Глубина 4261 метр

Видя это, В.А.Нищета распорядился, чтобы на поверхности воды дежурила моторная лодка с командой водолазов-спасателей. И пару раз они действительно спасали передающее подводное устройство от надвигающихся льдов. В тот миг, когда силуэт первого «Мира» исчезал в глубине океана, я подумал, как мала полынья, и как трудно будет «Мирам» найти ее на обратном пути.

Полынья была не больше школьного спортивного зала. Плотным кольцом охватывал ее полярный лед. Он тянулся до самого горизонта, насколько хватало глаз. И я боялся даже подумать о том, что случится, если «Миры» не найдут выход из этой ледяной вселенной. При одной мысли об этом мог случиться приступ клаустрофобии.

Между тем погружение продолжалось. Через 10 минут «Мир-1» доложил о прохождении отметки 265 метров, скорость погружения составила 25 метров в минуту. Температура за бортом – 0 градусов по Цельсию. На глубине 300 метров она слегка повысилась и составила уже 1,3 градуса. Пройдя этот небольшой «теплый» слой, далее «Мир-1» фиксировал лишь падение температуры. Как рассказали позднее участники погружения, на этих глубинах они встречали наибольшее количество живых существ. Видели много медуз, рыб. Один раз мимо иллюминатора проплыл небольшой кальмар. С глубиной размеры живых существ, скользящих вдоль иллюминаторов, становились все меньше и меньше.

Видимо, давление воды, низкие температуры, отсутствие кислорода сильно сдерживают развитие жизни в этих мрачных глубинах. Хотя и не известно, какие еще тайны может хранить в себе арктическая океанская толща. И может быть, следующие экспедиции, используя «Миры» – глубоководные обитаемые аппараты – откроют новые необычные формы жизни. Как случилось тогда, когда американский глубоководный аппарат «Альвин» в 1977 году обнаружил и доставил со дна Галапагосской котловины странные живые «трубки» – вестиментиферы. Тогда было сделано величайшее научное открытие двадцатого века: обнаружена новая, бескислородная форма жизни. Вестиментиферы обладают кровеносной системой и другими системами жизнеобеспечения. Только вместо кислорода, без которого не может обходиться все живое на Земле, вестиментиферы дышат сернистыми газами.

Казалось, все было предусмотрено… Гидроакустические маяки, их еще называют транспондеры, установили на льду по всему периметру полыньи. По их сигналам «Миры» должны будут ориентироваться при всплытии.

Когда погружение происходит в водах теплых морей и океанов, транспондеры обычно спускают на дно. После выполнения задания, по специальной команде, транспондеры всплывают в автоматическом режиме. И уже с водной поверхности подают сигналы глубоководному аппарату, который ориентируется на сигнал и всплывает в нужном квадрате. В полярных условиях транспон-деры, установленные на льду, могли повести себя непредсказуемо. Учитывая, что полынья, в которую уходят аппараты, дрейфует вместе со льдиной и кораблем, вернуться без указующих сигналов маяков в нее весьма проблематично.

Хотя на обоих «Мирах» была аппаратура, с помощью которой аппарат мог сам ориентироваться в пространстве. Это так называемая инерциальная система навигации, которая основана на показаниях допплер-лага, гирокомпаса и глубиномера. Система дает возможность вычислять местоположение аппарата под водой с высокой точностью. И все-таки без помощи маяков безопасный выход обоих аппаратов был бы очень затруднен.

В 9 часов 47 минут, когда «Мир-1» достиг глубины 500 метров и Анатолий Сагалевич доложил, что погружение происходит в нормальном режиме, аппарат «Мир-2» управляемый пилотом Евгением Черняевым с двумя иностранными гидронавтами-исследователями на борту: шведским путешественником, бизнесменом и Почетным полярником России Фредериком Паулсеном и австралийским путешественником и бизнесменом Майком МакДауэлом, начал свое погружение.

Для участников экспедиции, оставшихся на корабле, потянулись часы томительного ожидания. На палубах с тревогой и волнением ожидали вестей от экипажей. То и дело слышалось:

– Прошел 1000 метров…

– Который из двух?

– «Мир-1».

– А «Мир-2» как?

– Говорят – нормально.

В 11.05 первый аппарат достиг отметки 2500 метров.

Температура воды упала до 0,5 градусов по Цельсию. С момента погружения прошло полтора часа. За это время «Академик Федоров» успел отдрейфовать от точки спуска на расстояние 150 метров. Попробуй «Мир» в этот момент всплыть вертикально, и его пластиковый верх уткнулся бы в сплошное ледяное поле толщиной от двух до шести метров.

Парадоксально все же наше восприятие времени. Время стремительно летит, когда в счастливые моменты жизни мечтаешь его остановить, и безумно долго тянется, когда хочется, чтобы изнурительное ожидание осталось позади. Аппараты приближались ко дну. Когда была достигнута глубина около трех тысяч метров, экран эхолота на борту «Мир-1» показал четкую границу.

– Дно? – спросил Чилингаров. – Нет, – ответил Сагалевич. – Это отражающий слой. Все нормально.

В океане с глубиной, как правило, понижается температура и повышается соленость воды, в результате чего увеличивается ее плотность. На некоторых глубинах эти изменения происходят скачкообразно. Слой, в котором наступает резкое изменение температуры и плотности воды, называется «слоем скачка». Таких слоев в океане обычно бывает один или два. Однако это явление таит в себе опасность.

Как только «Мир-1» погрузился ниже отражающего слоя, сразу исчезли сигналы транспондеров (маяков). Они отражались от слоя и уходили обратно, не достигая аппарата. То же самое произошло с гидроакустической связью. Она настолько ухудшилась, что нельзя было разобрать ни слова.

До заданной глубины в 4300 метров океанского дна оставалось еще 1300 метров. В толще глубин могло встретиться неизвестное сильное течение. При возникновении такой ситуации существовал реальный риск того, что оба аппарата могут быть отнесены на значительное расстояние друг от друга и от места погружения. С учетом того, что вся система «льды – корабль – маяки» дрейфует относительно «Миров», иначе говоря, «Миры» постоянно меняют свое положение относительно точки погружения, экипажам необходимо было «видеть» маяки, чтобы вернуться в полынью.

На глубине 3500 Анатолий Сагалевич снова стал вызывать «Академика Федорова»:

– «Федоров», это «Мир-1», как слышите, прием. Ответ был неразборчив. Сагалевич настойчиво пытался выйти на связь с «Академиком Федоровым».

Наконец прорвался голос В.А.Нищеты: – «Мир-1», вас слышу! Прием. – «Федоров», прошу усилить мощность сигнала. И вновь ответ был неразборчив. – «Федоров», повторите, – ровным голосом произнес Сагалевич. На этот раз на «Мире» сквозь шумы подводного «космоса» услышали ответ:

– «Мир-1», опускаем дополнительный транспондер. Держитесь. Пожелание было очень к месту, потому что связь оставалась по-прежнему плохой. Какое-то время «Миры» могли общаться только между собой. Анатолий Сагалевич и Евгений Черняев вели спокойный диалог, уточняя координаты друг друга. Итак, реальный риск возник, и любой командир имел право прервать погружение. Но не такие люди плыли сегодня на «Мирах», чтобы вернуться ни с чем. И после короткого совещания экипажи единогласно решили: спуск продолжать.

В 11.45 Сагалевич сообщил о том, что «Мир-1» достиг отметки 4000 метров. До дна оставалось 260 метров. Но в этот ответственный момент связь с кораблем была так затруднена, что в том, что наверху их поняли, уверенности у экипажа «Мир-1» не было никакой.

С каждым метром «Мир-1» приближался к цели. К концу спуска скорость погружения аппарата существенно возросла. Давление на этой глубине уже превысило 400 атмосфер. Трое людей, сидящие в маленькой лодке, достигли пределов того таинственного мира, который называется дном Мирового океана. О котором грезили Жюль Верн и Конан Дойль. И в котором, пока еще на правах гостей, удалось побывать всего лишь нескольким отважным людям.

И вот наконец Володя Груздев увидел, как лучи мощных прожекторов отразились от поверхности.

– Вижу дно, – воскликнул он. – Учтите, сейчас «вспылим», – предупредил Сагалевич. Через мгновение «Мир-1» опустился на мягкое океанское ложе, подняв при этом густые клубы донного ила.

В 12 часов 08 минут мы наверху наконец получили сообщение: «Мир-1» приземлился на дне Северного Ледовитого океана на глубине 4261 метров в географической точке Северного Полюса!..

Это известие было встречено с ликованием. Люди обнимали друг друга, аплодировали кричали «Ура!». Эхо победы разнеслось над Северным полюсом. То, ради чего мы шли в эту экспедицию, свершилось. Все немного расслабились, стали шутить.

И еще одна радостная новость не заставила себя ждать: в

12.45 Евгений Черняев уверенно посадил «Мир-2» на дно, достигнув глубины 4302 метра. Как раз в это время наши космические связисты настроились на пролетавший над полюсом спутник. Торопясь воспользоваться открывшимся каналом связи, мы, тележурналисты, в прямом эфире передали срочную информацию о новом мировом достижении.

Тогда мы и предположить не могли, какой резонанс вызовут наши сообщения, в какую словесную дуэль вступят политики, как некоторые из них засобираются на Северный полюс, чтобы подтвердить свои права на Арктику, как припомнят эпизоды «холодной войны» прошлого столетия и заговорят об арктической гонке… Нам, членам экспедиции, всем без исключения, было тепло и радостно на душе. Мы гордились нашими товарищами, которые в этот момент на дне Северного Ледовитого океана под более, чем четырехкилометровым слоем воды, выполняли научные задачи экспедиции, возможно, делали новые географические открытия.

«Миры» пробыли на дне в общей сложности более полутора часов. Брали пробы грунта, делали забор воды в две 30-литровые емкости, производили запланированные географические и гидрохимические измерения. Бортовые видеокамеры фиксировали все происходящее. Через иллюминаторы аппаратов видна была таинственная поверхность дна океана.

В завершение программы, в 13.36 московского времени механическая «рука» бортового манипулятора «Мира-1», которой искусно управлял Анатолий Сагалевич, аккуратно установила на морское дно российский триколор, сделанный из титанового сплава. Этот символический акт, снятый Володей Груздевым на мою видеокамеру, засвидетельствовал совершение одного из последних великих географический открытий: покорение Человеком подлинной вершины планеты. Выполнив свою программу на дне, «Мир-1» начал подъем. Все системы работали штатно. Гидронавты тоже были на подъеме. Друзья-коллеги обменивались впечатлениями от только что увиденного и пережитого.

– Журналисты говорили мне: «Куда вы идете? У вас же отпуск».

– А разве может быть момент счастливее, чем когда мы были на дне?! – воскликнул Чилингаров.

– Да что вы, это вообще незабываемо! – подтвердил Сагалевич.

Всплытие было долгим. За время спуска аппараты унесло от корабля на две мили. Теперь им предстояло вернуться к полынье. Как известно, на Северном полюсе компас не работает. Поэтому пилотам ничего не оставалось, как идти на неровный сигнал трех маяков. Причем стараться попасть точно в центр полыньи. По усилению или ослаблению сигналов пилоты вычисляли направление движения. Все ученые, журналисты, свободные от вахты моряки столпились на палубах «Академика Федорова». По рации объявляли: глубина «Мира-1» 600 метров… 300 метров… 50 метров… Вот-вот должен показаться «Мир-1»… Я стоял на палубе, вглядываясь в темную полынью. Застывшие фигуры подводных водолазов покачивались на катере у кромки льда.

Вдруг кто-то крикнул: «Вижу!»

Захваченный общим порывом, я бросился на корму. Там, из-под кромки льда в сторону корабля двигался едва различимый красный плавник стабилизатора «Мира-1». Контуры становились все четче, и вот уже сквозь рябь воды можно разглядеть маленькую спину аппарата… вот уже читаются гордые слова «Российская Академия Наук» на борту «Мира-1»…

Но что это?! Вместо того, чтобы выплыть в центр полыньи, «Мир-1» стремительно идет прямо на корму «Академика Федорова». На палубах послышались удивленные возгласы. Специалисты с «Мстислава Келдыша» тоже в волнении. Я вижу, как руководитель погружения Нищета что-то кричит по рации. Слышу ответ:

– Связи нет! Они нас не слышат!

На палубах закричали, когда «Мир-1» на скорости проплыл под нашими склоненными за борт головами. И… скрылся под днищем судна. Мелькнула мысль:

«Винты корабля!.. Не дай Бог!.. Выдержит ли в сущности небольшой аппарат столкновение с массивным кораблем?»

Когда «Мир-1» исчез под днищем «Академика Федорова», я бросился к другому борту. Многие последовали моему примеру. Раздался вздох облегчения, когда мы увидели выплывающий из-под корабля оранжево-белый силуэт нашего «Мира». Взвился над палубами громоподобный русский мат, на сей раз как грозное предупреждение о реальной опасности: по этому борту не было полыньи. Сразу за кораблем, разделенные метровой полоской воды, начинались мощные льды. Чтобы выплыть, «Миру» предстояло уйти под толщу льдов, там совершить поворот на 180 градусов, а затем, вновь пройдя под кораблем, всплыть на открытую воду полыньи.

Когда «Мир-1» скрылся во льдах, мы стали ждать. Ждали долго. Все это время было так тихо, что было слышно, как одинокая льдинка бьется о борт. Может быть не к месту, но я отметил про себя, что ни одного непечатного слова вот в этот драматический момент не прозвучало. «Все-таки русский мат, – улыбнулся я про себя, – прежде всего эмоционален и выражает удивление, злость, раздражение, сожаление, лукавство, порой восхищение… Но когда беда, когда неизвестность – не матерятся!»

И вот в тот момент, когда надежда начала таять, а по спине забегали противные мурашки, мы вдруг вновь увидели «Мир-1»! Он мелькнул в узкой полоске воды и снова скрылся под кораблем. Это был один из путей выхода в полынью. Но к несчастью «Мир-1» попал под струю подруливающего устройства «Академика Федорова». Силой этой струи его отбросило как мяч, и уже через мгновение «Мир-1» снова исчез подо льдами. Реакцию на палубах передать не берусь. После оглушительного залпа мата нас опять оглушила та тишина, от которой звенит в ушах.