Kitabı oku: «Непрощенные», sayfa 2
Глава 2
Авианалет закончился так же стремительно, как и начался. «Юнкерсы», «штуки», отбомбились по намеченным целям, прочесали развалины из курсовых пулеметов, добивая выживших, и ушли на запад. С задачей они справились. Подвижной парк танковой дивизии, запасы горючего – все это более не существовало. На площадках полыхали до неба развороченные взрывами цистерны, горели грузовики, мотоциклы и тягачи. Под грудами покореженного кирпича застыли танки и артиллерия. В развалинах казарм еще шло движение, но это не было выдвижением по сигналу тревоги. Выжившие в налете спешили покинуть место разгрома.
Самолеты завершили то, что часом раньше начала артиллерия. 22-я танковая дивизия РККА не смогла развернуться на линии обороны. Вернее, не успела.
Где-то у реки били по врагу пушки дежурных танковых частей, сражался мотострелковый полк дивизии, стреляли редкие добравшиеся до реки «сорокапятки». Туда тянули связь, разорванную бомбежкой противника, пробовали доставить снаряды. Но это было агонией. Из девяти тысяч бойцов в строю осталась едва половина, технику выбили еще в большей пропорции.
Когда гул самолетов стих, груды битого кирпича покрылись людьми. Бойцы рвали на бинты чистое исподнее, перевязывали раненых, искали в развалинах выживших и погибших. Принесли тела комиссара и военинженера, пробовавших под огнем организовать выход техники. Медико-санитарный батальон грузил раненых и отходил к лесу. Принявший командование майор собирал экипажи для оставшихся танков. 44-й танковый полк спешил к Бугу. Там шел бой…
Новый артобстрел внес волну сумятицы. Никто не обратил внимания на выбравшихся из развалин очередных оглохших и наглотавшихся пыли бойцов. Сами разберутся, не маленькие.
Артобстрел утих. Танковая колонна под прикрытием оставшихся зениток начала выдвижение. Чадили выхлопом высокие «бэтэшки», крутили башнями Т-26, лязгал гусеницами тяжеленный «КВ».
Крепко сбитый рыжеволосый сержант с окровавленной головой и высокий жилистый младший лейтенант, вылезшие из развалин казармы, не могли прийти в себя. Вместо того, чтоб искать своих или бежать к «оружейке», они нервно крутили головами. Смотреть было на что. Горящее офицерское общежитие, развалины казармы, длинные ряды из развороченных и разбитых бомбами машин и танков, многие из которых горели. Эти двое не разговаривали и вообще старались не смотреть друг на друга. Лейтенант оторопело глядел на полыхающее здание общежития, осматривал руку, покрытую спекшейся кровью и пылью, прислушивался к канонаде. Сержанту хватило беглого осмотра тел убитых красноармейцев. Он покачал головой и ущипнул себя за руку, попав на ушибленное место.
– Твою мать! – ругнулся, скривившись от боли.
– Что, простите? – Лейтенант навис над сержантом.
Тот вытянулся:
– Разрешите обратиться, товарищ… – Он всмотрелся в одинокий эмалевый квадратик на черной петлице. – Товарищ младший лейтенант. Вопрос можно?
– Кто лейтенант? – не понял командир. – Я?
Сержант нахмурился, и собеседник спохватился:
– Что-то меня немного ведет. – Он перехватил поудобнее раненую руку. – Спрашивайте. Конечно.
Лейтенант скосил взгляд в сторону пробегающих мимо красноармейцев, затем перевел его на тела убитых. Выглядел он обеспокоенным и нервным.
– Мне голову разбило, и все, что помню – взрыв… Какое сегодня число, товарищ младший лейтенант? – продолжил сержант.
Командир его не слышал. Он смотрел на труп с развороченным животом. Вырванные взрывом кишки вывалились на кирпичное крошево и лежали на нем неаппетитной грудой: сизое на буро-красном. Лейтенант побледнел и вывернул содержимое желудка под ноги замершему сержанту. Сверху, по кирпичной осыпи, скатился расхристанный красноармеец:
– Товарищ командир! Там вход в учроту раскопали, людей надо собрать, чтобы танки вывести, пока бомбить снова не стали, а меня слушать не хотят. Помогите организовать!
Лейтенант поднял осоловелый взгляд на подбежавшего бойца, покосился на труп, позеленел и скрутился в приступе рвоты.
– Ясно! – резюмировал сквозь зубы сержант.
Красноармеец, совсем еще молоденький паренек с широким детским лицом, чуть не плакал:
– Я кричу им, кричу, а они бегут и только отталкивают. Товарищ лейтенант!
Лейтенант скрутился в новом приступе.
Сержант стер со лба струйку крови, оставив на покрытом пылью лице грязно-красные разводы, и повернулся к бойцу.
– Где танки, говоришь?
– Там!
– Веди!
– А товарищ лейтенант?
Сержант смерил командира тяжелым взглядом и повернулся к красноармейцу.
– Не видишь, контужен лейтенант. Очухается, догонит. Веди! Ждать нельзя!
Боец кивнул и полез вверх по осыпи. Сержант карабкался следом. Лейтенант, согнувшись и размазывая по щекам перемешанные с пылью слезы, пытался сдержать судорожные позывы желудка.
* * *
Ильяс
Свет возвращался урывками и бликами. Концентрические круги и сверкание искр в беспросветной черноте сменились зыбким маревом. Заныла рука. Что это? Сон?
В ушах Ильяса еще звучали отголоски мелодии, но на зубах почему-то хрустел песок, а рукоятки пистолета в руке не было. Где он? Почему ноги засыпаны осколками кирпича, а спина ноет, как будто хватили обухом? Что за одежда на нем? Откуда широкий ремень со странной пряжкой? Что за шум в ушах?
Он встряхнул головой. Шум не проходил. Стены здания, внутри которого находился Ильяс, тряслись, ходил ходуном низкий потолок. Болели ноги, спина, страшно ломило в затылке.
Он подтянулся, освобождая ноги, в ответ на это движение вспыхнул и запульсировал огонь в рассеченной руке. Ильяс выругался сквозь зубы. Стало легче: выпустил злость. Будто крышку чайника приподняли.
У противоположной стороны послышался стон. Груда кирпича разошлась, явив взору Ильяса здоровенный армейский сапог, затем на свет появился и обладатель его – рыжеволосый здоровяк с окровавленной головой.
Незнакомец был одет в запыленную гимнастерку, армейские шаровары, заправленные в сапоги. Ильяс отметил, что погон у вылезшего незнакомца не было, как и то, что обмундирование незнакомца странного серо-стального цвета.
От близкого взрыва лампочка под потолком мигнула и погасла. Ильяс зашарил по карманам в поисках зажигалки или сотового, но ничего подобного там не было. Даже спичек.
– Черт! – выругался Ильяс.
В темноте чиркнула спичка, высветив лицо здоровяка.
– Э… друг, – начал парень и осекся.
Как называть этого рыжего? Друг ли это?
– Где мы? – Главный вопрос выскочил сам и прозвучал панически. – Где?
Здоровяк потряс головой, помычал и показал на собственную голову. Немой, что ли?
– Ты немой?
В колеблющемся свете блеснули белки глаз. Здоровяк выплюнул забившую рот штукатурку.
– Мне кажется, нас засыпало. – Ответ прозвучал глухо.
Спичка погасла, комната погрузилась в темноту. В дальнем конце кто-то шевелился. Здоровяк выбрался из-под обломков и пополз на шум. Чиркнула еще одна спичка.
Ильяс отправился следом и наткнулся на мужчину в армейской форме, придавленного потолочной балкой. Старинная деревянная конструкция ударила его по груди и плечу, видимо, переломав кости. Раненый стонал в забытьи.
Здоровяк уже сопел рядом, расчищая тело от обломков кирпичей.
– Помоги!
Очередная спичка погасла, оставив их в темноте. Ильяс подобрался поближе, перехватил балку, потянул вверх.
Раненый зашелся в кашле, переходящем в хрип, дернулся и застыл обмякшей кучей.
– Отмучился, – резюмировал здоровяк.
– Где мы? – снова спросил Ильяс и снова не получил ответа. Он опустил уже ненужную балку.
Здоровяк, невидимый в темноте, с сопением начал очищать заваленный проход из комнаты. Камни, кирпичи, куски штукатурки отлетали почти к другой стороне комнаты. Через пару минут где-то сверху забрезжил лучик света. Ильяс взялся оттаскивать мусор от расширявшегося прохода.
– Вас как зовут? – Он пробовал узнать хоть что-то об окружающем мире.
Рыжий остановился, повернул голову и пожал плечами:
– А хрен его знает, товарищ командир. Мне в голову чем-то шандарахнуло. Плывет все кругом.
– Даже имени не помните?
Здоровяк пожал плечами, показывая, что разговор окончен.
Он тужился, силясь поднять здоровенный кусок кладки, придавивший обломок балки. Вдвоем дело пошло быстрее.
Спустя короткое время они выкопали узкий лаз наверх. Расчистили. И поползли.
Дневной свет после темноты резал глаза. Отдаленный грохот канонады уже не давил на уши. Ильяс осмотрелся. Где он, черт возьми?
Он осмотрел себя. Военный ремень, штаны с карманами, явно армейские, сапоги. Гимнастерка с кубиком на каждой петлице и такого же странного, как и у сержанта, серо-стального цвета. Погон нет. Форма явно советская, не российская, а именно советская, причем древнего образца. Это что? И почему стреляют пушки? Война?
Взгляд Ильяса упал на полусгоревший обрывок газеты. Лицо крестьянина, заголовок «Дать больше!» и дата… 14 июня 1941 года!
Здоровяк-сержант его о чем-то спросил, но Ильяс не слышал. Он ошеломленно глядел на мертвеца на краю воронки. Кишки из разорванного живота вывалились в кирпичное крошево, толстые мухи кружили над спекшейся кровью. В нос лез запах гари с легкой примесью… шашлыка.
Ильяс внезапно понял, что «шашлык» здесь жарить будут не скоро. И горит не баранина… Ком в животе рванул наружу, тело свело в судорогах. Ильяс согнулся пополам…
* * *
Олег
В колонии я видел сон. Темная обшарпанная квартира с неуютными длинными комнатами, низкие потолки, узкие коридоры. В комнатах старая, полуразвалившаяся мебель, какой-то хлам в углах, мерзкий запах плесени и гнили. Выглядываю в окно – серая муть. Пытаюсь открыть дверь – не поддается. Приходит четкая мысль: в этих стенах я навсегда. Безнадега…
Сон повторялся, и я решил: если существует загробная жизнь, то меня ждет именно такая. Не Валгалла. Ее я не заслужил. Вышло иначе. Мир, в котором я очнулся, был живым и яростным. Саднила рассаженная кирпичом голова, ныла ушибленная спина, но на это было плевать. Руки-ноги слушались, голова соображала, светило солнце и голубело небо. Здесь шла война: рвались снаряды, горели дома, но я был жив и мог действовать. Бросив нервного «летеху» блевать (война – блюдо не аппетитное, пацан!), полез по осыпи. Боец карабкался впереди. Наверху я остановился: открывшаяся картина заставила свистнуть. Большое приземистое здание (бывший склад, как пить дать!) пылало. Огонь охватил крышу, кое-где уже лизал стены…
– Быстрее, товарищ сержант! – Паренек схватил за рукав. – Сюда!
Лезть в горящее здание казалось самоубийством – вот-вот должна обрушиться крыша! – но боец смотрел умоляюще, спорить не хотелось. Прыгая по кускам кладки, мы скатились вниз и подбежали к складу. В стену здания ударил снаряд, проломив брешь. Осыпавшиеся обломки растащили: проникнуть внутрь не составляло труда. «Тот самый вход, о котором говорил боец». Паренек шмыгнул в пролом, я, поколебавшись, полез следом.
Внутри стоял полумрак и плавал дым, к счастью, не густой. Виднелись темные остовы танков, непривычно маленьких и кургузых. На угловатой броне машин кнопками-пуговицами выделялись заклепки. У дальней стены высился штабель из ящиков, рядом стояли бочки. Боец подбежал к танку, стоявшему прямо перед воротами.
– Сюда, товарищ сержант! Полк на позиции выдвинулся, а про учроту забыли! Мы вчера к стрельбам готовились: бак залит и боеукладка есть.
– Что ж сам не выгнал?
– Не могу сдвинуть, – указал боец на двухсотлитровую бочку, рухнувшую набок и заблокировавшую корму. – Просил помочь – никто не остановился. Хотел своих позвать, так учроту первой разбомбили… Одни развалины.
Глаза паренька подозрительно заблестели.
– Но мы. – Он шмыгнул носом. – Все, кто уцелел… Под знаменем Ленина и Сталина… – Он сжал кулаки: – Они у нас кровавыми слезами!..
Понятно.
– Ладно, боец! Выдохни. Чем бочка не угодила?
– Так там же дырка!
– Что?
Паренек нырнул в дебри склада и вернулся с заводной ручкой – «кривым стартером». Ясно – не получается завести машинку.
– Вы, товарищ сержант, давно в учебке бывали?
– Давненько… Лом найдется?
Боец пожал плечами, я огляделся. Должен быть противопожарный щит… Вот он! Песок в ящике, багор, топор и то, что нам нужно, – лом!
– Навались!
Бочка стронулась с места и откатилась.
– Давайте внутрь, я заведу!
Интересное предложение. На верху башни торчала какая-то труба, закрытая округлым колпаком. Куда лезть?
На мое счастье, боец распахнул люк спереди танка. Он открывался, как ставни в окне: створка – вправо, створка – влево, третью подняли вверх и зафиксировали стопором. За стеной загрохотало – начался артобстрел. Дверь, обшитая железом изнутри, раскалилась. Пот лил градом.
Внутри танка было тесно и неудобно. Пока лез, приложился макушкой о казенник пушки, врезался локтем в какую-то железяку, зашипел от боли, ругнулся, но все ж заполз. Танк, как я понял, был двухместным. Водитель – впереди, а командир, он же стрелок и заряжающий, – в башне. Нашлось сиденье – маленькое и неудобное, присел. Спина уперлась во что-то твердое.
Мотор за спиной рыкнул и громко затарахтел. В люке появилась голова бойца. Бросив «кривой стартер» на пол танка, он плюхнулся в сиденье и взялся за рычаги.
– Поверните башню! – крикнул, перекрывая шум мотора. – Пушку повредим!
Логично. Пошарил рукой: маховичка для поворота не было. Не похоже, чтоб в этой клепаной колеснице имелся электромотор. Паренек оглянулся.
– Стопор снимите! – подсказал, указывая рукой. – И спиной! Упирайтесь и крутите!
Я последовал совету. Башня стронулась и повернулась. Тем временем мотор взревел, танк тронулся и, набрав скорость, вышиб ворота ангара. Я не видел этого, поскольку в тот момент сидел спиной к движению, но по грохоту упавшего железа догадался, что произошло. В смотровые щели хлынули лучики света, я развернул башню пушкой вперед и застопорил на погоне.
Танк отъехал метров сто и завернул за угол казармы. Дорогой я присматривался к манипуляциям бойца. Два рычага и педаль – проще не бывает. Синхронизаторов у коробки передач, ясен пень, нет. Чтобы воткнуть нужную, неопытный попотеет. Но опыт у меня как раз есть.
Громыхающая коробка остановилась. Приехали? Паренек полез наружу, я выскочил следом.
– Скорей! – крикнул боец, устремляясь к ангару.
– Стоять! – пришлось ловить за плечо. – Стоять, курсант! Ты чего? Куда?
– Там еще один! Еще танк! – Он попытался вырваться, но в этот момент пылающая крыша с грохотом обвалилась. Невольно вспомнился штабель у стены. Если там снаряды…
– Опоздали! – Он чуть не плакал.
Молодец паренек, настоящий танкист: о технике – в первую очередь!
– Будут еще танки. Едем!
– Отбросим врага, вернемся и откопаем нашу «эмэску»! Так ведь? – Он смотрел умоляюще. Я не стал возражать. Боевой дух – оружие победителя. Потрепал его по плечу:
– Всыплем агрессору – до Берлина лететь будет! Чихать и бздеть!
Паренек улыбнулся. Широко и по-детски.
– Давай в машину!
– Смотрите! – Он указал рукой.
От развалин к нам бежал человек. Я узнал незадачливого «летеху». Проблевался, герой…
– Скорей! – замахал рукой, боец присоединился. «Летеха», видимо, и сам сообразил. Делая огромные скачки, подлетел к нам. Лицо его было в потеках пота.
– Сюда!
«Летеха» запрыгнул на корму. Боец удивленно глянул на меня, дескать, куда ж ты командира загнал? Объясняться было некогда. Внутри места только для двоих, а лейтенант… Пусть протрясется, барышня! Медлить опасно. Или самолеты вернутся, или шальной снаряд приголубит. А уж если в ангаре – снаряды…
Мы с бойцом сиганули внутрь, танк взревел и рванул по полю. Взрыв догнал нас через минуту-другую. Даже сквозь рев мотора и лязг гусениц я расслышал, как позади ахнуло, а затем затрещало часто-часто – рвался мелкий калибр. Обломок пылающего стропила, отброшенный взрывом, упал впереди танка и был раздавлен гусеницей. Я глянул в смотровую щель в тыльной стороне башни. «Летеха» не пострадал. Он балансировал на корме, держась за башню, в смотровую щель виднелись пряжка ремня и штаны ниже пояса. Судя по состоянию штанов, взрыв обошелся без последствий.
Танк преодолел поле и замер у развилки. Механик заглушил мотор, высунулся:
– Куда теперь, товарищ лейтенант?
Ответа не последовало.
– Выйдем! – предложил я.
Мы выбрались наружу, ошалелый лейтенант с безумным взглядом спрыгнул с танка.
Паренек взглянул на меня, затем на лейтенанта, не зная, кому адресовать вопрос, стушевался и промолчал. Я достал папиросы. Пока танк прыгал по кочкам, я прошарил содержимое карманов и кое-что обнаружил. Лейтенанту понемногу возвращался румянец. Он выудил из предложенной мной коробки папиросу, боец покачал головой:
– Не курю!
– Правильно! Вдруг привыкнешь?
Пацан почувствовал в моих словах подвох и насупился. Нашел время обижаться! Чиркнул спичкой, прикурил сам и дал огоньку командиру. Лейтенант втянул дым и закашлялся. Поймав мой взгляд, сделал вид, будто мошку проглотил. Детский сад, блин!
– Так… Ладно… Война, мужики! – Надо было с чего-то начинать. – Что будем делать?
Паренек и я вдвоем посмотрели на лейтенанта, но тот упорно молчал. Пацан решился взять инициативу на себя:
– Танк заправлен, снаряды имеются! К учебным стрельбам готовили!
Выстрелы в боеукладке я разглядел. Считать их времени не было, но как минимум половинный комплект.
– Пулемета нет…
– Это ж новый МС-1! Который Т-18! – затараторил паренек. – «Сорокапятку» вместо тридцатисемимиллиметровки поставили, чтобы учить новой технике. С электроспуском! Вещь! Только вот башня маленькая, и пулемет не влез.
– Навоюем…
– Танк исправный! – насупился он. – Мотор – зверь! Сорок лошадиных сил!
Еще две добавить – и «Запорожец».
– Нам туда? – Боец указал в сторону, где грохотала канонада.
«Туда» мне не хотелось. Но при лейтенанте командовать было неправильно. Канонада затихала. Немцы прорвали оборону Красной Армии и выходят на оперативный простор – это к гадалке не ходи. Наше клепаное корыто сожгут на подходе: один, даже малокалиберный, снаряд… Помирать вторично и так скоро казалось глупо. Паренек же будто светился.
– Узнает враг, как земли наши топтать!
«Узри, вражина, силушку богатырскую!» – вспомнились слова из мультфильма. Из той, оставленной позади жизни…
– На восток пойдем! – вмешался лейтенант.
– Зачем?
– Там наши.
– А там? – указал я на запад.
Лейтенант смутился.
– Едем? – просветлел паренек.
– Дорогу знаешь?
– По следам гусениц пойдем!
Паренек нравился мне все больше.
– Как зовут, боец?
– Курсант Ясюченя! – вытянулся он.
– А по имени?
– Алексей!
– Молодец, Леша!
Он улыбнулся.
– Сержант Волков! – представился я. – Василий Кузьмич. – Так значилось в обнаруженном мной удостоверении.
Мы, не сговариваясь, посмотрели на лейтенанта. Тот замялся.
– Младший лейтенант Паляница, – пришел на помощь боец. – Вы у нас развод принимали!
– В кармашке посмотрите! – посоветовал я, указывая пальцем. – Я тоже не сразу вспомнил.
Лейтенант торопливо расстегнул пуговицу, достал удостоверение, вперился в него глазами. Как-то весь посерел и осунулся.
– Ефим Трофимович…
– Хорошее имя! – одобрил я. – Душевное.
Лейтенант покосился, но промолчал.
– По местам! – рявкнул я. Это было не по рангу, но канитель мне надоела. Воевать так воевать! Лейтенант послушно запрыгнул на танк, не выказав и тени недовольства. На его месте я бы не спустил. Странно…
Не успел я додумать эту мысль, как рядом с танком грохнуло. Взрывной волной снесло на землю лейтенанта, подбросило в воздух Ясюченю. Меня швырнуло на броню. На миг потемнело в глазах, во рту стало солоно от крови – губу прикусил. Я отдышался и пополз искать товарищей. Первым нашел Леху. Его затолкало под самые катки. Лицо курсанта было серым, глаза закрыты. На стриженом затылке подтекала красной струйкой свежая рана. Осколок… Или шальной снаряд, или мы долго стояли у развилки…
Я вытянул тело наружу. Послышался кашель и стон. Ко мне подполз лейтенант. Он не пострадал – только раскровянил раненную прежде руку. Вдвоем оттащили тело в сторону.
– В танк!
– А этот? – посеревший «летеха» не мог отвести взгляд от убитого.
– В танк, младший лейтенант Паляница!
Он дернулся, но полез. Я завел танк и забрался следом. Взялся за рычаги. Леша действовал так… Фрикцион отжался, передача со скрежетом, но включилась. Танк дернулся и пополз вперед. Я добавил газу: клепаная колесница побежала по грунтовке, попадая в след шедших ранее машин. Мысли о том, что вторым шансом «пожить» надо распорядиться с умом, исчезли. В груди медленно разгорался огонь, застилавший глаза лихим безумием. Слюна с кровью заполняла рот. Быстрее! Давить их, гадов, давить! В фарш, в костяную муку! Втоптать, чтоб мама родная не нашла! Здесь вам не тут, суки, здесь вам не Европа, и мужики тут злые…
* * *
Ильяс болтался в тесной башне танка и скрипел зубами от злости. За что?! Почему не нормальная смерть? Чем он провинился? Он пал, исполняя долг крови. Почему не райские кущи с гуриями? Зачем его отправили на войну, где стреляют, гибнут люди? Страна, бывшая чужой Ильясу, воюет с другой, еще более чужой, и от него требуют умирать! Еще раз! Аллах, за что?! Да, он не был ревностным правоверным, в мечеть ходил… не всегда, да и намаз творил от случая к случаю, случалось, что и выпивал… И вот… «Ефим»! Как будто издеваются… Ильяс с ненавистью посмотрел на свои руки. Грубые пальцы-обрубки, белесые волосы на тыльной стороне ладони. В той жизни у него были длинные, тонкие пальцы. За что?! Может, это испытание, ниспосланное Аллахом, дабы проверить его мужество и веру? Или бред умирающего ума, и все, что он видит, ему только кажется?
Он провел ладонью по лицу, вытирая пот. Надо что-то сделать. Ущипнул себя. Больно! Попробовал спеть песенку. Колыбельную песенку про козлика и волков. Одними губами, чтобы не выдать себя попутчику. Слова родного языка выходили коряво, он не мог их правильно выговаривать. Тело будто сопротивлялось желаниям нового обладателя.
«Кисмет!» – как сказал бы отец, судьба. Старик в нее верил. Однако за свою короткую жизнь Ильяс усвоил точно: человек сам выбирает свои пути. Есть законы, есть понятия, есть привычки, но судьбу, ее повороты, мы избираем сами. Ты, если захочешь, можешь идти туда, куда нужно тебе и только тебе, наплевав на то, что требуют окружающие. Он не сумел отказаться от навязанной мести кровнику (а следовало!), и вот он – результат! Может, это кара за то, что слаб духом оказался?
Танк мотнуло на повороте, Ильяс приложился локтем о какую-то выступавшую внутрь железяку – руку словно из пистолета прострелило, и сердито зашипел. В следующий миг танк ухнул в яму, Ильяса подбросило, и он стукнулся макушкой о верх башни. Из глаз брызнули искры. Аллах милостивый, за что?
– Ты там не заснул, лейтенант? Немцев не видно?
Ильяс с ненавистью глянул на затылок рыжего. Сержант, а ведет себя, как генерал какой-то. Ильяс, пусть не в своем теле, но все-таки офицер. Хотелось осадить, но… Он вспомнил трупы у ног, смерть паренька-курсанта. Одному здесь не выжить. Все чужое, все!
Он посмотрел в щель.
– Нет! Никого нет!
Сержант что-то буркнул, Ильяс продолжил наблюдать. Впереди, утопая в садах, зеленел хутор. Дом, пара сараев, сеновал тянулись вдоль проселочной дороги. Справа на небольшом холме расположился двор фермы, высилось длинное здание коровника или конюшни. Слева и далее простиралось поле. За ним, примерно в километре, виднелись заросли кустарника. Ильяс всмотрелся в дорогу, уходящую вдаль. Она ныряла вниз и терялась в густых зарослях. Наверняка водоем… Точно, вот и блики от воды. Длинный болотистый пруд упирался в песчаную насыпь, разбитую техникой. Дорожка перебегала насыпь и уходила в лес, поворачивая в обход холма. За холмом, судя по канонаде, шел бой.
Танк доехал до первого плетня, увитого зеленью, и остановился.
Авианалет не пощадил этот клочок земли. Все здания зияли разрушенными крышами, над сеновалом подымался дым. Обитатели или убежали в лес, или остались погребены под завалами.
– Лейтенант, ты из пушки стрелять умеешь? – обернулся сержант.
– Почему вы ко мне на «ты» обращаетесь?! – вспылил Ильяс. Пора поставить наглеца на место!
Рыжий недобро зыркнул глазами:
– Виноват… Товарищ младший лейтенант, вы хорошо знаете этот вид орудия?
– Я… по другой части, – увял Ильяс.
Сержант вздохнул, втиснулся в узкое пространство башни и стал объяснять. Каким маховичком поднимать ствол, как двигать башню в стороны. Как наводить и заряжать. Ильяс кивал, думая, что сбежит при первой же возможности. Бросит танк, сержанта, эту чертову войну… В голове крутились обрывки знаний об этом времени. Чем он здесь сумеет пригодиться, какие знания, полученные в институте, можно применить? Системы автоматического бурения? Рано. Практика разработки месторождений? Теплее. Аппараты глубокого бурения? Пожалуй, можно. Что еще?
– Вы слушаете, товарищ младший лейтенант? – прервал его размышления грубый окрик. – Вид у вас отсутствующий.
– Куда целить и где снаряды лежат, разберусь! – отрезал Ильяс.
Хотелось добавить на родном наречии. Чтобы от души. А лучше – дать в морду нахалу! Но он сдержался. Понять – не поймут, а вопросы появятся. Рыжий тоже не мальчик, за ответом не постоит, значит, придется разойтись. Воевать рядом уже не получится. Что ему делать, одному, в чистом поле, да еще и в ожидании бундесов?
Сержант пожал плечами.
– Раз так, то минуту на перекур, и двигаем за холм. Там бой.
Может, сбежать сейчас? Двинуть рыжего по башке и уйти? Подальше от этого ада? Затеряться в новом мире?
Подумав, Ильяс отверг соблазнительную мысль. До родных мест путь не близкий, и любой патруль, любой заслон ФСБ («НКВД!» – поправился он) возьмет его в оборот – ни знаний местных реалий, ни имен, ни уклада жизни. Любой бытовой казус – и вот он, «японо-немецкий шпион».
Тянуло курить, но с этим наблюдалась засада. Его предшественник в теле, по-видимому, был равнодушен к табаку. В карманах не нашлось ни спичек, ни папирос, ни махорки. Да и легкие при первой затяжке зашлись кашлем. Поэтому предложение сержанта подымить он с сожалением отверг и занялся изучением пушки. Сбежать он все равно сбежит, но если свалятся немцы, надо стрелять. Плохое дело – гибнуть в первом же бою.
Ильяс приник к окуляру, всматриваясь в густые заросли кустарника. Ему кажется или ветки колышатся? Точно! Едет кто-то или что-то.
– Сержант! Эй! Там!
Рыжий уже и сам заметил. Бросил окурок и запрыгнул в люк.
– Пустите-ка меня к орудию, товарищ лейтенант!
Это была не просьба – приказ.
Ильяс посторонился и шмыгнул на водительское место. Спорить глупо. Волков (или как его там?) приник к окуляру, уперся спиной, закрутил башню.
– Идут… Один, два… пять танков. И грузовик с пехотой. Вроде «35-ки» – легкие, броня клепаная и откатник над стволом. У двух последних на прицепе пушки. В тыл к нашим прут, сволочи!
– Прямо к нам?
– Стороной… К дороге и на насыпь. Там, наверное, брод или мост.
Ильяс выдохнул. Хорошо, что мимо. Сад густой, танк маленький, не заметят. Как немцы скроются, стоит поговорить с рыжим об отступлении на восток. Как помнил Ильяс, приграничные силы в этой войне долго не выстоят, они или в плену, или на том свете окажутся. Перспектива нерадостная, Аллах свидетель.
Пушка над головой вздрогнула, грохот выстрела ударил по ушам. От кислого дыма, наполнившего танк, запершило в горле. Уши заложило, Ильяс не слышал, как гильза, вылетевшая из казенника, зазвенела по полу.
Звук окружающего мира вернулся так же внезапно, как и исчез. Сержант что-то радостно орал.
– Да ты!.. – вскинулся Ильяс. – Оху… Охренел?
Рыжий осклабился.
– Попал! Точно под кормовой бронелист! Горит, сука! Это тебе не Франция!
– Зачем стрелял?!
Сержант, всадивший новый снаряд в пушку, не ответил. Приник к окуляру, замер. Новый выстрел уже не показался Ильясу громким. Только после этого сержант ответил на вопрос. Промычал, скользнув на место мехвода:
– Потому что война! Меняемся местами, лейтенант!
Двигатель взревел. МС-1 дернулся и сдал назад, уходя за дом. Почти сразу же на месте, где они стояли, вспух взрыв. Комья земли и ошметки плетня ударили по броне.
– Не зевай!
Ильяс скользнул в башню, довернул ее и стал осматриваться.
Немцев перед ними не было. Одинокий подбитый танк, пылающий разорванным боком, раскуроченный грузовик, из которого выпрыгивали фигурки в сером, заваленная набок мелкая пушчонка – вот и все, что видел Ильяс. Остальные танки, прибавив скорость, завернули влево, обходя хутор. «Если ворвутся сюда, будет совсем плохо». Ильяс закрутил маховик пушки.
– Заряди сначала!
Ах да!
Он выхватил из боеукладки снаряд и бросил в ствол. Казенник закрылся автоматически. Приник к окуляру.
– Где они?
Рыжий снизу что-то насвистывал. Вагнера? Точно – «Полет валькирий»!
– Где ОНИ?!!
– Сейчас подам вперед, высунемся. Пушку сейчас поверни и приготовься. На выстрел будет пара секунд, пока немцы не очухались. Постарайся не промахнуться.
Движок взревел. Танк чуть клюнул носом и поехал.
– Справа на два часа!
– Какие «часы»?
– Там!
Ага, вот! В окуляре пляшут вытянувшиеся линией силуэты танков. Они уже метрах в двухстах. Ильяс покрутил башню, подгоняя целик к крайнему правому.
– Быстрее! Не забудь упреждение взять!
Один из танков притормозил и жахнул огнем. Ильяс дернулся. Пушка вильнула.
– Не бзди, лейтенант. Наугад палят!
Будто опровергая слова сержанта, крайний танк противника притормозил и повел стволом. Выстрел! Рядом с «МС» вспух фонтан. По броне застучали комья земли.
– Быстрее!
Ильяс нажал кнопку. Мимо!
Сержант чуть слышно ругнулся. Танк завыл движком, отходя за дом.
Ильяс торопливо заряжал.
– Дай мне еще раз!
– Не кипиши, лейтенант! Меняем дислокацию.
В перископ Ильяс увидел, как стал разлетаться от разрывов снарядов дом. Вовремя они ушли.
Двигаясь задним ходом, танк отъехал в сад и завернул за дальний сарай. Слегка подался вперед, вползая в заросли сирени. Большая часть корпуса оказалась прикрыта зданием, а башню маскировали кусты. Но и обзор ухудшился: Ильяс не видел врага.
– Жди! – успокоил сержант. – У тебя будет выстрел. Скорее всего, один.
Сержант не лез меняться с ним местами. «Понимает, что уходить надо быстро», – догадался Ильяс. Он стал вспоминать местность. Куда они отступят? Задом сдавать, так там – чистое поле. Пока доберутся до балки, идущей вдоль пруда-озерца, из них решето сделают. Если тут останутся, то много ли навоюют? Одни против четырех танков? «У немцев еще пушка!» – вспомнил Ильяс.
Он навел ствол на дорогу, обходящую дом. Фашисты не спешили. Неужели решили пройти справа?
Он стал разворачивать башню, как сержант зашипел:
– Жди! Не дергайся. Хорошо стоим.
Внезапно часть дома обвалилась, из пыли и обломков вынырнула тупая башня. Ильяс, довернув башню, загнал целик точно под нее и нажал кнопку на маховичке. Выстрел! Вражеский первопроходец будто споткнулся и ткнул стволом землю.
– Попал! Мама дорогая! – зарычал Ильяс и добавил что-то на родном языке, как грубая рука схватила его за отворот гимнастерки и рванула вниз. Распахнулся люк, и они вылетели наружу.
