Kitabı oku: «Жизнь российская. Том второй», sayfa 3
Глава 59
"Подробный отчёт супруга"
Много всего говорится, да не всё в дело годится.
Русская пословица
А в ответ Тонины волшебные пирожки
Время шло неумолимо. Скакало.
Оно всегда вперёд стремится. Шагает. Бежит. Щёлкает. Торопится куда-то. Назад никогда не ходит. Назад – это неестественно.
Кульков спал. Всё пересмотрел. Всю свою минувшую жизнь увидел. От самого детства далёкого и до сегодняшнего реального дня крутилось в голове. Эпоха целая…
Уже в который раз он смотрел это во сне. То в порядке возрастания, то в обратном. Как бы время назад закрутилось. Против воли. Против законов природы.
Сны – его привычное состояние. Хочет он этого или не хочет. Как по заказу к нему всё предыдущее возвращается. Особенно в последнее время всё это ему снится.
Вот что-то новое появилось перед ним. Он заулыбался во сне, чмокать губами стал громко, облизываться. Какое-то вкусное и ароматное предстало. И оно благоухало…
Василий во сне метался от смачных аппетитных запахов, доносившихся из кухни. Там колдовала Тонечка, жена его. Она уже возвратилась с работы и хотела порадовать своего ненаглядного его любимыми пирожками с капустой.
Василий Никанорович чуял те чудесные запахи… но не мог проснуться… Или не мог, или не хотел. Поди, разберись… Но что-то мурлыкал он… тихо… по-детски…
Сон забрал его к себе, крепко держал… и не отпускал…
Перед Васей мелькало его детство прекрасное… с праздниками вечными… А праздники он любил и желал в них участвовать во что бы то ни стало. Вот он и продлевал для себя счастливые моменты… Зачем просыпаться??
Антонина не стала будить супруга, она знала, что он и так умаялся, посещая который день свою «полуклинику», а сегодня у него ещё состоялся вояж в отделение грозного, таинственного и роскошного, судя по фотографиям в газетах и журналах, Пенсионного фонда. В народе многое говорили про этот фонд: и хорошего много, и плохого. Плохого больше. Чего только люди не трындели про него… Народ подпрыгивал от тех известий. Чего только не болтали в стране… Людей будоражило. Восстания даже готовились в некоторых регионах по закрытию этого зловредного фонда. Тонечка от мужа надеялась правду узнать: как там… в фонде том… дела обстоят… Что он, чёрт рогатый, из себя представляет. Как людей там обслуживают. Как относятся к ним работники. Говорят, что работники фонда миллионы получают и в золоте ходят… Но это потом, после того она спросит, как Васенька милый проснётся. А пока пусть спит сладко… любимчик…
Она плотно закрыла дверь в кухню и занялась готовкой.
Антонина Саввична старалась не шуметь, и это у неё получилось. Но с запахами она не смогла совладать, да и не было у неё такой затеи. Чудные ароматы, исходившие от любимых её мужем пирожков, которые она вынула из духовки, вмиг разлетелись по всей квартире и заполнили всё воздушное пространство.
И вот… настал час пик… Глазки открыл Васенька родненький…
К столу… пожалуйте… Всё готово уже… муженёк сладенький…
И вот… супруги трапезничают…
Вечер прошёл за сказочным чаепитием и красноречивым отчётом Василия о своих сегодняшних славных похождениях.
Он взахлёб рассказывал жене, пересказывая по нескольку раз наиболее интересные моменты своего вояжа: как шёл через парк, как ехал на автобусе, потом на ретротрамвае, как снег соскребал с замёрзших напрочь стёкол, как на льдинки отчаянно дышал, как уснул нечаянно, как проехал нужную остановку, как грешил на бабулю, которая ему дорогу в автобусе объясняла, как потом он всё-таки добрался до Пенсионного фонда, как в очереди стоял, как на скамейке сидел у шестого кабинета, как ждал мига, когда пригласят, как зашёл туда через некоторое время. Но самое главное – это как прекрасная Изольда Генриховна его приняла. Да-да! Чудо чудесное! Да-да! Диво дивное! Прелестно она его приняла! Как царя! Как короля! Как Всевышнего! Как Бога! И как красавица Людочка его обслужила великолепно, с любовью выписывая так нужные ему справки.
– Хорошие люди мне сегодня встренулись… – радостно закончил рассказ супруг.
– Ну и ладненько, – согласилась с ним довольная Антонина, подкладывая румяные пирожки. Спустя минуту, как будто что-то вспомнив, спросила: – Вася! А правду говорят, что в Пенсионном фонде всё чуть ли не из золота сделано? А здание мраморное. Что зарплаты там у них огромные. И что работникам хорошо живётся. Лучше, чем остальным российским гражданам.
– Я, милая моя, не знаю… Ничего такого мне про это неизвестно.
– Наша заместительница главного бухгалтера, Зоя Казимировна Куклева, до этого там работала. В их учреждении. Так она много чего интересного про этот Пенсионный фонд нам порассказывала. И выглядит Зойка как куколка. Вся в золотых украшениях. С головы до ног она обвешана. Как фараонша старинная.
– Это, Тонечка, наверное, в центральном здании так. В головном офисе. Я тоже много слышал об этом. Идёт такая молва в народе. Говорят… люди-то… Я же ходил в одно из многочисленных отделений этого состоятельного денежного Фонда, которое обслуживает пенсионеров нашего городского округа и района. Поняла? Находится оно в обыкновенном жилом здании на первом этаже. С виду – неприглядное. Так себе. Как и сотни других. Обычная высотка. Но крыльцо хорошее, мраморное, с никелированным ограждением. Вывеска огромная. Широкая. Красочная. Как плакат первомайский. Фонари как на Старом Арбате. Двери шикарные. Из стекла зеркального, из толстого. И внутри побогаче, чем в нашей районной соцзащите. Я бы не сказал, что шибко там роскошно, но евроремонт – приличный. Даже более, чем приличный. И обстановка соответствующая. Про их зарплаты ничего сказать не могу, а вот про самих работников… Да. Заметно. По их виду можно предположить, что нехило они там живут, не перебиваются с хлеба на воду, как основная масса наших простых пенсионеров. И выглядят все на пять. Я бы даже сказал: на пять с плюсом. Или на все шесть. А вот насчёт золотых украшений… Да, Тонечка. Твоя здесь правда. Там все, от мала и до велика, обвешаны побрякушками: и кольца, и серьги… цепочки с кулонами… браслеты… А у Изольды Генриховны колье отменное. С камнями драгоценными. Как у Марии Медичи. Я такое в кино на царицах видел. На королевах. На императоршах. Императрицах! Значит, правильно люди про это говорят… Про великолепие! Про богатство! Про роскошь! Про изысканность!
– А кто она такая?
– Медичи-то? Она эта… Как её… Ну, в общем… королева…
– Нет. Та. Другая. Изольда…
– Ах… эта… Она начальница отдела, что справки выдаёт…
– Всего-то… А я думала…
– Стоп! Что ты думала?
– Да так… ничего…
– Не юли, моя дорогая. Давай! Колись!
– Вася. Ты чего докапываешься? Я же просто так сказала.
– Ничего не просто так. Ты с каким-то умыслом это произнесла. Давай! Говори!
– Васька! Тебя на мякине не проведёшь. Всё-то ты, дорогуша, знаешь, обо всём догадываешься… Чуйка у тебя отменная. Как у Шерлока Холмса. Как у Пуаро. Как у…
– Да, – перебил жену супруг. – Я такой! Но ты мне зубы не заговаривай. Давай! Сознавайся! Что хотела узнать… Или просто чего хотела…
– Ладно. Теперь не отстанешь. Пуаро и есть Пуаро. Ладно. Слушай. Вот бы мне туда. Вот что мне захотелось…. Справки те выдавать…
– А что… Резонно! Я не против. Но… Но не так-то просто туда попасть, милая.
– Я так и думала. Не всем удаётся… Далеко не всем… Что ж, отставим пока.
– Хорошо.
– Что… хорошо… Чего же тут хорошего?
– Ну… это такой оборот речи. И ничего иного. Просто слово! Ну ты пойми, что…
– Ладно-ладно. Не оправдывайся. Не надо. Не сочиняй. Не придумывай. Уговорил ты меня. Поняла я. Что ж… Ничего не поделаешь. Ждать буду другой оказии.
– Это очень хорошо, что ты меня поняла. Это здорово, когда супруги понимают друг друга. А если с одного слова понимают, то это вдвойне приятно. Даже в тройне.
– Вот и славненько, милый. Прости меня, пожалуйста…
– Не надо, дорогая, лишних слов. Одно могу сказать тебе: хорошие люди мне сегодня попались. Душевные… Всегда бы так случалось…
– Это точно, Вася. Повезло тебе. Несказанно.
– Вот и завтра тоже повезло бы… Я так хочу. Всё идёт к этому. Удача вдруг замаячила на горизонте. Я так рад…
– Я тоже, милый мой, рада! Плясать охота! Песни радостные петь! Целовать тебя бесконечно! Повезёт тебе, – заверила мужа супруга, – непременно повезёт. – Тоня хотела поднять ему и так хорошее настроение ещё выше. – Обязательно повезёт! Я молиться за это буду! Творца нашего просить! Пусть тебе сопутствует удача. Фарт! И люди хорошие и отзывчивые почаще встречаются. Я, Василёк, желаю тебе этого! От всей души.
– Спасибо, Тонечка моя дорогая!! Ашот Карфагенович тоже хороший человек.
– А кто он?
– Мой лечащий врач. На доктора Айболита похож. Хи-хи… Копия!!
– Ничего себе… Постой-ка… А ты, однако, мне о нём что-то раньше рассказывал.
– Ага. Так и было. В тот ещё раз рассказывал. А теперь уточнить хочу кой-какие моменты интересные. Детали некоторые тебе озвучить. Сперва про Айболита и Ашота Карфагеновича. Близнецы они! Как будто от одной мамки рождены. Так и есть. Копия! Лицо одно и то же. И по специальности медицинской они схожие… Мне кажется…
– Стоп. Что тебе кажется??
– Мне кажется, Тонюсик, что он, Ашот-то, доктор мой лечащий… сам-то из этих… Как их… Ну, зараза… из башки выпало… Вот! Вспомнил! Из ветеринаров он.
– Стоп! Как это?? Как это из ветеринаров?? Почему, милый? Почему ты так решил?
– Мне так показалось, дорогая. Померещилось. Какие-то лошадиные термины он постоянно произносит и в рот то и дело мне заглядывает – зубы смотрит. Тпру!
– Стоп!! Стоять!! я сказала… Ты чего, Вася? Рехнулся?? Почему тпру???
– Не боись! Не спрыгнул я с ума. Со мной всё в порядке. Нормальный я. Так доктор сам себя в тот раз остановил. Когда разошёлся шибко.
– Как это?? Поясни… Васенька…
– Очень даже просто. Тпру – и всё. Поржал ещё немного. Как конь ретивый.
– Ого! Ну и дела там у вас… Комедия сплошная. Или Трагедия… Ветеринары… Зоотехники… Биологи… Ботаники… А как ты к нему попал-то? К ветеринару этому?
– Тётя Глаша с Петровной меня к нему направили.
– А кто такие тётя Глаша и Петровна? Тоже конские врачи?
– Ох… Тонюсик… я же тебе не успел про них рассказать. Не шути так дерзко. Они хорошие люди. Тётя Глаша – это обычная уборщица в полуклинике. Знатная тётка. Огонь. Уважаемая всеми. И мной тоже. Она пожилая… почти древняя старушка. Но добрая. Хоть и деревенская. Да, вот что ещё хотел тебе сказать. Очень интересно. Это она встретилась мне на крыльце, когда я в первый раз туда пошёл. С ведром полным она тогда выходила.
– С водой… что ли?
– Почему с водой. С помоями…
– Как… это… с помоями?.. Ты чего несёшь?..
– Ну, ведро она выносила, а в ведре вода налита, которой она полы мыла. Ведро полное было. По самые края. Плескалось даже. А я в это время на крыльцо поднимался. Вот мы и встретились с ней в первый раз. Примета же такая есть: если встречается тебе баба с полным ведром, значит… – хорошо это.
– Ну, положим, там не про помои говорится.
– Тонечка! Но помогло же… И тётя Глаша помогла. И Петровна потом.
– А что хорошего в том, что ты в первый день на приём не попал?
– Хорошего здесь нету ничего. Это верно. Спору нет. Но я же не попал к врачу не из-за неё. А из-за других нехороших людей. Из-за отпетых разгильдяев, охламонов и иных разных плохих людей. И из-за другой нечисти. Из-за законов дурацких. Правил там всяких… инструкций… положений… установок… – тоже идиотских.
– Понятно. Про это мне понятно. Даже больше, чем понятно. У нас везде так. Куда ни глянь. А Петровна кто такая? Про Петровну твою мне ничего не! понятно…
– Да подожди ты с Петровной. Я тебе про тётю Глашу ещё не всё рассказал. Вот когда во второй раз у меня пролёт с записью к врачу получился, то они мне обе помогли. Ну, не совсем пролёт, конечно, а просто записался я на другое число, которое меня никак не устраивало, а эта тётя Глаша познакомила с Петровной, которая и направила к этому Ашоту Карфагеновичу. К Ильясову. К доктору Айболиту. Если бы не Петровна, ну и тётя Глаша тоже, то я бы до сих пор к врачу не попал. А уже он, доктор этот, направил меня за справкой в Пенсионный фонд. Потому что без справки такой мне лекарства бесплатные никто бы не выписал. И не выпишет никогда. Теперь понятно?
– Да. Теперь понятно. Вроде бы… Только непонятно, а зачем они все куда-то тебя направляют? И посылают? А почему не лечат?
– Ну, а это мне, дорогая моя ненаглядная супружница, и самому непонятно! И я не знаю, почему так происходит. Законы, видать, такие идиотские. И порядки. Но завтра Ашот Карфагенович обещал выписать, наконец-то, мне льготные снадобья. Добрый он человек. Отзывчивый. Душевный. Порядочный. Поэтому с утра пойду к нему.
– Хорошо, Василёк. Я рада за тебя, что получается. Понемногу, правда.
– Спасибо, милая. Я тоже безумно рад, что что-то стронулось… снялось с якоря, в движение пришло. Правда, не всё, не везде и не так, как это должно быть.
– Ты про что, Василёк? Вид у тебя какой-то нездоровый. Ой, прости, дурость сморозила. У всех больных людей вид нездоровый. Всегда так. Они же больные…
– Да я не про это. Я про очереди. Там, в Пенсионном фонде, тоже очереди очень огромные. Многолюдные! А очередники какие-то беспутые… Или беспутные… Какие-то не такие: то ли они все там глухие, то ли тупые, то ли ещё какие…
– Как это? Ты про что, Василёк…
– Глухня там полная в очередях! Или всем начхать на всех. Кое-как добился за кем мне в очереди быть. Несколько раз, Тонюсик, спрашивал, а в ответ тишина. Словно это не я, а невидимка! Ты представляешь? Я сперва изумился. Потом удивился. А в конце вообще обозлился. Чуть не послал их всех… А ещё…
– Стоп! Тпру! Как говорит твой доктор Айболит. Ну ты и разошёлся… Куда это ты их хотел послать? А?? Васенька…
– Туда! Куда надо! Куда всех посылают! Ферштейн?
– Ферштейн-ферштейн… Только не надо так делать! Никогда! Понял?
– Понял. Извини. Больше не буду. Честное слово.
– Ну и ладненько. А ещё что? Ты ещё что-то сказать хотел.
– А ещё они там все не любят слово «последний». «Крайнего» им подавай!
– Да, мой дорогой. Я тоже заметила такие изменения в обществе. Они от этого слова «последний» шарахаются, как чёрт от лампады. Ой, прости. От ладана. Так будет правильнее. Они почему-то перестали его употреблять в своём лексиконе. Где надо и где не надо, где можно и где не можно эти новомодные «знатоки» русского языка… всегда вставляют почему-то слово «крайний» вместо обычного слова «последний».
– Это точно! Хоть стой, хоть падай…
– Не надо, Вася, падать. Стой на ногах твёрдо.
– Я так и делаю. И говорю «последний», когда оно действительно последнее. А «крайний» – когда оно действительно крайнее.
– Молодец, Вася-Василёк! Я горжусь тобой, мой рыцарь!
– Тонюсик! Со мной работает один мужик. Так он вместо рыцарь говорит лыцарь.
– Разные люди на свете белом. Одни грамотные… другие безграмотные…
– Вот и я про то. А ещё я хотел…
– Стоп! Может, закончим на этом, дорогой. Некогда мне, родненький.
– Нет-нет. У меня ещё есть кое-что… Послушай. Это интересно.
– Лады. Уговорил. Продолжай.
– Когда я зашёл в здание Пенсионного фонда, то там очередь огромная стояла. Я спросил, кто последний, потом кто крайний. Но мне никто не ответил. А вот когда я крикнул очень громко, то дедок седой мне кивнул, мол, он крайний…
– И что тут интересного?
– Ну вот… сама смотри. Дед тот тоже не хотел последним быть. А на слово «крайний» откликнулся. Видать, дедок этот тоже суеверный. А к слову «последний» у него предвзятость! Фобия у него, у старика этого.
– Почему ты так решил?
– Ну вот… сама смотри. Я два раза спросил, а он никак не отреагировал. Потом только… на фразу «кто крайний» отозвался. И то только после того, как парнишка его в бок толкнул и на меня указал. Только после этого старик головой мотнул.
– Вася! Он же глухой! Он же тебя не слышал! Это же как дважды два!
– Да? Ты так думаешь?
– Я не думаю. Я уверена. На все сто. Глухой старик тот. Вот и всё.
– Вообще-то… да… может такое быть. А мне казалось…
– Креститься надо, когда кажется…
– Но… я… это… как бы… Мне… это… Как сказать-то…
– Ну всё. Хватит воду в ступе толочь. Мне делом надо заниматься. А ты сейчас посмотри свежие газеты, я сегодня их купила. Они там, в прихожей лежат. На тумбочке. Я посуду пойду мыть. Ворох целый скопился. А потом и спать будем укладываться.
– Спасибо, моя дорогая. Ты так заботишься обо мне… Как никто другой.
– Ладно-ладно, не подлизывайся. А как же иначе. По-другому нельзя.
– Слушай-ка… милая. Может, Ашоту Карфагеновичу завтра пирожков отнести? За доброту его… За отзывчивость… За сердечность… Ну и за лекарственное средство…
– Не знаю, что тебе ответить.
– Почему?
– Утро вечера мудренее…
– Да! Точно! Ты права, как и всегда, любимая моя голубка.
Глава 60
"Раздумья о жизни"
Много думается, мало сбывается.
Русская пословица
Вспоминая далёкое прошлое
Супруги позанимались немного своими делами, каждый своим: он читал, зевал и телевизор смотрел; она посуду мыла и шмон в шкафчиках наводила. Вечер длился, к ночи приближался. Часы на стене тикали: тик-так… тик-так… тик-так… Маятник неумолимо качался: вправо… влево… вправо… влево… вправо… влево…
Затем Тонечка милая с Васенькой дорогим отдыхать направились. Оба. Время настало. Да и делать как бы уже нечего. Да и спать охота.
Всё они переделали! Напились досыта, наелись до отвала. Наговорились вволю. Много чего они обсудили за чаем, за пирожками вкусными и сытными.
День был весьма насыщенным, наполненным содержанием. Новостей куча.
Голова забита под завязку: располным полна коробушка. Да ещё после этого кой-чем поупражнялись: газеты, журналы, телек; посуда, порядок, чистота.
Теперь с божьей помощью и на боковую можно. Баю-баюшки-баю… не ложися на краю… И зевота их одолела. Как у известного Федота: «Опасная зевота напала на Федота. С Федота на Якова. С Якова на всякого». Так и у них: Вася зевнул, Тоня за ним; Тоня рот раскрыла… Вася вслед рот чуть не разорвал… Такая вот опасная штука – эта зевота.
Но всему бывает конец. Вот и зевота у супругов кончилась.
Тонечка повернулась на бочок, ладошку под щёчку засунула и сладко засопела… уснула, бедняжка… Спи, милая… Отдыхай… Завтра рано на работу…
Василий долго лежал под одеялом, в уме перебирая произошедшее. Вскоре и он закемарил, тело его расслабилось, но мозг продолжал работать, переваривать то, что не успел за день переработать. Вот и сейчас… он лежал, а в голове кавардак. То ли ещё думалось ему, то ли мерещилось, то ли уже снилось. Не понять.
Перед глазами замелькали картинки из прошлой жизни. Всякие разные…
Вот он ещё молодой. Зелёный. Юный. Прыткий. Тут – повзрослел. Учёба, работа, женитьба, развод. Снова женитьба. Опять развод. Коллизия в стране. Распад государства. Вася выкинут на все четыре стороны. Выживай, хорёк, как можешь… как знаешь… Вот он без работы. Без жилья. Без денег… Это происходило ещё в их родном городе, когда у него продолжалась затянувшаяся на целых десять лет им наречённая «гаражная жизнь». В гараже своём каменном жил: спал, мылся, брился, питался, отдыхал, маялся. Мечтал. Молился. Существовал… Надеялся… За неимением ничего лучшего. Рядом с машиной. Со стареньким своим другом «Москвичом».
Как-то на рынке он встретил Тоню. Случайно. Ни гадал, ни думал. Та стояла за прилавком и торговала продуктами питания. А Кульков забежал туда купить чего-либо из съестного. Жрать захотелось… Спасу нет… Глаза их пересеклись. Искорка пробежала. Они разговорились… Познакомились.
Тоня работала в качестве индивидуального предпринимателя, и ей в то время как раз нужен был водитель с личным автомобилем для перевозки товаров. Так Василий стал исполнять обязанности персонального шофёра, экспедитора и грузчика в дополнение к автоперевозкам своих пассажиров. Их служебные отношения постепенно переросли в дружеские, которые со временем стали ещё глубже. Вася стал ночевать у Антонины.
Жизнь налаживалась.
Две Тонины дочки не сразу приняли нового «папашу». Сперва в штыки! И зубы показали. Мол, чего тебе, незнакомец, надо. Шёл бы, ты, дескать, своей дорогой, мужик посторонний, полем катился… или лесом по тропинке бежал… И чем дальше от нас, тем лучше. Нам-де и без тебя хорошо. Нам-де тебя не надо. Мы, мол, сами с усами. Не нужен, дескать ты нам.
Василий же шибко и не навязывался. Не лез им в душу. Не качал права. Не ставил себя в пример. Не поучал их. Не трындел. Не всучивал девчонкам свои законы и правила. Был самим собой. И их не трогал. Боже упаси… Свят, свят, свят…
Однажды он предложил своей Тоне построить маленький совместный домик на той самой высоченной горе, где стоял его каменный гараж со стареньким «Москвичом». От города на некотором расстоянии это всё располагалось. Аккурат у посёлка Авиационного завода. На свежем воздухе. Среди сосен. С видом на долину славной реки Уды, на степи, на горы, на хребты. К тому времени ему удалось оформить небольшой участок земли под жилищное строительство в составе всё того же гаражного кооператива.
Из «гаражников» насобиралось человек двадцать-тридцать, которые нуждались в жилье, и они организовали жилищное некоммерческое товарищество. Василий Кульков тоже стал членом этого товарищества. Даже заместителем председателя.
Тонины дочки, увидев, что скороспелый «папаша» вовсе не претендует на их с мамой квартиру, изменили к нему своё отношение. К тому же, Василий Никанорович слыл компанейским товарищем, по-отечески относился к девушкам, ненавязчиво помогал им советами или рассказывал что-то полезное для них, да и знал он много интересного.
Первая очередь строительства в виде маленького домика из бруса вскоре приняла своих жителей. Понемногу появлялись пристройки, веранды, террасы второй очереди. «Москвич» был заменён на «Жигули». Васина никчёмная жизнь перешла в позитивную фазу. Антонина Саввична и Василий Никанорович расписались в Загсе и стали законными супругами. Навеки! До гробовой доски. Такие слова сказали они друг другу.
И вот они получили постоянную регистрацию в своём отдельном доме. Обставили мебелью. Провели спутниковое телевидение. Во дворе выросла уютная банька. В огороде картошечка, капусточка, лучок, редиска. Что-то на грядках, что-то в построенной теплице. Свои помидорки, огурчики, перчики. Цветы ласкали глаз. А они… супруги… любили друг друга. И радостно им было. И не скучно. И всё у них было хорошо… Ну и слава Богу…
Тонины дочки довольны. Василий и Антонина тоже.
В народе говорят, что нет худа без добра. Или наоборот. Вот и в тот раз…
Тонин отец жил где-то в другом городе, и она никогда с ним не общалась и даже не поддерживала никаких отношений. Да и не знала, где тот находится и что с ним. С тех самых пор, когда он бросил их с мамой и уехал незнамо куда. Алиментов они никогда от него не получали. Писем и вестей тоже. Тоня своего папу совсем не помнила, знала лишь, что он оставил ей только отчество – Саввична. При жизни мать ей совершенно ничего про него не рассказывала. А когда её не стало, то и спросить не у кого.
Так и жила она… ни мамки… ни папки… ни мужа… Только две доченьки…
Хорошо, хоть Василий повстречался в один прекрасный день. С ним хорошо.
Так и жила она дальше… с Васенькой… любимым…
Жили они… не тужили… По-всякому было…
Работали… По-хозяйству копошились… Ничего не загадывали…
И вот однажды, а случилось это ровно в одну из пятниц, когда по телевизору шла замечательная передача «Поле чудес», совсем нежданно-негаданно для себя Антонина Саввична получила уведомление о том, что её родной отец Полонский Савва Григорьевич, проживающий в городе Москве, скончался и оставил ей всё своё движимое и недвижимое имущество. Известие это ошарашило её настолько, что в первое время Тоня потеряла даже дар речи; такого развития события: мрачного, с одной стороны, и радостного с другой, она вообще не предполагала. Не думала. Не ждала. У Антонины Саввичны даже и в мыслях ничего подобного никогда не возникало. Да и не могло быть, ведь папаша для неё никто, он навсегда был вычеркнут из её жизни, для неё его просто не существовало в природе.
«Видно, совесть у папаньки проснулась в последний момент. Или подсказал кто. Значит, он всё-таки думал обо мне…» – завертелось в голове женщины.
Но, так или иначе, у неё в руках находится официальный документ на наследство. С печатями гербовыми. И она оказалась единственной преемницей своего неожиданно проявившегося из небытия родителя.
Так Тоня стала обладательницей трёхкомнатной квартиры в чудесном спальном районе столицы. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Или «Поле чудес» подсобило.
И Антонина с Василием вскоре стали москвичами… жителями столичного града.
Супруги обустроили квартиру на свой лад. Кое-что привезли из своего домика, самое необходимое, самое дорогое, самое сердечное и душевное. Кое-что прикупили здесь, в столичных магазинах. Всё что надо для семейного очага, для домашнего уюта.
Теперь они живут в первопрестольной.
Дружно живут. Слава тебе, Господи…
Вот ведь как в жизни бывает…
Чудеса! Да и только…
