Kitabı oku: «Девятый император»

Глава первая

Гляжу на воинов молодых;

Как сам я был похож на них!

И точит грудь тоска-змея -

Ах, где же молодость моя!

Жеста о девяти рыцарях из Гро

Странно, ведь это когда-то было с ним. Или не было?

Было это в августе, и он познакомился с женщиной, неожиданно и многообещающе. Уже много лет он жил в одиночестве, и жизнь эта напоминала серое тихое зимнее утро – без красок, без радости, без тепла. Многие годы прошли мимо него, не оставив в памяти никакого следа. И только когда ему исполнилось сорок, и он начал ощущать, как минута за минутой, час за часом время покидает его, одинокая жизнь наконец-то навалилась на него своей тяжестью. И он сказал себе – ему нужна семья, ему нужна любовь, которой он долгие годы был лишен.

Женщина, которая его заинтересовала, оказалась дальней родственницей Феррана, конюшего графа ди Виана. Ферран сказал ему – она никогда не была замужем и всю жизнь прожила на ферме отца, ухаживая за скотиной и обучая деревенских девочек рукоделию и домашнему хозяйству. Ферран сказал, Ивис достойная женщина, только ей почему-то не везет в жизни. Найти хорошего жениха в Лаэде стало трудно, а в ее возрасте – тем паче.

Первую записку от Ивис ему принес один из деревенских мальчишек. Ему понравился ее слог, ее полукруглый детский почерк, изящность фраз и та безыскусная теплота, с которой было написано это короткое послание. Он ответил. С той поры месяц за месяцем, изо дня в день они обменивались письмами, которые постепенно становились все длиннее, все искреннее, все задушевнее. А главное – письма от Ивис стали для него отрадой, отдушиной. Если к вечеру ему не приносили письма из соседней деревни, он грустил и долго не мог заснуть, ворочаясь на жестком лежаке и думая о своей жизни. Когда же ему приносили новое письмо, на душе у него опять становилось спокойно и хорошо, жизнь снова казалась полной смысла. И будущее виделось вполне сносным.

Они не объяснялись друг другу в любви, но самый тон писем, их теплота и задушевность делали такие объяснения излишними – все и так было понятно. Он и сам убедил себя в том, что Ивис очень хорошая партия для него. Он слишком долго был один – почти пятнадцать лет. Ему уже сорок, пора подумать о будущем. Его все чаще посещали мысли о доме где-нибудь в окрестностях Ниллгара, неподалеку от его родины – уютном доме из пяти или шести комнат с белеными стенами и красной черепичной крышей, с маленьким садиком и прудом, в котором плавают красные сонные вуалехвосты. О доме, в котором и днем и ночью слышны детские голоса и смех.

Ивис жила всего в нескольких лигах от Виана, и все чаще в своих письмах она приглашала его в гости. Он и сам был не прочь увидеть наконец-то женщину, которая заставила его забыть о Мело. Только вот малолетний наследник графа постоянно находил для своего наставника новое занятие; псовая охота сменялась соколиной, объездка лошадей – тренировками с оружием, и везде двенадцатилетний Фернан ди Вирс, граф ди Виан приказывал «своему лучшему на свете язычнику» сопровождать его. Он сопровождал и думал об Ивис.

Встреча произошла в разгар весны, в первый по-настоящему солнечный день за многие месяцы, и он даже подумал – боги благоволят им, если впервые за столько недель разогнали серую облачную пелену. Ивис была совсем непохожа на Мело, но по-своему хороша, даже очень хороша; она смеялась, шутила, брала его руку в свои ладони, и глаза ее были полны света и тепла. Он вернулся в Виан с мыслями о ней и о том, что наконец-то одиночество ушло из его жизни навсегда. Впервые за много лет он был по-настоящему счастлив.

Письмо пришло через неделю. Всего две строки: «Я согласилась выйти замуж. Все кончено». Второй раз в жизни его сердце было разбито.

Она приснилась ему в одну из ночей вскоре после того, как они расстались так неожиданно и так необъяснимо. Он увидел ее в поле – она стояла к нему спиной, и ветер развевал ее платье.

– Почему, Ивис? – спросил он.

– Ты разве не понял? Мне нужно было выйти замуж. Все женщины стремятся выйти замуж любой ценой. Ты был глуп. Ты думал, я растаю от твоих изящных фраз, от ласковых слов, которыми ты меня называл, от твоих мужских достоинств. Ты самонадеянный осел. Я женщина, и мне все равно, какой ты, хороший или плохой, умный или глупый, пьяный или трезвый, добрый или злой. Мне нужен МОЙ мужчина, МОЯ собственность.

– Зачем же ты тогда столько времени давала мне надежду?

– Потому что я женщина. Мне нравится очаровывать мужчин, видеть, как они все больше и больше влюбляются в меня, а потом бросать их, причинять им боль. Я почти физически чувствую вкус крови, которая течет из их разбитого сердца! Это вкус победы, вкус женского торжества!

– Ты просто дрянь.

– А ты глупец. Наивный слюнтяй. У тебя в голове седина, а ты повелся, как мальчишка. Неужели ты не понял, с кем ты имеешь дело?

Тут она обернулась, и лицо ее странным образом превратилось в жуткую образину. Злобно хихикая, чудище закружилось в каком-то нелепом зловещем танце, двигаясь прямо на него. Он закрылся руками, отшатнулся прочь – проснулся.

Ощущение было такое, будто он оступился. Хейдин повертел головой, осматриваясь и заодно пытаясь стряхнуть с себя остатки неприятного сна. Он просто задремал в седле. Спал он совсем недолго – луна была еще высоко, и в ее свете Хейдин увидел, что отъехал от холмов всего на несколько сотен локтей.

От самого Маре он гнал своего жеребца без отдыха, пока ночь не сгустилась настолько, что надежно скрыла Хейдина от любопытных глаз. Только тогда он дал роздых коню. Спокойный шаг коня после отчаянной получасовой скачки оказался отличным средством нагнать сон. Однако проснулся Хейдин как нельзя вовремя. От Маре он отъехал достаточно далеко, чтобы не опасаться погони. А впереди был Фонкар, Черный лес.

Хейдин хорошо знал эти места. Он много раз охотился здесь и с графом, и с его сыном. В Фонкаре гнездились дрофы, нередко встречались кабаны и косули. Когда-то это был непроходимый лес, теперь скорее бескрайняя пологая равнина, на которой островками стояли буковые, дубовые и кленовые рощи. Кое-где из травяного ковра торчали бесформенные черные массы самых причудливых очертаний – окаменевшие стволы тысячелетних деревьев, посаженных тут еще сидами в незапамятные времена. Пожар убил их, выкорчевать их люди так и не смогли, и теперь изуродованные огнем и временем мертвые гиганты торчали из разнотравья словно гнилые клыки каких-то чудовищ, погребенных на равнине.

Тысячу лет назад Фонкар принадлежал сидам. Потом люди согнали отсюда Первый Народ самой простой и подлой методой – просто-напросто подожгли лес, превратив чудесное место в огромную черную гарь. Потом здесь появились колонисты, возникли деревни и поля вокруг них, но в одну ночь все поселенцы, объятые необъяснимым ужасом, покинули Фонкар, оставив весь скарб и засеянные поля и сады. Была ли это месть сидов, или что-нибудь другое – кто знает? Хейдина чары сидов не страшили. Тем более что сейчас у него появился противник пострашнее сидов.

Сначала начал беспокоиться Карлай. Хейдин попытался успокоить коня, но гнедой нервничал все больше и больше. Тогда ортландец решил подыграть своему коню. Он дал Карлаю шпоры, и жеребец понесся по равнине, выбивая искры из дорожных камней. И через миг Хейдин понял, почему беспокоился конь. Со стороны холмов за спиной Хейдина раздался громкий злобный вой, на который немедленно откликнулись собратья неведомой твари.

Хейдина прошиб ледяной пот. В последний раз он имел дело с порождениями Темного мира десять лет назад и хорошо представлял себе, с какими существами может встретиться на этот раз. Медж Маджари так и не сказал ему, против кого они ведут свою войну. И еще – азориец что-то говорил про запах Хейдина, который остался там, в таверне…

Вой повторился, оборвался мяукающим воплем. Невидимые твари были близко, но темнота не давала Хейдину разглядеть их. Ортландец вспомнил, как однажды в лагере один из ветеранов Северных войн рассказывал ему о каниях – чудовищных псах-людоедах, выведенных сидами. Кания, говорил ему ветеран, имеет шерсть, меняющую свой окрас под окружающий ландшафт, так что увидеть приближение твари просто невозможно, она подкрадывается невидимкой, а уж когда бросится на тебя, ты, почитай, уже мертвец. Неужели это правда? Если так, то его дела ой как плохи…

На равнину справа и слева надвинулись края леса – теперь осталось не более двух лиг. Сразу за лесом будет холм, а на нем руины Фонкарского замка, когда-то могучей цитадели Воинов Свитка. Там его ждет Маджари, если, конечно, азорийцу удалось отбиться от красных сыщиков.

Хейдин облегченно вздохнул и выругался – впереди на дороге появился всадник.

– Скорее! – Медж Маджари махал ему рукой. – Скорее, во имя всех богов! Надо спешить…

– За мной погоня, – сообщил Хейдин. – Что-то, чего я не встречал. Я слышал их вой.

– Мысль о каниях была верной.

– Откуда ты знаешь?

– Я предвидел это. К счастью, кании для нас не так опасны. Поехали! – Азориец пустил в галоп своего белого жеребца, и Хейдин поспешил за ним. Неприятный холод все больше наполнял его нутро. Чтобы справиться со страхом Хейдин положил правую ладонь на рукоять Блеска.

Фонкарский замок они увидели через минуту. Когда-то он и впрямь был великолепен, сейчас от твердыни тех, кто веками хранил в этой стране закон и порядок, остались лишь разрушенные временем стены и зияющий черными проломами донжон высотой в шестьдесят локтей. Более мелких подробностей Хейдин разглядеть не успел – они с Маджари пронеслись по узкой дороге, ведущей от тракта к замку, въехали в каменный створ громадных ворот и осадили коней уже во дворе замка, мощенном плитняком и окруженном густым лесом, в который превратился некогда ухоженный замковый парк.

Маджари, не дав ортландцу опомниться, велел оставить коня во дворе и следовать за ним.

– Оставить Карлая здесь? – Хейдин продолжал сидеть в седле. – Эти твари разорвут его. Карлай мой друг. Придумай что-нибудь получше.

– Мой Ротас тоже останется во дворе, – сказал Маджари, потрепав белого жеребца по шее. – Он позаботится о твоем скакуне. Быстрее, Хейдин, опасность слишком велика!

– Я не брошу коня.

– Ты обещал выполнять все мои приказы.

– Мне жаль Карлая, Медж.

– Доверься мне. Еще минута – и будет поздно.

Хейдин все еще хотел возразить, но тут увидел, как из глубины леса к ним рванулось что-то похожее на кучу палых листьев, поднятую порывом ветра. Душераздирающе, почти по-человечески закричал белый жеребец Маджари, и почти немедленно предсмертное ржание коня оборвалось, заглушенное злобным рычанием и хрустом – будто кто-то продирался сквозь иссохший кустарник. Хейдин рванул меч из ножен, но мгновение спустя сам вылетел из седла, выбитый страшным по силе ударом. Карлай заржал так же страшно, как и конь Маджари – и стало тихо.

Хейдин, оглушенный падением, не сразу пришел в себя. Маджари помог ему встать на ноги. Камзол и сапоги азорийца были в пятнах крови, в левой руке он держал обнаженный меч.

– Хвала Единому, цел! – вздохнул Маджари, осмотрев ортландца. – В таком падении немудрено и шею сломать.

Хейдин не слушал азорийца. И Карлай, и белый конь Маджари исчезли. На плитах двора зловеще лоснились темные полосы, ведущие к лесу.

– Поплачь над своим конем, Хейдин ди Варс-ле-Монкрайт, а я поплачу над своим, – сказал Маджари. – Они честно и до конца выполнили свой долг.

– Клянусь Тарнаном, что это было?

– Мы только что пережили атаку каний и остались живы. Каролит защищает нас, но надо спешить, пока эти твари заняты нашими лошадьми.

Мощная дверь донжона оказалась запертой. Маджари толкнул ее, но она даже не шелохнулась. Тогда азориец поднес к замку свой перстень с зеленоватым камнем и сделал пальцами движение, будто поворачивает ключ. Замки и засовы заскрежетали, и дверь открылась.

Хейдин прошел за азорийцем в донжон. Пол первого этажа был усыпан битым кирпичом и обугленными кусками дерева, от мелких головешек до огромных балок. Следуя за Маджари, ортландец поднялся по шаткой деревянной лестнице на второй этаж; настил здесь угрожающе скрипел и раскачивался под ногами, грозя обвалиться в любую минуту. Дальше пришлось подниматься по непрочным мосткам, и у Хейдина дрожали ноги, а на лбу выступил холодный пот. Однако Маджари уверенно шел вперед, и, кроме того, внизу слышался шорох и звуки, напоминающие ворчание.

– Медж, куда мы идем?

– Только не вниз. Там смерть. Возврата не будет.

Сердце у Хейдина екнуло, но ответить было нечего. В конце концов, что бы ни ждало его на вершине башни, это лучше, чем та жизнь, которую он вел последние десять лет. То, что случилось между ним и Ивис – еще один повод уйти от этой жизни любой ценой.

Верхние помещения башни просто кишели нетопырями. Они метались в темноте, хлопали крыльями у самого лица Хейдина, и он слышал их противный писк. Пронизывающий ветер дул в щели кладки. Хейдин продолжал подниматься, удивляясь тому, что лестница, по которой они идут уже долгое время, никак не хочет заканчиваться. Опять магия? Хейдин давно смекнул, что Медж Маджари не простой рыцарь. С того самого момента, как они вчера встретились в замке Виан.

* * *

Двенадцать деревянных мечей были изготовлены мастерски. И даром, что оружейникам было от десяти до тринадцати лет. Некоторые даже умудрились придумать девизы, которые и вырезали на буковых и березовых клинках. Один из них особенно понравился Хейдину. «Кровь врагов я лью, как воду» – совсем недурственно и для всамделишного клинка. За такой девиз иной воин выложит поэту немалые деньги.

Автор девиза вместе с одиннадцатью другими мальчишками сидел на циновках, брошенных на пол превращенного в фехтовальный зал коровника, и ждал, что скажет учитель.

– Совсем недурно, мастер Эрни, – сказал Хейдин. – Однажды ты прославишь себя как славный витязь или отличный оружейник. Да и прочие мечи превосходны. Вы хорошо потрудились, мальчики.

Напряженные детские рожицы расплылись в довольных улыбках. Сейчас начнется самое интересное – бой на деревянных мечах. Ради этого мальчишки Виана были готовы не уходить из старого коровника сутками. Они уже предвкушали, как будут рубить своими мечами кожаное чучело в углу, самую настоящую и настрадавшуюся от них китану, или отрабатывать удары на мишенях из дерева, развешанных по стенам коровника. Но сегодня их ждал настоящий сюрприз.

– Вот уже неделю мы с вами, парни, колотим китану палками и учимся держать дыхание, – сказал Хейдин, начиная урок, – но уважать меч тоже нужно учиться. Хочешь научиться уважать оружие – подержи его в руках, ощути его тяжесть, его силу и надежность. Сегодня поучимся уважать боевую сталь!

Хейдин развернул длинный и тяжелый сверток, принесенный из замка, – и мальчишки ахнули, повскакивали на ноги, бросились к столу, чтобы увидеть эти чудесные клинки. Но Хейдин велел им сесть.

– Это хорошо, что вам интересно, – заметил он, – но учитесь дисциплине. Кто вам позволил вставать? Никто. Сначала порядок, потом все остальное. По-другому не бывает. Настоящий воин умеет многое, но главное, что он должен научиться делать – это подчиняться. Ясно?

– Да, мастер, – пронеслось по коровнику.

– Отлично. А теперь смотрите, – Хейдин взял первый меч, короткий и обоюдоострый, в простых ножнах из бычьей кожи. – Это вемлер. Кто знает, какой воин сражается вемлером?

– Пехотинец, – сказал рыжеволосый сын овчара Уго.

– Верно. Это оружие пехотинца, потому что им очень удобно драться в тесном пространстве или в сомкнутом строю. Он короткий, всего два фута, но удар такого меча легко пробивает кольчугу. Такому оружию я бы доверил свою жизнь. Это очень хороший меч.

– Мой папа, когда служил в войске императора, сражался таким вот мечом, – заявил курносый Альмер.

– Теперь взгляните на это оружие, – Хейдин положил вемлер на стол и взял другой клинок с широким и тяжелым лезвием и круглой гардой. – Кто же может сражаться таким вот оружием?

– Конник, – предположил Уго.

– Н-е-е-е! – замотал головой Рой, сын деревенского старосты. – Коннику нужен длинный меч. Таким он из седла никого не достанет.

– Верно, парень, это не кавалерийский меч. Это сквел, меч горцев Хэнша. В горах много вещей на себе не потащишь, и сквел заменяет мужчинам Хэнша и охотничий нож, и топор и ледоруб. Но в первую очередь это, конечно, меч. Каждый сквел имеет свое имя. Когда у волахов рождается мальчик, для него делают особый сквел. Волахи верят, что в сквеле живет душа воина.

– А как этот меч попал к вам, мастер Хейдин? – поинтересовался Йот, самый старший из учеников. Йоту уже тринадцать, и он работает подмастерьем у сапожника.

– Долгая история, я вам потом расскажу. А это моя гордость, мой собственный кристан! – Хейдин бережно взял в руки длинный прямой меч с крестообразным эфесом в сафьяновых ножнах. – Такими мечами дерется наша лаэданская конница и нет ей равных! У таорийцев на севере похожие клинки, да и наши соседи на Западе, гормианцы и роширцы предпочитают кристан любому другому мечу. Этот меч со мной уже двадцать лет, и я люблю его всей душой. Он не раз спасал мне жизнь.

– А какой из мечей самый лучший, мастер Хейдин? – спросил Йот.

– Каждый хорош по-своему, дружок. Для определенного боя.

– А есть ли меч, который самый лучший? – не удержался Альмер. – Тот, который лучше всех, самый-самый?

– Наш любопытный Альмер хочет услышать о Мече скроллингов, – усмехнулся Рой.

– Меч скроллингов? – Хейдин пожал плечами. – Мне приходилось о нем слышать. Очень давно, когда я был солдатом в Приграничье. Мне рассказывал о нем один старый кавалерист, который много повидал и побывал в разных местах. Он говорил, что видел Меч скроллингов, Воинов Свитка.

– Враки! – не выдержал Рой. На него зашикали, но Хейдин только улыбнулся.

– Может быть, – сказал он. – Но Йорман ди Торп, тот человек, о котором я говорю, описал мне этот меч, и я сравнил его описание с тем, что вычитал сам в старинных книгах. Меч скроллингов, или Меч Свитка отковали сиды еще во время Первой Северной войны, и он хранился в их столице Мейховоейне. На языке тэлосских сидов меч называли Ро-Руэда – Удар Грома. А вот потом король сидов Джарнах подарил меч Великому Видящему Воинов Свитка Риману ди Риварду.

– А правда, что меч у сидов называется хейхен? – спросил Дан, сын трактирщика.

– Правда. Сиды были во все времена хорошими оружейниками. Лишь они могли выплавлять особую черную сталь, которую называют виллехенской. Только таорийские и лаэданские клинки могут соперничать по качеству с оружием сидов.

– Потрясно! – вздохнул Альмер. – Вот бы мне такой меч! Я бы что хочешь за него отдал. Даже мой охотничий нож.

– Ха, сказал тоже – охотничий нож! – фыркнул Рай, закадычный друг подмастерья Йота, тощий мальчишка со злыми глазами. – Твой нож полное барахло. И не нож даже, а так себе, ножичек из дешевого железа. Верно, какой-то кузнечишка-бухарик ковал за кружку браги.

– Неправда! – возмутился Альмер. – На моем ноже есть клеймо мастера, а ножны у него из настоящей тисненой кожи. Да я этим ножом подковные гвозди рубил, как щепки!

– Тише, тише! – вмешался Хейдин, подняв руки и повышая голос. – У Альмера хороший нож, я это подтверждаю.

– Но он не стоит меча Ро-Руэда! – ввернул злой Рай.

– И это верно. Меч Ро-Руэда – волшебный талисман, и цена его неизмерима. Даже тому, кто его увидит, считай, повезло.

– И он дает непобедимость в бою, ведь так? – поинтересовался Уго.

– Может быть. Но я думаю, что непобедимость в бою дают отвага и умение владеть оружием. Хороший воин не должен полагаться на чудеса. Он должен упорно учиться владеть оружием, и тогда любой меч в его руке станет Мечом скролингов. Давайте лучше заниматься. Разбирайте ваши мечи!

– А вы, мастер Хейдин, так ли хорошо сами владеете мечом, чтобы учить других? – вдруг спросил Рой. – Вы ведь не рыцарь и даже не лаэданец. Вы рутан. Язычник.

В коровнике стало необычайно тихо. Хейдин и прежде знал, что староста ди Массар его недолюбливает. Но заразить своей неприязнью мальчишку!

– Верно, парень, я не рыцарь, – с улыбкой сказал он. – Я простой воин, служил в конной разведке много лет. И я ортландец, чем очень горжусь. Когда лаэданцы были дикарями, мои предки уже умели строить каменные крепости, ковать железо и лить бронзу, выдувать стекло и выращивать виноград, печь дрожжевой хлеб и прокладывать дороги. Блаженной памяти император Хейлер призывал своих соплеменников-лаэданцев учиться у нас, а другой великий император Дана Завоеватель мечтал заполучить в свою армию ортландскую пехоту. В те суровые времена ортландские копейщики и лучники покрыли себя не меньшей славой, чем лаэданские конные рыцари. А что до моего язычества, то еще пятьсот лет назад владыки Лаэды даровали моему народу право исповедовать веру предков. Когда-то мой пращур Хейдин Серый Лис принял веру в Единого и даже обратил в нее весь свой дом, но его внуки Гаммер и Видвин снова стали язычниками. До сих пор боги моего народа помогали мне. Что же до моего умения владеть мечом, сын старосты, то этому искусству я учился не на китане и не в коровнике, а на поле боя, и, видят боги, овладел им неплохо, поэтому жив до сих пор. Если же ты, Рой, сын ди Массара, считаешь, что я недостаточно хорош для тебя как учитель, можешь ступать на все четыре стороны. Думаю, твой отец, почтенный староста Виана, владеет оружием неплохо и сможет научить этой премудрости своего придирчивого сына.

Подростки засмеялись – староста ди Массар, известный в селе обжора и любитель поспать, сроду не держал в руках меча, да и другого оружия тоже. Красный от злости Рой не смог ответить учителю. Хейдин, вполне довольный эффектом от своей отповеди заносчивому и нахальному старостичу, начал урок. Йота и Уго он поставил на отработку ударов в паре, а остальных на мишени и китану. Скоро веселый стук палок наполнил коровник. Наблюдая за мальчишками, Хейдин не заметил, как в коровник вошел Феррин, конюший графа.

– Мастер Хейдин, – конюший не стал тратить времени на приветствия, – велено тебе немедленно явиться к графу.

– Юный граф вернулся? – Хейдин почему-то подумал о сыне графа, но Феррин покачал головой.

– Велено тебя найти, – сказал он. – Приехал какой-то знатный господин, хочет тебя видеть.

Хейдин распустил учеников, которые с устрашающим ревом рассыпались по улице, потрясая деревянными мечами, завернул оружие в рогожу, перевязал ремнями и, взвалив тяжелый сверток на плечо, пошел за Феррином. Пока они шли от коровника до замка, Хейдин пытался расспросить конюшего о загадочном госте, но Феррин сам ничего толком не знал.

– По виду южанин, – только и сказал он. – Смуглый такой, чернявый, а глаза синие. Конь у него на заглядение.

– Смуглый чернявый южанин? – Хейдин задумался, вспоминая, кто из его знакомых подходит под это описание. – И молодой? Вот притча какая, клянусь пряжей Атты!

– Может, у тебя, парень, была интрижка с какой-нибудь смуглянкой в Сабее или Азоре? – усмехнулся Феррин. – Парень-то этот по возрасту в сыновья тебе годится.

Они прошли под аркой ворот мимо крестьян, разложивших прямо на земле принесенные на продажу овощи, фрукты, мотки пряжи и прочий товар, миновали залитый солнцем двор замка и направились к жилой башне. Хейдин заметил привязанного к коновязи жеребца задолго до того, как Феррин обратил на него внимание ортландца. Конь и впрямь был чудесный; на диво сложенный, с тонкими, как камыш, ногами, ладоней пятнадцати в холке, с белой роскошной гривой, заплетенной в косички и огненными глазами. Да и седло со сбруей были достойны коня; Хейдин узнал великолепную работу азорийских шорников. Такой роскоши в Виане не видели давно, и Хейдин ощутил непонятное волнение. Кем бы ни был загадочный гость графа, видно было, что это непростой воин.

Граф и его гость были в трапезной. Слуга как раз наливал им вино, когда вошел Хейдин.

– Вот и наш ортландец! – сказал граф, милостиво кивнув в ответ на поклон Хейдина. – Опять учил мужицких детей мечевой премудрости? Пустое занятие, если не сказать больше.

– Отчего же, милорд, – сказал приезжий, устремив на Хейдина заинтересованный и, как показалось ортландцу, дружелюбный взгляд. – Этой стране нужны воины. Чем раньше юноша начнет учиться военному делу, тем меньше вероятность, что его убьют в первом же бою. Войны, к сожалению, стали привычным делом.

– Я лишь хочу, чтобы дети научились уважать оружие. Меч – спутник честных и благородных людей.

– Ты мастер оружия, верно?

– Всего лишь мой бывший солдат, – ответил за Хейдина граф, – мой мастер оружия скончался три года назад от горячки.

– Но ты, верно, хорошо фехтуешь? – спросил приезжий, не обращая внимания на замечание графа.

– В юности меня обучал таорийский рыцарь Йондур Брео из Лима, – сказал Хейдин. – Было это в Нидариене, где я служил в страже тамошнего князя. Потом… потом я служил уже в лаэданской армии.

– Хейдин давно мне служит, – заметил граф. – Мой сын в нем души не чает. А все потому, что Хейдин умеет найти с ним общий язык.

Ортландец тем временем успел хорошо рассмотреть приезжего. Очень молод, лет двадцати, смуглый и черноволосый, но с фиалковыми глазами. Лицом похож на азорийца, тем не менее на лаэданском языке говорит без малейшего акцента.

– Я всего лишь стараюсь хорошо делать свое дело, – сказал он, слегка поклонившись. – Граф очень преувеличивает мои заслуги.

– У тебя нет своего дома? – вдруг спросил азориец на безукоризненном ортландском языке.

Хейдин вздрогнул.

– У меня был дом, – ответил он тоже на родном языке. – Но это было давно.

– И что случилось потом?

– Война, – Хейдин посмотрел на азорийца. – С тех пор я скитаюсь по свету и не могу ответить на вопрос, зачем я живу.

– Милорд говорит на языке рутанов? – спросил граф.

– Немного, – ответил странный юноша. – В детстве я прожил несколько лет в Гилларене.

– Мой родной город, – вздохнул Хейдин.

– Вина, мой друг? – предложил граф.

– Нет, благодарю. Теперь я могу ответить на ваш вопрос, граф, в чем причина моего визита в ваш замок. Мое имя Медж Маджари, я азорийский рыцарь сейчас направляюсь в Гесперополис ко двору пресветлого императора Лаэды Шендрегона. Слышали ли вы последние новости? Император показал свою божественную силу. Говорят, он умеет воскрешать мертвых.

– Безумно интересно, – сказал граф.

– Миссия моя очень… ответственна, и я не могу рисковать, – продолжал азориец. – Я очень плохо знаю эти места. Простите мне мои слова, но в Лаэде сегодня очень много идет не так, как надо. Ваши дороги стали опасны. Конечно, ваша прекрасная страна спокойнее, чем варварские земли к югу и востоку от Лаэды, но подвергать себя ненужному риску я бы не хотел.

– Однако странно, что милорд путешествует один, без охраны, – заметил ди Виан.

– У меня была охрана. В Теитуме я нанял четырех парней, которым дал неплохой задаток. Однако едва мы пересекли границу, как эти молодцы, дождавшись ночи, забрали мою заводную лошадь, мой чемодан и сбежали. Хвала Единому, никому из них не пришло в голову зарезать меня во сне.

– И милорд хочет…

– Чтобы мастер Хейдин меня сопровождал.

– Я? – удивился Хейдин.

– Ты внушаешь мне доверие, – сказал азориец. – К тому же я слышал о тебе от очень уважаемых мною людей.

– И кто же они?

– Человек по имени Карвер ди Бэр.

Хейдин вздрогнул. Медж Маджари упомянул о воине, с которым Хейдин пережил одно очень неприятное приключение. Откуда, о Тарнан, этот чужеземец знает…

– Хейдин, кто такой этот Карвер ди Бэр? – спросил граф, явно заинтересованный развитием разговора. – Ди Бэры очень знатная семья, из старых дворян. Где и как ты мог с ним познакомиться?

– Это очень давняя история, милорд, – ответил, помолчав, Хейдин. – Я никогда о ней никому не рассказывал, потому что мне иногда кажется, что все это мне только приснилось…

Еще до наступления темноты пять человек взобрались на верхушку огромного заросшего сосновым лесом холма. Отсюда в просветы между деревьями было хорошо видно все село.

– Пока нам везет, ребята, – объявил им местьер Карвер ди Бэр, командир их маленького отряда. – Мы нашли их логово, мы выследили их и завтра на рассвете заглянем к ним с визитом. Ни один из вшивых ублюдков не уйдет от наших мечей.

Сказав это, Карвер ди Бэр покрутил пшеничный ус и окинул взглядом свой отряд. Всего четыре человека – следопыт Баш, два горца-волаха – Хапло Черноволк и Хоррит Мышезуб и Хейдин ди Варс-ле-Монкрайт, молодой ортландец, которого Карвер взял себе на службу только неделю назад. Все четверо валились с ног, как и сам Карвер. Шутка ли, чтобы успеть за противником они отмахали за четверо суток без отдыха и почти без сна шестьдесят лиг от перевала Гадир до Вар – Нахта, Черного озера. Четверо суток без огня, горячей пищи и крыши над головой.

Беда случилась неделю назад. Кто-то напал на усадьбу в миле от сторожевой крепости Фейнбар, убил пять мужчин и увел с собой девять женщин и пятнадцать детей – всех, кто был на усадьбе. Найденные трупы были буквально искромсаны на куски. Карвер ди Бэр, помощник коменданта Фейнбара, сам возглавил погоню, взяв десять человек. Следопыт Баш отыскал четкий след, но потом начались неприятности; две лошади утонули при переправе через Самодурку, еще одна сломала ногу. Пришлось спешиться и половину отряда отправить в крепость с лошадьми. Еще один человек пропал при переходе через лес. С Карвером остался Баш, два двужильных дикаря-волаха и тот, от кого местьер Карвер никак не ожидал такой прыти и выносливости – двадцатилетний юноша-ортландец, оруженосец таорийского наемника Йондура Брео. Карвер даже выругался втихомолку; дело-то странное, рискованное, неизвестно еще с кем придется сразиться, а у него под началом одни варвары – бренноны!¹ Тревога Карвера возросла после тех находок, которые по ходу дела были найдены следопытом.

– Похитителей пятеро, – сказал следопыт, – но они, кажется, совершенно не опасаются погони. Взгляните, местьер; они прошли по мокрой земле, хотя могли бы подняться чуть выше и пройти по отрогу хребта у нас над головой, где их следы на щебне нипочем не разглядеть. Это или глупость, или наглость. И еще странно – все это время они ни разу не развели костра. Никаких следов лагеря или бивака. На работорговцев не похоже, на грабителей кочевников – тоже. И те, и другие давно бы уже пересели на лошадей и убрались бы с пленниками на юг, в сторону степи, а не лезли бы так упорно в горы. Я теряюсь в догадках, местьер.

Рыцарь мрачнел, сыпал проклятиями. На третий день погони Баш обнаружил кровавые следы на глине у ручья и там же разглядел на ветвях тамариска лоскутья одежды и вырванные женские волосы.

– Одна из женщин пыталась бежать, они догнали ее и убили, – заключил он.

– Ничего, скоро мы до них доберемся, – Карвер заскрипел зубами. – Я на веревке притащу этих ублюдков в Фейнхар.