживать. Потому и работаем ни шатко, ни валко. И хоть одна лопата лежит без дела – двое носят, один нагружает – я её в руки не возьму. Из принципа. И народ подгонять не буду – пусть работают от настроения.
Родионов не упускает момента:
– Эй, начальник, а ты чего стесняешься – вон лопата лежит свободная, ты без дела стоишь…
Мне не хочется спорить и оправдываться… работать тоже… впрочем, я это уже говорил. Отвечаю бывшему своему приемнику:
– Если хочешь, чтобы я ушел, просто скажи.
– Да торчи, коли делать нечего, – отирает тыльной стороной ладони пот со лба неудавшийся педагог.
– Скажем так – я обеспечиваю технику безопасности и бездефектность труда.
– Зашибись работа, – улыбается Тевелев Женя. – Обязательно буду начальником.
Руками разводит его отец:
– Для этого надо учиться, сынок.
– Так я учусь.
– На повара.
– Ну и что? Повар не может быть начальником?
– Шеф-повар – начальник над поварами. – подсказывает Борис.
Время к обеду.
– Начальник, – спрашивает Борис. – Мы на обед пойдем, ты останешься сторожить шансовый инструмент?
– Сейчас узнаю, – говорю и направляюсь в двери офиса УУЖКХ.
Там практически никого не знаю, но на свое счастье в коридоре случайно сталкиваюсь с бывшим снабженцем ЮЗСК.
– Валерий Иванович! Вот это встреча! Вы здесь работаете или случайно?
Он кивнул:
– Ага, работаю. Нас как начали сокращать на заводе, первым делом увельских поперли.
– Надо мстить. Я слышал начальница у вас из Южноуральска – гоните в шею и будете квиты.
Валерий Иванович вздрогнул, оглянулся, снова посмотрел на меня и слабо улыбнулся:
– Чего тебе?
– Мы вон землю для вас в клумбы таскаем. Сейчас на обед пойдем. Нельзя ли шансовый инструмент у вас в коридоре пока оставить? – так сказать, под надзором. А то ведь с улицы утащат.
– Оставляйте, – говорит Валерий Иванович и уходит.
После обеда дома прилег отдохнуть – полчаса умри, но дай: голову просто сносило. Проспал час. Усталость как рукой сняло. Отправился на работу.
В конторе попал на глаза Замышляевой.
– Твой сварщик пьяный шарахается по КНС. Стой, ты куда?
– Пойду посмотрю и приструню.
– Поздно – я его уже домой отправила. Садись за стол и пиши докладную.
– Но я даже не видел его.
– Я его видела. Ты что – мне не веришь?
Воцарилось тягостное молчание. Я не мог понять – нужно ли мне слова директора воспринимать всерьез?
– Ну? – хмурится директор, меня принуждая. – О чем размышляешь?
– Не знаю. На основании чего я должен писать докладную?
– На основании моего приказа.
Я мотнул головой:
– Так и писать – на основании приказа директора пишу докладную, что сварщик…
Замышляева смотрит со злобой на меня:
– Ты мне здесь дурака не валяй. Хочешь работать пиши докладную, не хочешь – заявление на увольнение.
– Другого выбора нет и не будет, – добавляет она и уходит.
Я сажусь в кабинете за стол, кладу перед собой чистый лист, на него ручку и начинаю размышлять – что писать?
Эти три часа до конца рабочего дня были, пожалуй, самыми долгими в моей жизни. Мне казалось, что это все происходит не со мной или, во всяком случае, не наяву – словно спал, и снился мне совершенно непостижимый кошмар. Я должен написать начальству докладную о нарушении моим подчиненным трудовой дисциплины – о нарушении, свидетелем которого сам-то и не был. Что это, как не навет? Реальность хуже любого кошмара…
Много раз стучали и клеветали на меня. Но мне ни разу не доводилось. Наконец пришел мой черед. Все когда-то случается в первый раз. Надо писать, если хочу работать – прямо сказано. Только сковывали нехорошие предчувствия – стоит один раз прогнуться…
Конец рабочего дня – я уже написал докладную на сварщика Ивана Степановича, но директору не отнес: еще размышляю, сомневаясь. Тихо ступая, в кабинет входит Тевелев-старший – лицо от пота и земли в разводьях грязи. Сказал, как простонал:
– Все начальник, мы пошли. Инструмент сдали…
– Всю землю перетаскали?
– Да где там – как раз до октября валандаться…
– Григорий Вениаминович, ты знаешь, где живет наш сварщик?
– Степаныч? Знаю, конечно.
– Проводишь?
– А что туда провожать? Двухэтажный дом на перекрестке улиц Советская и 30лет ВЛКСМ.
– Это где молочная кухня?
– Как раз напротив – через дорогу. Войдешь во двор со стороны Советской – первый подъезд, первый этаж, первая дверь налево…
Я занес директору докладную и отправился к обвиняемому мною человеку каяться. В квартиру стучаться было не надо – Степаныч веселенький сидел на скамейке и посматривал на детишек в песочнице.
– Иван Степанович, я пришел к тебе просить прощения.
Тот, еще не зная, в чем дело, мгновенно ответил:
– Без бутылки ни за что не прощу.
Видно было, как его била крупная дрожь.
– Может, пива?
