Kitabı oku: «Живописатель натуры», sayfa 3

5. К бархатцам
(сочинено августа 17 дня 1795)

О бархатцы! о милые и любезные цветки! Как вы хороши и прелестны собою! И как много любуюсь я завсегда вами. Вы были мне всегда любезными. Любил я вас в самое утро дней моих, любил в наилучшие годы жизни моей и люблю и ныне, когда главу мою уже седина покрывает. И вы кажетесь мне достойными любви таковой. Вы имеете в себе нечто нежное и нечто в особливости приятное и такое, что прилепляет к вам душу мою. Нежные ваши мягкие листочки, густо-желтый и живейший колер ваш, а паче всего тот наинежнейший и несравненный ни с чем малиновый или густо-красный бархат, которым покрыты бывают большие и испещряются прочие мелкие листки небольших цветков ваших, придают вам отменную красу и преимущество пред другими весьма многими цветами, сотоварищами и современниками вашими. В каких иных можем мы найтить такого прелестного и прекрасного колера бархат? Одни только лихнисы равняются в том с вами, но далеко отстают от вас прочими совершенствами своими.

Не принадлежите вы хотя к цветам пышным, гордящимся величественным ростом своим или взрачностию больших и красивых цветов своих, привлекающих уже издалека к себе зрение каждого, не можете хотя украшать сады наши со излишком и придавать им великолепие самое. Не услаждаете хотя обоняния нашего ароматическим и приятным запахом своим, но принадлежите к породам цветов мелких, низких, собою невзрачных и не могущих кичиться долговременного жизнию своею, а одарены от натуры длением, продолжающимся единое только лето, но зато не угнетаете вы никого из сотоварищей своих, не безображаете цветников наших дурным и беспорядочным видом травы и листьев своих как во дни молодости, так и старости своей. Не являетесь нам по примеру других только на немногие дни и на самое короткое время, не возрастаете и живете на определенных местах себе тихо, скромно, беспорочно, не обижая никого и не делая никакого зла и вреда никому, так, как живут и между нами тихие, скромные и незлые люди, и делаете спокойно то, к чему назначила вас натура, и по мере сил и способностей своих стараетесь производить возможные пользы.

Со всем тем не позабыты и вы совсем от щедрой натуры. Не лишены и вы всех преимуществ, какими величаются многие из собратий ваших, но она уделила их и на вашу часть несколько и одарила многими такими, каких не имеют целые сотни и тысячи родов из собратий ваших.

Кроме прекрасного и бесподобного бархата вашего, которым вы толико превосходите всех прочих, весьма немногие из них сравняться могут и с махровостию цветков, и с пестротою, и с расположением листков ваших, а особливо в полных и махровейших цветках пред другими. Хотя претекли с того времени многие годы, как я в первый раз увидел таковые в цветниках у себя, самим мною посеянные и возращенные, но и поныне не могу еще забыть, как много я тогда любовался и веселился вами, цветки милые и дорогие, и как доволен был приобретением сим. Оно веселило меня тогда, почти более, нежели веселят иных из сочеловеков моих и важнейшие приобретения, получаемые ими в жизни. Приобретения, доставаемые ими с трудами и заботами бесконечными, а того еще хуже сколько правдою, а более еще неправдами всякими. Я не отходил почти тогда от вас, посещая вас ежедневно, и любовался красотою вашею по нескольку минут сряду. Да и теперь, хотя уже более тридцати крат возобновлялась натура после того времени, и я, видая вас ежегодно у себя, имел довольное время присмотреться к красотам вашим, но вы все еще не прискучили и все еще милы и приятны мне. Я и поныне в каждую весну с удовольствием рассеиваю семена ваши, дожидаюсь с вожделением расцветания вашего и, когда красуетесь вы в полном цвете своем, то не одну минуту провожу в отменном удовольствии, стоя подле вас и любуясь всеми красотами вашими, цветы милые мои.

Кроме сего не с меньшим преимуществом отличаетесь вы и тем от множества других цветков из собратий вашей, что вырастаете в великом множестве на кустах ваших и украшаете их многочисленностию своею. Какого прекрасного зрелища не представляете вы, когда растете не в розницу и не поодиночке между другими и теснящими вас со всех сторон произрастениями грубыми и большими, а на просторе и в содружестве только своих собратий и в обществе своем многочисленном. Будучи все одинакового почти роста, все унизаны великим множеством цветов прекрасных и при утреннем солнце, как самый жар горящих цветов таким множеством, что за ними не видно почти и самого темно-зеленого и цветкам вашим толико соответствующей травы вашей, стоите, растете и ликуете вы тут, как некакое мирное, кроткое и счастливое семейство, и, пленяя взор красотами своими, утешаете вкупе и дух, способный к ощущениям мягким и не бурливым.

К дальнейшим преимуществам вашим принадлежит и то, что цветете вы не самое короткое время: не два, не три или четыре дня, как цветут некоторые из товарищей ваших, но долго-долго, многие дни и несколько недель сряду, а притом еще в нужнейшее время. Вы цветете тогда, как сады наши уже пустеют, когда красота их начинает уже увядать и когда им всего нужнее цвет для поддержания оной.

Самую сию услугу и могли б вы производить им собою: если б только рука вертоградаря похотела употребить вас к тому и располагала вас со вкусом и догадкою. Какую б красу могли б вы придать полянке иной, сидючи на бугорке низеньком или холмике отлогом, подле густой опушки лесочка ветвистого, на брегу лужочка гладкого и увенчива[я] чело бугорка сего целым лесочком, составленным из одних вас, цветы милые мои! Како блистали б тут злато-желтые махры ваши против утреннего солнца, и какое пригожество придали б вы всей лужайке тем! Или как много могли б вы украшать цветники и другие места в садах наших, если б посажены были иногда беспрерывными длинными и густыми рядами прямыми или согбенными и обгибали б собою или фигуру какую или край площадки или дорожки какой. В сих и других случаях, сему подобных, можно б и вас сделать видными и наградить тем то, что не одарены вы от натуры.

А что сказать о том качестве и совершенстве вашем, что вы и по сорвании вас не так скоро вянете, как многие другие из собратий ваших, но длитесь иногда довольно долго и делаетесь способными чрез то к соплетанию из вас гирляндов и венков и украшению ими при торжествах разных вещей в садах и домах наших. Какую красу можете вы придавать в таких случаях и одни, и в смешении с другими. Наконец, не составляет ли и то уже преимущества важного, что вы, милые и любезные цветы, не таковы нежны и причудливы, как многие другие из сотоварищей ваших, таких же переселенцев к нам из стран дальних, как вы! Имя, придаваемое вам народами чуждыми, ¹ извещает нам, что вы пришлецы в пределы европейские и преселены в них из горячих стран Африки. Может быть, предки ваши украшали серальские сады какого-нибудь владетеля стран южных и, прельстив собою зрение бывшего европейского странника там, побудили его вывезть оттуда первые семена ваши. Самое то, что не вытерпливаете вы наших морозов вешних, подтверждает нам догадку нашу и доказывает вкупе, что вы не наши земляки, а уроженцы стран южных и теплых. Со всем тем и несмотря на то, вы не только растете и у нас на севере с успехом наилучшим, но заводить и размножать вас еще скорей и легче можно, нежели иные какие. Где и где и у кого вас нет? Из всех пренесенных к нам произрастений чуждых едва ли не к числу первейших и древнейших принадлежите вы, цветы милые! Вы не только нам, но и прадедам нашим были известны и венками из вас украшали уже бабки наши лики святых, наиболее почитаемых ими.

По всем сим многим премуществам и способностям вашим как жаль, что не удостоиваетесь вы такого уважения и такого почтения от всех, какого вы поистине достойны и заслуживаете. Как жаль, что есть люди и люди очень многие, не воздающие вам должного, но такие, которые не только не уважают, но даже и презирают вас, цветы милые и дорогие.

Тем ли вы заслужили сие, что вы так услужливы, кротки и добронравны, что вас всякому иметь у себя можно и что украшаете собою не одни только сады бояр знатных и богатых, но и простейшие цветники и огородцы обитателей сельских и городских, и что несметному множеству людей услуги и собою удовольствие производите.

Ах! любезные цветки! не огорчайтесь тем. Не с одними вами бывает то на свете. Есть и между нами люди, также кроткие, добрые, услужливые и одаренные также многими хорошими свойствами, качествами и преимуществами пред многими другими собратиями своими. Есть также провождающие всю жизнь свою смирно, миролюбиво и в одних только трудах полезных собратиям своим и достойные уважения и почтения, но также, как и вы, не уважаемые по достоинству и забываемые. Есть также и презираемые за то, что они так хороши, добродушны и услужливы и живут смирно, никого не обижая и не делая зла никому.

Что касается до меня, то вы мне кажетесь столько почтения и любви моей достойными, что я никогда не престану вас у себя иметь и вами веселиться. Пускай кто хочет презирает, не уважает и не любит вас, а мне вы всегда таковы ж будете милы, как и теперь.

Итак, растите и ликуйте себе, цветы милые мои, и продолжайте украшать собою сад мой и веселить всякой день меня, доколе враг ваш и губитель многих собратий ваших не прилетит на крыльях Аквилона хладного и вместе с ними не поразит и вас жестокостию своею. Тогда в благодарность за все приятные минуты, доставленные мне в нынешнее лето вами, приберу жалкие остатки ваши к месту и, выбрав из них семена, долженствующие продолжать племя ваше, сохраню их до весны грядущей в сосуде крепком и помогу им потом возобновить род ваш и утешать опять смертных своими прелестьми и красотами.

6. Прогулка осенняя в августе
(сочинено в августе 1795)

О буди благословенна мне и ты, о осень золотая! Сколь ты для многих ни скучна и сколь ни разорительна для всей видимой природы, сколь сильно ни опустошаешь все места, до сего увеселяющие нас прелестьми своими, но я не скучаю и твоим приближением, но благословляю и твое появление, о осень дорогая. Смотрю с удовольствием на первые следы твои, отыскиваю и в тебе все, что только может утешать наши взоры и занимать дух помышлениями приятными, и, находя множество вещей и в течение твое к тому способных, встречаю и тебя с удовольствием душевным.

Правда, хотя первое появление твое и поразительно для очей, приобыкших тако давно уже утешаться едиными прелестьми весны красной и теплого лета. До сега видели они всякий день прекрасные зелени древес ветвистых, утешались приятными тенями, производимыми ими, пленялись красотою и великолепием цветов разных и находили себе везде пищу сладкую и приятную, а теперь везде и во всем том видят великую и жалкую перемену. Зелень листьев на древесах лишилась уже всей прежней живности своей и на многих из них сделалась безобразною совсем, приятная густота оных, производившая те тени прохладные, коих толико вожделели до того наши члены, утомленные зноем палящего солнца и коим с толикою приятностию они наслаждались, уже исчезли. Теми сии хотя еще и есть, но что они в сравнении с прежними?! Совсем истончавшие, проредевшие и далеко такого действия не производящие, какие производили они до сего времени. В цветах, сих любимицах природы, хотя и нет еще теперь недостатка, но что составляют и все они против того несметного множества, каким натура в летнее время украшала землю и которых теперь видны одни только мертвые остатки, одни иссохшие и помертвелые стебли, лишенные всей прежней пышности и великолепия своего и не только производящие сами собою отвратительные виды, но безобразием своим отнимающие и у прочих красоту и пригожество. А таковые ж невыгодные перемены видимы теперь и во всех других почти предметах. Все одеяние натуры начинает стареться и ветшать и со всяким днем теряет от часу больше прежней своей нежности, красоты и великолепия своего.

Со всем тем и как перемена таковая ни поразительна для глаз, но нельзя сказать, чтоб и теперь натура не имела еще многих прелестей и таких предметов в себе, кои в состоянии увеселять зрение наше и производить в чувствительной душе удовольствие приятное. Умеющий примечать и усматривать оные и привыкший к блаженному упражнению сему может и теперь находить их великое множество ежедневно. Великолепие свода небесного и ныне еще таково ж, каково было до сего времени, а багряницы, в которые облекается оный при всходе и закате светила дневного, бывает в сие время еще величественнее, разнообразнее и великолепнее, нежели в иное какое. Пракрасные утры чистых и ясных дней с голубыми и неоцененными брюмами своими все еще таковы ж приятны. Сады наши хотя и лишились уже вешних красот своих, хотя не гремят уже в них приятные голоса разных пташечек пернатых и они не перепархивают с ветви на ветвь и с сучка на сучок и не производят собою удовольствия приятного, но древеса в насаждениях сих не обнажены еще всей зелени своей, а лужочки и полянки в них и поныне еще при утреннем солнце очаровывают зрение наше своими огнями разноцветными, и бриллианты на травках от росы и ныне столь же прелестны, как весною. А вечера в ясные и тихие осенние дни какими еще прелестьми преисполнены ни бывают? Каких прекрасных зеркалов не представляют нам воды поверхностьми своими и какими зрелищами ни утешается зрение наше при захождении солнца и в местоположениях красивых? Самые леса наши лишились хотя многого из красот своих, но потеря сия чувствительна только при обозревании их вблизи самой, а вдали, а особливо в брюмах дорогих, все они еще таковы ж прекрасны и хороши, как были до сего времени, а скоро, скоро, когда натура древеса в них оденет в свои ризы позлащенные, сделаются они еще великолепнейшими, нежели каковы когда-либо были. В самых цветах наиболее только там оскудение и безобразие приметно, где рука вертоградаря мало об них пеклась и заботилась, а где лучшее об них попечение было, там и ныне они делают садам нашим великое еще украшение и зрение наше увеселять собою могут. Одни величественные мальвы большими своими и разновидными цветами в состоянии уже придавать им великолепие самое.

Но хотя б и подлинно чувствительна была во многом из прежнего потеря, но не может ли недостаток сей с лихвою заменять то важное действие благодетельной натуры, которое происходит ныне при глазах наших во всей природе, и то особливое явление, которое она представляет в сие время очам нашим. Мы видим ее окончивающую и довершающую все многочисленные труды свои. Видим до той великой цели достигающею, для которой все до сего виденное нами она производила. Видим приводящею в созрение и совершенство все плоды на произрастениях бесчисленных, назначенных ею для тысячи разных и великих намерений. Видим полагающую в них основание всем будущим красотам и великолепиям в грядущее лето. Видим вкупе пекущуюся и обо всех нуждах и пропитании нашем и осыпающею нас бесчисленными дарами своими и спешащею наконец к отдохновению своему.

На все сие смотря и все сие обозревая в подробность не одними телесными, а вкупе и душевными взорами нашими, не можно ль найтить и находить ежедневно множество поводов к увеселениям душевным и телесным? Нам нужно только направить стопы свои и простерть помышления свои в поля, луга, леса, сады и другие места, внутри и вне обиталищ наших находящиеся, как повсюду повстречаются они сами с очами и помышлениями нашими и в состоянии преподавать нам способ и в самое осеннее время делать прогулки наши столь же приятными для нас, как и в другое время года, и ими столько же или еще более утешать дух и сердце наше.

Ибо выеду ли на поля, окружающие селение мое, как не один, а многие предметы вдруг поражают очи мои и производят в душе наиприятнейшие впечатления. Тамо представляются мне обширные нивы с класистыми и разновидными плодами своими. Плоды сии уже созрели совершенно. Я вижу миллионы стеблей, преклоненные тягостию класов своих почти до земли самой. Все класы сии преисполнены зернами, долженствующими служить как наиглавнейшею пищею и десницею натуры, к тому приготовленными. Целые семействы прилежных поселян поспешают сожинать оные блестящими серпами своими и не чувствуют усталости, хотя текущий пот орошает чело и ланиты их. Из-под рук их при очах моих вырастают кустья, отягощенные колосьями ржаными и пшеничными, и, испещряя нивы, придают им собою зрелище новое и приятное. Далее вижу я сограждения из снопов сих, воздвигнутые рядами многими, а под тению одного из них колыбель с птенцом семейства сего и нежную мать, воздающую его млеком своим. Престарелый земледелец, отец многочисленного семейства и дед нежного птенца сего, с посошком в руках расхаживает между оными и все их с удовольствием пересчитывает и обозревает. Радость написана на очах его, ибо все они произошли от зерен, которые рассевала дрожащая рука его. Инде усматриваю я целый ряд колесниц с громадами, воздвигнутыми на них из снопов класистых. Стенание колес от тягости, бремя везомого ими достигает издалека уже до ушей моих и привлекает туда все внимание мое. Другое семейство, составленное из старых и молодых, представляется тут очам моим в трудах иного труда, но не менее приятных им. Все они ведут за бразды лошадей, сих сотоварищей и помощников их, везущих в домы к ним сии громады с миллионами зерен на пищу, дарованных им. Никакие труды им толико ни приятны, как сии. Самые юнейшие из них и сущие птенцы небольшого семейства сего с охотою воспринимают участие в трудах старейших и будучи не в силах поспевать за ними в шествии, сидят либо наверху движущихся громад сих, либо на; спинах лошадей самых и, держась слабыми ручонками своими за дуги, по мере сил своих стараются управлять оными. Утешительное зрелище для отцов, идущих впереди! В некотором отдалении оттуда усматриваю я мирные хижины поселян и подле их высокие пирамиды, воздвигаемые из снопов класистых и желтеющиеся вдали. Дружная кучка обитателей сельских ревностно трудится над окончанием крутых верхов их и спешит обезопасить сии сокровищи свои от дождей и согниения. Тонкие и белые дымы воздымаются на воздух неподалеку от них, а в другой стороне звучит земля от цепов, выбивающих зерны из колосьев, и возлетают на воздух целые кучи их, приуготовляемые для посева нового. Небольшое дыхание ветра помогает трудящимся над тем перечищать зерны сии и, отделяя от них бурую плеву, относит ее в страну иную. Приятное зрелище для очей любопытных, а того приятнейшее для поселян самых, любующихся тут новыми плодами нив своих и радующихся изобилию оных. Инде вижу я других сотоварищей их, разбрасывающих уже зерны сии паки по земле серой и обнаженной. Рука их успела уже умягчить ее и вверяет их теперь снова на целый год благодетельной натуре, нимало не сумлеваясь, что она не только сбережет им сокровищи сии, но возвратит их еще с лихвою в грядущее лето.

Далее наежжаю я целые поля в виде ином и приятнейшем еще. Как драгоценные ткани и ковры, испещрены они разноцветными пятнами и полосами. Каких прекрасных колеров и разных смешений и оттенок ни вижу я тут! Инде прекрасные зелени увеселяют зрение мое, в других местах бурые и серые колера встречаются с ним. Здесь палевый и живейший колер покрывает плоскости целые, инде как злато блистает он от лучей солнца. Здесь белеются они, а там алеются, а инде краснеются полосы сии.) Зрелище толико приятное для глаз, что не можно им налюбоваться довольно. Картину сию составляют иные произведения натуры, назначенные также для пропитания нас и скотов наших. Тут вижу я золотистые овсы, усатые ячмени, кудрявые гречи, стручистые горохи и другие порождения самого лета сего. Все они спешат также приходить в созрение свое и готовятся наполнять житницы поселян собою, награждая их за труд, употребленный при посеве их. Скоро-скоро будут и они все посекаться острием кос и серпов, и рука земледельца трудится над собиранием оных. Некоторые из них уже и теперь достигли до совершенства своего. Уже местами встречаются с зрением моим желтые овсы и алые гречихи, поверженные долу острием кос блестящих, и лежат стройными рядами, отдыхая на земле. Око мое с удовольствием смотрит на ряды сии вблизи и отдаленности, любуется ими и не может налюбоваться довольно.

Но скоро другое и еще приятнейшее зрелище отвлекает его в страну иную. Око мое усматривает зеленые луга неподалеку от себя и находит новые предметы к насыщению и удовольствию своему. С того времени не видало еще их оно, как великолепствовали они в виде ковров драгоценных, и когда; не могло оно никак насытиться зрением на миллионы цветов, украшавших оные и красотою своею пленявших все чувства и воображение мое. Теперь видит их оно, хотя лишенных красот тех, хотя обнаженными уже от них, но иные предметы поражают зрение и не менее пленяют все чувства мои. Я вижу тут целые сотни разновидных животных, тех больших и малых тварей самых, кои назначены от натуры к общежитию с нами, которые по велению ее состоят в отменном повиновении у нас и всем нам толико нужны и полезны. Я вижу тут смирных и простодушных тельцов и матерей их, питающих нас сладким млеком своим, вижу непорочных агнцов, облеченных в волну мягкую и кудрявую, резвящихся окрест матерей своих, толико же добродушных, как и они сами. Вижу животных, хотя неопрятных собою, но отличающихся великим плодородием: своим и снабжающих трапезы наши нужным и вкусным мясом своим, окруженных многочисленными детьми своими. Все сии и протчия сотоварищи их представляются очам моим в разном положении тут. Иных вижу я расхаживающих по гладкому лугу и щиплющих младую траву, вновь выросшую на них. Других лежащих в спокойствии и переработывающих во ртах пищу свою, некоторых распростертых по земле и отдыхающих, иных в глубокой сон погруженных, а некоторых бегающих, веселящихся и играющих с другими, всех же совокупно умащенных туком, в наилучшем состоянии и готовящихся снабжать трапезы наши жирными и вкусным» яствами. Я смотрю, любуюсь и утешаюсь деяниями и упражнениями их, помышляю о великом благодеянии, оказанном чрез них натурою нам, и как мысли, так и зрелище сие занимает меня несколько минут сряду и наполняет всю душу мою удовольствием сладким.

Но вскоре иной предмет привлекает меня к себе и побуждает продолжать далее путь и обозрение мое. В некоторой отдаленности усматриваю я лес, зеленеющий предо мною, и в душе моей: возрождается желание ехать к нему утешаться вновь красотами древес его и прохлаждать члены свои приятными тенями его. Я приближаюсь к нему и не успеваю углубиться в прохладные недры его, как множество новых предметов встречаются с зрением моим и подает новые поводы к невинным увеселениям мне. Я смотрю на все деревья и не узнаю их почти по величине, которая прибавилась в них в течение одного лета сего. На концах всех ветвей и сучьев их и от пней всех, посеченных в последнюю осень, усматриваю я новые побеги и не налюбуюсь длиною и величиною их. Большие широкие и свежие листья их пленяют взор мой видом своим и, побудив к новым помышлениям о благодеяниях натуры, оказанных нам и с сей стороны, во внутренности души восклицать меня побуждают: «О, как благодетельна была она и тем самым к нам, что всем деревьям нашим повелела всякой год увеличиваться и толстеть, а по срублении возрастать вновь от кореньев своих. Что б было с нами, если б сего не было? Где б взяли мы лес на построение жилищ и оград наших и для согревания их в хладное зимнее время?»

Я углубляюсь в размышления сии и подобные им, как вдруг усматриваю поселянок, идущих из леса и возвращающихся в домы свои. Целое сонмище их было, составленное из старых и молодых и обремененное ношами разными и приятными для них. Иные несли целые корзины, согнутые из кор древесных, накладенные до самого верха грибами пород различных, и спешили доставить ими семействам своим ужин изобильный. Иные обременены были целыми ношами орехов сладких, нащипанных ими в лесу с кустарников ветвистых, и радость о добыче сей изображена была на очах их. Некоторые обвешаны были кругом пуками калины красной и прозрачной, а другие украшалися рябиною, цветом своим алым кораллам неуступающею. Юнейшие же из них, прыгаючи от радости, несли целые сосуды, наполненные ягодами костяничными, превосходящими вкусом своим самые гранаты стран южных и восточных, и готовились потчевать ими отцов и матерей своих по возвращении в домы. Все это плоды и произведения лесов наших в сие время, и леса сии никогда не посещаются так много обитателями деревень, как во дни сии, в которые натура рассыпает везде изобилие плодов своих. Я смотрю на сонмище сие, подходящее ко мне при громких и веселых разговорах между собою. Смехи, шутки и невинные издевки одни оживляли беседу их, и беспритворное удовольствие изображалось на лицах у всех. Я останавливаю их вопросами своими, пересматриваю ноши и добычи, несомые ими, любуюсь произведениями сими, хвалю трудолюбие их и беру соучастие в радости и удовольствии их. Они предлагают мне лучшие из плодов, набранных ими, отбирают зрелейшие грани орехов своих и упрашивают о принятии оных. Но я охотнее оставляя их самих пользоваться оными и возблагодарив за малейшую часть, принятую от них, с удовольствием оставляю их и продолжаю путь свой.

Тут вскоре и новый предмет привлекает все мое внимание к себе. Слух мой поражается нежным звучанием крыл насекомых, пролетающих мимо ушей моих и возвращающихся с полей в обиталищи свои. Вблизи от места того, куда простирал я путь свой, находилось селение их, содержащее в ограждении своем несколько десятков дуплистых домов их. Какой сладкий и бальзамический запах обнимает все обоняние мое, когда приближаюся я к сему обиталищу мух премудрых и прилежных, и какое зрелище представляется очам моим! Несметные тысячи насекомых сих слетаются со всех сторон к сему селению своему, и каждая из них, обремененная сладким медом, поспешает в обитальще свое, дабы скорее сложить бремя свое в соты, которые приготовлены для него другими товарищами их. Несмотря на множество домов, стоящих рядами и в смешении тут, каждая узнает жилище свое и встречается целыми сотнями подруг своих, сидящих при входе в храмины свои и стерегущих оный от врагов своих. Многие из храмин сих трудолюбием и ревностию обитателей своих толико уже преисполнены сокровищами их, что для самых оных не оставалось уже довольно простора к пребыванию в них, и они, целыми тысячами выходя из них, покоятся на поверхности оных. Какое зрелище для любопытного ока, а того паче для обладателя полезных тварей сих, прилепленного особою и нежною любовию к ним! С каким удовольствием взирает! он на все деяния и труды сих любимцев своих! С каким усердием печется о благосостоянии жилищ их и озабочивается о воздвигнутых вновь и отселившихся за немногие дни до того. Он считает и пересматривает их ежедневно, и мысль, что и они некогда столь же богато одарять его станут избытками своими, как недавно одарили его старые, наполняет сердце его удовольствием сладчайшим.

Насытив око мое зрелищем сим и ум увеселительными помышлениями и о сем важном и таком предмете, который не менее, как и прочие, доказывает нам благодетельное попечение о пользах наших премудрой натуры, и возвращаясь обратно в жилище свое. Простру ли я любопытный взор свой на воды, окружающие оное, отчасти естественные и текущие, отчасти искусством в обширных водоемах накопленные и стоящие. Тут воображение мое напоминает мне виденное недавно несметное множество других тварей, которым натура сию жидкую стихию обиталищем назначила, и мысль, что и сим многочисленным из разных родов животным благодетельная сия попечительница об нас повелела для нас же и пропитания нашего всякий год самим собою в великом множестве размножаться и в короткое время вырастать и увеличиваться, и не только в водах, ею самою произведенных, но и в хранилищах нами приготовляемых для того, и что ею же научены мы и разным средствам к изловлению их всякий раз, когда понадобятся нам. Сия мысль и замеченное при недавнем ловлении их обстоятельство, что и из сих животных все младые к сему времени вырастают уже великими и становятся способными к употреблению нами в пищу, побуждает меня к новым благодарственным чувствиям к подателю всех благ и устроителю натуры, и всю душу мою такими утешительными помышлениями наполняет, что я забываюсь почти от удовольствия, сладкого и приятного мне.

Тако углубившегося в размышления приятные разбуждают меня, как из сна, новые явления, поражающие вкупе и зрение, и слух мой. Издалека вижу я целые ватаги других животных, облеченных в перья разноцветные, идущие с холма рядами длинными и скорыми шагами к водам сим приближающиеся. Были то многочисленные семейства птиц пород различных и предводимые старейшими и матерыми своими, поспешающие друг за другом забавлять себя плаванием по воде гладкой и христаловидной. Тихий и приятный шепот их между собою и разные восклицания их достигали до ушей моих и производили в них приятное ощущание. Я внимал с удовольствием гласам их и любовался, видя и младших из них, достигших в сие время уже до такого совершенства, что их от старых отличить было неможно. Мысль о том, что и сии животные предназначены от благодетельной натуры для общежития с нами, для питания нас собою и для грения нас мягкими перьями и пухом, также что повелено им от ней, имея крылья и все способности к летанию, не отлетать от нас по примеру прочих, а состоять в повиновении нашем и давать себя беспрекословно лишать жизни для доставления телами своим» нам сладкой и питательной пищи, и напоминание, сколь вкусны и приятны нам младые тела животных сих, приводит душу мою в новый лабиринт приятных чувствований и размышлений.

Простру ли отсюда взоры свои вокруг себя на ближние окрестности селения и жилища моего, как всюду встречаются с ними другие предметы, подающие также новые поводы к приятным чувствиям и помышлениям утешительным. Здесь вижу я обжирные ограждения, вмещающие в себя миллионы былиев зеленых, вышиною деревцам подобных. В кудрявых глазах их созревали уже гладкие зерны, долженствующие снабдить меня нужного елея изобилием многим, а на тонких и гладких стволах их вызревала уже та тонкая кожа, которая толико нужна нам и другим собратиям нашим, что многие отдаленные народы переплывают моря обширные и подвергают свою жизнь опасности для приежжания к нам за нею и для привоза взамен оной в страны наши тех избытков и плодов своих, какие у нас народятся и которые нам тысячи выгод и приятностей доставляют. Все ограждения вокруг произрастениев сих вижу я, унизанное желто-зелеными снопами, связанными из других подобных им, но меньший и нежнейший рост имеющих произрастений. Сии готовили также на тонких стволах своих нежную кожицу на пряди, долженствующие получить некогда белизну, подобную снегу, и служить для сотыкания из них одежд мягких и первейших нам.